Долгожители древности до потопа

В книге Бытия Адаму и его потомкам, жившим до Потопа, вплоть до Ламеха, отца Ноя, приписано сверхчеловеческое долголетие [108]. Дольше всех жил, конечно, Мафусаил:

 

Адам: 930 лет

Сиф: 912 лет

Енос: 905 лет

Каинан: 910 лет

Малелиил: 895 лет

Иаред: 962 года

Енох: 365 лет

Мафусаил: 969 лет

Ламех: 777 лет[145]

 

Более древняя вавилонская клинописная традиция выражает ту же идею. Древнейшие царствования в Шумерском царском списке отличаются необыкновенной длительностью, выраженной в числе ŠÁR (один шар равен 3600, см. выше в главе 8):

 

Когда царственность была спущена с Неба —

Царственность была в Эреду.

В Эреду Алулим стал царем,

Правил 28 800 лет,

Алалгар правил 36 000 лет,

2 царя правили 64 800 лет.

Эреду пал,

Царственность в Бад-Тибиру Пришла.

В Бад-Тибире Энменлуанна Правил 43 200 лет,

Энменгаланна Правил 28 800 лет,

Думузи, пастух, правил 36 000 лет,

3 царя

Правили 108 000 лет.

Шумерский Царский список: 1-17

 

Занимаясь выстраиванием своей генеалогии, составители еврейской Библии, несомненно, позаимствовали у вавилонян идею древнего долголетия, но при этом они решили, что эти древние правители-долгожители, наверное, были великанами, хотя в клинописной традиции этот аспект отсутствует. Старания некоторых исследователей рассматривать идею долгожителей древности в книге Бытия как не имеющую ни малейшей связи с клинописной традицией кажутся мне полным абсурдом [109].

 

Почему произошел потоп?

В Эпосе обАтрахасисе человечество подвергается полному уничтожению в водах Потопа просто потому, что люди были слишком шумные, и нам ничего не говорится о том, почему именно этот вавилонский герой был выбран в качестве всеобщего спасителя. В Библии, а позднее в Коране, Потоп – это наказание людям за их дурное поведение, и Ной был избран именно по причине его праведности.

 

Легенда о Саргоне

Согласно «Легенде о Саргоне», мать Саргона являлась жрицей, рожать детей не было ее основным занятием, и никто толком не знал, кто его отец. Его происхождение считалось поэтому не просто темным, но даже несколько постыдным, и он рос, поливая огород в деревне. В книге Бытия Моисей был спасен не кем иным, как дочерью фараона, и она выбрала ему кормилицей, сама о том не подозревая, его собственную мать, с которой вместе он рос в спокойствии и довольстве прямо во дворце. Такому каноническому персонажу, как Моисей, важно было иметь романтическое или таинственное происхождение [110]; но, когда вавилонская история приобретает в еврейской Библии новые очертания, она вместе с этим наполняется новым содержанием. Я думаю, эпизод с выкармливанием младенца за деньги должен был вызывать взрывы смеха над этими глупыми египтянами.

Каким же образом именно эти клинописные рассказы нашли свой путь в еврейскую Библию, где они были переработаны и получили новое моральное содержание?

 

Евреи изучают клинопись

Еврейская Библия столь подробно рассказывает нам о том, как в Вавилоне специально отобранная группа еврейских интеллигентов была посвящена в тайны клинописи, что я не вижу никаких оснований отказываться от буквального прочтения этого свидетельства:

 

3И сказал царь Асфеназу, начальнику евнухов своих, чтобы он из сынов Израилевых, из рода царского и княжеского, привел 4отроков, у которых нет никакого телесного недостатка, красивых видом, и понятливых для всякой науки, и разумеющих науки, и смышленых и годных служить в чертогах царских, и чтобы научил их книгам и языку Халдейскому. 5И назначил им царь ежедневную пищу с царского стола и вино, которое сам пил, и велел воспитывать их три года, по истечении которых они должны были предстать пред царя.

Даниил 1:3–5 [146]

 

Книга пророка Даниила состоит из рассказов о вавилонском царском дворе, перемежающихся величественными видениями, и относится к эпохе Вавилонского плена, т. е. к правлению нововавилонских царей и сменивших их персов. Ранее считалось, что книга написана в VI веке до Р. Х., но по принятой сегодня точке зрения окончательная редакция книги, с включением материалов, принадлежащих более древней традиции, датируется II веком до Р. Х., т. е. на целых четыреста лет позже. Но даже если этот вердикт в целом верен, от первых глав книги у меня, тем не менее, возникает ощущение удивительно достоверно описанной обстановки царского двора Навуходоносора II[147]. В особенности это относится к обучению «книгам и языку Халдейскому» в классах клинописи – оно с большим вниманием упоминается в самом начале книги, и я вполне верю этому тексту.

Тут имеется в виду, без всякого сомнения, обучение клинописной системе письма и аккадскому языку. Евреи говорили по-древнееврейски; образованный класс говорил также по-арамейски. Программа обучения, несомненно, была частью вавилонской государственной политики по отношению к перемещенным народам, чтобы в будущем избежать языковых проблем. Верхние слои народа следовало приобщить к вавилонской культуре и вавилонскому образу жизни [111], и лучший способ этого достичь – через обучение чтению и письму. Про Даниила и его товарищей говорится, что они должны были стать судьями; между тем все судебные процессы уже давно велись по-вавилонски и регистрировались на клинописных табличках.

Насколько мне известно, эта моя мысль, что указанная трехлетняя школьная программа состояла в обучении клинописи, ранее никогда не предлагалась и не обсуждалась. Возможно, одна из причин этого – абсурдное игнорирование книги пророка Даниила как значимого свидетельства. Нетрудно, однако, показать, что с точки зрения изучения древнего мира это один из самых замечательных эпизодов еврейской Библии; он позволяет нам понять многие факты, ранее остававшиеся без объяснения и рассматривавшиеся без связи друг с другом.

 

Обязательное упражнение 1: Долгожители древности. Эта школьная табличка содержит вавилонский подстрочник к традиционному шумерскому тексту, предваряющему следующий за ним список допотопных царей с их неимоверно долгими сроками правления. Табличка известна под названием Династическая хроника; она непосредственно связана с Шумерским царским списком [112]

 

Сохранилось очень много таких табличек со школьными упражнениями [113]; по ним мы можем восстановить картину обучения в вавилонских школах при Навуходоносоре II. У юных учеников были самые лучшие преподаватели. Поскольку еврейский и арамейский языки родственны вавилонскому, овладеть ими не представляло труда для блестящих юных умов. Приемы обучения технике клинописного письма были давно разработаны, и наши ученики уже получили эти навыки, начав с копирования списков знаков и чисел, научившись затем писать слова и формулы и продолжив переписыванием текстов разного характера.

Мои рассуждения кажутся мне особенно убедительными в свете того, что среди большого количества школьных табличек периода Навуходоносора II имеются таблички с упражнениями и фрагментами текста о долгожителях древности, Легенды о Саргоне и Эпоса о Гильгамеше, отсюда видно, что эти три текста, лучше всего иллюстрирующие процесс заимствования вавилонских сюжетов в Библию, входили в школьную программу. Именно на этих текстах наши еврейские ученики тренировались в дворцовой классной комнате.

 

Обязательное упражнение 2: Младенец Саргон в своем коракле. Цитата находится во втором столбце этой таблички, в строках 1–6, между другими фрагментами текстов и списками знаков [114]

 

Наличия одних только этих трех табличек достаточно для того, чтобы обнаружить факт, ранее ускользавший от нашего внимания. Более того, этот факт говорит сам за себя. Евреи в Вавилоне обучались чтению клинописных табличек.

 

Обязательное упражнение 3: школьная табличка с копией фрагмента таблички III Эпоса о Гильгашше

 

Необъятное богатство клинописного наследия, в начале VI века до Р. Х. вдруг открывшееся еврейским юношам, должно было возбудить их пытливый ум и привлечь некоторых из них к более серьезному изучению этого наследия, а затем и к участию в той или иной деятельности, где требовалось свободное владение клинописью.

В продолжение многих лет вплоть до завоевания Вавилона персидским царем Киром Великим евреи, разумеется, не только сидели и плакали[148]. Они приспосабливались и обживались. Со временем они становились вавилонскими гражданами. Когда пришел Кир, наверняка далеко не все из когда-то перемещенного Навуходоносором народа хотели «вернуться домой» в Иерусалим. Однако древняя и несколько обветшавшая еврейская религиозная идентичность успела за это время кристаллизоваться и стабилизироваться, благодаря наличию теперь у них своей энциклопедии со сведениями об их истории и обычаях, с предписаниями и наставлениями. Они стали в буквальном смысле слова народом Книги [115]. Поэтому Вавилонское пленение не обязательно считать катастрофой, как это обычно принято; напротив, оно способствовало началу процесса формирования современного иудаизма [116].

Создание еврейской Библии стало новым феноменом в истории человечества. В первый раз появилось писание – ограниченный корпус текстов, имеющий начало и конец и определяющий некоторую религиозную идентичность. До этого человечество знало только отдельные тексты религиозного содержания. Теперь же сформировалась парадигма, которая затем повторилась в христианстве и в исламе: монотеистическая религия существует вокруг одной священной книги, имеющей ограниченный объем и фиксированный состав, порождающей поэтому комментарии, объяснения и толкования, а время от времени и апокрифы.

 

Послесловие

 

Образ жизни и действий еврейских изгнанников, поселившихся в Вавилонии, возможно, был похож на то, что мы можем наблюдать в современном мире в больших общинах вольных или невольных иммигрантов, политических и религиозных беженцев и перемещенных лиц. Многочисленная группа людей, изначально составлявшая некоторую общность, на новом месте начинает постепенно размываться, расселяясь по стране [117], а иногда распределяется по регионам администрацией с самого момента прибытия. В частности, в среде еврейских беженцев, оказавшихся в Лондоне или в Манхеттене после Второй мировой войны, важными факторами являлись не только социальная и национальная, но и религиозная идентичность. Последующая эволюция этой комплексной идентичности еврейской общины в Вавилонии должна была привести к выделению из нее трех широких категорий, определяемых на уровне, не связанном с традиционной верностью своему племени:

 

1. Хорошо знающие свою историю и культуру, полные решимости продолжать жить по-старому и, несмотря на реальность разрушения Храма, ожидающие возвращения в Иерусалим при первой возможности.

2. Принадлежащие традиционной еврейской культуре и индивидуальной еврейской религиозности, но при этом не ограничивающие себя исключительно традиционным еврейским образом жизни.

3. Погрузившиеся в вавилонскую жизнь во всех ее аспектах и тем самым полностью во всех отношениях ассимилировавшиеся.

 

Для представителей третьей (а частично и второй категории) различие между Мардуком и их собственным еврейским богом становилось все менее очевидным. Если оба были в некотором смысле одним богом, то Мардук мог восприниматься просто как его более могучий видимый аспект, и для многих, в особенности во втором и третьем поколении после переселения, вопрос выбора между обоими богами вообще не стоял. Возможно, в обеих группах вполне могли называть своих детей вавилонскими именами, образованными от имен богов, таких как Мардук, или его сын Набу, или Бел. В группе 1 таких имен не использовали, зато были распространены имена на – яху, или имена без всяких «божественных» корней. Для представителей первой группы разделение между Мардуком и богом евреев было существенным фактором, сплачивавшим всю группу.

Более поздние документы, относящиеся к эпохе после завоевания Вавилона Киром Великим в 539 г. до Р. Х., дают нам лишь весьма фрагментарное представление о том, как жили в Вавилонии общины оставшихся там евреев после того, как другие вернулись в Иерусалим. Место проживания одной из таких общин так и называлось – Яхуду, «Еврейский город». Эти общины хорошо обосновались и были хорошо организованы; они подчинялись центральной власти, но сохраняли при этом свои традиции и обычаи; они ни в коей мере не были «рабами в оковах». Более того, их деловые документы составлялись клинописью по-вавилонски [118].

 

Клинописная табличка из Яхуду, содержащая брачный контракт, в котором упоминаются люди с еврейскими именами

 

Намного позднее, между II и IV веками по Р. Х., потомки этих еврейских поселенцев в Вавилоне составили в своих иешивах (академиях) Вавилонский Талмуд, пользуясь различными диалектами арамейского языка, перемешанными с древнееврейским (библейским ивритом), а также с более новым еврейским языком. Талмуд состоит из Мишны (свода религиозных предписаний) и Гемары (дальнейшего обсуждения трактатов Мишны). Одна из его главных целей – достичь как можно более точного понимания каждой фразы в каждом обсуждаемом тексте. Для этого используется сопоставление различных мнений и точек зрения ученых мужей на один и тот же предмет, причем для каждого мнения указывается, кому оно принадлежит. Эти дискуссии восходят к различным школам еврейской мысли, которые столетиями развивались параллельно в разных иешивах. В конечном итоге любая такая дискуссия восходит, конечно, к библейскому тексту.

Талмуд – это последний корпус текстов, в котором можно обнаружить прямое влияние более древних вавилонских традиций. Это влияние проявляется, в частности, в заимствовании некоторых слов из вавилонского в арамейский, а также в упоминании переживших свое время вавилонских идей или практик (медицинских, магических, относящихся к предсказаниям или, например, царской игры из Ура) [119]. Особенно явно это влияние можно увидеть в том, как в Талмуде используются игра слов и приемы интерпретации, аналогичные применявшимся задолго до этого в вавилонских академиях (см. комментарии, приведенные в Приложении 1). Эти приемы в конечном счете обязаны своим развитием многофункциональности клинописных знаков, и их применение в раввинистических текстах, написанных алфавитным письмом по-арамейски, несомненно является отдаленным результатом когда-то происшедшего знакомства евреев с клинописной ученостью. Влияние клинописной культуры на еврейских изгнанников в Вавилоне и на их потомков часто оставляют без внимания; между тем оно имело разнообразные и далеко идущие последствия. Об этом влиянии красноречиво говорят, например, названия месяцев в современном иврите, повторяющие те, что использовались в столице Навуходоносора II:

 

 

Для сравнения: нам известно лишь четыре древнееврейских названия месяцев: Авив (в современном иврите это слово означает «весна», но в древности так назывался месяц Нисан), Зив (Ияр), Эйтаним (Тишрей) и Буль (Хешван). Живя в Вавилоне, евреи совершенно естественным образом перешли на вавилонский календарь. Старые названия месяцев вышли из употребления, а вавилонские, наоборот, вошли в разговорный язык, и их можно слышать сегодня на улице в любой части света.

 

Что стало потом с Ковчегом?

 

Карта мира перестает быть просто исчерченным листом бумаги, она становится картиной, полной самых разнообразных и живых образов. Каждая часть ее принимает свои настоящие размеры…

Чарльз Дарвин [149]

 

Во всех историях о Потопе, когда вода начала убывать, Ковчег с его бесценным грузом пристал к вершине горы. Жизнь на земле была спасена, оказавшись перед тем на волосок от уничтожения; люди и животные с удвоенной энергией начали новую жизнь. В тот момент было совершенно неважно, где именно пристал Ковчег и что сталось с ним потом, – это стало важно намного позднее.

Возникло несколько разных версий насчет того, где находится эта гора, – в иудейской, христианской, мусульманской религии древняя вавилонская история всегда оставалась в центре внимания. Но и ранее, в самой клинописной культуре, существовало несколько вариантов местонахождения горы. Как мы видели, самые древние из дошедших до нас табличек истории о Потопе, включая Табличку Ковчега, относятся ко второму тысячелетию до Р. Х.; но, к сожалению, о месте, где пристал Ковчег, в них ничего не говорится. Для дальнейших изысканий нам очень пригодилась бы вавилонская географическая карта той эпохи.

К счастью, такая карта у нас есть.

 

Вавилонская карта мира

 

Перед нами – ни больше ни меньше как карта всего мира. Клинописная табличка, на которой она изображена, – одна из самых удивительных, когда-либо раскопанных, – получила даже среди ассириологов собственное латинское название mappa mundi [150], соревнуясь с другими претендентами на данный титул [120]. Кроме того, это древнейшая известная нам карта мира, изображенная на клинописной табличке [121].

 

Вавилонская карта мира, лицевая сторона таблички

 

Самый важный ее элемент – это рисунок, занимающий нижние две трети лицевой стороны и выполненный с большим искусством. Весь известный вавилонскому человеку мир изображен в плане сверху, в виде диска в окружении кольца воды, называемого по-аккадски marratu. Две концентрические окружности вычерчены с помощью вавилонского предшественника нашего циркуля, центральное острие которого было поставлено на карте немного южнее Вавилона – возможно, в месте расположения города Ниппура, «пуповины Неба и Земли». Внутри кольца схематически изображена Месопотамия. Широкий Евфрат пересекает карту сверху вниз, начинаясь в северной гористой местности и теряясь в сетке каналов и приморских болот на юге. Над великой рекой раскинулся Вавилон, чудовищно большой по сравнению с другими городами на карте, изображенными в виде кружочков, иногда с названиями, помеченными мелкой клинописью. Расположение городов и мест расселения народов показано в некотором роде «аккуратно», хотя далеко не во всех случаях. Внутри кольца показаны основные географические объекты центральных областей Месопотамии; но это никоим образом не карта автомобилиста, по ней нельзя рассчитать расстояния: относительные размеры объектов внутри кольца и расстояния между ними для составителей карты были далеко не так важны, как само это кольцо воды, ограничивающее обитаемую вселенную, какой они ее тогда знали. За кольцом воды чуть подальше изображено широкое кольцо гор – край земли. Каждая гора (по-аккадски nagû) изображена как плоский выступающий треугольник; первоначально их насчитывалось восемь.

Вавилонская карта мира пользуется заслуженной известностью и всегда выставлена в постоянной экспозиции Британского музея. Ее глиняная поверхность, однако, настолько хрупка, что музей предпочел не подвергать ее обжигу в печи – стандартной операции, позволяющей значительно укрепить клинописную табличку для ее лучшей сохранности. С некоторых пор нашу табличку вообще не вынимают из витрины и никогда не отдают из музея на временные выставки. Так было решено после того, как много лет назад при транспортировке таблички на какую-то выставку одна из восьми nagû (та, что в левом нижнем углу) отломилась и, увы, пропала безвозвратно.

Табличка mappa mundi была приобретена Британским музеем в 1882 г.; в то время на ней были видны четыре треугольника, два из них полностью, а от двух других – только основания. Первая ее публикация появилась в 1889 г. в одном солидном немецком журнале; кроме этой публикации, мы располагаем еще несколькими другими фотографиями и рисунками пером, сделанными в разное время, но еще до утраты юго-западного треугольника. В совокупности они дают нам вполне достоверную картину.

Следует отметить, что подобные утраты и повреждения клинописных табличек исключительно редки; и надо же было так случиться, что это произошло с одним из «треугольников» вавилонской Карты мира! Еще более удивительно, что утрата оказалась некоторым образом восполненной при моем участии, причем с такими замечательными последствиями для этой книги, которых я тогда не мог себе даже вообразить. В последние десятилетия XIX века археолог Ормузд Рассам производил для Британского музея раскопки месопотамских городов Сиппар и Вавилон; музей принимал тогда в колоссальном количестве найденные там клинописные таблички. По прибытии таблички сортировались и регистрировались куратором отдела клинописи; он вкратце описывал самые важные детали каждой таблички, присваивал ей инвентарный номер и помещал в одну из коробок со стеклянной крышкой, постепенно заполнявших полки музейного хранилища. Материала приходило столько, что из каждого ящика сначала, конечно, выбирались для описи самые крупные и хорошо сохранившиеся таблички, затем все приличного размера фрагменты и т. д. В прибывавших ящиках целые таблички и большие фрагменты обычно были завернуты в бумагу; но кроме этого там находилось много маленьких обломков – рабочие Рассама, слава Богу, с большой тщательностью подбирали все самые ничтожные кусочки табличек с клинописью. Лондонский куратор, однако, не имел никакой возможности обработать все эти крошечные фрагменты по прибытии – на некоторых могло быть всего два или три знака, а тут прибывал уже новый ящик для разборки. В результате со временем накопился очень большой объем не разобранных фрагментов, до которых, надо надеяться, когда-нибудь дойдут чьи-то руки. Очень часто такой фрагмент представляет собой отломавшийся уголок делового документа («Свидетели: г-н Х; г-н Y; г-н Z…») или осколок с датой («1-й день 4-го месяца такого-то года правления Дария…») и сам по себе не вызывает большого интереса; но все их собрание в целом – бесценная сокровищница, ибо для каждого осколка в нашей коллекции имеется та табличка, которой он по праву принадлежит и с которой он когда-нибудь воссоединится. Может быть, после еще нескольких столетий нашей напряженной работы все таблички в Музее будут восстановлены и текст на них станет полностью читаемым. Все археологи, работающие над нашей коллекцией, понимают это и, участвуя в составлении немыслимых размеров пазла, мечтают о том, что в один прекрасный день какой-нибудь ничтожный, но столь необходимый им обломок той или иной таблички будет обнаружен и укреплен на нужном месте стараниями кропотливого реставратора. И время от времени это случается. Иногда крошечный черепок помогает сделать большое открытие.

Я уже говорил о том, что в течение многих лет я вел в Британском музее вечерний класс по изучению клинописи. Год за годом группа постоянных и прилежных учеников собиралась раз в неделю, чтобы погрузиться в таинственный мир клинописных знаков; мы читали вместе самые разные тексты, а иногда студенты даже выполняли небольшие домашние задания. С течением времени группа уменьшалась, многие уходили, хотя и с сожалением; зато одна из моих учениц, мисс Эдит Хорсли, настолько увлеклась изучаемым предметом, что с нетерпением ждала возможности продолжить уже как волонтер в нашем отделе. Для меня это было подходящим случаем разобрать, наконец, один из ящиков с фрагментами табличек, которым давно никто не занимался. Задача мисс Хорсли состояла в том, чтобы по очереди разворачивать фрагменты, лежавшие в ящике, слегка очищать их, сортировать настолько тщательно, насколько было в ее возможностях, и снова раскладывать по коробкам. После стольких лет занятий она, конечно, знала, как выглядят все эти клинописные деловые документы; поэтому мы договорились, что она будет отдельно складывать кусочки, отколовшиеся по углам, вдоль ребер и из середины табличек, а все странные осколки, не похожие на обрывки деловой документации, откладывать в отдельную кучку, которую я буду сам просматривать по пятницам после обеда. Эти странные осколки в основном оказывались фрагментами либо неумелых ученических табличек, либо астрономических числовых таблиц. Но в одну из пятниц я увидел в этой кучке лежавший поверх других фрагментов осколок таблички с надписью и треугольником.

Выше я уже не раз пытался описать, насколько жизнь исследователя клинописи полна неожиданностей и возбуждающих находок; но это был совсем особенный случай, потому что я с первого взгляда понял, как понял бы любой из моих коллег, окажись он на моем месте: этот осколок с треугольником принадлежит табличке mappa mundi, и никак иначе. Дрожащими руками я взял осколок, положил его в маленькую коробочку и побежал за своими ключами, чтобы открыть нужную витрину в Зале 51 и попробовать приложить его к табличке. Но когда я сбежал вниз и подошел к витрине, я с изумлением обнаружил, что табличка отсутствует. Находясь в чрезвычайном возбуждении, я в тот момент начисто забыл, что ее временно переместили в Британскую библиотеку (которая тогда еще оставалась в одном здании с Британским музеем, в районе Блумсбери) на выставку по истории географических карт. Надо было дожидаться утра понедельника, когда, наконец, мы с другим музейным сотрудником и мисс Хорсли, сопровождаемые сотрудником библиотечной охраны, который открыл нам витрину, получили доступ к табличке и приложили к ней наш новый фрагмент. Он оказался настолько точно соответствующим лакуне, что вынуть его обратно было уже затруднительно.

Это, однако, только верхушка айсберга. Рядом с нашей треугольной nagû на табличке имеется клинописная надпись, давно известная специалистам: «Между ними расстояние в шесть миль (bēru), где солнца не видно». Под самой этой nagû есть подпись: «Великая стена». Это, конечно, не китайская Великая стена, а гораздо более древняя, известная по нескольким клинописным источникам.

Добавить кусочек к Карте мира – это действительно достижение. Я был настолько им поглощен, что рассказывал о нем всякому встречному, даже тем, кто слушал без особого интереса. Через пару дней, стоя в очереди в столовой для музейных сотрудников, я упомянул о нашей находке Патрисии Морисон, в то время редактировавшей «Журнал Британского музея» (British Museum Magazine); она тут же предложила мне написать об этом в журнал [122]. Я беспечно возразил, что данная новость – из числа тех, о которых кратко сообщают по телевизору в конце вечерних новостей, чтобы отвлечь зрителя от мрачных событий прошедшего дня: «беременную кошку сняли с маяка на вертолете; кошка спасена!». На следующее утро, однако, мне звонят из входного вестибюля музея: Ник Гласс со съемочной группой новостной программы Четвертого канала[151] ожидают меня и мисс Хорсли и хотят увидеть фрагмент. Ник оказался соседом Патрисии и, очевидно, только что узнал от нее новость через садовый плетень…

«Случалось ли вам потерять деталь от пазла где-то за спинкой дивана? – вопрошал Тревор Макдональд в семичасовых новостях вечером того же дня. – Так вот, сегодня в Британском музее.» и т. д.

Таким вот образом была представлена целая история, снятая в полном Техниколоре[152] и показывавшая сперва нашу музейную галерею Месопотамских древностей и отдельно – коллекцию табличек, затем наших студентов за работой, мисс Хорсли в окружении всех ее пыльных черепков, и в завершение – компьютерную анимацию (а дело было еще в 1995 году!): фрагмент с треугольником самостоятельно прыгал в свою лунку в табличке. Весь сюжет уместился в четыре минуты сорок две секунды; настоящий Энди Уорхол![153] К тому же в мой день рождения [123]. Я тогда совершенно не представлял себе, как много будет значить эта новообретенная nagû в моих будущих исследованиях истории Ковчега…

Тип клинописи на табличке позволяет датировать ее, скорее всего, VI веком до Р. Х. Вавилон, начерченный на карте в виде горизонтального прямоугольника, помещен, несомненно, в центр вселенной, а точка, поставленная в середине прямоугольника, – это, по-видимому, зиккурат Навуходоносора II. На табличке можно выделить три раздела: двенадцать строчек описания сотворения мира Мардуком, богом Вавилона; затем чертеж самой карты; и, наконец, на обороте таблички – двадцать шесть строчек с описанием отдельных объектов, показанных на карте.

Текст первого раздела (двенадцать строчек о сотворении мира) сильно отличается по характеру записи от текста последнего раздела тем, что в нем широко используются шумерские идеограммы; по-видимому, писец и сам считал его отдельным компонентом и, чтобы указать на это, отделил его двойной горизонтальной чертой от самой карты и ее описания. Идеографический стиль письма вполне соответствует датировке самой таблички (первое тысячелетие до Р. Х.), определенной по топонимике на карте, а также, как упоминалось выше, по использованию слова marratu. Первоначально было восемь nagu, одной и той же формы и одинаковых размеров, и если бы они все сохранились до сегодняшнего дня, то мы смогли бы убедиться, путешествуя по кругу от каждой к следующей, что расстояния между ними варьируются от 6 до 8 bēru, или «двойных часов»; эта месопотамская мера длины обычно переводится как миля [154].

Весь текст на оборотной стороне таблички посвящен описанию этих восьми nagû и того, что мы увидели бы, если бы туда добрались. Причем указывается, что расстояние до каждой из них поперек кольца воды равно семи милям. Как жалко, что столь замечательный текст сильно попорчен; но опытный ассириолог уже давно смирился с правилом – чем интереснее материал, тем труднее его расшифровать.

 

Вавилонская карта мира, оборотная сторона таблички

 

Хотя рассматриваемая нами табличка с картой не может быть древнее IX века до Р. Х. (потому что именно к этому веку относится первое использование слова marratu в смысле «море»), я думаю, что вся концепция карты и описание восьми nagû относятся к гораздо более раннему времени, восходя ко второму тысячелетию до Р. Х., а точнее, к той самой древневавилонской эпохе, когда была написана Табличка Ковчега. Это можно заключить из чисто силлабического стиля письма в разделе описаний (на обороте таблички) – стиля, который в первом тысячелетии стали презирать, предпочитая ему в литературных текстах идеографический стиль (как, например, в двенадцати начальных строчках нашей таблички). Из этого можно заключить, что мы имеем дело с космологической системой, традиция которой значительно старше, чем конкретный документ, на котором она здесь представлена. Так или иначе, писец сам извещает нас, что данная табличка является копией более древнего оригинала.

Мир на этой карте изображен в виде диска, и мы можем предположить, что именно таким его представляли в эпоху ее возникновения. Кольцевое водное пространство названо здесь словом marratu, снабженным детерминативом «река». Само это слово происходит от глагола marnru «быть горьким». Несмотря на наличие знака «река», оно во многих контекстах означает «море»; поэтому мы здесь переводим его как «Океан», хотя вполне допустимым был бы также перевод «Горькое море» или «Горькая река» [124]. За этим водным пространством в восьми направлениях лежат nagû. В первом тысячелетии до Р. Х. это слово использовалось во вполне практическом смысле, для обозначения какого-либо политически или географически ограниченного региона, расположенного, вообще говоря, в пределах обычной досягаемости [125]. На табличке mappa mundi, однако, его смысл совсем другой: эти восемь nagû – гигантские невероятно удаленные горные массивы на самом краю земли. Хотя они изображены простыми треугольниками, следует их представлять себе как горы, вершины которых появляются из-за горизонта по мере того, как мы приближаемся к ним, переплывая Великий Океан.

Размещая гористые nagû на краю земли, древняя космология давала чрезвычайно простой ответ на вопрос, не имеющий ответа: что лежит за горизонтом? Проще всего было предположить, что там все время будет только вода, поскольку ею окаймлена вся известная людям суша; но все-таки, а что там дальше, за marratu, за Великим Океаном? В соответствии с предлагаемой нам здесь системой, мир огражден со всех сторон, как крепость, восемью колоссальными, неприступно высокими горами. А что за этими горами дальше – небо или вообще ничего, – оставлено на усмотрение каждого.

Это представление о мире явно выражено в заключительных словах текста нашей таблички, где применительно к расположению восьми гор-треугольников используется выражение «Четыре Угла Мира». Этот величественный образ с незапамятных времен любили использовать месопотамские цари (и по-шумерски, и по-вавилонски), чтобы выразить, насколько громадным было их царство. Таким образом, первоначальная идея нашей карты такова: вся протяженность мира – равнина, окруженная океаном; переплыв через него, путешественник попадает в гористую местность, населенную странными жителями и наполненную вещами более протяженными, чем вся наша жизнь. С другой стороны, треугольники, ограничивающие наш круглый мир, вершинами направлены в небеса, так что вся карта может восприниматься как изображенная на плоскости корона с восемью зубцами.

В той мере, в какой они поддаются расшифровке, описания восьми nagu выглядят как рассказы возвратившегося оттуда храброго путешественника, повествующего о своих открытиях и живописующего те чудеса, которые мы увидим, если отважимся повторить тот же путь. Все это выглядит как краткий отчет о героических приключениях и удивительных обычаях. Кто мог быть этим путешественником? Некий вавилонский протоаргонавт, отважно направляющий свой корабль за горизонт в поисках приключений и неведомых стран? Бесстрашный купец, возвращающийся домой с полным коробом историй, которых ему хватит на всю жизнь для рассказов за ужином? Или, может быть, некто способный облететь всю землю до самого ее края? Так или иначе, наша карта – это взгляд с высоты птичьего полета, и отца первоначального ее составителя звали именно Птицей, как мы читаем в последней строчке таблички.

Следуя тексту на оборотной стороне таблички, пролетим и мы над всеми восемью nagû по очереди.

 

Nagû I

Следы вступительной строчки очень мелким письмом.

При входе в первую землю ты пройдешь 7 миль…

 

Nagu II

Во второй земле, куда ты пойдешь 7 миль…

 

Nagu III

В третьей земле, куда ты пойдешь 7миль…

Крылатая птица не завершит своего пути

 

Nagu IV

В четвертой земле, куда ты пойдешь 7миль…

…так широки, как сосуды-парсикту; 10 пальцев…

 

Nagu V

В пятой земле, куда ты пойдешь 7миль…

[Великая Стена], ее высота 840 локтей

… … ее деревья 120 локтей высотой,

… он не может видеть впереди себя…

Ночью он лежит…

Ты должен пройти другие 7 миль…

В песке ты должен…

Он… [155]

 

Nagu VI

В шестой земле, куда ты пойдешь 7 миль…

 

Nagu VII

В седьмой земле, куда ты пойдешь 7 миль…

Где волы носят рога…

Бегают, настигают…

 

Nagu VIII

В восьмой земле, куда ты пойдешь 7миль…

Место, где Волосатый выходит из ворот (?) [126]

 

Заключение:

Четыре Угла,

Чью сердцевину никто не постигнет.

 

Писец и его предки:

Согласно древнему источнику списано и сверено

…, сын Иццуру, потомок Эа-бел-или.

 

В каждом из горных массивов- nagu, насколько мы можем судить по уцелевшим обрывкам текста, есть удивительные вещи: в третьем – (гигантские?) птицы, не умеющие летать [127]; в пятом – Великая стена высотой 420 м, даже отмеченная на карте, а также леса с деревьями 60-метровой высоты; в шестом – (гигантские?) быки, спо