Месопотамские версии повествования о потопе

Психологически совсем не удивительно, что миф о Потопе так глубоко укоренился в сознании жителей Месопотамии: сама эта местность связана с ним и в нем отражается. Зависимость людей от воды Тигра и Евфрата была полной и безусловной, но пугающая пустота высокого неба над ними, неожиданность бурь и непосредственно ощущаемое могущество древних богов Солнца, Луны и Бури поддерживали даже в самых глубокомысленных и утонченных личностях ощущение реальности сил природы. Потоп – неуправляемая сила, подобно сегодняшнему цунами сметающая на своем пути города и цивилизации, – был для них отнюдь не детской страшилкой, но поднимающимся из глубин коллективной памяти ужасом самой большой катастрофы. Возможно, какая-то версия рассказа о нем пересказывалась в течение нескольких тысячелетий.

В месопотамской культуре Потоп воспринимался как некий временной горизонт, деливший все главнейшие события на те, что были «до», и те, что были «после». Великие Мудрецы[44] жили «до Потопа», и все важнейшие элементы цивилизации пришли к человечеству из допотопной эпохи. Изредка в клинописной литературе выражение «до Потопа» применяется в качестве языкового штампа со смыслом, слегка напоминающим наше «еще до Великой войны»[45].

Всемирный Потоп – это «новая метла, которая чисто метет», весьма эффективный метод для богов начать все с чистого листа, с пустого мира, в котором можно создавать все и всех заново. Один только умный, веселый, непокорный бог Энки понял, к чему привело бы выполнение этого плана, и ужаснулся. Он решил спасти человеческий род и жизнь на земле с помощью одного-единственного человека и выбрал самого подходящего. История о Потопе, таким образом, – типичный образец устного рассказа. Ее главная тема должна была волновать каждого слушателя. Всякий знал, что если боги захотят, то все люди погибнут, причем это может произойти как оттого, что дающие жизнь воды Тигра и Евфрата вдруг остановят свое течение, так и оттого, что они вдруг вспучатся и станут всепоглощающими, сметающими все на своем пути водами первобытного хаоса. История о Потопе полна драматизма, ужасов, человеческой борьбы – со счастливым концом на последней минуте, как в голливудских фильмах.

Многие месопотамские повествования – как шумерские, так и аккадские – имеют характерные черты устных рассказов, бытовавших задолго до того, как они были записаны. Например, многократное повторение ключевых фраз делает длинный рассказ легче запоминающимся, а для опоздавших слушателей – быстрее узнаваемым. Так маленькие дети снова и снова слушают свою любимую книжку. Но как только письменность развилась настолько, что стало возможным записать любой текст – это происходит в начале третьего тысячелетия до Р. Х., – мы видим, что сказания о богах оказываются записанными на табличках.

Тексты с повествованиями о богах можно встретить уже на самых ранних табличках из южного Ирака; впрочем, они пока не поддаются полной расшифровке. История о Потопе не входит в число таких древнейших нарративов; по-видимому, она была записана лишь в более позднее время. Самые ранние таблички с фрагментами этой истории датируются вторым тысячелетием до Р. Х., т. е. не менее чем через тысячу лет после первых клинописных экспериментов[46]. Можно только представить себе, как все это время шумерские и вавилонские рассказчики упражнялись в своем искусстве, бесконечно пересказывая популярный сюжет о Великом Потопе. В начале второго тысячелетия, когда исследуемый нами сюжет оказывается, наконец, записанным на табличках, мы видим не один стандартный текст месопотамской Истории о Потопе, но несколько различных рассказов. Это обстоятельство само по себе, несомненно, свидетельствует о древности сюжета, чрезвычайная драматичность которого постоянно увлекала поэтов и рассказчиков, как в течение всего времени существования месопотамской культуры, так и долгое время потом [36].

Месопотамская история о Потопе имеет три различных клинописных версии, одну шумерскую и две аккадские. Это, с одной стороны, Шумерская история о Потопе, а с другой – большие разделы Эпоса об Атрахасисе [37] и Эпоса о Гильгамеше. В каждой версии – свой герой Потопа. Поэтому правильнее говорить не об одной общей месопотамской истории о Потопе, а о трех историях, значительно друг от друга отличающихся, хотя и с близким сюжетом. Внутри каждой из указанных трех традиций сосуществовало несколько версий текста, более или менее различавшихся между собой форматом и расположением текста на табличках, некоторыми деталями сюжета, а также языком. История, которую мы называем Эпосом об Атрахасисе, принадлежала, несомненно, народной традиции – она дошла до нас во многих разных версиях, ни одна из которых не стала полностью «канонической», в отличие от Эпоса о Гильгамеше, принявшем в какой-то момент законченную литературную форму. Таблички с записью Гильгамеша в ниневийской Царской библиотеке (первое тысячелетие до Р. Х.) – точные дубликаты с идентичным текстом. С другой стороны, пока не найдено ни одной относящейся к первому тысячелетию до Р. Х. записи месопотамской истории о Потопе в версии Атрахасиса – а она была бы очень нам полезна.

Таблички с историей о Потопе можно распределить по следующим большим эпохам:

 

Старовавилонская эпоха 1900–1600 гг. до Р. Х.

Средневавилонская эпоха 1600–1200 гг. до Р. Х.

Позднеассирийская эпоха 800–600 гг. до Р. Х.

Поздневавилошкая эпоха 600–500 гг. до Р. Х.

 

На сегодня известно всего девять табличек с текстами, имеющими отношение к месопотамской истории о Потопе и образующими контекст, в котором следует понимать и оценивать новонайденную Табличку Ковчега. Ниже дается их краткое описание.

 

Шумерская история о Потопе

 

«Старовавилонский шумерский текст»

Шумерский рассказ о Потопе известен нам по знаменитой клинописной табличке, находящейся в Университетском музее в Филадельфии [38]. Первоначально она имела по три столбца текста с каждой стороны, но до нас дошло лишь около трети всего текста; поэтому наше понимание этого памятника остается далеким от полноты.

Табличка написана около 1600 г. до Р. Х. в шумерском городе Ниппур, крупном религиозном и культурном центре, где найдено много важных для нас табличек литературного содержания.

 

Филадельфийская табличка с Шумерской историей о Потопе

 

Хотя эта табличка написана по-шумерски, некоторые особенности ее языка, в частности неправильные глагольные формы, дали повод ее переводчику Мигелю Сивилю предположить, что тема Потопа, уничтожившего человечество, возможно, не принадлежит к основному корпусу шумерской традиционной литературы. Похоже, что эта Шумерская история о Потопе на самом деле основана на какой-то ее не дошедшей до нас вавилонской версии. Хотя, с другой стороны, параллельно могли ходить другие шумерские варианты, тоже нам неизвестные.

В этой шумерской версии говорится, что великие боги, спустя много времени после основания городов, по неизвестной нам причине решили уничтожить весь человеческий род, несмотря на возражения Нинтур, богини-создательницы людей. На долю царя Зиусудры выпало построить судно и с его помощью спасти жизнь на земле, что он и выполнил успешно, получив за это заслуженное бессмертие:

 

Тогда Зиусудру-царя,

имя грызунов, семя человечества спасшего,

В стране перехода, на Дильмуне – в краю, где Солнце восходит, – они поселили.

Шумерский миф о потопе, 258–260

 

«Шумерский текст Скёйена»

Долгое время филадельфийская табличка представляла собой единственную известную версию Шумерской истории о Потопе, но затем в собрании Мартина Скёйена[47] в Норвегии был обнаружен фрагмент другой версии. В нем говорится, что царь Зиусудра (называемый здесь просто «Судра») был жрецом-консекратором[48] бога Энки [39]. Таким образом, наш герой Зиусудра по этой версии являлся одновременно и царем, и жрецом – в древнейшие времена совмещение обеих ролей, вероятно, происходило довольно часто. В Поучениях Шуруппака, уже цитированных нами выше в главе 3, дается такая родословная Зиусудры:

 

Шуруппак, сын Убар-Туту,

Давал советы Зиусудре, своему сыну.

 

Шуруппак на самом деле – это название одного из шумерских городов. В Шумерском царском списке, очень важном документе, перечисляющем имена и сроки правления шумерских царей до и после Потопа [40], говорится, что Убар-Туту был последним царем города Шуруппак до Потопа и что он правил 18 600 лет; но при этом не упоминается ни Шуруппак (известный также как мудрый «Муж из Шуруппака»), ни сам Зиусудра. Однако, согласно другому документу, известному как Династическая хроника, царя Убар-Туту еще до Потопа сменил в Шуруппаке его сын Зиусудра; этим подтверждается, что именно Зиусудра был тем героем, который преодолел Великий Потоп[49]. Перед нами целый клубок проблем; но я думаю, что можно извинить наших доблестных летописцев за то, что они запутались в датах правления и родословных царей, которые правили еще до Потопа. Хотя, с другой стороны, согласно некоторым древнегреческим свидетельствам, важнейшие клинописные тексты были закопаны в землю еще до Потопа, в назидание будущим поколениям.

Имя Зиусудра очень подходит бессмертному герою Потопа – по-шумерски оно означает примерно Тот, кто жил долго [50]. Имя соответствующего героя в Эпосе о Гильгамеше – Утнапишти – имеет приблизительно то же значение[51]. На самом деле нам неизвестно, вавилонское ли имя представляет собой перевод шумерского или наоборот.