Международное и национально-региональное измерения

 

Явление террора старо как мир. Но современный его вариант имеет целый ряд принципиальных особенностей и отличий. Сегодня международный терроризм - это не орудие великих держав, а вполне самостоятельное явление.

Масштабы терроризма огромны. Только в последнее десятилетие количество убитых и раненых в результате террористических актов исчисляется многими тысячами и сопоставимо с людскими потерями в локальных войнах. Согласно оценкам исследовательских центров, совокупный бюджет в сфере террора составляет ежегодно от 5 до 20 млрд. долларов.

Международный терроризм, как и другие разновидности асимметрических стратегий, существует за счет эксплуатации иного типа рациональности. Это не значит, конечно, что для террориста рациональности нет вообще и он действует непредсказуемо. Просто его рациональность другая, причем это проявляется в области вполне конкретных интересов. Было бы очень опасно считать терроризм неким «ноуменом», не поддающимся пониманию. Иной тип рациональности терроризма не мешает ему учитывать и сознательно использовать рациональность «традиционную», например, привлекая к себе внимание и тем самым, усиливая эффект. И тем не менее, различие (асимметрия) в оценке ситуации террористами и их жертвами существует, иначе им всегда было бы выгоднее договориться. Это различие проявляется в оценке факторов времени, ценности жизни, скорости передачи информации, ценностей и т.п. В целом, таким образом, формируются комплексы различных оценок ситуации, из которых проистекают различные наборы стратегий. Это не значит, что терроризм получает a priori какие-либо преимущества по сравнению с иными стратегиями. Точно так же террористический акт требует расчета и анализа соотношения выгод и рисков. Правда и первым, и последним присваиваются совершенно иные значения. В методологическом отношении такая ситуация сложна тем, что выдвигает самые высокие требования к используемой теории. Такая теория должна не только пояснить причины, последствия возникновения терроризма, а также комплекс сопутствующих факторов; она должна сделать это таким образом, чтобы террорист «не понял, что понят». Неудивительно, что реалистическая парадигма не справилась с этим заданием. Однако, реалистическая парадигма и не ставила себе такой цели: в ее планы входило только лишь пояснение поведения унитарных суверенных держав, руководствующихся эгоистическими интересами.

Первой важнейшей характеристикой современного терроризма следует считать его тесную связь и обусловленность кардинальными изменениями в геополитической картине мира, в системе международных отношений, которые происходят в настоящее время. Чаше всего в научной литературе эти изменения называют глобальной сменой мировых порядков.

Проблема формирования нового мирового порядка на рубеже XX–XXI веков становится все более важной темой современных дискуссий. В определенной степени в этом отражается склонность традиционного общественного сознания усматривать в смене веков (и тем более тысячелетий) катастрофические, и даже апокалипсические перспективы. С другой стороны, именно в отмеченный исторический период наблюдаются действительно кардинальные перемены в мировом сообществе. К числу таких перемен, безусловно, необходимо отнести распад Советского Союза и мировой социалистической системы, что не могло не привести к кардинальным социальным и геополитическим сдвигам в современном мире.

Формула «новый мировой порядок» применительно к данным переменам и следствиям, которые вытекают из них для перспектив мирового сообщества, широко употребляется в настоящее время в самых разных контекстах.

Одно из таких употреблений имеет историко–ретроспективный смысл. Как правило, историки, начиная с середины XVII в., выделяют несколько систем международных отношений, которые образовывались на договорной основе господствующими на данном историческом этапе державами. Эти системы, а точнее – принципы и правила, на которых они основывались, обеспечивали на определенный период относительную политическую и военно–стратегическую стабильность в развитой зоне мирового сообщества.

До конца XX века таких систем (или мировых порядков) чаще всего выделяют четыре.

1) Вестфальская система – установлена Вестфальским миром 1648 г., подведшим итог Тридцатилетней войне. В создании этой системы приняли участие главным образом Франция и Швеция.

2) Венская система – установлена Венским конгрессом 1815 г., который подвел черту под наполеоновскими войнами. «Авторами» этой системы стали Великобритания, Франция, Россия, Австрийская и Оттоманская империи. В конце своего существования (почти через 100 лет после создания) внутри этой системы образовались два противостоящих друг другу военно–политических блока – Антанта и Тройственный союз, что и привело в конечном итоге к Первой мировой войне.

3) Версальско–Вашингтонская система, возникшая на основе Версальского мирного договора 1919 г. и решений Вашингтонской конференции 1921–1922 гг. Эту систему, которую создали государства–победители в Первой мировой войне – Великобритания, Франция, США, Япония, многие историки считают промежуточной, поскольку она не только не ликвидировала, а наоборот – обострила противоречия между ведущими мировыми державами, что менее чем через 20 лет и привело к новой – Второй мировой войне.

4) Ялтинско–Потсдамская система была сформирована державами–победителями во Второй мировой войне (СССР, США, Великобритания, Франция) на двух международных конференциях в Ялте (февраль 1945 г.) и в Потсдаме (июль–август 1945 г.). Именно эта система и просуществовала до начала 90-х годов XX века, когда в результате распада одного из «полюсов» мирового сообщества – мировой социалистической системы во главе с СССР – она начала деформироваться.

Новые реалии международных отношений, которые стали возникать в рамках этого распада, и принято называть «новым мировым порядком». Не трудно заметить, что такое употребление данного понятия предполагает трактовку «нового» прежде всего по отношению к «старому» Ялтинско-Потсдамскому мировому порядку.

Главным признаком изменения миропорядка на современном этапе зачастую считают превращение мира из биполярного (США, НАТО, с одной стороны, СССР, Варшавский Договор – с другой) в монополярный, в котором господствует одна супердержава – США. На самом деле – это поверхностный взгляд на сложные процессы, которые происходят в современном мире. Именно на основе такого упрощенного представления строится американская доктрина возмездия после 11 сентября 2001 г. Несмотря на успех военных акций США в Афганистане, а также на широкомасштабные военные действия, которые кардинальным образом изменили ситуацию в Ираке, стратегическая перспектива этой доктрины вызывает очень большие сомнения во всем мире.

Эти сомнения основываются на том, что полная реализация доктрины мирового господства (или мировой гегемонии) одной супердержавой невозможна, так как обладателями ядерного оружия являются в современном мире не одна, а несколько крупных государств. Поэтому в условиях реальной конфронтации соотношение сил между ядерными державами будет определяться не экономическим потенциалом, а наличием ядерных боеголовок и средств их доставки на территорию противника. И если в 50–е гг. прошлого века (т.е. еще 40–50 лет назад) вполне серьезно обсуждался вопрос о приемлемости применения 200–300 ядерных боеголовок, то сейчас ясно, что даже для больших государств и целых регионов катастрофическим может оказаться применение и одной боеголовки.

В этом смысле мир на протяжении последних десятилетий по сути был многополярным. Таким, несмотря на слом биполярной блоковой системы (НАТО–Варшавский Договор), он остается и в настоящее время.

Кардинальным образом меняется и другое: во–первых, появляются новые центры силы и тем самым изменяется конфигурация мировой системы взаимоотношений государств и регионов и, во–вторых, (и это самое важное) происходит изменение самого статуса центра силы в современной системе международных отношений (и даже изменяется само понятие «центр силы»). Именно эти реальности современного мира и позволяют говорить о переходе к новому мировому порядку.

Если раньше под «центром силы» в мировой политике понимались государственные системы с вполне определенными параметрами военно–политического и экономического потенциала, известными и ясными стратегическими и идеологическими концепциями, то сегодня на роль «центра силы» в мировой политике начинают претендовать силы, стратегические цели и главное – материальный потенциал которых имеет латентный характер и не поддается точному определению и измерению.

Это не может не приводить к кардинальным изменениям принципов взаимоотношений между «центрами силы», к изменениям в базовых основах доктрины международной и национальной безопасности.

Чтобы лучше понять суть этих изменений, следует сначала остановиться на принципах старого миропорядка, которые, конечно, и сейчас все еще продолжают действовать.

Существующий (или еще продолжающий существовать) миропорядок основывается на двух фундаментальных принципах мировой политики:

Первый принцип. Принцип паритета (или примерной количественно–качественной равновеликости) сил и средств, способных нанести удар по вероятному противнику. При этом вероятный противник для каждой из сторон достаточно хорошо известен; силы и средства вероятных противников взаимно подсчитаны и находятся под обоюдным контролем.

Второй принцип. Основанный на естественном рефлексе самосохранения биологических и социальных систем принцип взаимоустрашения: первый нападающий получает неизбежный ответный удар. Сдерживание на основе страха взаимного уничтожения.

Оба этих принципа старой системы безопасности свидетельствуют о том, что в ее основе лежала физическая, или материальная компонента человеческого существования, столкновение мощных совокупных и примерно равновеликих сил, которые (гипотетически) в тяжелой борьбе должны одолеть друг друга. На основе этих принципов и строилась мировая политика в XX веке, готовились и проходили две мировые войны.

В современных условиях принципы старой системы миропорядка (или старой парадигмы безопасности) начинают заметно деформироваться и разрушаться.

Во–первых, деформируется принцип паритета. Террористическая акция 11 сентября 2001 г., масштабы которой не нужно преувеличивать, но и очень опасно преуменьшать, показала, что вместо «вероятного противника», силу и направления ударов которого можно заранее определить, а значит и создать систему обороны, появляется «неизвестный и невидимый противник» (сетевые ячейки международного терроризма), который неизвестно откуда и с какими силами и средствами может напасть. Иными словами, появляются силы без явно выраженных физических признаков, с латентным военно–техническим потенциалом.

Во–вторых, деформируется принцип взаимоустрашения. Наряду с камикадзе–одиночками появляются камикадзе–организации, формируются достаточно мощные силы, которые могут сосредоточить в своих руках ресурсы, достаточные для того, чтобы создать реальную угрозу целым государствам и регионам. Но самое главное, в силу религиозно–идеологической специфики мировоззрения этих сил ради достижения определенных целей им не страшно будет умереть, чтобы увлечь за собой ненавистные им народы и страны.

В–третьих, в качестве доминирующей в системе безопасности становится информационная компонента, при помощи которой «неизвестный и невидимый противник» может оказать разрушительное воздействие не только через физическую, материальную среду, но и (и даже – главным образом) через духовно–идеологическую подоснову общества. Тем самым можно констатировать, что в настоящее время новые реалии современного общества, в котором информационная составляющая играет все более решающую роль, выходят на передний план обеспечения международной безопасности.

Таким образом, первая сущностная характеристика современного терроризма состоит в том, что он становится (а может быть, уже и стал) новым центром силы на мировой арене, новым (специфическим, необычным) субъектом глобальной системы международных отношений.

Вторая важнейшая характеристика современного терроризма заключается в его пространственно-региональной специфике, существенных особенностях и разнородностях в зависимости от географических районах мира, в которых действуют террористические группы и организации. Эта характеристика терроризма прямо связана с сепаратистскими идеологиями и движениями.

В научной литературе, как правило, выделяется шесть региональных разновидностей сепаратизма и тесно связанного с ним терроризма.

1. Западноевропейский. Западноевропейская разновидность сепаратизма и терроризма (наиболее конфликтные зоны – Северная Ирландия, Страна Басков, Каталония, Корсика, Фландрия, Валлония, Фарерские острова, Северный Кипр) характеризуется ведущей ролью этноконфессионального и социально-экономического факторов.

Как правило, целью западноевропейских сепаратистов является не создание независимого государства, а достижение максимальной национально-культурной, экономической и политической автономии в рамках существующих ныне государственных границ. Очаги конфликтов этого типа практически не испытывают вмешательства извне (исключения: Северная Ирландия, Северный Кипр). Остальная часть населения (как ныне существующих, так и потенциальных очагов сепаратизма) чаще всего без эйфории воспринимают расплывчатые перспективы относительно самостоятельного существования. Прагматическая оценка трудностей перехода к такой самостоятельности превалирует над эмоциями.

Осознание своей малой родины как части единой Европы выработало у западноевропейцев комплексную идентичность. Так, например, у жителей Барселоны каталонская идентичность органично уживается и не противопоставляется испанской и европейской. Вместе с тем нельзя не учитывать тот факт, что проблема сепаратизма – одна из самых застарелых болезней Западной Европы. За исключением, пожалуй, лишь самых маленьких государственных образований вроде Андорры и Монако, от него страдают практически все страны континента[33].

2. Восточноевропейский. Восточноевропейская разновидность сепаратизма (примеры: Чечня, албанцы в Косове и Македонии, Республика Сербская в Боснии, Трансильвания и др.) охватывает бывшие социалистические страны и некоторые территории бывшего СССР. Эта разновидность отличается от западноевропейской недавней актуализацией очагов сепаратизма (конец 80-х гг. прошлого века) и стремлением к полной независимости и образованию суверенных государств, а не к автономии. Не смотря на недавнюю актуализацию, корни конфликтов уходят в прежние исторические эпохи. Например, в Боснии и Герцеговине между православными сербами и славянами-мусульманами зародился еще во времена турецкого владычества (XV-XIX вв.).

Территории, которые стремятся к независимости, как правило, имеют регулярные вооруженные формирования, де-факто функционируют независимо от центральных властей, имеют при этом свои органы управления, выборные органы, и даже. Свою конституцию.

За исключением большей части России, где доминирующий русский народ спокойно относится к традиционной полиэтничности своей огромной страны, в Восточной Европе уровень терпимости по отношению к этническим и конфессиональным меньшинствам ниже, чем на Западе. Развитие языка и культуры меньшинств некоторыми слоями господствующего этноса воспринимается как вызов доминирующей нации. Это приводит к дополнительным напряжениям в общественно-политической жизни восточноевропейских государств. Еще одной особенностью конфликтов в данном регионе мира является их повышенная активность, которая часто приводит к большим жертвам как среди противоборствующих вооруженных формирований, так и среди мирного населения[34].

3. Ближневосточный. Ближневосточная (исламская) разновидность (примеры: Курдистан, Горный Бадахшан в Таджикистане, пакистанская провинция Белуджистан, Южный Йемен, область Читтагонг в Бангладеш, очаги сепаратизма на севере Афганистана, юге Алжира, Палестина) господствует в исламских странах Ближнего и Среднего Востока, Северной Африки, Центральной и Южной Азии.

Для этого типа сепаратизма и порождаемого им терроризма характерна принадлежность любых противостоящих групп к одному религиозно-культурному фундаменту – исламскому. При этом решающее значение имеет фактор этнического самосознания меньшинств, подавляемых в национальных государствах своими единоверцами.

На территории исламской цивилизации, несмотря на целый ряд серьезных внутренних богословских разногласий, например, между приверженцами шиизма и суннизма, господствуют единые традиционалистские и культурные установки, сильна роль религии и религиозного права – шариата. Здесь нет такого большого разнообразия этносов, как в Тропической Африке или Индостане. Тем не менее «температура» очагов сепаратизма исламской региональной разновидности достаточно высока.

Типичным случаем является очаг сепаратизма в Курдистане, разделенном между Турцией, Ираном, Ираком и Сирией. Численность древнего курдского народа – около 20 млн. человек, в том числе в Турции – 8 млн. курдов-мусульман. Лидеры курдского национального движения вооруженным путем добиваются создания на всей территории Курдистана единого независимого государства.

Одной из наиболее сложных проблем политико-государственного развития целого ряда арабских стран на современном этапе стала проблема исламского экстремизма, превратившегося в общеарабскую проблему, серьезно дестабилизирующую всю обстановку в регионе. Наиболее серьезно эта проблема оказывает свое воздействие на государственно-политические отношения в Алжире. Эта страна в последние годы превратилась в своеобразный полигон, где как бы отрабатываются приемы и методы открытого противостояния государственной власти и отрядов вооруженных исламских экстремистов[35].

4. Азиатский. Примеры азиатской разновидности сепаратизма: индийские штаты Джамму и Кашмир, Пенджаб, Нагаленд, Ассам, северная Шри-Ланка, области Карен и Шан в Мьянме (Бирма), Южные Филиппины, Восточный Тимор и Ириан-Джая (западная часть Новой Гвинеи) в Индонезии, Тибет и Синьцзян (Уйгуристан) в Китае.

Распространение этой разновидности сепаратизма ограничено Восточной, Юго-Восточной и Южной Азией (за исключением мусульманских государств, относящихся к ближневосточной, или исламской, разновидности. Конфликты в этих регионах имеют корни в доколониальных временах, но возродились после получения странами государственной независимости. Во многих конфликтах азиатской географической разновидности сильна роль конфессионального самосознания. Перед многими государствами региона стоят трудноразрешимые экономические проблемы. В связи с этим в странах с невысоким душевым доходом (Индия, Шри-Ланка, Мьянма) риск сепаратизма для национальных окраин максимален.

Очаги конфликтов этой региональной разновидности отличаются большим количеством жертв, в том числе и среди мирного населения, крайним фанатизмом сепаратистов, широким использованием террористов-камикадзе. Например, по оценкам международных организаций, в индийских штатах Джамму и Кашмир, Пенджаб за время конфликтов погибло более 37 тыс. человек, в Шри-Ланке – более 32 тыс., на юге Филиппин – около 25 тыс., в Индонезии – 15 тыс. человек[36].

5. Африканский. Примеры африканской разновидности: Южный Судан, провинция Кабинда а Анголе, Северное Сомали, Коморские острова, провинция Квазулу-Наталь в ЮАР.

Во многом этой разновидности сепаратизма соответствует все то, что было отмечено в отношении азиатской. Отличия в несколько более позднем достижении странами региона государственной независимости и, соответственно, в более поздней актуализации очагов конфликтов, произошедшей, как правило, после ухода с континента колониальных держав. Кроме того, в Африке отмечается меньшая, чем а Азии, сформированность сепаратистских движений, сказывающейся на их активности. Этот факт объясняется тем, что большинство африканских этносов до сих пор находится на племенной стадии развития. Здесь обычна межплеменная вражда, препятствующая созданию крупных этнических группировок, которые могли бы вдвинуть сепаратистские требования и тем более активно за них бороться, в том числе и с применением насильственных, террористических действий. Межэтнические столкновения между племенами хуту и тутси в Руанде и Бурунди, многолетняя гражданская война в Демократической Республике Конго (бывший Заир), ожесточенные столкновения в Либерии, Сьерра-Лионе, Республике Конго (столица г. Браззавиль) стали символами ничем не оправдываемой жестокости, только в Руанде унесшей жизни более полутора миллионов человек.

Итак, основа, движущая сила африканского сепаратизма и терроризма – это противоречия между этническими группами населения, которые искусстве соединены в одном государстве или, наоборот, также искусственно разъединены государственными границами. Дело в том, что колониальная структура Африки создавалась в свое время без учета этнических, экономических и культурной связи между регионами. Границы также носят случайный характер, иногда они даже проведены по линейки.

В нынешний исторический период, когда во всем мире происходит всплеск самосознания, Африка не остается в стороне. Этот процесс иногда принимает форму сепаратистских движений. Все чаще выдвигаются требования пересмотра несправедливых границ, разделивших на части единые и родственные этносы[37].

6. Американский. Примеры американской разновидности: канадская провинция Квебек, мексиканский штат Чьяпас, самоуправляющаяся территория Дании Гренландия, остров Невис в составе Федерации Сент-Китс и Невис.

Прежде сепаратистские движения на континенте имели большое распространение. Именно они привели к распаду Великой Колумбии (1830 г.) и Соединенных провинций Центральной Америки (1838-1839 гг.), выделению Уругвая из состава Аргентины (1828 г.) и Панамы из Колумбии (1903 г.). Да и гражданскую войну в США (1861-1865 гг.) можно рассматривать как неудавшуюся попытку выхода группы южных штатов, образовавших суверенную конфедерацию, из состава единого государства. Ныне же американский регион определяется наименьшим, по сравнению с другими частями планеты, распространением сепаратизма.

Существует несколько причин этого феномена. Во-первых, это переселенческий характер государств Нового Света, практически исключающий глубокие и непреодолимые противоречия между этническими и конфессиональными группами эмигрантов. Во-вторых, малочисленность и разобщенность коренного населения (индейцев). В-третьих, доминирование только одной этнической группы переселенцев в рамках каждой страны. В большинстве латиноамериканских стран этой группой были испанцы, в Бразилии – португальцы, в Северной Америке – в основном британцы (англичане, шотландцы и ирландцы). Вывозившиеся из Африки негры-рабы в силу своего низкого социального статуса не могли составить конкуренции европейцам.

Единственной страной, колонизуемой двумя равноправными нациями, была Канада. Результат - четыре столетия борьбы между англо- и франкоканадцами за главенствующее положение в стране, породившей самый серьезный на сегодняшний день очаг сепаратизма в Новом Свете – Квебек. Особый накал борьба за отделение этой канадской провинции приобрела после того, как сепаратистская Квебекская партия в 1994 г. выиграла местные провинциальные выборы и пришла к власти в провинции. Успех сепаратистов призван был закрепить проводившийся 30 октября 1995 г. референдум о статусе провинции. Сторонники федерации с минимальным разрывом (50,6% на 49,4%) опередили франкоканадских националистов, выступавших за немедленное предоставление Квебеку независимости. Тем не менее временная победа федералистов не сняла с повестки дня проблему самоопределения Квебека, а микроскопический разрыв в результатах волеизъявлении народа позволяет утверждать, что сепаратистские идеи продолжают пользоваться в провинции большой популярностью[38].

Анализ географии очагов сепаратизма выявляет определенную закономерность в их распространении. Большинство крупных очагов сепаратизма и непрекращающихся кровавых этно-религиозных конфликтов находится вблизи воображаемой оси, проходящей от Британских островов через Среднюю Европу, Балканы, Кавказ, высочайшие на планете горные системы Гиндукуша, Памира и Гималаев к островам крупнейшего в мире Зондского архипелага. К этой гигантской евразийской дуге тяготеют три четверти крупнеших сепаратистских конфликтов в мире, как правило, наиболее интенсивные и ожесточенные, например, Косово, Курдистан, Кашмир.

Эта ось получила название пояса нестабильности. Данный регион не контролировался полностью ни одной из великих держав, но входил в сферы их влияния. Пояс нестабильности характерен тем, что именно на этих огромных пространствах Евразии тысячи лет происходила взаимная физическая и духовная ассимиляция северных и южных народов. В последнее время на евразийской дуге стала возрастать активность менее значительных в прошлом центров силы. Сегодня Китай, Индия, Пакистан, Турция, Иран смогли стать полноценными региональными лидерами, располагающими необходимыми средствами для того, чтобы влиять на сепаратистские и иные оппозиционные движения в своих и соседних странах[39].

Третья важнейшая характеристика современного терроризма заключается в том, что он является контрлегитимным насилием. Парадоксальность терроризма состоит в том, что он выходит за рамки оппозиции «нелегитимное насилие – легитимное насилие», разрушает эту оппозицию, осуществляя контрлегитимное насилие, направленное на разрушение правого поля. Во-первых, субъектом насилия выступает группа никем не уполномоченных (или уполномочивших самих себя) частных лиц или одно лицо. Во-вторых, направлено оно не против других частных лиц, а против общества и государства как целого. В-третьих, и это самое главное, оно сопряжено с требованием от подвергающихся насилию общества и государства легитимизации действий насильников. «Летимизация» террора обществом осуществляется через признание справедливости требований и действий террористов, их моральной оправданности, а «легитимизация» государством – путем выполнения требований террористов и признания государством своих же собственных правовых норм и судебных решений не имеющими безусловного значения. Когда банда уголовников совершает нападение на конвой для того, чтобы «отбить» у правосудия своего подельника, мы сталкиваемся с ситуацией частного, нелигитимного насилия. Речь в данном случае идет об обыкновенном бандитизме. Когда эта же банда захватывает заложников, требуя от государства освобождения преступника, то это уже – террористическое, контрлегитимное насилие, предполагающее, что государство, поддавшись на шантаж жизнью заложников, само пойдет на нарушение законодательства. Если же банда выступает еще и под лозунгами социальной справедливости, национальной независимости или религиозных ценностей, то она претендует еще и на общественное одобрение своих действий. С контрлегитимной природой терроризма связана важная правовая проблема «переговоров с террористами» и подчинения их требованиям, которая очень оживленно дискутируется в различных странах, особенно тех, которые часто подвергаются нападениям террористов. Стоит ли идти на выполнение требований террористов ради спасения жизни заложников, тогда как сам факт переговоров уже является успехом террористов? Это вопрос, на который в мировом сообществе нет согласованного и однозначного ответа.

Терроризм в связи с этим является не просто выходом за пределы нормального и общественного и правового порядка, а разрушением этого порядка, навязываем обществу антипорядка, в котором шантаж, убийство ни в чем не повинных людей, угроза насилием являются нормой в разрезе тех или иных общественных проблем и в котором террористический акт признается столь же справедливой процедурой публичного права, как и судебное постановление. Не случайно, многие террористические организации еще со времен русских народовольцев претендуют на осуществление «параллельного правосудия», в ходе которого даже выносят своим жертвам «приговоры» (как правило, смертные).

Идеологическая «привлекательность» контрлегитимного насилия со стороны террористов обусловлена тем, она является по сути разновидностью социальной утопии или, точнее – утопической критики общественных порядков. Поэтому то идеальные основания терроризма всегда тесно связаны с тремя величайшими утопиями последних веков – социальной справедливостью и социализмом, нацией и национальной независимостью и возрождением религиозной чистоты в ее фундаменталистских формах. Существующие террористические группировки легко классифицируются по этим «идеально-утопическим» моделям.

Итак, сформулируем выделенные нами три основные характеристики современного терроризма: 1) геополитическая – терроризм как новый и специфический центр силы в процессе кардинальных изменений в современном мировом порядке; 2) регионально-географическая – терроризм как попытка разрешения исторически сложившихся этнических, территориальных, социально-экономических и других противоречий в определенных странах и регионах мира; 3) правовая и идеологическая – терроризм как антитеза существующему международному и национальному порядку и праву, обосновывающая себя аргументами социально-утопического характера;.

В реальном общественном процессе всякое крупное террористическое событие несет в себе, как правило, латентно, все три указанные выше основные характеристики современного терроризма, в наиболее явном виде выдвигая при этом на передний план какую-то одну из них.

В последние годы у терроризма начинают появляться новые черты. Терроризм, например, проявляет устойчивую тенденцию к интернационализации. Появляются международные и транснациональные группировки, возникает связь и взаимодействие между некоторыми региональными террористическими организациями (например, между алжирскими и европейскими, чеченскими и арабскими, арабскими и пакистанскими и т.д.). Наиболее опасным это явление становится тогда, когда инициируется, создается и поддерживается государственными режимами, особенно диктаторского, националистического, сепаратистского и подобных им типов.

Важной особенностью современного терроризма, которая должна оставаться в поле зрения экспертов и аналитиков поданной проблематике, является то, что он стал серьезным фактором инициирования и формирования очагов военной опасности и милитаризации ситуации в ряде регионов мира. Прежде существовало более определенное различие между войной и терроризмом. Сейчас оно становится все более условным и подвижным. Происходит своего рода смешение и подмена причин и целей кампаний террора и войны.

Нынешний терроризм сожжет служить не только дополнением и органическим элементом, но и детонатором военных конфликтов, в частности, межэтнических, препятствовать мирному процессу. Этим обстоятельством в ряде случаев пытаются воспользоваться в своих геополитических и стратегических интересах США и другие западные страны. Сами страдая от террора, они, тем не менее, готовы сотрудничать с террористическими группировками в тех случаях, когда деятельность последних не направлена в данный момент против тех же США или их союзников. Имеется достаточно много примеров, когда силы международного террора используются, что называется, «на заказ», в качестве тарана для разрушения существующих общественно-политических и государственных структур, нарушения сложившихся военно-политических балансов сил, перекраивания зон интересов, влияния и взаимодействия.

В результате часто возникает симбиоз совершенно разнородных сил, например, исламских экстремистов и западных демократий (например, Косово или непрекращающиеся попытки некоторых стран Запада установить альянс с афганскими талибами).

Наличие и действия диверсионно-террористических организаций в зонах военно-политической напряженности в мире стало неотъемлемым атрибутом ситуации. Например, в Грузии деятельность террористических организаций типа «Лесные братья» и «Белый орел» нацелена на недопущение и срыв любых инициатив по политическому урегулированию грузино-абхазского конфликта. Против продолжения мирного решения палестинской проблемы и переговоров между палестинцами и Израилем выступают также организации исламских экстремистов ХАМАС, «Хейсболлах». Похожие процессы наблюдаются в некоторых странах Средней Азии.

Еще одной особенностью современного терроризма является смыкание политического терроризма и уголовной преступности. Их можно порой различить лишь по целям и мотивам, а методы и формы действий идентичны. Они взаимодействуют и оказывают поддержку друг другу. Нередко преступления уголовного характера маскируются политическими целями, а их участники, выдавая себя за террористов, требуют отношения к себе после ареста как к политическим заключенным.

В Латинской Америке, например, ряд террористических организаций (перуанских, колумбийских) переплетается с наркомафией. Нередко террористические организации политического толка для получения финансовых и материальных ресурсов используют чисто уголовные методы, прибегая к контрабанде, незаконной торговле оружием, наркотиками. В Сомали терроризм тесно переплетается с морским пиратством. Террористические группы на Корсике действуют в тесном контакте с сицилийской мафией. Нередко трудно понять, какой характер – политический или уголовный – носит ряд криминальных акций, таких, как убийство ряда крупных деятелей бизнеса, СМИ, захват заложников, угон самолетов и т.п.

Реальные черты приобрела угроза, когда терроризм может стать поводом, предлогом, орудием возникновения тоталитарных диктатур. Массовизация террористической деятельности, ее новые масштабы и формы, хаос, напряженность, беспорядки, страх и неуверенность, порождаемые ею, способны вызвать у населения требования к руководству страны о наведении порядка, «твердой руки» и т.п.

Все это лишний раз подтверждает опасность превращения терроризма в глобальный катастрофогенный фактор. Такая опасность усиливается еще и в связи с тем, что с технической точки зрения наиболее вероятным представляется возможность обращения современных террористов при подготовке ими крупных антиобщественных акций к оружию массового поражения (химическому, бактериологическому и даже атомному).

Таким образом, терроризм сегодня оказался непосредственно связанным с проблемой выживания человечества, с проблемой международной и национальной безопасности[40].

Разрастающиеся масштабы и опасность терроризма на современном этапе заставляются на международном и национальном уровнях принимать неотложные и эффективные меры по борьбе с террористической деятельностью. Противоборство терроризму осуществляется на всех направлениях и уровнях, включая и нормативно-закононодательную деятельность.

Назовем основные нормативно-законодательные акты, направленные на борьбу с терроризмом:

Международный уровень.

· «Европейская конвенция о пресечении терроризма» (27 января 1977 г.);

· Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН «Декларация о мерах по ликвидации международного терроризма» (9 декабря 1994 г.);

· Резолюция Генеральной Ассамблеи ООН «Декларация по вопросам о борьбе с терроризмом» (20 января 2003 г.).

Национальный (российский) уровень.

· Федеральный закон РФ «О борьбе с терроризмом»