Глобализация: дипломатическая деятельность переключается с внешней на внутреннюю политику

С глобализацией международной экономики, то есть с ис­чезновением преград между внутренней и внешней экономи­кой, был преодолен еще один этап. Как мы уже видели, эконо­мическая дипломатия не только дополнила всеми видами эко­номического обмена торговые отношения, составляющие ее первоначальное поле деятельности, но еще и оказалась перед необходимостью взять на свое попечение многие другие разно­видности межгосударственных отношений, а впоследствии оза­ботиться правильным применением режима свободы и конку­ренции, которому подчиняются эти отношения. Теперь ей предстоит перенести свою деятельность на более высокие уров­ни, перейдя от обмена к факторам, обеспечивающим его сба­лансированность, от межгосударственных отношений к факто­рам, сообщающим им упорядоченность и поступательное раз­витие, от взаимодействия экономик разных стран к тому, что обеспечивает их совместимость, короче говоря, подняться на уровень макроэкономики, то есть пристально следить за вели­чинами, характеризующими экономический механизм, и за ре­гулированием факторов, от которых зависит бесперебойное его функционирование: потребление, уровень накоплений, капита­ловложения, валютная ликвидность, валовой продукт.

Три важных сектора привлекают внимание в этой новой об­ласти применения экономической дипломатии: расширение сферы рыночной экономики, обеспечение экономического здоровья партнеров, равновесие мировой экономики.

Сфера рыночной экономики распространяется даже на стра­ны, не знакомые с многопартийной демократией, что способ­ствует исправному функционированию мировой экономики. Нет, разумеется, нужды в том, чтобы все экономические систе­мы были скроены на один лад, но если все они зиждятся на

одном фундаменте, то их отношения складываются с большей легкостью и охватывают более широкие области, подход к оценке рынков становится более единообразным, а линию по­ведения легче предсказать, проще договориться о критериях прибыльности, и установить партнерские связи. Нетрудно по­нять, что когда после 1989 года государства, образовавшиеся на месте бывшего СССР, и его бывшие сателлиты сделали выбор в пользу рыночной экономики, международное сообщество изъявило желание помочь им перейти на новые рельсы. Это было нечто большее, чем программа технического сотрудниче­ства ведомств или руководителей экономики, каких насчитыва­ется несчетное множество после так называемых «миссий по повышению производительности труда», организованных в рамках плана Маршалла в 50-х годах. Прежде всего, невероят­ными трудностями перехода от экономики централизованной и бюрократической к рыночной децентрализованной объясня­лась крайне напряженная работа — ведь нужно было обдумать, как перестроить составные части (звенья) коллективного суще­ствования, чтобы внести глубокие изменения в жизнь общества с его сложившимся укладом, юридическими и налоговыми ин­ститутами и с иной ролью государственной власти. Но глав­ное — и здесь кроется то, чему суждено надолго остаться суще­ственно важным — включение в рыночную экономику, служа­щую гарантом свободы обмена и обеспечивающую правильный выбор граней стыковки экономических систем и предприятий, наполняет подлинным смыслом программы, разработанные на дву- или многосторонней основе. Среди этих последних выде­ляется, с одной стороны, создание ЕБРР, имеющего задачей восстановление экономики и, главным образом, развитие част­ного предпринимательства, а с другой стороны, создание Меж­дународным Валютным Фондом в 1993 го-ду «льготных усло­вий системного преобразования» — окошечка кассы, открыв­шегося на время перехода бывших членов СЭВ, к рыночной экономике, при условии осуществления ими политики валют­ной стабильности, контроля за уровнем инфляции и отмены торговополитических ограничений.

Внутренняя политика партнеров оказалась в фокусе внима­ния по двум главным причинам.

Во-первых, осуществляемая ими экономическая политика благоприятствует либо предоставлению большей свободы дей­ствий, либо ограничениям, применяемым в отношении других стран, ведущих себя точно так же в сходных обстоятельствах. Провал в 1981 — 1983 годах политики экономического подъема Франции показал, что не только нельзя действовать вопреки внешней конъюнктуре — не однажды в эти годы наблюдался

спад под влиянием отдаленных последствий второго нефтяного шока, но, главным образом, что политика экономического роста может оказаться плодотворной лишь при условии ее со­гласования в международном масштабе, иначе она будет подо­рвана политикой ограничений, проводимой другими странами (которая сократит рынки сбыта и ужесточит конкуренцию). В той мере, в какой противоположные экономические курсы вре­дят друг другу и могут свести на нет усилия и с той, и с другой стороны, ясное понимание намерений других правительств яв­ляется весьма ценной информацией для властей, перед которы­ми отчитывается дипломатия. Из нижеследующего будет видно, к чему это ведет.

С другой стороны, экономическое благополучие любой страны реализуется в спросе, адресованном внешним рынкам, что для партнеров равнозначно увеличению экспорта и числа рабочих мест. Таким образом, возникает повод для обмена ин­формацией, высказывания своего мнения и даже пожеланий, возможно требующих срочного удовлетворения. В сущности, такого рода спрос со стороны иностранных государств с давних пор включается в экономические прогнозы любой страны. К тому же, взаимосвязи, установившиеся отныне в мире, привели к тому, что с косвенными последствиями нужно считаться не менее чем с прямыми, ибо поистине болезненны удары, нане­сенные оттуда, откуда их не ждут. Так, Франции, естественно, весьма чувствительной к экономической ситуации в Германии, важнейшего своего поставщика и клиента на протяжении дол­гого времени, приходится вместе с тем внимательно следить за развитием таковой в США, хотя они и не числятся среди ее главных рынков сбыта, поскольку благополучие американской экономики имеет столь важное влияние на многих клиентов Франции и на международную обстановку в целом, что послед­ствия ощущаются и во Франции. Помимо прочего, курс долла­ра отражается на цене всех импортных товаров, ввозимых за доллары, нефти, например, и на конкурентоспособности всех отраслей промышленности, где цены устанавливаются в долла­рах, например, самолетостроения.

В более широком смысле, в современной мировой эконо­мике составные элементы так крепко связаны, что происходя­щее в далекой и отнюдь не являющейся партнером данной страны может стать в ней причиной внезапных потрясений. Так, кризис азиатских валют летом 1997 года отразился на чешской, польской, южно-африканской и бразильской валюте просто потому, что встревоженные вкладчики капиталов были вынуждены пересмотреть все свои вложения в экономику новых или переживающих переходный период стран. В этой

связи исполнительный директор МВФ Мишель Камдесю заме­тил: «В глобализованном мире можно стать жертвой слабостей соседа (...) Мы живем в мире, где приходится расплачиваться за грехи соседей»¹. Как видите, ничто из происходящего за на­шими границами не может оставлять нас безучастным.

Новизна нынешнего положения заключается в том, что со­стояние национальной экономики разных стран регулярно включается в повестку дня международных конференций, что по этому поводу государствам не только даются рекомендации, но к ним даже обращаются с настойчивыми просьбами, выска­зываются упреки тем из них, чья экономика начинает «хро­мать», а тех, кто не желает играть роль, отведенную им в ми­ровой экономике, убедительно просят занять свое место. Одним из наиболее поучительных примеров является програм­ма согласования политических курсов, начало которой было положено в 1977—1978 годах. Тогда Соединенные Штаты во главе с президентом Джимми Картером широковещательно объявили о программе, получившей впоследствии название «политики локомотива», в соответствии с которой страны с по­ложительным сальдо платежного баланса и низким уровнем инфляции должны были поднять темпы экономического роста, чтобы увлечь за собой других и обеспечить тем самым равнове­сие в мировом хозяйстве. Они настаивали на том, чтобы Гер­мания и Япония перешли к увеличению бюджетных расходов для поддержания деловой активности в мире. В конце 1977 года Япония приняла меры, направленные к резкому увеличе­нию бюджетных и валютных расходов, а в 1978 году значитель­но увеличила внешнюю помощь, но Германия, не одобрявшая такого ассиметричного подхода к экономической политике, потребовала, чтобы и другие страны пошли на жертвы. Она стала нажимать на США, добиваясь, чтобы они навели поря­док в своей энергетической политике, отказавшись, в частнос­ти, от сдерживания цен на нефть и природный газ на внутрен­нем рынке, подняв их до мирового уровня, что должно было привести к сокращению их нефтяного дефицита и экономии энергии. Затем был сформулирован комплекс взаимных обяза­тельств стран Большой Семерки, о совместном подписании ко­торого сообщалось в коммюнике Боннского совещания в вер­хах 1978 года². Впоследствии каждая из стран неукоснительно выполняла их. Это убедительно доказывает возможность коор-

¹ Le Monde. 1997. Samedi 16 aout.

² Этот более сбалансированный по характеру подход получил название
«стратегии конвоя» с легкой руки секретариата ОЭСР.

динации макроэкономической политики. К сожалению, второй нефтяной кризис, разразившийся полгода спустя, помешал осуществлению этих намерений, тем более, что Бундесбанк ввел целый ряд льгот в валютной сфере. Вновь усугубился де­фицит торговых балансов, началась новая полоса инфляции, и Германия, также понесшая потери, горько сожалела о том что согласилась участвовать в этом предприятии. Урок не был забыт. В 1985 году из-за совокупного действия роста бюджет­ных расходов и валютного сдерживания произошло резкое по­вышение стоимости доллара и опасный рост внутреннего и внешнего дефицита США. Вашингтон потребовал от своих партнеров по Большой Семерке принять меры стимулирования резкого экономического подъема, Германия отказалась наот­рез, и все страны в один голос возразили, что Соединенные Штаты должны смягчить свою валютную политику и сократить бюджетный дефицит. Незамедлительно были заключены дого­воры в Плаза и Лувре.

Тематика происходивших совещаний была в известном смысле однообразна, ибо речь шла об одном и том же: о бди­тельности перед угрозой инфляции, о свертывании производст­ва, о бюджетном дефиците, разбалансированности внешних расчетов, с той лишь разницей, что, смотря по обстоятельст­вам, упор делался либо на одном, либо на другом сюжете. Более всего поражает, что буквально в течение нескольких лет стало привычно обсуждать свои внутренние дела с иностран­ными государствами и давать им советы относительно того, что им следует делать.

При этом никому не приходит в голову, что происходит не­позволительное вмешательство во внутренние дела другого го­сударства. В прежнее время такие разговоры были исключены из дипломатического обихода — считалось неприличным загля­дывать через забор соседей. Ныне же, явление примечательное, настало время вмешательства в чужие дела, и экономическая дипломатия не осталась в стороне. Она заглядывает в самое со­кровенное экономики любой страны, и порою исследует его до мельчайших подробностей. Когда, например, во второй поло­вине 80-х годов США вновь, вслед за Европейским Сообщест­вом, предложили Японии открыть, наконец, свою экономику, они пустили в ход все средства своей дипломатии. Последовала серия американо-японских переговоров, в частности, Инициа­тива по устранению структурных помех (1989—1990 годов)¹, когда США предложили Японии либерализовать розничную

Structural Impediments Initiative (SII).

 

торговлю (распределение зон)¹, а также _{и с} большей строгос­тью соблюдать антимонопольное законодательство, а Япония, в свою очередь, призвала США сократить свой бюджетный де­фицит и принять меры к привлечению более значительных средств из внутренних источников для финансирования бюд­жета. Этот этап переговоров примечателен постольку, посколь­ку была предпринята попытка устранить макроэкономический дисбаланс, возникающий вслед за торговым дисбалансом. Он замечателен тем, что направил международные переговоры к вопросам внутренней экономики, весьма далеким, казалось бы, от международных дел, а порою даже весьма обыденным. В ходе их упоминались, например, цены щ земельные участки в районе Большого Токио (непомерно высокие для американ­ских вкладчиков капитала) и использование кредитных карто­чек в США (увеличивающих склонность _к потреблению за счет накопления). В этом отношении упомянутые переговоры силь­но отличались от других встреч американцев с японцами, когда главный упор был сделан на стратегию Секторальной внешней торговли, предполагавшую либо обязательства по относительно традиционной либерализации оформления счетов (переговоры конца 80-х годов сначала в области телекоммуникаций, элек­троники, медицинского оборудования _и фармацевтических препаратов, затем — спутников, мощных ЭВМ и изделий дере­вообрабатывающей промышленности),.гшбо планы японских закупок в США (переговоры о приобретении полупроводников в 1989 году и продукции автомобилестроения в 1992 году). Эти весьма необычные обязательства относительно конечного ре­зультата, разумеется, сильно отличаются от глобальной полити­ки, осуществляемой другими странами. Подобная торговля под надзором властей не входит в число методов свободной торгов­ли, ставших общепринятым правилом. Защитные ограждения вокруг японского рынка были сочтены чрезмерно прочными для преодоления традиционными мерами по снятию таможен­ных заслонов, которые, кстати, сами по себе оказались недо­статочно эффективными.

Равновесие мировой экономики стало традиционной темой международной экономической дипломатии, однако в конце нашего столетия оно обрело новый смы^л, ибо впервые в ис­тории это понятие распространилось на всю планету. Немно­гие государства, не пожелавшие участвовать в системе много­стороннего регулирования экономики, оказались в положении изгоев. Россия, являющаяся кандидатом _в члены всех много-

¹ Land zoning.

сторонних организаций, была принята в Парижский Клуб в числе стран-кредиторов и уже почти вошла в Большую Семер­ку¹. Китай стучится в двери ВТО. После того, как в 1997 году Северная Корея дала, наконец, МВФ разрешение обследовать ее экономическое положение, число несговорчивых стран со­кратилось до: Сирии, Ирака и Ирана.

В отдельной перспективе в перечень вопросов глобального равновесия входят опорные звенья мировой валютной системы (они упоминались ранее, и их регулирование по мере возник­новения кризисов не нуждается здесь в пространных поясне­ниях) и разрыв в уровнях развития, в центре которого должен был бы находиться Третий мир, но эта проблема уже, в сущ­ности снята с повестки дня. Группа развивающихся стран рас­палась и в политическом, и в экономическом смысле. Новые индустриальные страны и страны, их догоняющие, вышли из игры, а остальные продолжают двигаться в том же направле­нии, благодаря международному сотрудничеству, не смыкаясь более под знаменем неприятия механизмов мирового рынка.

В ближайшей перспективе мировое равновесие уже, в сущ­ности, поддерживается регулированием конъюнктуры. Оно ус­танавливается функционированием хорошо налаженных, но по сути своей новых механизмов, заслуживающих более внима­тельного рассмотрения. Им отводится место главным образом в периодических исследованиях, проводимых международными организациями — ОЭСР, Европейским союзом, МВФ, Банка­ми и Фондами развития — а при случае в периодических обзо­рах положения национальной экономики разных стран (упраж­нение в так называемом «многостороннем контроле») либо после их участия в финансовых операциях.

С самого своего основания ОЭСР, преемница ОЕЭС, нала­дила отчетность о бюджетной и валютной политике своих чле­нов на основе доклада секретариата, содержащего оценку нахо­дящихся под наблюдением экономических курсов с рекоменда­циями, а также ввела постоянный обмен мнениями между ми­нистрами экономики и финансов в рамках Комитета по эконо­мической политике и между их заместителями в постоянных комитетах, важность которых менялась со временем. Трудно судить о действительной пользе высказываемых соображений, обмена замечаниями и рекомендаций, звучащих во время этих заседаний, но они, безусловно, не пропадают даром, с одной

¹ После Денверского совещания в верхах (1997 год) Россию приняли в неэкономическую часть группы, но есть все основания полагать, что она станет полноправным членом организации, которая станет тогда Большой восьмеркой.

 

стороны, потому что приобретается привычка советоваться, с другой стороны, потому что качество сделанной работы прида­ет этим документам моральный вес, которым нельзя пренебре­гать.

В лоне Европейского союза комитеты по валютным вопро­сам и европейской политике давно уже занимаются периоди­ческим изучением экономической и валютной политики стран-членов, а совет министров экономики и финансов обсуждает их выводы. Создание Экономического и Валютного союза, по­ложения Маастрихского договора и Пакта стабильности и роста естественно ведут к постоянным обменам: составление программ стабильности для участников зоны евро, программ сближающего развития для тех, кто не присоединился к ней, рекомендации для тех, кто не желает к ней присоединяться. Обмен информацией идет непрерывно, а совещания ведутся в усиленном режиме, но здесь мы касаемся механизмов, свойст­венных валютному союзу, и несколько отступаем от экономи­ческой дипломатии, даже если это касается стран, не входящих в него.

МВФ также является центром коллективного надзора, осу­ществляемого по трем направлениям.

Во-первых, в соответствии со статьей IV своего устава, Фонд ежегодно изучает положение каждой страны. Делается это негласно, и результаты не публикуются.

Во-вторых, Фонд осуществляет для себя и для нужд Боль­шой семерки многосторонний надзор, введенный в 1982 году на Версальском совещании в верхах и впоследствии усовер­шенствованный (на совещаниях в верхах в Токио 1986 года и в Венеции в 1987 году, где был разработан целый комплекс кри­териев).

В-третьих, и прежде всего, под его началом ведется имею­щее большое значение международное наблюдение за положе­нием в странах с наиболее уязвимой экономикой, руководству­ясь политикой обусловленности содействия, обязательной для всех и лишь в редких случаях допускающей исключения (ре­зервный транш, льготное компенсационное финансирование, распределение дополнительных СПЗ). Смысл такого надзора в том, чтобы помощь Фонда строго отвечала определенному ха­рактеру экономической политики. Фонд ведет себя, как всякий заимодавец с той, однако, разницей, что здесь за институтом предоставления ссуд стоят государства и что изучение положе­ния берущего взаймы, оценка его политики и его экономичес­ких перспектив делаются от имени международного сообщест­ва. Подобные требования предъявлялись Великобритании в 1967—1969 годах (установление потолка государственных зай-

мов, ограничение банковских кредитов и денежной массы, проблемы, связанные с платежным балансом и бюджетным ак­тивом). Франции ссуды были даны в 1958 и 1969 годах на сход­ных условиях (установление потолка расходования государст­венных средств и бюджетного дефицита, ограничения кредита, обязательство провести либерализацию внешней торговли). Можно задать вопрос, действительно ли была нужда ставить двум этим странам условия, в которых торжественным слогом излагалась суть политики экономического подъема, которая в любом случае претворялась бы в жизнь.

Иначе, разумеется, обстояло дело с политикой обусловлен­ности помощи по отношению к странам Третьего мира, в частности, во время спасательных операций, к которым при­шлось прибегнуть ввиду сверхзадолженности этих стран начи­ная с 70-х годов, но главным образом в 80-х годах, а позднее из-за переживавшегося ими кризиса роста. Требуя соблюдения некоторых условий в обмен на свою помощь, МВФ неизменно следовал принципам наведения порядка в бюджете, расшире­ния связей с внешним миром, введения обязательных рыноч­ных категорий и внутреннего управления, ныне объединяемых под названием «Вашингтонское соглашение». Эти принципы почти всегда приводили правительства к резкому изменению экономической политики, и эти изменения не были бы, веро­ятно, совершены именно таким образом, а юридические формы и сроки платежей не соблюдались так строго, если бы они не осуществлялись под нажимом. По правде говоря, пред­писания Фонда в области экономической политики не всегда воспринимались как проявления бдительности банкира либо как ставшее ныне привычным порождение экономической дипломатии. Порой к ним относились как к проявлениям док­тринерской косности, либо к политическому вмешательству. Реакция была подчас весьма бурной и сопровождалась мятежа­ми (в Перу в 1976 году, в Египте в 1981 году, в Марокко, Ту­нисе и Бразилии в 1987 году, в Замбии в 1986 году). Во многих случаях прения переходили от технической стороны экономики к политике в чистом виде. Фонду пришлось смягчить позицию, сделав менее строгими критерии экономической эффективнос­ти, сделать скидку на трудности в сфере предложения, в виде займов на структурную перестройку, введенных в 1986 году, наконец, больше считаться с местными условиями и даже при­знать (на своей генеральной ассамблее 1997 года в Гонконге), что следует менять условия и сроки открытия рынков капита­лов для стран с формирующейся экономикой сообразно устой­чивости их финансовых институтов. Как бы то ни было, реко­мендации, которые Фонд дает, исходя из сигналов своей сис-

темы тревожного оповещения, не всегда воспринимаются охот­но. Так, в 1997 году, во время кризиса, вызванного непомерной задолженностью, дефицитом платежного баланса, завышенным курсом национальной валюты и проблемами, связанными с за­медлением экономического роста, Таиланд принял упорно от­вергавшийся им в течение целого года план МВФ лишь после начавшегося бегства капиталов, требовавшего безотлагательных мер, бурных прений внутри страны и отставки управляющего центральным банком. Этой программой, принятой в обмен на краткосрочную финансовую помощь в значительных размерах, предусматривались, помимо обычных мер по оздоровлению экономики, меры по структурной реформе с долгосрочными последствиями: закрытие неплатежеспособных финансовых уч­реждений, свободный приток иностранных капиталов в мест­ные банки (что уже было сделано по рекомендации Фонда в Мексике и Аргентине), приватизация, упорядочение государст­венных тарифов и т.д. Этот кризис имеет одну весьма интерес­ную региональную особенность, о которой будет сказано более подробно в Главе V. Через несколько месяцев после Таиланда те же факторы привели к тем же результатам сначала в Индо­незии, затем в Южной Корее, которым пришлось, под угрозой прекращения им выплат, принять без промедления требование навести порядок в своей экономике и приступить к осущест­влению конечно же непопулярных реформ.

Всего за несколько лет экономическая дипломатия перерос­ла коммерческие задачи, стоявшие перед ней в начальную пору ее существования. В 20-е годы ей препоручили экономику, ко­торой она занялась вплотную после 1945 года. Первое время она ограничивалась внешними ее проявлениями, а позднее, сначала в виде исключения, а затем все чаще, стала вторгаться в сферу внутренних дел во имя осуществления своих междуна­родных обязательств. Эти новые виды деятельности непрерыв­но и неуклонно переходили в ее ведение.

Более того изменились не только сами проблемы, но и ме­тоды их решения.

Методы тоже новые

С 1945 и примерно до 1960 года преобладали переговоры о мерах в области внешних экономических отношений. Страны до­говариваются о свободе торговли и движения капиталов, орга­низуют отмену контингентирования, таможенных преград, и административных барьеров в торговле, приходят к согласию относительно целей и этапов, кооперируются с целью финан­сирования дефицитов платежных балансов или чтобы помочь

преодолеть переходный период. Это эпоха плана Маршалла, ОЕЭС, а также первых лет функционирования МВФ и ГАТТ. Исключая обязательства, взятые на себя в международном плане, государства проводят свою политику на независимой основе. Программы свободной торговли входят составной час­тью в экономическую деятельность всех стран, но что касается частностей, например, товарных позиций, освобождающихся от ограничений, то они определяются по выбору каждой стра­ны. В сфере регулирования обменных курсов, координация осуществляется плохо, либо ее совсем нет — после девальваций 1949 года не проводилось консультаций, предусмотренных ус­тавом МВФ, так что с дефицитами платежных балансов страны справлялись с помощью двусторонних соглашений (например, американские займы Великобритании и Франции, план Мар­шалла, а впоследствие военная помощь).

Ближе к 1960 году сотрудничество сменяет переговоры. Каж­дая страна по-прежнему самостоятельно определяет свою эко­номическую политику, сообразуясь только со своими интереса­ми, однако сотрудничество, направленное на то, чтобы извлечь как можно больше пользы из взаимодействия национальной экономики вовне с экономикой других стран, и даже устранить неудобства, проистекающие от несходства экономической по­литики разных стран, совершается со все большей четкостью и согласованностью во времени. Впрочем, это сотрудничество стало необходимостью, ибо постепенное устранение заслонов на границах, свобода действий операторов, а впоследствии по­явление неконтролируемых рынков, таких, например, как рынок евродолларов, увеличили опасность нарушения равнове­сия всей системы, средства для регулирования которой сокра­тились: обмен валют производится по фиксированному курсу, и структурные корректировки уровня жизни стали невозмож­ны. Так, корректировки курсов в 1967—1971 годов (девальва­ция фунта стерлингов в ноябре 1967 года, франка в августе 1969 года, колебания курса марки и ее девальвация в октября того же года, колебания курса доллара в августе 1971 года) были предприняты без консультаций с МВФ (ни с членами ЕЭС, которых это касалось) и без предварительного согласова­ния мер, хотя имелись все основания для проведения меро­приятий, касающихся всех этих валют одновременно. При этом центральные банки по-прежнему были готовы сотрудничать по сложившейся традиции.

Итак, в этот период международная экономика сосредото­чивает усилия на выправлении нарушенного равновесия, она развивает бурную деятельность не оставляя без внимания ни один из аспектов экономических отношений: подписание в

1961 году Общего Соглашения о займах и образование «Группы десяти» с целью предоставить МВФ дополнительные финансо­вые средства, создание в том же году золотого пула, подписа­ние соглашения о поддержке («стэнд бай!») МВФ и увеличение квот Фонда, учреждение в 1969 году Специальных прав заим­ствования (СПЗ), а в сфере торговли — дискуссия в связи с восстановлением контроля во Франции, Великобритании и Ка­наде с целью ограничения его сроков и масштаба. За десять лет государствам удалось добиться без конфликтов бесперебойного функционирования своих отношений, всего лишь за счет про­стого согласования действий на валютном рынке и оказания друг другу помощи займами, когда возникали затруднения. Между тем свобода движения капиталов, возрастающая их по­движность требовали чего-то большего, нежели простых кор­ректировок, тем более, что отсутствие координации политики между государствами усиливали опасность появления дисба­лансов. Казалось, проблема излишнего напряжения и обрете­ние свободы маневра могла быть решена путем отказа от фик­сированных обменных курсов. Первые шаги в этом направле­нии были сделаны в начале 70-х годов (введение плавающего курса канадского доллара в мае 1970 года, немецкой марки и голландского гульдена в мае 1971 года, отмена конвертируемос­ти американского доллара в золото в августе того же года). Между 1971 и 1973 годом тенденция стала общей и получила свое наиболее полное выражение в 1976 году в виде поправки, внесенной в устав МВФ и дающей право странам-членам вы­бирать по своему усмотрению систему плавающего или фикси­рованного курса.

Однако, после десяти лет действия механизма регулирова­ния внутренней экономики с помощью колебаний обменных курсов оказалось, что его возможности не беспредельны. Не удалось обойтись без стабилизирующих вмешательств на ва­лютном рынке, главное, он не обеспечил соотношение валют­ных паритетов, отражающих состояние экономики разных стран. К тому же несовершенное расположение валют в соот­ветствии с их относительной стоимостью, например, скачки курса доллара вверх и вниз, сильно мешало четкому функцио­нированию мировой экономики. Действительно, упорядочение внутренней экономики через колебания обменных курсов предполагает, что движение финансовых средств влияет прежде всего на обмен товарами и услугами либо на долговременные капиталовложения и что оно служит передаточным механиз­мом разницы в ценах и относительной конкурентоспособности экономики разных стран. Теперь положение изменилось вслед­ствие возросшего значения краткосрочных капиталов, основан-

ного на чисто финансовых операциях и развитии рынков дери-вативов (срочные операции, сделки «своп», опционы)¹. Теперь колебания паритетов зависят прежде всего от ожидания финан­совых рынков, от их оценки конъюнктуры, а также от их мне­ния о правительствах. По крайней мере, ожиданиям и психоло­гической оценке операторов сегодня придается больше значе­ния, чем прежде. Отсюда масштабность к внезапность перепа­дов, которые могут стать помехой для осуществления внутрен­ней экономической политики, и вызвать необходимость опера­ций (на валютном рынке, на уровне процентных ставок), огра­ничивающих свободу, уже достигнутую иными способами.

В первой половине 80-х годов завышенный курс доллара относительно паритета покупательной способности привел именно к таким результатам, а от корректирующих операций, предпринимавшихся то здесь, то там (например, Бундесбанком в 1985 году), оказалось так мало толку, что пришлось подпи­сать соглашение в Плаза² 1985 года, дополнив его Луврским соглашением 1987 года³. Оба соглашения были направлены на стабилизацию доллара (а в то время на снижение его курса) по отношению к валютам европейской системы и к йене, с помо­щью согласованных действий, причем расходы на их проведе­ние определялись заблаговременно. Таким образом, стадия простого сотрудничества осталась позади, началась стадия со­гласования, пока еще не вполне завершенного, ибо, хотя дого­воры были достаточно совершенны, так как основывались на определении конкретных целей (зоны-мишени), они тем не менее не содержали реального механизма взаимной ответствен­ности с целью восстановления нарушенного равновесия. Тем не менее они дали начальный импульс к сотрудничеству, ока­завшемуся полезным, поскольку с 1985 по 1992 год было осу­ществлено 17 согласованных вмешательств. Но валютная буря, разразившаяся в том году в Европе, все изменила.

Координация начинается с 1985 года. Как и прежде, она рас­пространяется и на корректирующую политику (кредиты под­держки и интервенции на рынке), и на макроэкономическую политику, определяющую оба аспекта экономики, внешний и

¹ Менее 5% от 1230 млрд долларов, обмениваемых каждый рабочий
день на валютных рынках, являются отражением каких-либо коммерчес­
ких операций.

² Между странами Большой пятерки (США, Германия, Япония, Вели­
кобритания и Франция).

³ Между странами Большой семерки, то есть Большой пятерки с добав­
лением Канады и Италии.

внутренний. Таким образом, объектом воздействия становятся как следствия, так и причины.

Сначала о внешнем аспекте. Операции совершаются все более успешно как показал второй мексиканский кризис (де­кабрь 1994 года). МВФ немедленно вмешался, быстро заручив­шись поддержкой США. В ход пошли внушительные суммы (50 млрд долларов!), и уроки из этой тревожной ситуации, ко­торая могла бы нарушить мировое равновесие и повлечь за собой возвращение к протекционизму в странах с неустойчи­вой экономикой, были извлечены на совещании в верхах в Га­лифаксе в 1995 году: введение правила прозрачности, более широкая информация, необходимая для предсказания кризи­сов, соответствующее увеличение ресурсов МВФ благодаря новым вливаниям на основе Общего соглашения о займах. На основе этих решений обозначились некоторые успехи в разре­шении таиландского кризиса июля—августа 1997 года, достиг­нутые благодаря спасательным мерам, предпринятым междуна­родным сообществом.

В том, что касается внутреннего аспекта, бюджетная, ва­лютная и даже налоговая политика обсуждаются открыто, и стремление к их координации начинает утверждаться. Это очень важное событие, которому можно только радоваться, хотя его результаты пока скромны, ненадежны и могут повер­нуться вспять. Эта тенденция достигла своей наивысшей точки между 1985 и 1988 годом (соглашения, подписанные в Плаза и Лувре, совещание на высшем уровне в Токио), но переживала и спады, особенно в периоды, когда всеобщее внимание при­ковали к себе другие темы (задолженность третьего мира, рас­пад СССР около 1990 года), либо когда ослабевал интерес США к этой тематике (до 1985 года, или в годы экономичес­кого процветания периода президентства Клинтона).

В долговременном плане наблюдалась тенденция к усиле­нию экономической дипломатии, и все же пристальнее вгляды­ваясь в происходившие год за годом события, начинаешь по­нимать, насколько хаотичным было это продвижение вперед и насколько хрупким оно остается. Согласование происходило в зависимости от настроения и ориентации разных правительств Соединенных Штатов, которые невзирая на собственные труд­ности, несмотря на Японию и Германию, преследующие их по пятам в борьбе за первое место в списке мировых держав, ос­таются единственной страной, от которой почти все зависит на земном шаре, но которая после 1971 года ни разу не пожелала взять на себя ответственность за равновесие мировой валютной системы. Лишь когда, стремясь достигнуть своих националь­ных целей, они находили международную координацию более

полезной, нежели односторонние действия или двусторонние связи, макроэкономическая дипломатия получила возможность доказать свою полезность. Но и тогда координация оставалась несовершенной в отсутствие подлинного единомыслия при анализе различных ситуаций и прогнозировании предстоящих операций. По правде говоря, она лишь тогда срабатывала, когда эти разные варианты политики приводили к одинаковым результатам. По сути дела, это многообразие подходов пока не­избежно, а может быть, и спасительно. Не исключено, что бла­годаря ему не совершается грубых ошибок, к которым могла бы