Как Яцек Штур показал себя с лучшей славянской стороны

Эту фотографию и фотографию своего «Опричника», снятую в порту при помощи фар полицейских машин, прожекторов и фотоблицев, и рассматривали Арон и Вася в утренней газете, которую привез им прямо на причал шипшандер Яцек Штур.

Рядом с «Опричником» стоял автофургон Яцека Штура, расписанный его именем и фамилией владельца, его номерами телефона, факса и телекса.

Задние дверцы фургона были распахнуты, и фургон зиял полутемной пустотой. Зато кокпит, камбуз и проход в каюту были завалены канистрами, коробками, какими‑то мешочками… Здесь же в кокпите сидели все трое: Вася, Арон и Яцек. С опухшими разбитыми лицами, с руками в запекшейся крови, измученные бессонной ночью, истратившие все свои силы на портовых проституток и сражение с доблестной турецкой полицией, предательски и беспощадно отвергнутые консульствами двух стран, одна из которых почти пятьдесят лет была Родиной, а вторая должна была стать землей обетованной до конца оставшихся им дней, Арон и Василий тупо разглядывали собственное изображение, искаженное газетным растром.

– Чего там хоть написано, Яцек? – спросил Арон.

– Ну, что может написать бульварная газета? – грустно ответил Штур, проглядывая заметку под фотографией. – Что вы, два идиота, не умея плавать, не умея обращаться с парусами, ничего не понимая в мореплавании, поплыли из России в Израиль… Что по всем правилам вы должны были бы утонуть еще до Босфора, а вы вот живы, и даже подозреваетесь в связях с пиратами Черного моря… Доказать эти связи полиции не удалось, и вас выпустили с обязательством немедленно покинуть пределы Турции. Кстати! Вам все вернули?

– Только ножи и шапочки, – сказал Василий. – Те продукты опечатала и забрала санитарно‑карантинная служба.

– О, матка Боска!.. Что же вы кушать будете?!

– Не пропадем, – махнул рукой Арон. – У нас еще ленинградских консервов навалом, пшено, перловка…

– Ладно, Яцек! Не бери в голову, сказал Василий. – Читай! Что там дальше?..

– Ну, что дальше? – Штур снова уткнулся в газету. – Дальше идут политические и экономические обобщения: что вы, как и ваша бывшая страна, обладая несметными богатствами… Тут имеется в виду ваша яхта… Ни хрена не умеете обращаться со своими богатствами.

– Хорошо, что так, а не хуже, – сказал Василий.

– Не знаю, не знаю… Эту штуку могут перепечатать газеты на пути вашего следования, и неизвестно, чем это еще для вас обернется, – засомневался Яцек Штур и протянул Василию счет. – Вот счет на сто семьдесят долларов. Не потеряйте. Мало ли, какая у вас будет еще проверка…

– Погоди, Яцек. Сейчас принесу деньги, – сказал Арон и ушел в каюту.

Через секунду оттуда послышался густой мат, и Арон выскочил в кокпит, держа в одной руке шелковую зеленую шаль, забытую маленькой проституткой, а в другой руке – пустой растерзанный бумажник.

– Гляди, Васенька!.. – Арон чуть не плакал.

Василий посмотрел на пустой бумажник, на зеленую шаль с золотым драконом, взялся за голову и тихо произнес:

– Пиздец…

Яцек Штур тоже все понял и нервно проговорил:

– Я же предупреждал вас, чтобы были поосторожнее с этими курвами!

Какое‑то время все трое подавленно молчали, а потом Василий решительно встал и сказал Арону:

– Выгружаем, Арон. Все выгружаем! Не боись, Арончик. Не пропадем… Извини, Яцек. Извини…

И первый стал вытаскивать на причал все, что привез им Штур. Горестно вздохнув, Арон стал ему помогать.

Штур сидел в кокпите, смотрел на воду остановившимися глазами. Потом почесал в затылке, откашлялся и от волнения сказал на чудовищной смеси польского языка с русским:

– Чекайте, панове!.. Чекайте, кому говорят!!! Зоставь жечи на мейсте, холера! Арон, цо те мувилэм?! Зоставь, е… твою мать!..

Он вытащил из кармана визитную карточку, протянул ее Василию и сказал:

– Будут пенензы – пришлете… Не будут – я ваши сто семь долларов разбросаю по трем кораблям так, что ни один капитан не заметит! Так что я все равно при своих останусь! Не денервуйте…

– Яцек… – только и смог сказать растроганный Арон.

Вася схватил руку Яцека Штура, стиснул, затряс, что было силы.

– Слухайте, хлопаки! – горячо заговорил Штур и от собственного благородства у него даже слезы блеснули в глазах.

– А цо я не вем як ченько выезжать зо властнегу краю?! Вшистко поментам!.. На то мы и славяне…

– Я не славянин. Я – еврей, – застенчиво уточнил Арон.

– Ты – еврей?! – рассмеялся Штур. – Ты посмотри на себя в зеркало! Ты хоть раз в жизни был в синагоге?!

– Нет, – признался Арон.

– Ну, так заткнись!.. – закричал Штур. – До видзенья, хлопаки. И дай вам Бог сченьстя!..