ГЛАВА XXIII. Гильгамеш и Прометей

Будет полезно повторить идеи конструкции, как они отслеживаются через греческие аналоги. Это начиналось, достаточно невинно, с конструкции судна (см. выше), как сделали греки, и закончилось изумительным «мировым древом», называемом «скамбха», которое даже Платон, возможно, счёл неразрешимым. В конце концов — это не более чем структура мировых колюров, даже если она шелестит многовековым индийским многословием.

Другой пункт, внесённый в сознание — это космологическое соответствие «открывателей пути» и «первопроходцев», подобных Гильгамешу. Они — те самые, кто приносит человечеству меры из того таинственного центра, называемого Канопус или Эриду, или «сидение Рита» /Rita/. Можно проиллюстрировать общую схему посредством двух приключений.

Аргонавты с Золотым Руном на борту прошли Симплегады, сталкивающиеся скалы. Как только корабль со своим экипажем прошёл без вреда [n2 Симплегады оторвали, тем не менее, украшение корабельной кормы (aphlastoio akra korymba), где, как считалось, обитала душа корабля. Мы не знаем точное значение этой детали. Ср. Дилс, Украшения древних судов, H. Diels, "Das Aphlaston der antiken Schiffe," в Журнале ассоциации по фольклору, Zeitschrift des Vereins für Volkskunde (1915), стр. 61-80. Нужно подчеркнуть, что вопреки широко распространённому мнению planktai {«блуждающие»} и symplegades не идентичны.] — так «блаженные» (makaroi) решили давно — Симплегады должны остаться неподвижны, и не быть больше сталкивающимися скалами. [n3 Аполлоний Родосский, Аргонавтика, Apollonios Rhodios, Argonautica 2.592-606; Pindar, Pyth. 4.210: «Но путешествие полубогов заставило их застыть в смерти».]. После «принятия новых законов неподвижной земли», они должны «предлагать лёгкий проход всем кораблям, поскольку они получили поражение»[n4 Claudianus 26.8-11.]. Это только одна станция на длинном «открывающем путешествии» аргонавтов, перевозящих Золотое Руно (или барана), предпринятое, вероятно, чтобы открыть Эпоху Овна [n5 См. Первый Ватиканский Мифограф, First Vatican Mythographer (ч. 24, ред. Bode, т. 1, стр. 9) утверждающий о «Pelias vel Peleus», что он отправил Ясона на Колхиду, «ut inde detulisset pellem auream, in qua Juppiter in caelum ascendit», т.е. достать Золотое Руно, в котором Юпитер взобрался на небо. См. тж.: Кук, Европейский Бог неба, A. B. Cook, "The European Sky-God," Folk-Lore 15 (1904), стр. 271 и дал., для сопоставимого материала.], но это демонстрирует лучше всего важный момент, а именно, «новые законы».

Другой пример — фактически, ключевой, — об Открытии Пути, пришедший к нам от Катло’Итк (Catlo'ltq) из Британской Колумбии [n6 Ф. Боас, Индейские легенды севера тихоокеанского побережья Америки, F. Boas, lndianische Sagen von der Nord-Pazifischen Küste Amerikas (1895), стр. 80 и дал. Ср. Фрэзер, Мифы о происхождении огня, Frazer, Myths from the Origin of Fire (1930), стр. 164 и дал.; тж. Фробениус, Детство человека, L. Frobenius, The Childhood of Man (1960), стр. 395 и дал..]. Мы назвали бы это карманной энциклопедией мифа:

У одного человека была дочь, которая обладала чудесным луком и стрелами, с которыми была способна перенестись куда пожелает. Но она была ленива и постоянно спала. За это её отец разозлился и сказал: «Не спи всё время, возьми свой лук и выстрели в пуп океана, так, чтобы мы могли получить огонь».

Пуп океана был громадным водоворотом, в котором повсюду плавали палочки для добывания огня трением. В это время люди ещё не знали огня. Теперь девушка схватила свой лук, выстрелила в пуп океана, и материал для добывания огня трением выбросило на берег.

Старик обрадовался. Он зажёг большой огонь, и, так как он хотел сохранить его для себя, то построил дом с дверью, которая хватала сверху и снизу, как челюсти и убивала каждого, кто хотел войти в неё. Но люди знали, что он владел огнём, и олень решился похитить его для них. Он взял смолистое дерево, расколол его и вколол щепки себе в волосы. Затем он связал две лодки вместе, покрыл их досками, стал петь и танцевать на них, и так он пришел к дому старика. Он пел: «О, я иду и принесу огонь». Стариковская дочь услышала его пение и сказала отцу: «О, позволь страннику войти в дом, он поёт и танцует так красиво».

Олень высадился и приблизился к двери, продолжая петь и танцевать, и в тот же самый момент прыгнул к двери и сделал это так, как если бы он хотел войти в дом. Затем дверь защёлкнулась, но не коснулась его. Пока она снова открывалась, он быстро запрыгнул в дом. Там он сел у огня, как если бы он хотел высушиться, и продолжал петь. В то же время он позволил своей голове наклониться над огнём, так что он вскоре покрылся копотью, и в конце концов щепки в его волосах загорелись. Тогда он выпрыгнул, побежал и принёс огонь людям.

Такая вот история Прометея в Катло’Итк. Она больше того. Потому что олень длительное время символизировал Кроноса. В индийской традиции он — Яма, который встречался раньше как Яма Агастья, и который, «следуя течению великих рек, открыл путь для многих». Этот олень распространён далеко и широко в древнем мире с теми же самыми коннотациями. Он — это древний Прометей-Кронос, «ты, который поглощает всё и умножает снова посредством безграничного порядка Эона, хитроумный, ты коварный советник, свято чтимый Прометей». На греческом, semne Prometheu. Это не оставляет сомнений. Орфическое обращение к Кроносу, процитированное в самом начале этой книги, определяет его как «свято чтимого» и присовокупляет Титан к имени Кронос, и мы не стали приводить грозное имя Прометей, чтобы не внести путаницу в проблему. Чтобы бескровно избежать путаницы, имя Прометея до сих пор использовалось редко. Он призывает трудный имплекс.

Комментатор Софокла, который даёт ссылку, цитируя Полемона и Лисимахида, ныне потерянные источники, объясняет: «Прометей был первым и старейшим из тех, кто держал в своей правой руке скипетр, но Гефест более поздним и вторым». [n7 Schol. Soph. O. C. 56 (Майер, Гигантыититаны, Mayer, Giganten und Titanen, стр. 95).].

Эти подземные области греческой мифологии, всё ещё едва замеченные школой Фрэзера и Харрисона в их поисках доисторических культов и символов в классическом мире. Но всё же древнегреческий миф вдруг возникает в полном свете среди индейских племён в Америке, чудесным образом сохранившись. Та самая неестественность повествования показывает, какие шаги телескопически сложены или опущены через века. В момент, когда Водоворот показывается как носитель палочек для добывания огня Прамантхи или Тескатлипоки. Но почему они должны быть в водовороте? Миф имеет свою собственную логику скорописи, чтобы установить связь между этими плавающими палочками для добывания огня и космического водоворота. И эта логика собирается связать вместе базовые темы, лук и стрелу небесного царствования, лук и стрелу, нацеленную на (или окончательно «в») Сириус, stella maris (сравни приложение 2 об Орвенделе).

Пение и танец оленя неразрывно связаны с протопифагорейскими темами. И тема появляется полностью оформившаяся в ещё одном рассказе с северо-запада. Сын Дятла, прежде выстреливший из своего лука, запевает песню, и так быстро, как он находит правильную ноту, летящие стрелы вонзаются друг в друга, как ожерелье, пока он строит мост из стрел до неба; Сэр Джеймс Фрэзер сам идентифицировал эту тему со взвешиванием Олимпа в «Гигантомахии». Но есть нечто большее. Хоть это не утверждалось открыто, «сталкивающиеся двери» (прецессия равноденствий) старого владельца огня перестали сталкиваться, безусловно, олень открыл новый проход, пройдя дверь в предопределённо правильный момент в своём поиске «огня».

Было небольшое пространство для изобретения и вариаций в этой торжественной игре с великими темами, хотя некоторую свободу воображение сохранило. Однако можно почувствовать искушение увидеть чистое воображение в бесполезной лени Дочери Старика. И всё же, было ли это воображением, если в ней обнаруживается прототип Иштар, о которой было сказано (см. выше), что она «шевелит апсу перед Эа»?

Лучницы — это редкий вид, стоит рассмотреть тот великий вавилонский астрономический текст, так называемую «Серию mulAPIN» (= Серия Плуг-Звезды, Плуг-Звезда является Треугольником), в котором говорится: «Лук-звезда — это Иштар из Элама, дочь Энлиля». Там упоминалось созвездие Лука, образованное звёздами Арго и Большого Пса, Сириус выступал как «Стрела... Звезда» (см. выше). Это не менее значимо, чем египетская божественная лучница, Сатит, цель стрелы которой — Сириус, как можно увидеть на круглом зодиаке из Дендера.

Когда открывается короткая история, удивительным образом заключающая в себе великие мифы в немногих словах, это ведёт к подозрению, что такие истории есть фрагменты длинного и запутанного подробного изложения, удерживающего аудиторию часами; в действительности они представляли собой что-то вроде «Аполлодора» или «Гигина», которые передают важную информацию в виде коротких резюме. Но за ними стоит полностью сформированная и сильная литературная традиция вместе с греческими поэтами, чтобы придать идеям плоть и кровь, тогда как у неграмотных людей неолита, таких как Катло’Итк, только голый скелет, даже «Hygini Fabulae», похоже, выжили, если только мы не допустим, что информаторы скрыли от этнологов более богатые версии. (Коллега однажды рассказал нам о тибетском менестреле, который, предлагая прочитать сагу о Богда Гессер Хане, спросил, которую из двух версий читать — длинную или короткую: большая заняла бы недели, если читать по правилам).

Это говорилось раньше и должно быть повторено здесь — что «огонь» считался большим кругом, простирающимся от одного небесного полюса до другого, и что палочки для добывания огня принадлежали скамбхе («Атхарваведа», 10.8.20), как существенная часть конструкции. Среди вещей, которые помогут нам распознать «огонь» как колюр равноденствий, только один факт стоит упоминания здесь — что ацтеки взяли Кастора и Поллукса (альфа и бета Близнецов) в качестве первых палочек для добывания огня, от которых человечество научилось добывать огонь трением. Это известно от Саагуна. [n8 Флорентийский кодекс, Florentine Codex (trans. Anderson and Dibble), т. 7, стр. 60. См. тж. Симеон, Словарь языка набуатл, R. Simeon, Dictionnaire de la Langue Nabuatl (1885) s.v. «mamalhuaztli: Близнецы, созвездие», который не отметил, однако, что Саагун отождествлял mamalhuaztli с astijellos, палочками для добывания огня трением. Кроме того тасманийцы чувствовали себя обязанными Кастору и Поллуксу за первый огонь (см. Фрэзер, Мифы о происхождении огня, J. G. Frazer, Myths of the Origin of Fire [1930], стр. 3 и дал.).].

Принимая во внимание то, что колюр равноденствий Золотого века проходил через Близнецов (и Стрельца), палочки для добывания огня в Близнецах представляются правильной рифмой к стиху в монгольской брачной молитве, которая гласит: «Огонь родился, когда Небо и Земля разделились». [n9 Холмберг, Религиозные идеи алтайских народов, U. Holmberg, Die religiösen Vorstellungen der altaischen Völker (1938), стр. 99.]; другими словами, прежде чем эклиптика и экватор не распались, «огня» не существовало, первый был зажжён в Золотой век Близнецов.

Нет никакой уверенности, существуют или нет фиксированные правила, согласно которым один огонь должен быть зажжён с Севера, а другой — с Юга; используются оба метода. Финны, например, настаивают на том, что огненная «колыбель в пупе неба», откуда он кинулся через семь или девять небес в море, на дно его, фактически. [n10 Крон, Магические руны о происхождении финнов, K. Krohn, Magische Ursprungsrunen der Finnen (1924), стр. 115.]. А Тескатлипока считается сидящим у небесного Северного полюса также, когда добывает огонь трением в год 2-Тростника, после потопа. В то время как о месопотамском так называемом боге огня говорится:

Гибил (Gibil), высокий герой, которого Эа украсил ужасным блеском [= melammu], который рос в чистом апсу, который в Эриду, месте (определения) судеб, неизменно подготовленный, чей чистый свет достигает небес — его яркий язык блещет, как молния; свет Гибила вспыхивает, как день.

[n11 Олбрайт, Слияниерек, W. F. Albright, "The Mouth of the Rivers," AJSL 35 (1919), стр. 165; см. тж. Толлквист, Аккадские божественные имена, K. Tallqvist, Akkadische Gotterepitheta (1939), стр. 313.]

Гибил, также, называется, коротко, «героем, сыном Апсу». Если «огонь», украшенный «ужасным блеском» — меламму/хварна — подготовлен в Эриду, должно позволить заключить, что он был получен оттуда, точно так же, как Агни-Матаришван «Ригведы», один среди Агни, «огней», найденных в «месте слияния рек» (приложение 38).

Но откуда бы «огонь» ни пришёл — «сверху» или «снизу», божественные или полубожественные (или на две трети божественные, как Гильгамеш) существа принесли его из тех или других топосов, можно всех назвать по их общей функции, как это было сделано в Мексике, где Кецалькоатль, так же называемый «Ce acatl» = 1-Тростник [n12 Acatl/Тростник представляет собой, фактически, стрелу-палочку, палочку для извлечения огня трением и «символ юридической власти». См. Сейер, Сборник эссе, E. Seier, Gesammelte Abhandlungen (1960-61), т. 2, стр. 996,1102; т. 4, стр. 224.], и Тескатлипока — «Omacatl» (Ome acatl) = 2-Тростник.

Точно так же мы могли бы назвать соответственных героев Старого Мира «1-Нартекс» {прим перев.: Нартекс — это храмовый притвор (читай: прихожая, или предбанник), но в немецком издании говорится, что это — растение «гигантский фенхель (укроп), Ferula communis}, «2-Нартекс», и так далее, после всех «тростников», в которых украденный огонь был принесён самым известным Титаном — Прометеем, «частью» Сатурна.

Не принимая участия в жарком споре по поводу интерпретации самого имени Гильгамеша, — dGIS.GIN.MEZ/MAS и других форм — можно упомянуть, что GIS означает «древесину, дерево», а MEZ/ MAS — особый род дерева [n13 См. Лабат, Руководство по аккадской эпиграфике, R. Labat, Manuel d'Epigraphie Akkadienne (4-е изд., 1963), 296, 314; тж. Делиш, Карманный ассирийский словарь, F. Delitzch, Assyrischisches Handwörterbuch (1896), стр. 420 s.y. miskannu; Толлквист, Гильгамеш, Tallqyist, S.Y. Gilgamesh. Олбрайт называет Гильгамеша «факел-оплодотворяющим героем» (JAOS 40, стр. 318).], и что это есть достаточное основание для понимания нашего героя как истинного Прометея.

Здесь стоит обратиться ненадолго к тексту, недавно переведённому заново и отредактированному Ф. Гёсманом /P. Gassmann/, — табличками «Эпоса об Эрра». Это страшная поэма, чья ужасная свирепость проглядывает почти в каждом слове, посвящена богу смерти Эрра (тж. произносится как Ирра), части Нергала. Содержание полностью мифологическое, обращающееся с концом мира в терминах, которые вряд ли опозорили бы «Эдду», снова относящееся к Потопу в конце всех потопов в мрачном духе книги Бытия. Но здесь что-то сияет вовне явно, что комментаторы к книге Бытия пропустили. Они пропустили это настолько полно, что даже в наши дни некие благонамеренные фундаменталисты обратились за разрешением искать останки Ковчега на горе Арарат. Они получили раздражённый отказ от советских властей, которые подозревали шпионаж ЦРУ под этим прикрытием. Никто, как они считали, не может быть настолько глупым. Глупость явно распространилась на исследователей Шумерского института, которые отправились искать Эриду в Персидском заливе, и жилище божественной Сидури на берегу Средиземного моря. Но очевидно же, что события Потопа в «Эпосе об Эрра», каким бы ярким ни был их язык, явно относятся к событиям в южном небе и ни к чему больше.

Становится очевидно, что все приключения Гильгамеша, даже если так приземлённо описанные, не имеют мыслимого двойника на земле. Они — астрономически задуманные от А до Я — даже если ярость Эрра применима не к метеорологическому «Повелителю Бурь», но к событиям, которые представлялись имевшими место на небе. Авторы Шумера и Вавилона описывают свои ужасающие катастрофы от Потопа, не думая о земных событиях. Их воображение и вычисления, так же, как их мысли, принадлежали полностью к происходящему среди звёзд. Их способность к перестановке кажется полностью утерянной для нас, приземлённых, от земли земных, которые думают только о «примитивных» образах и примитивных опытах, которые могли бы быть приняты во внимание рассказчиком, так сильно и по-человечески спроектированным. Возможно, они были мутантами не нашего типа. В любом случае, они кажутся за пределом понимания зрелых современных умов, которые комфортно приспособились к умственным стандартам «Голой обезьяны» Десмонда Морриса своей собственной разработки.

Эти фантомы ныне похороненные, каждый находит себя, имеющим дело с совершенно незнакомыми предками, чьи библейские страсти и неистовства прочитываются в совершенно новом контексте. Безусловно, планеты всё ещё соседи: Марс, который является Эррой или Нергалом, находится на расстоянии всего нескольких световых минут, Мардук-Юпитер — около 8 световых минут, Сатурн — около часа. Но все они равно потеряны в космическом пространстве, их оптические данные, как духи — равно недостижимы, равно возможны и невозможны в современных физических стандартах, одинаково и ужасно представлены согласно другим стандартам.

Эрра серьёзно выговаривает Мардуку/Юпитеру за то, что направил его оружие прямо на разрушение того, что осталось после Потопа (Эа разок говорил в том же самом настроении Энлилю после более раннего Потопа), но Мардук сохранил семерых мудрых (уммани) по причине того, что они опустились к Апсу или Бездну, и к драгоценному дереву mes прикрепили свои места. «Потому что из-за этой работы, о, герой, которую ты приказал сделать, где дерево mes, плоть богов, украшение царей?»«Дерево mesu, — отвечал Мардук, — имеет корни в широком море, в глубине Аралу, а его вершина достигает верхнего неба». Он спросил Эрра, где ляпис-лазурь, боги искусств, и семеро мудрых из Апсу. Он мог бы очень хорошо ответить, где Гильгамеш сам, этот вводящий в заблуждение человеческий герой, теперь превратившийся в маяк света от дерева mes от иномирных измерений.

Такова судьба героев, поскольку они являлись следствием Амлоди, идущего впереди, вспышка ли они, скрытая в нартексе, подобно Прометею, или огонь от деревянных щепок в Оленьей шерсти, или стали лучом от Канопуса-Эриду. Потерянные в глубинах Южного океана, они были способны передать Глубины Моря нашим предкам, и теперь способны наводить системы управления наших ракет для межпланетного полёта — они остаются точками, кругами, геометрией света, направляющей человечество прошлого и будущего по этому пути.

И поэтому, при существующих обстоятельствах, необходимо оставить мрачное пророчество Эрры невыполненным, относящимся, как это делается, к ближайшей мировой эпохе:

Открой путь, я заберу дорогу,
Дни сочтены, неподвижное время прошло.

Но с этим приходит самое ясное утверждение, когда-либо произносимое людьми или богами по поводу прецессии. Мардук говорит:

Когда я встал со своего сидения и позволил потопу разбить его,
Тогда суд Земли и Неба вышел из соединения...

Боги, которые дрожали, звёзды небесные
Изменили свои позиции, и я не привёл их назад.

... это основание и общий алтарь (жертвенник) для всех миров, она называется Полем Истины, в ней лежат все замыслы, шаблоны, идеи и неизменные образцы всех вещей, которые были или только будут; а вокруг всего — Вечность, откуда течёт Время, как река в миры. Кроме того, души людей, которые жили хорошо в этом мире, видят эти идеи раз в 10 тысяч лет; и самая святая мистическая церемония, которая совершалась здесь — не более, чем мечта об этом священном видении [n10 Плутарх, Об упадке оракулов, Plutarch, De defectu oraculorum, ch. 22, 422BC.]

Наклонный ли, косой ли, Гримм правильно сказал: «стоит заметить, что Халлинскиди /Hallinskidi/ и Хеймдалль приводились среди именований барана [n23 TM, стp. 234 Рюдберг (стp. 593) проверил это: «В старонорвежской поэзии Vedr (кастрированный или некастрированный баран), Heimdal и hallinskidi, эпитет для Heimdal — синонимы»]. Хеймдалль — это «наблюдатель» много-колейчатого Моста богов, который окончательно разрушается при Рагнарёке, его «голова» измеряет пересечение эклиптики и экватора в весеннее равноденствие в Овне [n24 А. Охлмаркс, Рог Хеймдалля и глаз Одина, A. Ohlmarks, Heimdalls Horn und Odins Auge (1937), стp. 144, делает бога козлом. Это неплохо, если он прав, поскольку Капелла, альфа Возничего, «козлёнок» везде, в мужском ли или женском роде, имеет имя asar bardagi — Битва Асов (Ройтер, Reuter, стp. 279). О Возничем — Эрихтоне мы услышим больше в будущем.] — созвездии, которое также называется «голова» Клеомедом /Cleomedes/ (Вместо «головы» (кефалос), Нонн /Nonnos/ называет Овна мезомфалос, «срединный пуп» Олимпа), и бессчётные медико-астрологические иллюстрации показывают Овна управляющим головой (Рыб — ступнями). Соответственно, можно сказать, что Сивилла обращается к «высоким и низким детям Овна».

«22. И эти звёзды, которые катятся над огнём, суть те самые, которые преступили повеление Божие пред своим восходом, так как они пришли не в своё определённое время».

Держать философию и мифологию аккуратно разделёнными — дело полезное, и всё же множество богов и героев, которые мстят за своих отцов — начиная с «Гора-мстителя-за-своего-отца» и «Нинурты, который отомстил за отца» — функционально предопределились к этому, как и длинный ряд злобных дядей. Эти фигуры платят дань и искупают вину друг друга из-за взаимной несправедливости по ходу времени, как сказал Анаксимандр. Анаксимандр был философом. Несмотря на свой фантастический язык, индийский эпос родственен его мысли. Вишну регулярно возвращается в качестве «мстителя», собирающего «дань» с плохого дяди, «когда приходит время». В Махабхарате он это делает под именем Кришны, но он же придёт снова в другом воплощении, чтобы очистить землю от асуров, которые перегружают её. Асуры тоже обретают «властный характер» строго в соответствии с порядком времени. От Вишну под именем Калки ожидается, что он начнёт новую Крита-югу (Золотой век), как только наша современная Кали-юга плохо кончится.

Юный Кришна является преследуемым племянником жестокого дяди Кансы (или Камсы); по характеристике Артура Кита [n10 А. Кит, Индийская мифология, А. B. Keith, Indian Mythology (1917), стр. 126. О деяниях Кришны см. 14 и дал.], оба они — «протагонисты в ритуальной борьбе». Это не скромное преуменьшение, а крайнее заблуждение. Канса — это асур (Приложение 4), а Кришна — дэв, а это снова означает, что отношения касаются великих божественных «партий» (Иранцы-Туранцы, и т.п.). Дядя, предупреждённый заранее пророчеством об опасности, исходящей от восьмого сына Деваки и Васудевы, убивает шестерых детей этой пары, но седьмой (Баларама) и восьмой (Кришна) спасаются и живут с пастухами. Там молодой Кришна совершает некоторые из своих подвигов «Сильного Мальчика».

Но существует и неизвестный широкой публике артефакт в точности соответствующий ожиданиям о том, что могло бы представлять собой Кольцо Всевластия. Артефакт представляет собой комплекс из пяти колец, которые раскрываются в армиллярную сферу. Этот инструмент использовался древними греками для навигации. Мы видим небесную сферу с небесным экватором, горизонтом, «колюром равноденствий» и «колюром солнцестояний», широкое кольцо символизирует эклиптику с нанесенными знаками зодиака.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

О гордость Людей, о святой наш Язык,

Пророка слова красоты несравненной...

Поль Валери, «Пифия».

Как было сказано ранее по поводу майяских астрономов, соединения шли в счет. В архаической вселенной все вещи были знаками друг друга, записанными в голограмму, тонко предугаданную. Это также была философией пифагорейцев, и это доминировало надо всем в классическом языке, столь отличном от современного языка. На это проницательно указывал современный критик Ролан Барт, в Le degrй zero de l'йcriture («Нулевой степени письма»): «Система классического языка, — пишет он, — «относительна, что значит то, что слова абстрагировались, насколько возможно, ради отношения... Никакое слово не имело плотности само по себе, едва ли это знак вещи, скорее средство передачи связи» (Строение классического языка (Проза и Поэзия) имеет реляционную природу: сами слова здесь несравненно менее важны, чем отношения между ними. Ни одно слово не обладает здесь собственной плотью, они служат не столько знаками вещей, сколько связующими нитями». — перевод из сети). На сегодняшний день предмет современной поэмы уже не определяет и не квалифицирует отношения конвенционально согласованные; ощущается смещение, мак сказать, от мира классической ньютоновской физики к беспорядочному миру субатомных частиц, которым правит теория вероятности. Начало этому чувствовалось у Сезанна, Рембо и Маллармэ. Это «взрыв слов» и форм, освобожденных слов, независимых дискретных объектов и магии, бесконтрольных, не организованных в ряд «нейтральных знаков». Прерывистый (?) поток современного языка, замечает Барт, «кладет начало прерывистости Природы, которая обнаруживается только по частям». (Распад нового поэтического языка на отдельные слова влечет за собой разложение Природы на изолированные элементы, так что Природа начинает открываться только отдельными кусками. — оттуда же) Природа становится «фрагментированным пространством, сделанным из объектов одиноких и страшных, потому что связи между ними только потенциальные». (Природа здесь превращается в разорванную совокупность одиноких и зловещих предметов, ибо связи между ними имеют лишь потенциальный характер; — ibid.) Более того, они произвольны. Они, вероятно, одной природы с древним portentum (чудовище, чудо, вымысел). Единственный смысл, который можно извлечь из этих связей — это то, что они близки виду, что создал их. Разум отказывается от власти, или сжимается в апокалипсическом ужасе. В искусстве мы слышим о Amorphism, или «распаде формы», «триумфе бессвязности» в конкретной поэзии и современной музыке. Новый синтез, если он еще возможен, далеко за горизонтом.

Начиная с одной темы, выбранной среди многих, эта самозваная разведка совершенно не отмеченной на карте земли прошла долгий и извилистый путь с начального введения фигуры Гамлета. Обсуждение коснулось безмерных областей мифа, чья предполагаемая ценность была обозначена предыдущими открытиями. Сокровища кельтской традиции, Египта, Китая, племён или мегалитов Индии, и Океании были едва испытаны. Тем не менее, острожное, индуктивное применение критических стандартов форм по всему поясу Высоких Цивилизаций показало достаточно остатков дописьменного «кодового языка» безошибочной связности. Никакие извинения не нужны, чтобы последовать за аргументом туда, куда он ведёт, но очень хотелось бы надеяться, что то, что было раскрыто, в конечном счёте окажется достаточно самокорректирующимся, чтобы исправить неизбежные ошибки этого эссе.

Какой могла быть изначально обсуждаемая вселенная – тем неосмысленным скоплением разрозненных языков далёкого прошлого, грубых наречий и непередаваемых опытов, из которого, на нашу удачу, родился научный человек? Ясно, что человеческая способность к вниманию, выделению определённых недосягаемых объектов вселенной должна была превзойти запутанность и ужасы его психики. Были некоторые люди, конечно исключительные люди, которые увидели, что некоторые чудесные источники света в тёмных небесах можно посчитать, отследить и назвать по именам. Врождённое знание, которое направляет даже мигрирующих птиц, могло привести их к осознанию, что небеса рассказывают – да, подробно – о славе Бога, а затем к выводу, что секреты Бытия лежат раскрытыми перед их глазами.

Их странные идеи, непонятные для более поздних веков, были началами интеллекта, и со временем выросли в койне, лингва франка, интернациональный язык, охвативший мир. Этот общий язык игнорировал локальные верования и культы. Он концентрировался на числах, движениях, измерениях, основных структурах, схемах, последовательностях чисел, на геометрии. Ему удавалось это делать, хотя его изобретатели не могли обмениваться опытом, иначе как через события своей повседневной жизни, и не могли сообщать друг другу иные образы, кроме наблюдений природных закономерностей.

Сейчас известно, что астрология обеспечивала человека общим языком, проходящим сквозь столетия. Но важно осознавать, что изначально для астрологии требовалась астрономия. В ходе взаимодействия этих двух небесных концепций общие элементы дописьменного знания были собраны в странном бестиарии, собрании басен, чья таксономия исчезла. По остаткам этой системы, разбросанным по всему миру, затерянным в течении культур и языков, чрезвычайно сложно идентифицировать первоначальные темы, пережившие так много кардинальных перемен.

Упорядоченное выражение, которое есть выражение в соответствии с правилами или законами, приходит раньше организованной мысли. После этого происходит спонтанное создание мифов, когда есть запас непосредственного опыта, из которого можно черпать. Например, доисторическое «техническое общение», выражающее только закономерности в грамматическом или естественном смысле, могло начаться с использованием терминов, которые пришли из самых ранних технологий. Позже, с приобретением опыта, тот же вид общения с теми же терминами мог распространиться на алхимию и прочие образы. По форме эти коммуникации были бы преобразованными сказками, но из-за их терминологии они обладали бы упорядочивающей и называющей способностью, различающей входящие сигналы в море разнообразия. И наконец, они могли создать знаковый код, в котором звёзды Большой Медведицы стали стадом быков, и так далее.

К примеру, язык Вед, преобразующий завораживающее величие метафизики в форму гимнов, так же далёк от всех прочих аспектов мифической мысли, как и сами звёзды Большой Медведицы от тех стихов, которые, согласно Ведам, эти звёзды-Учителя написали.

В этих стихах упоминание пути к запредельности и абсурдности и дикой роскошности образов непременно сбивают с толку западный ум и ведут его далеко прочь от тематики астрономических истоков в мистическую диалектику.

Но всё же первоначальная жизнь мысли, рождённой из тех же семян, что и Веды, проложила свой путь в темноте, разослала свои корни и отростки в глубине, и живой ствол прорвался к свету под разными небесами. Вдали через полмира стало возможным переоткрыть схожий путь мышления, не содержащий ни единого лингвистического ключа, который филолог мог бы подтвердить. Из самых слабых намёков лестница мысли, ведущая от прото-пифагорейских образов, явилась необычайно восприимчивым умам Кирхера и Дюпюи. Неизбежный процесс стал видимым, идущим от астрономических явлений к тому, что может быть за ними. Наконец, возможно, как предполагал Прокл, последовательность вела от слов к числам, а затем далее идеи числа к миру, где само число прекратило существовать и остались лишь мыслеформы, мыслящие себя. С этим продвижением восходящая сила древнего мышления, поддерживаемая числами, заново установила связь между двумя совершенно разделёнными мирами.

Природа этого неизвестного мира абстрактных форм может быть выражена музыкальными символами, как ранее пытались. Искусство фуги Баха так и не было окончено. Его существующие симметрии служат лишь намёком на то, чем могли бы быть, а труд даже не таков, каким Бах его оставил. Гравированные пластины были потеряны и частично уничтожены. Позже их снова собрали и расположили в подходящем порядке. И даже так, глядя на творение, каково оно сейчас, мы вынуждены поверить, что было время, когда план в целом жил в уме Баха.

«Отныне, – сказал Отец Солнце, горюющий над Фаэтоном, его упавшим дитя – ты станешь Норкой». Какой смысл это может иметь для нас? Для такого понимания между людьми и людьми, а также другими живыми существами, нам бы понадобилась такая помощь, какая была у Короля Артура: «Гурир, знающий все языки, решено, что ты будешь сопровождать нас в этом путешествии. Ты знаешь все языки и можешь говорить на всех языках людей, а также некоторых птиц и зверей». Эта способность также приписывалась Мерлину и Гвиону, мастерам космологической мудрости, чьи имена прославлены в легендах средневековья. В целом, вся сказочная коммуникация воспринималась как имеющая такой диапазон, а не только эзопова басня с его плоской, слишком словесной мудростью.

Подобным обр