Глава III.Иранская параллель

...И с сегодняшнего дня все будет иначе,
С сегодняшнего дня устанавливаются новые праздники и обычаи,
Потому что сегодня родился шах Кей-Хосров.

Фирдоуси, «Шахнаме»

Гамлетовская тема теперь перемещается в Персию. «Шахнаме» Фирдоуси, «Книга царей», национальный эпос Ирана [n1 Авторы цитируют ниже англ. перевод Arthur and Edward Warner (1905-09).], а Фирдоуси — по сей день /чтимый/национальный поэт. В те времена, когда Фирдоуси писал, его покровитель, султан Махмуд Газневи, перенёс центр своей власти в Индию, и Иранская империя осталась только в памяти. С удивительной учёностью, Фирдоуси, как Гомер до него, берётся организовать и записать зендскую традицию, которая простиралась вглубь с исторических времён к чистым мифическим. Первый раздел о Пишдадийской и Кайянидской династиях должен был рассматриваться как мифический во всех отношениях, хотя он достигает исторических времён и включает четыре из девяти томов «Книги Царей» в английском переводе. Хосров (Chosroes у греков) — это также имя линии исторических правителей, один из которых, Хосров Ануширван, предоставил убежище последним философам Греции, членам Платоновской Академии, изгнанной Юстинианом в 523 г. н. э. Но Кей-Хосров Фирдоуси — возвышающаяся фигура своего собственного мифического века. Почти пятая часть всей работы посвящена ему. В действительности, он — это Хаосравах «Зенд Авесты», а также Сушравах «Ригведы», тождественность которых снова пробуждает многочисленные дискуссии об общем индоевропейском «Urzeit» /«Правремени»/, времени истоков.

Общие особенности саксоновского Амлета и Кей-Хосрова настолько потрясающи, что Юричек (Jiriczek), а после него Ценкер (Zenker), взялись за обстоятельные сравнительные исследования. [n2 O. L. Jiriczek, "Hamlet in Iran," ZVV 10 (1900), стр. 353-64; R. Zenker, Boeve-Amlethus (1905), стр. 207-82.]. Но они заключили, что греческая сага о Беллерофонте может дать общий источник, и что это конец их исканий. Классическая античность обладала магнетическим качеством для учёных умов. Она действовала на них как Великая Магнитная Гора на Синдбада. Хрупкий филологический корабль разваливается, как только Греция замаячит на горизонте.

Мрачная история Беллерофонта могла бы тоже дать параллели, но делает ли это её концом пути? Как печально замечает Геродот, его собственная эллинская античность простирается на несколько веков в памяти записанной; то, что за пределом этого смешивается с индоевропейским наследием легенд.

В безбрежном течении «Шахнаме» есть выступающая деталь — бесконечная война между «Унтамо» и «Калерво», здесь — двумя соперничающими народами Турана и Ирана. Так как превратности /судьбы/ Кайянидской династии Ирана разворачиваются через повествование в два раза дольше, чем обе эпические поэмы Мильтона вместе взятые, здесь необходимо сконцентрироваться на одном важном аспекте.

Чёрный пес остался, Мусти
Чтоб ходил ты с ним по лесу,
Ты возьми его с собою
И в леса ты с ним отправься.

Так как христианский мир был весьма успешен в разрушении старой традиции, алтайские и сибирские реликты зачастую сохранились намного лучше, чем финские руны, но даже лопари ещё говорят «Waralden olmay — «Мировой Человек»... и это тоже самое, что Сатурн». [n31 Эта информация пришла от Йохана Радульфа, Johan Radulf (1723), процитированного К. Кроном, «Культ Приапа», K. Krohn, Priapkultus, FUF 6 (1906), стр. 168, который отождествляет Waralden olmay с Фрейром. Г. Дюмезиль, Сага о Хадингусе, G. Dumezil, La Saga de Hadingus (1950), отождествляет его с Ньордром /Njordr/.] При этом ни Юпитер, ни Марс тоже не забыты, первый называется Хора Галлес (Торкарл) /Hora Galles, Thorkarl/, второй — Бика Галлес, «Ветер-человек» /Bieka Galles/ [n32 К. Крон, Бог ветра и магия ветра, K. Krohn, «Windgott und Windzauber,» FUF 7 (1907), стр. 173 и дал., где этот бог разок назван Ильмарисом /Ilmaris/.]. Вогулы, якуты и монголы рассказывают о семи сыновьях бога, или семи богах (или о девяти), среди которых есть «Писец-человек» [n33 Остяки говорят также о золотой книге Судьбы, и Холмберг отмечает, что остяки, которые не имеют письменности, вероятно, не придумали такие понятия сами по себе. (Холмберг, Древо жизни, Holmberg, Der Baum des Lebens, стр. 97). Ср. всю главу, «The Seven Gods of Fate» /Семь богов судьбы/ (стр. 113-33 той же работы) и холмберговскую «Финно-угорскую и сибирскую мифологию», Finno-Ugric and Siberian Mythology, стр. 415.] и «Человек, который наблюдает мир». Последний напрямую сравнивается Карлом Керени с Куллерво [n34 «К мифологеме чудо-ребёнка», в «Сущность культуры», "Zum Urkind-Mythologem", in Paideuma 2 (1940), стр. 245 и дал. См. теперь: С. Дзанг, К. Керени, Эссе о мифологической науке, C. G. Jung and K. Kerenyi, Essays on a Science of Mythology (1949), стр. 30-39.], который провозгласил его имя буквальной передачей имени Авалокитешвары, весьма значительного Бодхисаттвы, известного в Китае как Гуань-инь, буквально — «достойный (музыкальных) ладов». Не странно ли, что «Мировой наблюдатель» не ведёт гораздо дальше: к Гильгамешу, /например/? Мы имеем в виду то, что вавилоняне называли свои тексты по словам, которые их начинали, например, Эпос Творения они называли «Энума элиш», то есть, «Когда сверху»; соответственно, то, что мы называем Эпосом о Гильгамеше, было для них «Ша накба имурил», «Кто видел всё». Таковы ошеломительные смены спиц /колеса/ Времени в больших и известных темах. Но это ещё не всё. В действительности, в юные годы этот вогульский «Наблюдающий мир человек» — так же, как сам Авалокитешвара, это великое и почитаемое божество буддийских стран — был, подобно Куллерво, многострадальным сиротой: сначала в доме своего дяди, потом в доме «русских» и «самоедов». После многих лет страданий — весьма специфически «измеренных» страданий [n35 Например, в доме «русских» он удерживался на дверных петлях (в английском переводе эта и другие детали размыты так, что стали незначительны), и помои выливались на него. Быть осуждённым играть дверной петлёй — одно из адских наказаний в Египте, потому что петлю предполагалось поворачивать в глазу жертвы. Что касается добросердечного обычая оскорблять небесных попутчиков выгребной ямой или туалетом, то мы находим его в Эддической «Перебранке Локи» /Lokasenna/ (34), где Локи /Loke/ говорит о Ньордре, что его использовали как ночной горшок дочери Химира /Hymir/; c полинезийским случаем Таухаки /Tawhaki/, чьего отца Хему /Hema/ оскорбили в той же самой манере, мы встречались в главе о Самсоне (см. стр. 175); эта модель «Хор-мститель-за-отца» не только выполняет свой сыновний долг, он делает это посредством собственной амлетовской «сети-уловки». Самоеды привязывают несчастного «Наблюдающего мир человека» к его саням железной проволокой тридцати саженей в длину. Мы не знаем точно, что это значит. Мы знаем, что победители используют побеждённых как то или иное транспортное средство, верховую лошадь и т.п. — Мардук использовал Тиамат как «корабль», как сделал это Озирис с Сетом; Нинуртова «Эламитская колесница несла труп Энмешарра», влекомая «конями, которыми были демоны смерти Зу» /Ninurta, Enmesharra, Zu/ (Эбелинг, Смерть и жизнь, Ebeling, Tod und Leben, стр. 33); Тайма Рупа едет на Ахримане тридцать лет вокруг двух концов земли /Tachma Rupa, Ahriman/ (Яшт, Yasht 19.29; Yasht 19; «Зумьяд Яшт» /Zamyad Yasht/ посвящён Хварне) — но эти кодовые формулы ещё до конца не разгаданы.] — он убивает своих мучителей. Мстит он за себя. Его отец, который спустил любимого сына с неба в колыбель, сам остался на небе.

Девять матерей Хеймдалля наводят на неминуемую мысль о девяти богинях, которые вращают мельницу. Подозрение не безосновательное. Две из «матерей», Гьялп и Грейп /Gjalp, Greip/, кажется, появляются с изменёнными именами или родами как Фенья и Менья /Fenja, Menja/ [n20 По поводу имён этих матерей см. «Песнь о Хюндле», Hyndluljod 38; для Гьялп и Грейп, дочерей гиганта Гейррёда /Geirroed/, см. Снорриевский Круг Земной 2 и Драпу Тора /Skaldskaparmal, Thorsdrapa/, широко обсуждавшихся Рюдбергом, который установил, что Грейп — мать «Сынов Ивалди». Р. Мах /R. Much/ утверждает идентичность Гейррёда и Сурта. (О германском боге неба, в «Статьи по германской филологии», "Der germanische Himmelsgott," in Ablandlungen zur germanische Philologie [1898], стp. 221. Выискивание из множества матерей на древнем Севере и в Индии (см. тж.: Ю. Покорный, Кельтский девяти-месячный год, J. Pokorny, "Ein neun-monatiges Jahr im Keltischen," OLZ 21 [1918], pp. 130-33) могло бы побудить экспертов в конечном счёте вновь начать разбирательство с теми совершенно бессмысленными семью или девятью, даже четырнадцатью, «материнскими утробами», которые появляются в вавилонской записи о творении человека (Ср. Э. Эбелинг, Смерть и жизнь, E. Ebeling, Tod und Leben [1931], стp. ] 72-77; Аккадские мифы и эпосы в англ. переводе Э. Спайсера, E. A. Speiser (trans.), "Akkadian Myths and Epics," ANET, стp. 99 и дал.; В. фон Зоден, W. von Soden, Or. 26, стр. 309 и дал.)]. Рюдберг провозглашает Хеймдалля сыном Мундилфёри /Mundilfoeri/. История, в таком случае, астрономическая. Куда это ведёт? Благодаря ключам, предоставленным Якобом Гриммом, Рюдбергом и О. С. Ройтером /O. S. Reuter/, и множественным подсказкам, скрытым в Ригведе, Атхарваведе /Atharva Veda/ и в других непредвиденных местах, можно предложить вероятное заключение: Хеймдалль означает мировую ось, скамбху. Его голова — «измеритель» (mjotudr) некоторых мер, которые Вёльва требует понять: «Девять миров я знаю, девять пространств меры-дерева, которое за пределом (fyr) земли». «Мера-дерево» — это перевод mjotvidr [n21 О. С. Ройтер, Германская астрономия, O. S. Reuter, Germanische Himmelskunde (1934), стp. 236, 319. Что касается mjotudr (измерителя) и его связей с санскритским matar и с meter, mensar — см. Гримм, Grimm, TM, стp. 22, 1290. Ройтер (Reuter, стp. 236) цитирует Lex. Poet. Boreale 408, где mjotudr = судьба.], которое так называемые поэтические версии обычно переводят как «мировое древо». Слово fyr появляется снова; оно имеет второстепенное значение «приоритет, старшинство, очерёдность», в этом стихе 2 Прорицания Вёльвы, оно переводится как «внизу, ниже, под» в большинстве случаев. Вопрос «кто что мерил?» нуждался бы в пространном анализе; здесь нам не нужно так много деталей, важно только изучить, что Хеймдалль почитается вторым именем, Халлинскиди /Hallinskidi/ (Приложение 16). Это имя, как говорится, означает «согнутый, наклонённый или склонённый столб или кол». Быть наклонённой или склонённой подобает мировой оси и всему, что с ней связано, за исключением наблюдателя, который стоит в точности на земном Северном Полюсе. Почему нельзя без обиняков назвать его «косым» или наклонным? [n22 У нас много таких мифологических видов наклонных столбов или деревьев, например, «жертвенный столб» Ригведы — и даже Медведицы не боятся жить на том или другом. См.: Ф. Спек, Й. Мозес, Небесная медведица спускается на землю: церемония принесения медведя в жертву у манси-могикан в Канаде, F. G. Speck and J. Moses, The Celestial Bear Comes Down to Earth: The Bear Sacrifice Ceremony of the Munsee-Mohican in Canada (1945).]

Такова природа той Земли в целом и того, что её окружает. Но во впадинах по всей Земле есть много мест, то ещё более глубоких и открытых, чем впадина, в которой живём мы, то хоть и глубоких, но со входом более тесным, чем зев нашей впадины. А есть и менее глубокие, но более пространные. Все они связаны друг с другом подземными ходами разной ширины, идущими в разных направлениях, так что обильные воды переливаются из одних впадин в другие, словно из чаши в чашу, и под землёю текут неиссякающие, невероятной ширины реки – горячие и холодные. И огонь под землёю в изобилии, и струятся громадные огненные реки и реки мокрой грязи, где более густой, где более жидкой, вроде грязевых потоков в Сицилии, какие бывают перед извержением лавы, или вроде самой лавы. Эти реки заполняют каждое из углублений, и каждая из них в свою очередь всякий раз принимает все новые потоки воды или огня, которые движутся то вверх, то вниз, словно какое-то колебание происходит в недрах. Природа этого колебания вот примерно какая. Один из зевов Земли – самый большой из всех; там начало пропасти, пронизывающей Землю насквозь, и об этом упоминает Гомер, говоря:
«Пропасть далёкая, где под землей глубочайшая бездна».
И сам Гомер в другом месте, и многие другие поэты называют её Тартаром. В эту пропасть стекают все реки, и в ней снова берут начало, и каждая приобретает свойства земли, по которой течёт. Причина, по какой все они вытекают из Тартара и туда же впадают, в том, что у всей этой влаги нет ни дна, ни основания и она колеблется – вздымается и опускается, а вместе с нею и окутывающие её воздух и ветер: они следуют за влагой, куда бы она ни двинулась, – в дальний ли конец той Земли или в ближний. И как при дыхании воздух всё время течет то в одном, то в другом направлении, так и там ветер колеблется вместе с влагой и то врывается в какое-нибудь место, то вырывается из него, вызывая чудовищной силы вихри.
Когда вода отступает в ту область, которую мы зовём нижнею, она течёт сквозь землю по руслам тамошних рек и наполняет их, словно оросительные канавы; а когда уходит оттуда и устремляется сюда, то снова наполняет здешние реки, и они бегут подземными протоками, каждая к тому месту, куда проложила себе путь, и образуют моря и озера, дают начала рекам и ключам. А потом они снова исчезают в глубине той Земли и возвращаются в Тартар: иная – более долгой дорогою, через многие и отдалённые края, иная – более короткой. И всегда устье лежит ниже истока: иногда гораздо ниже высоты, на какую вода поднималась при разливе, иногда ненамного. Иной раз исток и устье на противоположных сторонах, а иной раз – по одну сторону от середины той Земли. А есть и такие потоки, что описывают полный круг, обвившись вокруг той Земли кольцом или даже несколькими кольцами, точно змеи; они спускаются в самую большую глубину, какая только возможна, но впадают всё в тот же Тартар.

Странное развлечение для небесной царицы, но это выглядит скорее как небесный спорт. Восьмой Яшт «Авесты» [n7 Yasht 8.6 и 8.37 (Х. Ломмель, Яшты Авесты, H. Lommel, Die Yashts des Awesta [1927]).], посвящённый Сириусу-Тиштрейе /Tishtriya/, говорит об этой звезде: «Мы поклоняемся великолепному, сияющему Тиштрийе, который стремительно поднимается к Озеру Воурукаша, подобно стреле быстрой-как-молния, которую Уркса-лучник /Urxsa/, лучший лучник среди арийцев, выстрелил с Горы Арийоксута /Aryioxsutha/ в Гору Хуванвант /Huvanvant/» [n8 См. про подвиг этого непроизносимого лучника (Rkhsha /Рхша/) сообщение Аль-Беруни, который произносит его просто Ариш («Хронология древних народов» — The Chronology of Ancient Nations trans. E. Sachau [1879], стр. 205). Фон предания: Афрасиаб обещает вернуть Минокихру часть Эраншара /Minocihr, Eranshar/ (который был завоёван им), в длину и ширину на полёт стрелы. Ариш пускает стрелу на 13-й день месяца тирмах /Tir-Mah/, после того как заявил: «Я знаю, что, когда я выстрелю из этого лука этой стрелой, я должен буду распасться на куски и жизнь моя уйдёт». Соответственно, когда он выстрелил, он «распался на раздельные куски. По приказу Бога ветер нёс стрелу от горы Руйян /Rūyān/ и доставил её к самым дальним границам Хорасана, между Ферганой и Табаристаном /Khurasan, Farghana, Tabaristan/; там она ударилась в ствол орехового дерева, которое было таким большим, что больше его не было дерева в целом свете. Расстояние между местом, откуда была выпущена стрела и тем, где она упала, было 1000 фарсангов» /Farsakh/. (См.тж. С. Такизадех, Древние иранские календари, S. H. Taqizadeh, Old Iranian Calendars [1938], стр. 44). Тир или Ира / Tir, Ira/ — имя Меркурия (см. Т. Гайд, История религий древних персов и парфян, T. Hyde, Veterum Persarum et Parthorum Religionis historia [1760], стр. 24: "Tir, i.e., Sagitta..., quo etiam nomine appellatur Mercurius Planeta propter velociorem motum" /Тир, т.е. Сагитта... как также называли планету Меркурий за её быстрое движение/), но одновременно это, вместе с Тиштрийей, также имя Сириуса (см.: А. Шререр, Названия небесных тел в индо-германском фольклоре, A. Scherer, Gestirnnamen bei den indogermanischen Volker [1953], стр. 113 и дал.), а 13-й день каждого месяца посвящён Сириусу-Тиштрийе (см. Ломмель, Lommel, стр. 5). Мы должны оставить всё как есть: стрела-Сириус произвёл больше мифического «шума», чем любая другая звезда, а также его связь со зловещим числом 13, кажется, не иранская монополия.] И что делал Сириус в этом море? Он становится причиной того, что «Озеро Воурукаша поднялось вверх, затопило разрозненное, распространилось вовне; все берега Озера Воурукаша волнуются, вся середина волнуется» (Yt. 8.31; см.тж. 5.4). Несмотря на то, что Плиний [n9 9.58. Ср.: Аристотель, История животных, Aristotle, Historia Animalium 8.15.599B-600.] хочет уверить нас, что «целое море ощущает подъём этой звезды, как это наиболее ясно видно в Дарданеллах, потому что водоросли и рыбы всплывают на поверхность, и всё поднимается со дна».

Корнфорд добавляет в примечании: «Существуют разногласия о том, является ли связь, удерживающая вселенную вместе просто прямым осевым лучом или круговым поясом света, в качестве которого предлагался Млечный путь [n1 Ср.: О. Группе, Греческая мифология и история религии, O. Gruppe, Griechische Mythologie und Religionsgeschichte (1905), стр. 1036, n.1: «вероятно, Млечный путь».], опоясывающий небо фиксированных звёзд» [n2 Платон, Государство, Plato's Republic (Cornford trans.), стр. 353.]. Айслер понимал это как Зодиак, как ни странно [n3 Айслер, Звёздная мантия и небесное время, Eisler, Weltenmantel und Himmelszelt (1910), стр. 97 и дал.]. Поскольку эти «брусья» триремы не идут горизонтально вокруг корабля, но значат крепление мачты («дерева» корабля), которая указывает вверх, мы стоим, принципиально, за Галактику /Млечный путь/, которая, тем не менее, вынужденно была «заменена» на невидимые колюры в поздние времена. [n4 См. также дискуссию в книге: Й. Дрейер, История астрономии от Фалеса до Кеплера, J. L. E. Dreyer, A History of Astronomy from Thales to Kepler (1953), стр. 56 и дал. Относительно «цепей», который он перевёл как «связи», Дрейер утверждает: «Связи (desmoi) небес — это колюры солнцестояний и равноденствий, пересекающиеся на полюсах, точки которых, следовательно, могут быть названы их концами (akra)». Но Эр также говорил о приключениях душ между перевоплощениями, и в этом контексте мы можем полагаться на Млечный путь. Конечно, «модель» далека от ясности, даже, при уступке Корнфорда, и несомненно это так преднамеренно. В самом деле, несколькими абзацами ниже, они приходят к полному планетарию с этими «блоками веретена», «Веретеном Необходимости» /whorls, Spindle of Necessity/, которое держит богиня, около которой сидят Судьбы, разматывающие нити человеческих жизней. Души могут слушать Песню Лахезис /Lachesis/, если они ещё на «лугу», но цепи и луч, или обруч, больше не присутствуют в картине. Платон отказывается быть корректным геометром Иного Мира, точно так же, как он не был рационален по поводу гидравлики его же. Но раньше в «Федоне» Сократиронизировал по поводу «истин» науки и настаивал на том, что истины мифа другого порядка и непослушны обычному сознанию. Как если Платон поместил несколько уважаемых мифических традиций (включая планетарную гармонию) без претензии подгонять их к правильному порядку. Так его образ «конструкции» космоса остаётся незавершённым. Но, так или иначе, ось и пояс и цепи стоят вместе, и можно прийти к выводу, что это — оригинальная идея. Вращение полярной оси не должно отделяться от великих окружностей, которые смещаются одновременно в небе. Конструкция /каркас, framework/ есть мысль о том, как всё едино с осью. Это возвращает к пифагорейскому авторитету, которому Платон предполагал следовать (Тимон /Timon/ даже жёстко говорил о плагиате) и которого Сократ часто цитирует с неподдельным уважением. Это Филолай /Philolaos/, несомненно творческий астроном высокого ранга, от произведений которого осталось только несколько фрагментов, подлинности которых опрометчиво бросали вызов многие современные филологи [n5 Дж. де Сантильяна, В. Питтс, Филолай в лимбе, G. de Santillana и W. Pitts, "Philolaos in Limbo," ISIS 42 (1951), стр. 112-20; тж. в «Размышления о человеке и идеях», Reflections on Men and Ideas (1968), стр. 190-201.]. В 12-ом фрагменте Филолая есть краткое определение космоса, весьма в духе платоновского «додекаэдра», процитированного в главе XII.

Пифагорейцы не были ни праздными рассказчиками, ни даже слегка заинтересованными в необычных сенсационных «катастрофах», случавшихся от метеоров, и тому подобном. В действительности, египетский жрец сказал Солону относительно легенды о Фаэтоне, что это «история нынешняя в твоей части мира». Где тогда история в Египте? Так как египетский космологический язык был более техническим, в старом смысле, чем тот же греческий, потребуется некоторое время, чтобы найти необходимые параллели. Во всяком случае, в Египте упавший Фаэтон мог быть определён как «потерянный глаз» или, скорее, как один среди «потерянных глаз». Глаз был «потерян» в так называемом «мифическом источнике Нила», источнике всех вод. Но удивительно, что Овидий знал (Met. 2.254 и дал.) это, потому что из-за падения Фаэтона, «Нил бежал в страхе к концу земли, чтобы спрятать голову, которая и теперь всё ещё невидима» [n5 Nilus in extremum fugit perterritus orbem/ occuluitque caput, quod adhuc latet]. Оставляя пока египетский случай, уместно привести два далеко отстоящих друг от друга пережитка, касающихся темы Фаэтона. Они полезны, потому что приходят из точек удалённых от греческого пейзажа, следовательно, не могут быть связаны ни с какими локальными катастрофами, которые, как полагают, произвели такое устрашающее впечатление на греческие умы. Фиоте с африканского побережья Лоанго, уже упоминавшиеся, говорят: «Звёздный Путь (Галактика) — это дорога похоронной процессии огромной звезды, которая, однажды, сияла ярче солнца» [n6 Э. Пекуэль-Лёшэ, Фольклор Луанды, E. Pechuel- Loesche, Volksunde von Loango (1907), стр. 135.]. Удобно, кратко и никакой технической терминологии. Северозападноамериканская версия пространнее. Так как колесницы отсутствовали в доколумбовой Америке [n7 См. Х. Гладвин, Люди из Азии, H. S. Gladwin, Men out of Asia (1947), стр. 356-59, по поводу этой «детали»], то символ Фаэтона у индейцев Белла Кула /Bella Coola/, который добрался, чтобы навестить своего отца Солнце, посредством цепи из стрел, хочет нести факелы Солнца вместо него. Гелиос соглашается, но он предостерегает сына не причинять вреда и не жечь людей. «Утром», — говорит он, — «я зажигаю один факел, медленно увеличиваю их число к полудню. Пополудни я гашу их один за другим». На следующее утро «Фаэтон», взобравшись на путь Солнца, не только поджёг все факелы сразу, он сделал это так рано, что земля раскалилась докрасна: деревья загорелись, скалы раскололись, многие животные прыгнули в воду, но воды закипели тоже. «Молодая женщина», мать Фаэтона /индейцев/ Белла Кула, покрыла людей своей накидкой и спасла их, но Отец Солнце метнул своего отпрыска на землю, сказав ему: «Отныне быть тебе Норкой!» [n8 В. Крикеберг, Индейские сказки Северной Америки, W. Krickeberg, Indianermarchen aus Nordamerika (1924), стр. 224 и дал., 396. Ср. Э. Зайер, Собрание сочинений, E. Seier, Gesammelte Abhandlungen, т. 5, стр. 19. Простая норка могла бы показаться нам незначительной, как тапир или как «Мышь-Аполлон» — мы попадаемся на удочку простых «слов» и «имён» исключительно легко. Эта особенная Норка запускает приливы, крадёт огонь, борется с «ветрами», играет /роль/ Адапы {Adapa, вавилонский бог}, Прометея, Фаэтона — всех в одно и то же время.]

Довольно о Сатурне — устойчивой планете, скользящей вдоль своей орбиты. Сатурн как падший/павший правитель Золотого века и удалившийся от дел к Эриду — более трудное утверждение. Хотя есть также и свидетельства противоположного, есть много указаний на то, что Южный полюс — Канопус — принимался за неподвижный, свободный от прецессии. [n16 Мы не обладаем ни временем, ни пространством для того, чтобы заняться в достаточной мере имеющей отношение к делу и обширной информацией по поводу «радостного» Южного полюса (См. Л. Иделер, Имена звёзд, L. Ideler, Sternnamen, стр. 265 и дал.), «Котб сухайль» /Kotb Suhayl/ арабов, названного так из-за Канопуса, который опознавался в Феззане /Fezzan/ как «l’etoile primordiale Sahel, identifie au premier ciel contenant les constellations a venir» /важнейшая звезда Саэль, обозначавшая первое небо, содержащее созвездия будущего/(В. Пак, Космическое древо, V. Paques, L'arbre cosmique [1964], стр. 36) — изначальная звезда, «представленная в форме яйца, которое содержит все вещи, что были должны родиться» (Paques, стр. 47). Чтобы приступить к обсуждению Южного полюса, хорошо было бы начать с «Семи уснувших в Эфесе», которые, предположительно, должны были оказаться на борту Арго — даже если это чётко утверждается только в очень поздней турецкой легенде (XVI век) — особенно в статье Луи Массиньона, Заметки о Магеллановых облаках и их использовании арабскими мореплавателями в Индийском океане под знаком семи уснувших, Louis Massignon, «Notes sur les Nuages de Magellan et leur utilisation par les pilotes arabes dans l'Ocean Indien: sous le signe des VII Dormants" (Обзор исламских ислледований, Revue des Etudes lslamiques [1961]," стр. 1-18 = часть VII из серии статей Массиньона о Семи Уснувших в исламской и христианской традициях; часть первая появилась в том же самом обзоре в 1955 году, часть восьмая — в 1963), и в самой важной обзорной статье: Т. Моно, Южное небо и ориентирование, по поводу статьи Луиса Массиньона, T. Monad, "Le ciel austral et l'orientation (autour d'un article de Louis Massignon)" (Бюллетень Французского института чёрной Африки, Bulletin de l'lnstitut Francais d'Afrique Noire [1963], т. 25, сер. B, стр. 415-26). В обеих статьях, помимо удивительного понятия о счастливом Юге, найдётся ещё и примечательная информация о миграциях населения, направленных к Югу с нескольких континентов. Массиньон производит «счастливое» значение Котб Сухайля и Магеллановых облаков от исторических событий, то есть, от упований изгнанных и лишённых людей, бегущих от вечных войн и грабежей в северных странах: «Nomades ou marins, ces primitifs expatries n'eurent pour guides, dans leur migrations et leur regards desesperes, que les étoiles nouvelles du ciel austral» /Кочевники или моряки, эти примитивные беженцы, не имели никаких проводников в своих блужданиях и для своего не имеющего надежды взгляда, кроме новых звёзд южного неба./ (1961, стр. 12). Моно /Monod/ (стр. 422), однако, указал на решающее ключевое слово, данное Рагнаром Нумелином (Миграции людей, Les Migrations Humaines [1939], стр. 270, в примечаниях), который заметил: "Il est possible que beaucoup de ces mysterieuses peregrinations se proposaient comme but de trouver 'l'étoile immobile' dont parle la tradition. Le culte de l'Etoile Polaire peut avoir provoque de tels voyages" /Возможно, что множество этих таинственных миграций имели целью лишь поиск неподвижной звезды, о которой говорила легенда. Эти путешествия мог спровоцировать культ Полярной звезды. /, уничтожая, таким образом, со вторым предложением сокровище, которое он обнаружил в первом. Но Массиньон и Моно также пропустили решающий фактор, а именно, что Южный полюс эклиптики отмечен Большим Облаком, и что Канопус довольно близок к этому южному эклиптическому полюсу, тогда как неподвижный центр на Севере вселенной не отличает никакая звезда, как было сказано ранее. РадиудовольствияпримечаниеМонодолжнобытьуказаноздесь (стр. 4,21): "Quand Voltaire nous dit que Zadig dirigeait sa route sur les etoiles et que 'la constellation d'Orion, et le brillant astre de Sirius le guidaient vers le pole de Canope', nous retrouvons dans cette derniére expression un témoignage du role joue par Canopus dans l'orientation astronomique. II n'y a pas lieu, bien entendu, de vouloir la corriger en 'port de Canope' /Когда Вольтер говорит нам, что Задиг проложил свой маршрут среди звёзд, а созвездие Ориона и яркая звезда Сириус вели его к полюсу Канопуса, мы находим в этом последнем выражении признание роли, которую играл Канопус в астрономическом ориентировании. Но нет достаточно разумных оснований, чтобы хотеть направить их в порт Канопус. /; ср. Вольтер, Римляне в рассказах, Voltaire, Romans et contes, ed. Garnier 1960, примечание 49, стр. 621. «Где мы когда-либо найдём безопасность от "усовершенствований" филологов»].

Востоковеды, принимая историю Гильгамеша за «обычный эпос», ищут следы его в физических ландшафтах Ближнего Востока, игнорируя работы не менее эрудированных учёных, экспертов по небу, чей хорошо подготовленный и организованный инструментарий давно доступен, чтобы помочь в поисках. Интересно, слышали ли востоковеды, намеревающиеся реконструировать тексты, о Болле и Гунделе и людях, им подобных. Вероятно, нет, потому что они проходят мимо без единого слова. В любом случае, уместно снова упомянуть здесь два ценных набора инструментов, собранных Францем Боллом [n25 Boll, Sphaera, стр. 19 и дал., 28, 48, 173, 246-51; Из «Откровения» Иоанна, Aus der Offenbarung Johannis (1914), стр. 71 и дал., 143. См. тж. В. Гундель, Новый текст Гермеса Трисмегиста, W. Gundel, Neue Texte de Hermes Trismegistos (1936), особ. стр. 235 и дал. (на стр. 207 он выступает за Центавра как стража преисподней вместо Стрельца).], который представляет полную традицию созвездий «Гадес», «Ахерусиадского озера», «перевозчика», с намного более подробной информацией, чем это необходимо сейчас, которая уцелела в астрологической традиции. Эти топосы обнаруживаются все вместе вокруг южного пересечения Млечного пути с эклиптикой, между Скорпионом и Стрельцом. Болл указывает на то, что вместо Скорпионо-людей [n26 Коронационная мантия Императора Генриха II показывает вышитое изречение: Scorpio dum oritur, mortalitas ginnitur (= gignitur). {Когда восходит Скорпион, рождаются смертные/смерть} Э. Маас, Комментарии к «Явлениям» Арата, E. Maass, Commentariorum in Aratum Reliquiae (1898), стр. 601; Р. Эйслер, Звёздная мантия и время небес, R. Eisler, Weltenmantel und Himmelszelt (1910), стр. 13; Болл, Из «Откровения» Иоанна, Boll, Aus der Offenbarung, стр. 72. Мы могли также указать на описание Овидием падения Фаэтона, согласно которому сын Гелиоса потерял присутствие духа и выпустил поводья, когда Скорпион приблизился, и на смерть Осириса 17-го Атира /Athyr/, месяца, когда Солнце проходит через Скорпиона (Plutarch, De Is. Os., c.13.356c).] Вергилий (Энеиды, 6, 286) и Данте помещают кентавров у входа в преисподнюю, представляющих Стрельца. Итак, возвращаемся к поиску; Гильгамеш сталкивается с Уршанаби, ожидая переправы через воды смерти. Лодочник возражает: «каменные идолы» были разбиты Гильгамешем (приложение 31). Но он подробно инструктирует паломника, как нарезать 120 шестов, каждый по шестьдесят локтей (тридцать ярдов, ок. 3,6 м) в длину. Отталкиваясь этими шестами от дна, он должен плыть дальше на лодке так, чтобы руки его не касались вод смерти. Наконец, они достигают далёкого берега; там находится Утнапишти Далёкий. Герой озадачен: «Гляжу на тебя я /.../ — таков, как и я, ты, Не страшно мне с тобою сразиться; Отдыхая, и ты на спину ложишься — Скажи, как ты, выжив, в собранье богов был принят и жизнь обрёл в нём?»
[n27 Табл. II, 3-7 (Heidel, стр. 80). Русский перевод: Таблица 11, строки 2-7.]

Если бы речь шла только о том, чтобы объяснить «царский» флаг, почему должен был Фирдоуси (или его источники) привлекать кузнеца по имени Каве (Каваг, Кава) / Kaweh (Kavag, Kawa)/, если нет никакой связи вообще между царским саном и этим кузнецом? Даже если мы пропустим обсуждение широко рассеянного/распространенного мотива о великих кузнецах как приемных отцах и воспитателях героя [n4 Упомянем только Мимира, Регина, Гобанна /Mimir, Regin, Gobann/. Сын Каве Карна, между прочим, чья жизнь была сохранена благодаря восстанию, стал известны паладином Фаридуна, как Виттиге/Виттих {Wittige/Wittich}, сын Вейланта-кузнеца стал сильным паладином Тидрека.], точно так же, как китайские императорские кузнецы, и все материалы, собранные Альфёлди в его статье о кузнеце, как почетном звании среди монгольских и турецких правителей. [n5 Ср. по поводу турецкой традиции, R. Hartmann, "Ergeneqon," in Festschrift Jacob (1932), стр. 68-79.]: то же самое династийное имя иранских царей. Которое представляет для нас наибольший интерес, то есть, Кайяниды, есть производное от Кави {Kavi/Kawi} [n6 Что касается слова kavi, см. H. Lommel, Die Yashts des Awesta (1927), стр. 171 идал.; E. Herzfeld, Zoroaster and His World (1947), стр. 100-109.]. Самый «кавеянский» Шах — этоКей-Кавус, чьеимядажесодержитотносящеесякделуимядважды, КавиКави-Усан /Kavi Kavi-Usan/, которогонельзяотделитьотКавиУса /Kavy Usa/ (илиУсанасКавья /Usanas Kavya/) из «Ригведы» и «Махабхараты» [n7 См. статьюЛомелля /Lommel/ Kavy Usan в Melanges linguistiques offerts a Charles Bally (1939), стр. 21o идал. То, что C. Bartholomae (Altiranisches Worterbuch [1904], col. 405) признается, что он «не в состоянии найти отношения» между иранским Кави Уса /Kavi Usan/ и ригведийским Кави Уша /Kavy Usha/ — это драгоценность в коллекции филологических зверств. Falls meine etymologie richtig ist, entfällt auch die Namensähnlichkeit. /«Если моя этимология верна, сходство имён также выпадает»/ Он называет это сходством! В ходе этого эссе выйдет, что его предложение выводить имя Usan из «usa — м.р. (I) источник, фонтан; (2) сток, течь...», не есть помеха в понимании Кави Усана /Kavy Usan/. Кронос тоже был выведен из греческого krounos, то есть, «источник», «родник» (См. Eisler, Weltenmantel, стр. 3782, 3850, напоминающий нам также о пифагорейской формуле касательно моря: «Kronou dakryon, слеза Кроноса»).], который демонстрирует несколько важных характеристик Deus Faber /Бога-Творца/. Не только сказанное о том, что он сковал оружие для Индры [n8 «Ригведа» 1.51.10; 121.12, 5.34.2. В частности это Shushna-myth, где Кави Усан замещает Тваштри /Tvashtri/.] — вместо Тваштри — и дал Сому Индре, который, в противном случае, украл (или просто напился) Сомы в «Доме Тваштри» (например, «Ригведа», 3.48.2 и дал.), но /ещё/ мы говорили о том, что в одной из непрекращающихся войн между асурами и девами за «три мира», асуры выбрали Кавья Ушанаса в качестве своего «жреца» или «посланника» [n9 Тайттирийя Санхита, Taittiriya Sanhita 2.5.8 (Keith trans., т. 1, стр. 198)], девы выбрали Брихаспати /Brihaspati/ (или Врийяспати /Vrihaspati/, то есть, Юпитера, в Тайттирийя Санхите — Агни). Многие воины полегли с обеих сторон, но — так говорит «Махабхарата» — «непредубежденный Врийяспати не мог оживить их, потому что он не знал науки, называемой Сандживани /Sanjivani/ (оживления), которую Кавья, наделенный огромной энергией, знал очень хорошо. И боги были поэтому в великой печали». [n10 «Махабхарата» 1.76 (Roy trans., т. 1, стр. 185). Об этой роли Кавья Ушанаса ср. Geldner, в R. Pischel и K. F. Geldner, Vedische Studien, т. 2 (1897), стр. 166-70; о восстанавливающем жизнь озере или колодце, принадлежащем «злым Данавам» см. «Махабхарата» 833 (Roy trans., т. 7, стр. 83). В Ирландии Туата Де Дананн был способен оживлять убитых (во Второй Битве при Маг Туиред), фоморы не могли.]. «Бундахишн», в свою очередь, сообщает следующее в главе 32, посвященной «домам, которые Кайяны воздвигли славой, которую они называли чудесами и дивами»," [n11 Zand-Akasih: Iranian or Greater Bundahishn, trans. by B. T. Anklesaria (1956), стр. 271; ср. Christensen, стр. 74.] в строфе II: "Один был из золота там, где он поселился, два были из стекла, в которых были его конюшни(???), и два были из стали, в которых было его стадо(???); оттуда исходили все вкусы, и воды родников, дающих бессмертие, которое сражает — старость, потому что, когда дряхлый человек входит этими вратами, он выходит пятнадцатилетним подростком из других врат — и так же отгоняет смерть». Согласно Фирдоуси, Кей-Кавус обладал своего рода бальзамом, с помощью которого он мог воскресить Шураба, но не дал его отцу Шураба Рустему, который умолял его об этом даре. [n12 Точно так же Луг — сила и сердце Туата Де Дананна как Кришна был этим у пандавов — отказал Туирилу /Tuirill/ в оживляющей свиной шкуре, с помощью которой тот мог бы воскресить трех своих сыновей, Brian, Juchair, and Jucharba.]

Иранский сюжет демонстрирует некоторое «смещение» в том, что туранец Афрасиаб убивает вместо брата своего племянника Сиявуша, который также является его зятем, так что «мститель» за это преступление оказывается в дальнейшем общим внуком жестокого туранского шаха Афрасиаба и его брата, благородного иранского шаха Кей-Кавуса (того же самого, что играет немалую роль в «Ригведе» как Кайя Ушанас и в «Авесте» как Кави Ушан). Сиявуш, как командующий отцовской армией, предлагает мир туранскому Афрасиабу, который принимает предложение, потому что у него был страшный сон. [n3 Firdausi, Warner trans., т. 2, стр. 232 и дал.]. Этот сон имеет сходство с видением Тарквиния и Амбала. Кей-Кавус не доверяет Афрасиабу и отказывается от мира. Сиявуш, не желая нарушать свой собственный договор с Тураном, отправляется жить к Афрасиабу.

Афрасиаб гордится молодым человеком во всех отношениях, и даёт ему большую провинцию, которой он отлично правит, то есть, в стиле «Золотого века» его отца Кей-Кавуса. Сиявуш женится сначала на дочери туранца Пирана, затем шах Афрасиаб даёт ему в жены свою собственную дочь Фарангис. Но есть там змея в саду. Ревнивый брат Афрасиаба, Гарсиваз, древний Полоний, плетёт интриги против Сиявуша так искусно, что Афрасиаб, в конце концов, отправляет армию против безупречного молодого правителя. Сиявуш захвачен и убит. Вдовствующая Фарангис бежит, сопровождаемая Пираном (первым тестем Сиявуша) в дом Пирана, где рождает мальчика великой красоты — Кей-Хосрова, общего внука Афрасиаба и Кей-Кавуса:

Тёмной и безлунной ночью, пока птицы и звери,
И скотина спали, Пиран во сне увидел
Великолепие, что за