ГЛАВА XI.Самсон под многими небесами

О, горшая из бед! О, жребий, с коим

Нейдут в сравненье цепи, бедность, старость —

/словно оторван был от Бога/

/Рождён для многих подвигов, неужели должен умереть/

/Предан,/ Ослепнув, в руки угодить врагам!

/Свет, первое творение Господне,
Для глаз моих померк, лишив меня
Всех радостей, что скорбь смягчить могли бы
Я жалче, чем последний из людей,
Чем червь — тот хоть и ползает, но видит;
Я ж и на солнце погружён во тьму,
Осмеянный, поруганный, презренный.
В тюрьме и вне её, как слабоумный,
Не от себя, но от других завися,
Я полужив, нет, полумёртв скорей./
О, мрак среди сиянья, мрак бескрайный,

Затменье без просвета и надежды

На возвращенье дня!

О, первозданный луч и божье слово:

«Да будет свет. И стал повсюду свет!» —

Зачем оно ко мне неприменимо?

Дж. Мильтон «Самсон-борец»

История Самсона выделяется в Библии, как грандиозное сплетение нелепостей. Ученики воскресных школ, должно быть, долго ломали головы по поводу оружия, которым были убиты филистимляне. Но можно и ещё долго продолжать размышлять над этим: (Судьи 15)

15. И он нашёл свежую ослиную челюсть и, протянув руку свою, взял её, и убил ею тысячу человек.

16. И сказал Самсон: челюстью ослиною толпу, две толпы, челюстью ослиною убил я тысячу человек.

17. Сказав это, бросил челюсть из руки своей и назвал то место: Рамаф-Лехи /Ramathle'hi/.

18. И почувствовав большую жажду и воззвал к Господу, и сказал: Ты соделал рукою раба Твоего великое спасение сие; а теперь умру я от жажды и попаду в руки необрезанных?

19. И разверз Бог ямину в Лехе, и потекла из неё вода. Он напился, и возвратился дух его, и он ожил; оттого и наречено имя месту сему: «Источник взывающего» /En-hak'ko-re, который и до сих пор там, Le'hi/.

20. И был он судьёю Израиля во дни Филистимлян двадцать лет.

Пассаж этот в Пересмотренной Версии исключает всё нежелательное, чтобы сделать текст более правдоподобным, но стих 18 непоколебимо напоминает, что это была не обычная кость, и даже не «определённое место», как предлагается понимать в последнее время. Ибо челюсть эта находится на небе. Это было название, данное вавилонянами Гиадам, которые расположены в Тельце как «Челюсть Тельца». Если мы помним классический ярлык «дождливые Гиады», то это потому, что «Гиады» переводится как «водянистые, жидкие». В вавилонском эпосе творения, который предшествовал Самсону, Мардук использовал Гиады как оружие, подобное бумерангу, чтобы разгромить выводок небесных чудовищ. Вся история целиком происходит среди богов. Известно также, что мощное оружие Индры, Ваджра, перун /Vajra, the Thunderbolt/, сделанный из костей лошадиноголовогоДадхьянка /Dadhyank/, было неземным. (См. Приложение 19).

Если перенести Самсона — библейского Шимшона — обратно на землю, он становится абсурдным персонажем, или скорее даже не имеющим ничего характерного, кроме своего маниакального насилия и внезапных страстей. Потрясающе, когда прочитав об этой хаотической и причудливой жизни, мы встречаем: «И был он судьёй Израиля двадцать лет». Поскольку, если кто и был лишён способности судить, так этот берсеркер. Как замечает Фрэзер, сомнительно, чтобы он был украшением судейской скамьи.

История настолько универсальная, что надо видеть, как она распределена на земном шаре. В Южной Америке, где быки были ещё неизвестны, араваки, тупи, кечуа из Эквадора говорят о «челюсти тапира», которая была связана с великим богом Хунраканом, ураганом, который, конечно, знал, как убить тысячи. На нашем небе имя небесного Самсона — Орион, могучий охотник, иначе называемый Нимродом. Он остаётся таковым даже в Китае — «Полководец Цан», предводитель осенней охоты, но Гиады там превратились в сеть для ловли птиц. В Камбодже сам Орион превратился в ловушку для тигров, на Борнео тигров нет, их заменили свиньями, а в Полинезии, где нет никаких больших игр, Орион входит в очертания гигантской ловушки для птиц. Это та ловушка, которую Мауи, творец-герой и хитрец, использовал, чтобы поймать Птицу-Солнце; но изловив, он решил взбить его, но чем? — челюстьюМури-Ранга-Венуа /Muri Ranga Whenua/, своей собственной бабушки.

Все же есть непостижимая значительность в его личности. На него наслоились запасы классических волшебных сказок, наподобие «человека, чья душа находилась в другом месте» (внешняя душа), и настойчивый мотив фатального предательства со стороны женщин, мотив Геракла и Ллео Ллау Геффес /Llew Llaw Gyffes — валлийск. герой из 4-й ветви «Мабиногиона»/. Более того, он нелепо смонтирован с нечеловеческими функциями, которые не могли быть внятно соединены, а были напиханы с кинематографической поспешностью. Даже его подвиги как юного Геракла, разрывающего льва, мгновенно переключаются на пчелиный улей из львиного трупа, напоминающий освящённую временем bougonia из четвёртой книги «Георгик» Вергилия. / bougonia — это вера в превращение остова мёртвого священного быка в его дух — в пчёл /.

Из множества нелепых подвигов есть некоторые, которые особенно выпадают из контекста. Самсон был раздосадован (Судьи, 14-15) тем, что жена его сердца, филистимлянка передала детям своего народа значение загадки про льва: «Из ядущего вышло ядомое, из сильного вышло сладкое», лишь бы вынудить его платить, как проигравшего пари.

14: 19 И сошёл на него Дух Господен, и пошёл он в Аскалон, и, убив там тридцать человек, снял с них одежды, и отдал перемены платьев их разгадавшим загадку. И воспылал гнев его, и ушёл он в дом отца своего.

20. А жена Самсонова вышла /была выдана замуж/ за брачного друга его, который был при нём другом.

15: 1 Через несколько дней, во время жатвы пшеницы пришёл Самсон повидаться с женою своей, принеся ей козлёнка; и когда сказал: «войду к жене моей в спальню», отец её не дал ему войти.

2. И сказал отец её: я подумал, что /ты/ возненавидел её, и я отдал её другу твоему; вот меньшая сестра красивее её; пусть она будет тебе вместо неё.

3. Но Самсон сказал им: теперь я буду прав пред Филистимлянами, если сделаю им зло.

4. И пошёл Самсон, и поймал триста лисиц, и взял факелы, и связал хвост с хвостом, и привязал по факелу между двумя хвостами;

5. И зажёг факелы, и пустил их на жатву Филистимскую, и выжег копны и нежатый хлеб, и виноградные сады и масличные.

6. И говорили Филистимляне: кто это сделал? И сказали: Самсон, зять Фимнафянина /Timnite/, ибо этот взял жену его и отдал другу его.
/И Филистимляне пришли и сожгли её вместе с её отцом./

7. Самсон сказал им: хотя вы сделали это, но я отмщу вам самим и тогда только успокоюсь.

8. И перебил он им голени и бёдра, и пошёл и засел в ущелье скалы Етама.

Оставив великого Шимшона сидеть там, на вершине скалы — /у него/ небольшая передышка, прежде чем он снова выйдет на свой непредсказуемый, опрометчивый и полный раздражения путь, чтобы провоцировать врагов, — можно сподвигнуться на рефлексию.

Ловить и держать в загоне три сотни лисиц, вязать их парами за хвосты, просто чтобы «выпустить пар» — представляется скорее мечтой малолетнего преступника или Пола Баньяна /Paul Bunyan/, или «Сильного Ганса», нежели подвигом воина. Как если бы Священное Писание помнило о том, что он прославился как великий охотник, но поставило не на то место случай его охот. В конце концов, львов не найти под каждой оградой, а лисиц — можно, если только выйти из себя. Но мы знаем от Овидия (Фасты, Fasti, 4, 631 и дал.), что в апреле, на празднике Церерылисы с горящим мехом были преследуемы в цирке. Это могло бы быть реальным контекстом. Современные объяснения «обрядом плодородия» настолько бесполезны, что, быть может, важнее напомнить о трёх сотнях элитных «собак», которых Гедеон /Gideon/ набрал для своего отряда, и которые ещё остались без объяснения. Следует также рассмотреть более важный случай, на который обращает внимание Феликс Либрехт /Felix Liebrecht/: праздник «Сада» /Sada/, во время которого животных поджигали и преследовали горящих по всем сельским местностям Ирана. Это, однако, может вернуть к «Книге Царей» Фирдоуси, а помимо неё — к проблеме Киносуры /Kynosoura/ в целом, что в данный момент решено быть не может, потому что призывает к рассмотрению всего, что подразумевалось под запуском небесных огней.

Но основная тема истории проявится более отчётливо, будучи перенесена в крайне отличную повествовательную традицию: приключения Сусаноо /Susanowo/, японского бога. Они находятся в японских сакральных текстах, в данном случае — Нихонги /Nihongi, далее встречаются также эпизоды из «Кодзики» /, завершённом около 8 века н. э., но возвращающем ко временам неведомым. Эти /тексты/ — полный эквивалент того, чем была Библия в нашем недавнем прошлом, и даже более того, потому что «для нас это корпус легенд, фольклора, но для жителей архипелага — заслуживающая доверия история, вплетённая в корни всего японского». Автор цитаты — Поуст Уилер /Post Wheeler/, подготовивший последнее издание японского мифического корпуса. Процитируем его дальше: «Ни в какой другой земле мы не найдём священные легенды народа настолько связанными с повседневными мыслями и жизнью индивидуума. Эти эпизоды присматриваются к нам в каждом укромном уголке и на тихой дороге. Первобытный миф об избиении Восьмихвостого Змея божеством /по имени/ Доблестный-Быстрый-Ярый-Муж, братом Ярко-Сияющей Богини-Солнце, запечатлён на японских бумажных деньгах. Я видел его воспроизведённым au grand serieux /абсолютно серьёзно/ в Токийском Императорском Театре, в ту же самую неделю, когда давали одну из ибсеновских трагедий /Ibsen/ и венскую оперетту».

[n1 П. Уилер, Священныескульптурыяпонцев, P. Wheeler, The Sacred Scriptures of the Japanese (1952), стр. vi.].

Большая часть еврейской мифологии одета в домотканую конопляную материю крестьян и патриархов Палестины. Японские мифы несут уже приметы утончённо-порочного феодального мира, за которым стоит барочное изящество и фантазии поздней китайской культуры. Исходя из этого, вот история японского Самсона — Сусаноо, имя которого означает «Доблестный-Быстрый-Ярый-Муж». Лучшего набора атрибутов Марса не придумать; также он официально бог, поскольку его сестра Аматэрасу, солнечная богиня, до сегодняшнего дня почитается предком Имперской династии; аристократические ранги аккуратно установлены. Герою не нужно больше притворяться грубияном из колена Дана, который бушевал в Аскалоне и уничтожил себя в Газе.

Итак, свет вернулся в мир, но на земле герой-бог вышел из тьмы и негде ему было приклонить голову; он скитался повсюду и преуспел в убийстве Восьмихвостого-Восьмиглавого Змея, таким образом спася девицу.

Впоследствии он устроил «Вытягивание Земель» и сеяние ещё большего числа земель, придавая островам очертания, которые они теперь имеют. В конце Доблестный-Быстрый-Ярый-Муж дошёл до пределов неба и земли, даже подошёл к Небесной-Отвесной-Ограничивающей-Стене, поселился на Горе Медвежье-Логово и, наконец, отправился в Нижний Мир, также называемый Более-Низкая-Далёкая-Земля.

Итак, Сусаноо был изгнан с неба за то, что бросил заднюю часть своего с хвоста ободранного пегого жеребца в зал для ткачества своей сестры Аматэрасу. Этот внезапный невежливый жест кажется частью кода: Энкиду также бросил заднюю четверть Небесного Тельца в лицо Иштар, но здесь присутствует дополнительный кодовый знак (да, это код) — ободранное с хвоста животное. Жест Сусаноо заставляет богиню-Солнце разгневанно удалиться в пещеру: мир погружается во тьму. 80 тысяч богов собрались на Млечном пути, чтобы держать совет, и, наконец, выработали план как уговорить Солнце выйти из пещеры и положить конец великому затмению. Это был трюк из низкопробной комедии, часть арсенала средств, употреблённых, чтобы задобрить Ра в Египте, Деметру в Греции (также называемую Деметра Агеластос или Деметра Несмеющаяся) и Скальди /Skadi/ на Севере — очевидно, другой элемент кода [n2 Неприличный танец старой Баубо /Baubo/, также называемой ягнёнком в Элефсине, параллелен столь же безвкусному комическому действу Локи в Эдде. Главным для всех этих случаев является то, что божества должны были засмеяться. (см. тж. Приложение 36).].

До этого его местопребывания добрался Язон, называемый Ками (Божественный Принц) Повелитель-Великих-Земель, ища способа как ему одолеть своих братьев — «80 Ками», которые несколько раз преуспели в его убийстве (Неба-Создатель оживил его). Прежде чем он достиг дома, он женился на дочери Сусаноо, Ярой Деве, и эта Медея преданно поддержала его, так что он пережил различные «остановки», которые Сусаноо приготовил для него [n3 Для сравнения последовательности трудных пещер, нор или «домов», которые проходит герой Старого Света также, как и Нового, см. Л. Фробениус, Век Бога Солнца, L. Frobenius, Das Zeitalter des Sonnengottes (1904), стр. 371 и след.] как приличествующие гостевые комнаты: огонь, дом со змеями, дом со стоножками и пчёлами (Свидригайлов Достоевского, должно быть, был великим провидцем):

«И опять Сусаноо выпустил гудящую стрелу на широкую равнину и послал бога Повелителя Великих Земель искать ту стрелу. А когда тот вышел на ту равнину, Сусаноо тотчас ту равнину огнём запалил-окружил.
Бог Повелитель Великих Земель не знал в каком месте выйти, а в это время мышь пришла и сказала: «Внутри поло-поло, снаружи узко-узко», – так сказала. А раз так было сказано, и топнул в то место ногой, и провалился, а пока укрывался, огонь поверху прошёл. Тогда та мышь, ту гудящую стрелу держа в зубах, вышла и поднесла. Перья на той стреле детки мыши все объели.

Однако, пока волосы, привязанные к стропилам, освобождал, далеко убежали. И вот, тогда, преследуя, достиг Емоцухирасака – Прохода Страны Еми /Страны Ночи/, далеко-далеко заглянул, бога Повелителя Великих Земель позвал и сказал: «С этим Мечом Долголетия и Луком-Стрелами Долголетия, что у тебя есть, ты сводных братьев на гребень холма загони, а ещё к стремнине реки гони – сбрось, ты Богом-Правителем Великой Страны станешь, а ещё Богом-Духом Земли людей станешь, ту дочь мою, Ярую Деву, главной женой сделай, у подножия горы Уканояма /Наблюдение/, на скалах/-корнях/ столбы дворца прочно утверди, до Равнины Высокого Неба коньки кровли вознеси, и пребывай, ты/, негодник/!» – так сказал.

Тут его жена, Ярая Дева, держа принадлежности для похорон, пришла в слезах, и отец её, Великий Бог /Ками Сусаноо/, думая, что /Повелитель-Великих-Земель/ уже умер, вышел на ту равнину. И вот, когда ту стрелу поднёс, повёл с собой в дом, в просторный – в восемь столбов – покой ввёл и заставил у себя в голове искать насекомых.
И вот, в его голове поглядел, а полно стоножек оказалось. Тут его жена взяла плоды дерева муку и красной глины и дала своему супругу. И вот, плоды того дерева раскусил-раздробил, красной глиной рот набил и выплюнул, а тот Великий Бог уверился, что стоножек раскусил-раздробил и выплюнул, с любовью в сердце о нём подумал и заснул.
Тогда того бога за волосы взял, к каждой стропилине того покоя привязал, скалой, что только пятьсот человек притащить могли бы, двери того покоя завалил, свою жену, Ярую Деву, на спину посадил, тотчас же того Великого Бога Меч Долголетия, Лук и Стрелы Долголетия, а ещё его Небесное Говорящее Кото /лютня/ с собой прихватил и убежал, а тут Небесное Говорящее Кото задело за дерево, и по всей земле звон пошёл.
И вот, тот спавший Великий Бог [Сусаноо] услыхал-удивился, и свои покои разметал-разнёс.

Потом, когда с теми Мечом-Луком /в англ. и нем. версиях ещё и с книгой/ тех восемьдесят богов гнал-загонял, на каждый гребень холма загнал-уложил, в каждую стремнину реки загнал-сбросил, сказал: «Доступ в круг, который образует синий забор гор, должен быть им запрещён» и впервые создал страну». (Поэтому место, где он настиг их, назвали Пришёл-Настиг.) [n4 Уилер, Wheeler, стр. 44 и след. ]

В дальнейшем, часть «Нихонги» /аналогичная библейской книге/ «Бытие» покажет очень точное соответствие архаичной теории. Даже происшествия, которые выглядят подобно второстепенным украшениям, /та же/ маленькая мышь в своей норке — это реально повторяющиеся элементы в древней фуге. В силу того, что неизбежно иметь дело /только/ с одной темой за раз, многие рассказы о Сусаноо производят впечатление крайне произвольных, хотя и не более, чем о Самсоне. Кроме того повествование беспорядочно переплетено с другими классическими сюжетами, опознаваемо — о Тезее и Аргонавтах. И всё же, Сусаноо — творец тьмы в полдень, Самсон сила-в-волосах, который «пошёл прочь с /крепёжным/ шипом из балки и с сетью», уходящий со стропилами, скалами, воротами и столбами, сносящий дворец (свой собственный, для разнообразия), поражающий и рассеивающий низкородных творцов беззакония, /которым/ «не позволено снова появляться внутри круга голубой ограды». Но «Нихонги» показывает более объёмную схему, в которой старый порядок разбит вдребезги и предпринято новое основание порядка: «сделай крепкие колонны твоего дворца у подножия Горы Дознания на самом низком скальном основании, а верхи коньков подними до Равнины Высокого Неба, и поселись там». /В русском переводе «Кодзики» говорится о корнях скалы у подножия горы Уканояма/.

Теперь, после этой дальневосточной интерлюдии, собственная трагедия Самсона может быть увидена лучше (Судьи, 16):

Бог не только судил и распределял, он также установил порядок и посеял будущее, став новым царём преисподней; он отправился спать в Огигию /Ogygia/, и назначил своего преемника правителем нового века. Далее: Повелитель-Великих-Земель достал нечто в Более-Низкой-Далёкой-Земле (в Японии мёртвый отправляется туда по суше с помощью бесчисленных ветерков, тогда как водоворот в океане хорош только для транспортировки «греховного мусора»). Он отправился получить «совет» Сусаноо (который сперва назвал его «Ками Уродливый-Муж-с-Тростниковых-Равнин»), в конечном счёте он получил его, и добавил к тому драгоценный Меч Долголетия, который Сусаноо нашёл в хвосте восьмиглавого-восьмихвостого змея, и «лук-и-стрелы», и его Орфическую Говорящую-с-Небом-Лютню (Кото), не забыл и Ярую Деву. Вещь, трудная для понимания. Но Повелитель-Великих-Земель играет роль Юпитера против Марса Сусаноо, и это так тем паче, что его возлюбленная Ярая Дева становится предельно ревнива в дальнейшем.

19. И усыпила его Далида [Delilah] на коленях своих, и призвала человека, и велела ему остричь семь кос головы его. И начал он ослабевать, и отступила от него сила его.

20. Она сказала: Филистимляне идут на тебя, Самсон! Он пробудился от сна своего, и сказал: пойду, как и прежде, и освобожусь. А не знал, что Господь отступил от него.

21. Филистимляне взяли его и выкололи ему глаза, привели его в Газу и оковали его двумя медными цепями, и он молол в доме узников. (Приложение 17)

22. Между тем волосы на голове его начали расти, где они были острижены.

23. Владельцы Филистимские собрались, чтобы принести великую жертву Дагону, богу своему, и повеселиться, и сказали: бог наш предал Самсона, врага нашего, в руки наши.

24. Также и народ, видя его, прославлял бога своего, говоря: бог наш предал в руки наши врага нашего и опустошителя земли нашей, который побил многих из нас.

25. И когда развеселилось сердце их, сказали: позовите Самсона, пусть он позабавит нас. И призвали Самсона из дома узников, и он забавлял их, и поставили его между столбами.

26. И сказал Самсон отроку, который водил его за руку: подведи меня, чтобы ощупать мне столбы, на которых утверждён дом, и прислониться к ним.

27. Дом же был полон мужчин и женщин; там были все владельцы Филистимские, и на кровле было до трёх тысяч мужчин и женщин, смотревших на забавляющего их Самсона.

28. И воззвал Самсон к Господу и сказал: Господи Боже! вспомни меня и укрепи меня только теперь, о Боже! чтобы мне в один раз отмстить Филистимлянам за два глаза мои.

29. И сдвинул Самсон с места два средних столба, на которых утверждён был дом, упершись в них, в один правою рукою своею, а в другой левою.

30. И сказал Самсон: умри, душа моя, с Филистимлянами! И упёрся всею силою, и обрушился дом на владельцев и на весь народ, бывший в нём. И было умерших, которых умертвил Самсон при смерти своей, более, нежели сколько умертвил он в жизни своей.

Общий замысел трагедии очевидно несовершенен, и больше даже, чем большинство библейских рассказов, которые величественно равнодушны к подобным соображениям. Если Самсон был из числа «отделённых для Бога», под присмотром Бога, «который искал случая против Филистимлян», он не сравним с вождями, подобными Иисусу и Гедеону. Он остаётся, говоря метафорически, введённым в заблуждение метательным снарядом. Большинство великих подвигов из мифоисторического прошлого не заслужили бы внимания в современных новостях, но достижения Самсона имеют так мало смысла, даже в мелком масштабе палестинской силовой политики, что /и/ Мильтон нашёл слишком затруднительным найти оправдание путей, /ведущих/ от Бога к людям. Несомненно, /такие/«центральные» события, как падение царских домов в Греции ли, или Вавилоне, или Дании, могут быть отражены глубже и правдивей. Вот почему главные мотивы, такие как «тьма в полдень» и «снос здания» объединяются в большую тему, явно космическую, которая здесь не проясняется. «Нихонги» вернее в этом крупномасштабном стиле.

В арабесках переплетённых мотивов можно отметить те, где тема «слома структуры» доказана. Могучий герой маори Вакатау /Whakatau/, помешанный на мщении, «схватил конец верёвки, которой он обвил опоры дома, и, выскочив, дёрнул изо всех сил, дом сразу же упал, сокрушив всех внутри, так что всё племя погибло, а останки Вакатау сжег». [n5 См.: сэр Джордж Грэй, Полинезийская мифология, Sir George Grey, Polynesian Mythology (1956; 1-е изд. 1855), стр. 97 и след.].

Это звучит знакомо. По меньшей мере одно такое же событие считается историческим. Это случилось в самом первом молитвенном доме пифагорейской секты, и считается трезвым отчётом об исходе политического конфликта, но легенда о Пифагоре была так искусно сконструирована в древние времена из стандартных деталей, что сомнение вполне допустимо. Сущность настоящего мифа в том, чтобы скрываться за маской на вид реальных и обыденных деталей, заимствованных из известных обстоятельств. Однако, может статься, что во множестве других историй разрушение здания связано с сетью. Саксонов Амлет не сносил колонны; он вновь появляется на пиру, заданном королём по поводу его мнимой гибели, как и Повелитель-Великих-Земель. Он бросает сеть из связанных занавесей, приготовленную его матерью, на толпу пьяных и дотла сжигает зал. В Японии параллель не идёт дальше этого, но оно всё же само по себе имеет значение. На то же самое намекает падение дома Атреев /Atreus/. Сеть, брошенная Клитемнестрой на царя, сопротивлявшегося в ванне, не может быть случайностью. Но это всё ещё сомнительное указание.

Священная Книга древних майя киче, известная как Пополь Вух (Popol Vuh, Книга Совета), рассказывает о Зипакне, сыне Вукуб-Какикса (=Семь Ара) /Zipacna, Vucub-Caquix, Arara/. Он увидел 400 юношей, тащивших огромное бревно, которое они хотели поставить как распорку /в русском переводе Пополь Вуха — «подпорка» и «главная балка в крыше»/ в своём доме. Зипакна без устали один нёс дерево к месту, где было отверстие для столба, вырытое, чтобы поддержать распорку. Юноши, завидуя и страшась, попытались убить Зипакну, раздавив его в яме, но он спасся и обрушил дом на их головы. Они переместились на небо «группой» и Плеяды названы в их честь (Приложение 18).

Затем истинный мститель-за-отца, туамотуанский Тахаки /Tahaki/, который после долгого отсутствия появляется из тьмы в доме шайки домовых /гоблинов/, которые пытали его отца. Он насылает на них «сильный холод Хаваики»(Havaiki, иной мир), который погружает их в сон.

После этого Тахаки подобрал сеть, данную ему Кухи /Kuhi/, и принёс её к двери длинного дома. Он поджёг дом. Когда мириады гоблинов все вместе закричали: «Где дверь?», Тахаки крикнул в ответ: «Здесь». Они подумали, что ответил один из них и, очертя голову, бросились в сеть, а Тахаки сжёг их. [n6 Й. Стимсон, ЛегендыоМауииТахаки, J. F. Stimson, The Legends of Maui and Tahaki (1934), стр. 51, 66.].

Что это за сеть можно узнать из истории Каули. Этот безрассудный герой, желающий убить женщину-каннибалку, сначала прилетел к Макалии, великому богу и попросил его сеть — Плеяды и Гиады — которой он опутал злодейку перед тем, как сжечь её дом [n7 А. Форнандер, Гавайские древности, A. Fornander, Hawaiian Antiquities (1916-1920), т. 4, стр. 50 и дал.; т. 5, стр. 368.]. Это проясняет, кто был владельцем сети. Плеяды в правой руке Ориона на Глобусе Фарнезе /Farnese/ [n8 Р. Айслер, Орфей-рыбак, R. Eisler, Orpheus the Fisher (1921), стр. 25 и след.] и они именуются «лагоболион» (заячья сеть). Гиады предназначались для более крупной добычи [n9 Г. Шлегель, Китайская уранография, G. Schlegel, L'Uranographie Chinoise (1967), стр. 351-58, 365-70.].

В конце этого обширного исследования справедливо уже спросить, кто же такой Самсон? Ясное дело, что это бог и планетная сила, какими были все боги древности. Как Доблестный-быстрый-ярый-бог-муж, как Сильный Назирит /Nazirite, назорей/, он обладал всеми характерными признаками, относящимися к Марсу и ни к кому иному. Очевидно, что пока пытались вывести заключительный эпизод расследования о Амлете-Кроносе, Царе Космической Мельницы, что-то другое вошло в поле зрения, новый и грозный персонаж — Марс или Арес, как его называли греки. Он вернётся ещё не раз. Тем не менее, нет никаких сомнений в том, что имя Самсон спонтанно связано с Сампо, первоначальной мельницей. Это явно и недвусмысленно было /частью/ амлетовской схемы. В этой точке вторжение новой планетной силы должно быть опознано. Сусаноо заменяет Кроноса даже в его подлинном царстве — Преисподней. Было бы желательно представлять это отдельными Силами, каждую в её собственной форме, как и будет сделано в дальнейшем. Но история, состоящая из многих нитей, следует своим собственным правилам, и это служит примером важного /правила/. Нет Сил более различных, чем Сатурн и Марс, однако, это не единственный раз, когда они появятся как приводящий в замешательство и необъяснённый дубликат друг друга.

Один из мотивов — разрушение — часто связывался с фигурой Амлета. Другие более характерны для Марса. Это, к примеру, специфичный слепой аспект Марса, утверждаемый равно в харранских и мексиканских мифах. Он даже отражён Вергилием: «caeco Marte» /слепой Марс/. Но символизирует не только слепую ярость. Он должен найтись в Аду, что скоро и произойдёт. Между тем, первое явление двойной фигуры Марса и Кроноса здесь. В Мексике она принимает вид ужасающих гротескных форм Чёрного и Красного Тескатлипока /Tezcatlipoca/. Это определённая фаза Великого Сказания, в которой, очевидно, разрушительные силы Марса спускаются с привязи и составляют фатальное сочетание с мстительным, непримиримым замыслом Сатурна. Шекспир со сверхъестественной прозорливостью упомянул обоих, когда заставил Гамлета предостеречь яростного Лаэрта перед финальной схваткой:

Хоть я и не поспешная и раздражительная натура,

Всё же есть во мне некоторая опасность,

Которая напугает твою мудрость....

Но, очевидно, это нечто большее и здесь начинается подъём занавеса над архаическим замыслом. Настоящие актёры на сцене вселенной очень немногочисленны, чего не скажешь об их приключениях. Главное «древнее сокровище» — словами Аристотеля — это то, что было оставлено нам нашими предшественниками из Высоких и Отдалённых Времён: идея, что боги — это настоящие звёзды и только. Силы пребывают в звёздных небесах, и все истории, герои и приключения, о которых говорят мифы, сконцентрированы на деятельных силах среди звёзд, именуемых планетами. Удивительным предназначением может показаться то, что несколько планет несут ответственность за все истории, а также управляют делами всей вселенной. То, что для людей современности абстрактно могло бы оказаться различными движениями стрелок на циферблате, в дописьменную эпоху, когда всё доверялось только образам и памяти, сталоВеликой Игрой, длящейся эонами, бесконечной историей о позициях и отношениях, начиная с назначенного Времени Ноль, сложной сетью столкновений, драм, совокуплений и конфликтов.

Лукиан из Самосаты /Lucian of Samosata/, самый восхитительный писатель античности, изобретатель современной «научной фантастики», который знал как быть лёгким и ироничным в отношении серьёзных вещей, но без фривольности, и вполне осведомлённый по поводу «древнего сокровища», заметил однажды, что смехотворная история хромого Гефеста, заставшего свою жену в постели с Марсом, и поймавшего пару сетью для обозрения их стыда перед другими богами, была не только праздной фантазией, но должна была быть отнесена к соединению Марса и Венеры, и, справедливо добавить, соединению в Плеядах.

Эта маленькая комедия может служить демонстрацией образца, который постоянно воспроизводится: созвездия мыслились как декорации, или господствующие влияния, или даже только как одежды Сил в определённые моменты в различных переодеваниях на путях их небесных приключений.

В случае эпифании /явление божества/ Амлета-Самсона нельзя отрицать, что эта свирепая сила или моментальная комбинация сил обряжена здесь в фигуру Ориона — слепого гиганта, называемого также Нимродом Охотником, размахивающего Гиадами, работающего на Мельнице Звёзд, подобно Т алосу /Talos/, бронзовому гиганту Крита. Потому что названа деталь, которая решает исход дела. Орион был слеп — это единственная слепая фигура созвездия в мифе. Он, говорят, в конце концов прозрел, как и положено вечному персонажу. Но то, как легенда изображает его, пробирающегося через водоворот, бурлящий у его ног (где он появится снова), направляемого глазами маленького Мальчика-с-Пальчик, сидящего у него на плече, которого звали Кедалион /kêdalon = aidoion, пенис — прим. нем. пер./, подсказывает роль в пошлой комедии. Но кто мы такие, чтобы навязывать ханжескую мораль небесному собранию?

«…Так вот, жил-был тролль, злющий-презлющий; попросту говоря, дьявол. Как-то раз он был в особенно хорошем расположении духа: он смастерил такое зеркало (небесное), в котором вседоброе и прекрасное уменьшалось донельзя, все же плохое и безобразное, напротив, выступало еще ярче, казалось еще хуже. Прелестнейшие лужайки выглядели в нем вареным шпинатом, а лучшие из людей — уродами, или казалось, что они стоят кверху ногами, а животов у них вовсе нет! Лица искажались до того, что нельзя было и узнать их; случись же у кого веснушка или родинка, она расплывалась во все лицо. Дьявола все это ужасно потешало. Если человеку приходила добрая, благочестивая мысль, то она отражалась в зеркале невообразимой гримасой, так что тролль не мог не хохотать, радуясь своей выдумке. Все ученикитролля — у него была своя школа — рассказывали о зеркале, как о каком-то чуде. — Теперь только,— говорили они,— можно увидеть весь мир и людей в их настоящем свете! И вот они бегали с зеркалом повсюду; скоро не осталось ни одной страны, ни одного человека, которые бы не отразились в нем в искаженном виде. Напоследок захотелось им добраться и до неба, чтобы посмеяться над ангелами и самим Творцом. Чем выше поднимались они, тем сильнее кривлялось и корчилось зеркало от гримас; они еле-еле удерживали его в руках. Но вот они поднялись еще, и вдруг зеркало так перекосило, что оно вырвалось у них из рук, полетело на землю и разбилось вдребезги. Миллионы, биллионы его осколков (звездо-дхарма) наделали, однако, еще больше бед, чем самое зеркало. Некоторые из них были не больше песчинки, они разлетались по белу свету, попадали, случалось, людям в глаза и тактам и оставались. Человек же с таким осколком в глазу начинал видеть все навыворот или замечать в каждой вещи одни лишь дурные стороны,— ведь каждый осколок сохранял свойство, которым отличалось самое зеркало. Некоторым людям осколки попадали прямо в сердце, и это было хуже всего: сердце превращалось в кусок льда. Были между этими осколками и большие, такие, что их можно вставить в оконные рамы, но уж в эти окна (Windows) не стоит смотреть на своих добрых друзей. Наконец, были и такие осколки, которые пошли на очки, только беда была, если люди надевали их с целью смотреть на вещи более зорко и судить о них вернее! Злой тролль хохотал до колик, так приятно щекотал его успех этой выдумки. А по свету летало еще много осколков зеркала.Сейчас мы об этом услышим!...»