Несколько знаков на стене доказывают, что среди китайцев еще есть благородные люди. Три мудрых мужа приходят, чтобы пригласить ученого на празднование дня его рождения

 

Итак, в момент самого оживленного спора Цзинь Вэньцин неожиданно получил весть о том, что пришла телеграмма из столицы. Взволнованный, он не досидел до конца беседы и, поблагодарив хозяина, распрощался. Вернувшись в департамент внешних сношений, он увидел улыбающуюся жену, которая вышла к нему в гостиную со словами:

— Поздравляю вас, господин!

— С чем ты меня поздравляешь? — удивился Цзинь.

— Не торопитесь! Радость никуда не убежит! — засмеялась жена. — Переоденьтесь сначала. А ты, Цайюнь, принеси, пожалуйста, телеграмму от господина Лу!

Цайюнь, которая в задумчивости стояла, облокотившись на спинку стула, при звуках голоса старшей жены очнулась:

— А куда вы ее положили, госпожа?

— Ты уже забыла? Ведь мы только что читали ее за письменным столом!

Наложница улыбнулась и выбежала из комнаты. Сняв с помощью слуги чиновничью шапку, мундир, пояс и сапоги и облачившись в домашнее платье, Цзинь Вэньцин сел у окна. Слуга вышел из гостиной. В этот момент на пороге появилась Цайюнь с белым конвертом в руках. Цзинь хотел взять его, но Цайюнь отдернула руку и вручила конверт жене.

— Госпожа, посмотрите — этот ли?

Жена кивнула головой и передала телеграмму Цзинь Вэньцину. Вот что было в ней написано:

 

«Шанхай, переулок Сецяо. Департамент внешних сношений, его превосходительству посланнику Цзиню.

Чжуан Хуаньин узнал во дворце вашем назначении Палату внешних сношений. Скоро выйдет указ. Советую скорее приехать.

Лу Жэньсян».

 

— Вот неожиданность! — воскликнул Цзинь Вэньцин. — Но раз сообщает сам Чжуан Хуаньин, значит, это действительно правда. Завтра или послезавтра надо трогаться в путь!

— А кто такой Чжуан Хуаньин? — спросила жена.

— Заместитель министра! Я через него карту Китая и России в Палату передавал! Чрезвычайно способный человек, любимец императора и императрицы, даже евнухи отзываются о нем хорошо. Поэтому о каждом движении наверху он узнает гораздо раньше других. Раз он оповещает меня, выходит, он желает мне добра, а пренебрегать его расположением нельзя. Прикажи слугам поскорее складывать вещи. Послезавтра тронемся в путь!

Жена повиновалась и пошла собираться, а Цзинь отправился наносить прощальные визиты. Поскольку Сюэ Фужэнь и Ван Гунсянь как раз на завтрашний день назначили свой выезд за океан, Сюй Ин должен был возвращаться в Хубэй, а Чай Хэ — в Чжэньцзян, они тем же вечером собрались в ресторане «Изысканные блюда» и веселились до глубокой ночи. На следующий день каждый отправился своей дорогой.

Сейчас наш рассказ пойдет по двум линиям. Мы оставим на время всех дипломатов и будем говорить только о Цзинь Вэньцине, который вместе с двумя женами и Куан Чаофэном сел на пароход и отправился в Тяньцзинь. Добравшись туда, он поручил Куану заботу о семье, которая должна была ехать водным путем, а сам решил отправиться по суше. В резиденции диктатора севера Ли Хунчжана он взял упряжку мулов и, сопровождаемый всего тремя слугами, налегке помчался в Пекин.

Зима уже вступила в свои права. На пустынной равнине завывал ветер, поднимая тучи желтой пыли. К вечеру Цзинь Вэньцину удалось добраться до местечка Хэсиу. Заходящее солнце с большой таз величиной уже наполовину скрылось за горизонтом и походило на мякоть недозрелого арбуза. Его лучи красиво отражались на коньках крыш сельских гостиниц, которые стояли по обе стороны длинной улицы, и крохотного налогового управления. Едва коляска Цзиня въехала в улицу, как гостиничные слуги бросились навстречу, желая завлечь к себе выгодного клиента.

— У нас комнаты чистые, каны широкие, еда отменная и обслуживание лучше всех! Заезжайте к нам, сами убедитесь! — наперебой галдели они, словно гуси или утки.

Цзинь Вэньцин приказал слуге проехать верхом по дворам и выбрать лучшую гостиницу. Но прошло много времени, а слуга все не возвращался. В нетерпении Цзинь велел кучеру гнать вперед, в первый же постоялый двор покрупнее. Они проехали мимо нескольких гостиниц, но ни одна не понравилась Цзинь Вэньцину. И только у самого конца улицы его внимание привлек большой постоялый двор с длинным бамбуковым шестом у ворот. На шесте развевался белый войлочный флаг с синей каймой. Огромные старые ворота были полуоткрыты; по обеим сторонам их висели две истрепанные новогодние надписи на поблекшей красной бумаге:

 

Пусть тысячи знатных гостей

В пути остановятся здесь,

И пусть миллионы монет

Посыплются в нашу мошну!

 

Цзинь Вэньцин заглянул внутрь и увидел широкий двор с повозками. Впереди красовался центральный дом из трех комнат, по бокам было несколько флигелей. Убедившись, что гостиница довольно просторна, Цзинь приказал кучеру въезжать. Он еще не сошел с коляски, как вдруг услышал громкий голос своего старого слуги Цзинь Шэна, вступившего в перепалку с каким-то полным и белолицым юношей. За спиной юноши стоял человек лет сорока или пятидесяти, с коричневым лицом, жесткими, похожими на щетку усами, темными очками на носу и трубкой во рту. С виду он был похож на чиновника. Вокруг него толпились слуги.

— Откуда только берутся такие нахальные барчуки?! — кричал Цзинь Шэн. — Кто тебе покровительствует, что ты решаешься хватать невинных людей? Не разобрался, видно, что я служу господину Цзиню! Ну-ка, вяжи меня, если смелый!

Юноша затопал ногами.

— Ах ты наглая тварь! Будь ты хоть дворецким князя, я тебя все равно проучу! Ну-ка, свяжите эту черепаху, забывшую императорские законы!

Услышав этот приказ, здоровенные слуги, стоявшие сзади, оскалили зубы, словно тигры или волки, и начали засучивать рукава. Они были уже совсем готовы приступить к делу, но пожилой человек с коричневым лицом, стоявший поодаль, удержал их.

— Ты ничего не понимаешь, — сказал он Цзинь Шэну, — но я не виню тебя! Ты, наверное, впервые едешь в столицу и не успел еще хлебнуть горя. Тогда я открою тебе глаза: это сын заместителя министра налогов и начальника Палаты внешних сношений его превосходительства Чжуан Хуаньина. Сейчас он едет по приказу отца скупать заморские вещи для нашего живого Будды — старой императрицы Цыси. Господин Чжуан Хуаньин — друг самого императора, доверенное лицо императрицы. Одно его слово сильнее сотни бумаг. Ты не думай, что твой хозяин важная птица; даже если красный шарик на его шапке будет величиной с арбуз, господину Чжуану стоит только шевельнуть пальцем, чтобы он покатился с грохотом. Это уж я тебе гарантирую. Если ты хоть что-нибудь понял, советую тебе уходить подобру-поздорову!

Цзинь Вэньцин не выдержал и соскочил с повозки.

— Разве можно быть таким бесцеремонным?! — крикнул он Цзинь Шэну и, подойдя к юноше, почтительно сложил перед ним руки. — Прошу вас, не принимайте близко к сердцу слова этого старого раба. Он, вероятно, пьян! Если вы первые приехали в эту гостиницу, смею ли я претендовать на уступки с вашей стороны?! К тому же вы, как я слышал, сын господина Чжуан Хуаньина, с которым я дружен уже несколько десятков лет. Я должен всячески опекать вас на чужбине, а не захватывать у вас комнаты, это было бы просто смешно!

Он повернулся и спросил стоявших рядом гостиничных слуг:

— А во флигеле есть свободные места? Если нет, я поеду в другую гостиницу.

— Конечно есть! — поспешно отвечали слуги. — Восточный флигель свободен.

— Перенеси туда вещи и не безобразничай больше! — приказал Цзинь Вэньцин старому слуге.

По благообразному лицу Цзиня и его рассудительной речи юноша понял, что перед ним не обычный путешественник, поэтому он сразу же поклонился и изменил тон:

— Смею ли я спросить ваше высокое имя?

— Что вы! — усмехнулся Цзинь. — Мое презренное имя Цзинь Вэньцин.

Молодой человек покраснел.

— Ах, как это дурно с моей стороны! Если бы я знал, что вы — посланник Цзинь, я не решился бы вступить в перебранку с вашим слугой даже в том случае, если бы он был еще более резок со мной! К сожалению, он ни разу не произнес вашей благородной должности. Умоляю вас простить меня и пройти в комнату. Я с наслаждением уступлю вам главный дом!

Цзинь Вэньцин стал отказываться, но все-таки прошел в гостиную и с достоинством сел. Юноше пришлось занять менее почетное место, пожилой человек с коричневым лицом устроился рядом с ним.

— Кажется, ваше благородное имя Чжуан Нань? — спросил Цзинь Вэньцин. — Я часто слышал, как его произносил ваш отец.

— Совершенно верно, — отвечал юноша.

— Теперь позвольте полюбопытствовать: как вас зовут? — продолжал Цзинь, обращаясь к темнолицему.

Пожилой человек давно уже искал случая вставить словцо, но, видя, как осторожно Чжуан Нань обращается с Цзинь Вэньцином, понял, что имеет дело с важной персоной, и не решился первым вступить в разговор.

— Нечиновного зовут Юй Банли, — произнес он, почтительно поднимаясь со своего места. — Я уроженец провинции Шаньдун, направляюсь в столицу по рекомендации друзей. В Шанхае я встретился с господином Чжуаном, и мы решили путешествовать вместе.

Цзинь Вэньцин кивнул головой. Чжуан Нань снова принялся упрашивать его внести вещи в главный дом, но Цзинь ответил, что в этом нет необходимости.

Гостиная находилась как раз напротив двора; через открытые окна весь двор был виден как на ладони. Отказавшись от лучших комнат, Цзинь Вэньцин следил за тем, как слуги перетаскивают вещи в восточный флигель. Коляска еще не была разгружена, когда за воротами раздался мелодичный звон колокольчика, и во двор быстрее ветра вбежал красивый вороной мул. На муле сидел высокий старик с красным лицом, седыми волосами, большими глазами, длинными бровями и белой как снег бородой. На голове у него была тростниковая шляпа, защищающая от солнца, а на ногах — простые зеленые сапоги. Об относительном богатстве незнакомца говорил лишь черный бархатный халат с широкой каймой, выглядывавший из-под обычной стеганой безрукавки. В одной руке старик держал маленький узелок, в другой — поводья. Подъехав к восточному флигелю, он сошел с мула и привязал его к дереву. Затем без дальних слов направился в комнаты, взял стул и, усевшись возле дверей, громко крикнул:

— Эй, слуга, накорми хорошенько моего мула. Если обидишь его, с тебя спрошу!

Слуга поспешно отправился исполнять приказание. Но не успел он отойти, как старик крикнул снова:

— А ну, вернись, вернись!

Тот покорно встал перед ним, вытянув руки по швам.

— Потом принеси кипятку, воды для мытья да не забудь заварить чаю!

Слуга постоял еще некоторое время и отошел лишь после того, как убедился, что старик больше ничего не собирается приказывать. Цзинь Шэн, который едва успел снять вещи с коляски, видел всю эту картину. Возмущенно подойдя к хозяину гостиницы, он вытаращил на него глаза.

— Ты ведь говорил, что восточный флигель свободен! Откуда взялся этот человек?

— Вы уж с господином извините меня, — заискивающе улыбаясь, промолвил хозяин. — Восточный флигель всегда пустует до тех пор, пока не приедет господин Ван. Кто мог знать, что он сегодня появится?! Честное слово, будь это другой человек, мы бы его давно выгнали. А господин Ван — известный удалец Ван Второй, по прозвищу Большой меч. Живет он в столице на улице Баньби, и его не смеют обижать даже разбойники. Молю вас доложить об этом своему господину, а мы уж подумаем, как быть!

Цзинь Шэн в ярости затопал ногами.

— Я не знаю никаких Ванов: ни Вторых, ни Третьих! Мне нужны только комнаты.

Все ясно слышали этот разговор. Но не успел Цзинь Вэньцин раскрыть рта, как Чжуан Нань вышел на крыльцо и крикнул:

— Что вы шумите? Переносите вещи его превосходительства сюда, и дело с концом! — Он обратился к своим слугам, стоявшим возле ступенек: — Не ленитесь, помогите!

Слуги гурьбой ринулись к повозке и, не обращая внимания на Цзинь Шэна, в одно мгновение перетащили вещи в главный дом. Хозяин гостиницы, увидев, что жилище для гостя нашлось, поспешил избавиться от дальнейших объяснений и скрылся. Цзинь Шэн, недовольно ворча, принялся стелить постель на кане в восточной комнате, но Цзинь Вэньцин сделал вид, что ничего не замечает. Лишь когда все было устроено, он поднялся и сказал Чжуан Наню:

— Если вы окажете милость и не прогоните меня, мы проведем ночь по соседству!

— Ваше общество способно осчастливить меня на три перерождения! — воскликнул Чжуан.

— Что вы! — пробормотал Цзинь Вэньцин и, поклонившись, сказал: — В таком случае отправимся спать!

Двое молоденьких слуг подняли занавеску на дверях, и Цзинь Вэньцин вошел в восточную комнату. Уже стемнело. В комнате было черным-черно: даже собственных пальцев не различить. Цзинь Шэн достал из корзины подсвечник и хотел зажечь свет, но господин махнул ему рукой:

— Погоди!

Он откинул портьеру и вышел в гостиную. В соседней комнате было тихо. Занавеска на двери была опущена, за ней мерцал огонек свечи. Цзинь сделал несколько шагов вперед и прильнул к щелочке. Чжуан Нань и Юй Банли сидели, поджав ноги, на кане возле низенького столика, на котором были грудой навалены драгоценности, золотые часы, замысловатые европейские безделушки и даже небольшой музыкальный ящик, инкрустированный бриллиантами. Освещенные двумя огромными красными свечами, они сверкали и переливались всеми цветами радуги. На самом краю стола лежал резной футляр из красного дерева, а рядом с ним — длинный сверток, обмотанный парчой с яшмовыми застежками. Чжуан Нань одну за другой показывал безделушки Юй Банли, а тот хохотал:

— Неужели все это пойдет в подарок императрице?

Лицо Чжуан Наня сделалось серьезным.

— Не относитесь к этим вещам свысока! С их помощью мой отец надеется осуществить все свои патриотические стремления!

Юй Банли остолбенел.

— Не удивительно, что вы не понимаете, — продолжал Чжуан Нань. — Молодой государь много думает о реформах, очень любит все западное, в том числе и эти побрякушки, но никто об этом не знает. Папаша выведал о его слабости у своего побратима, главного евнуха Ляня. Каждый раз, когда отец идет во дворец на прием, он кладет в рукав одну-две таких штучки и, улучив благоприятный момент, подсовывает их государю. Так что, Банли, здесь не просто забава! Мой отец все надежды возлагает на эти игрушки: они должны почаще напоминать императору о необходимости реформ!

Юй Банли понимающе закивал головой. Взяв со стола свиток, он медленно развернул его и спросил:

— Значит, вы советуете мне подарить эту картину вашему отцу? Не слишком ли мало?

Чжуан Нань расхохотался:

— Да вы, оказывается, совсем не знаете моего папаши! Он всю жизнь учился, но ведь честным путем славы не добьешься. Вот он и злится из-за этого, а как встретит какого-нибудь сановника, который пришел к своему посту по прямой дорожке, сразу пытается его перещеголять. Сейчас Пань Цзунъинь собирает древнейшие винные кубки и жертвенные треножники; Гун Пин коллекционирует старинные ксилографы и монеты. Вот папаша и решил специализироваться на картинах Ван Хоя![228] Начал он с того, что назвал свой кабинет «Сто картин Ван Хоя»[229], желая показать, что не успокоится, пока не догонит до сотни. У него уже девяносто девять картин. Папаша заявил, что последняя, сотая, должна быть самым выдающимся произведением, чтобы не стыдно было закончить на ней свою коллекцию!

Он указал рукой на картину:

— Смотри, как хороша «Бесконечная Янцзы»! Мазки черной туши одновременно и ярки и воздушны. Это лучшее творение Ван Хоя: недаром он любил его больше всех своих картин. Когда отец увидит этот пейзаж, он придет в неописуемый восторг, и ты, без сомнения, получишь не только место начальника таможен, о котором просишь, а что-нибудь покрупнее!

Он похлопал Юй Банли по плечу.

— Старина Юй! Ты должен как следует отблагодарить меня! Если бы я не прибег к крайним мерам и не засадил хозяев картин — вдову и ее мальчишку — в тюрьму здешнего налогового инспектора, тебе бы никогда не видать этой вещицы!

— Я никогда не думал, что вдова и ее щенок окажутся столь назойливыми! — воскликнул Юй Банли. — Не побоялись пуститься из-за этой картины в такой дальний путь! Ведь они только что едва не вцепились в тебя!

— Ладно, не сердись! — снисходительно молвил Чжуан Нань. — Ты ведь сам говорил, что муж этой женщины — известный сюцай, которого прозвали Антикваром, — продал все свое имущество ради этого пейзажа и умер в нищете. Перед смертью он завещал сыновьям и внукам ни в коем случае не продавать картину. А ты обманул их: взял картину «только посмотреть», а сам улизнул с ней. Неужели ты думаешь, что они могли простить такое?

Юй Банли захохотал. Они продолжали оживленно разговаривать, не подозревая, что за занавеской стоит человек, который слышит все до последнего слова! «Так вот они, оказывается, чем занимаются! — с отвращением подумал Цзинь Вэньцин. — Не удивительно, что они не хотели пускать посторонних в гостиницу!»

Он хотел отойти от двери, как вдруг на стене, освещенной лампой, промелькнула чья-то тень с ножом в руке. Цзинь чуть не подпрыгнул от страха. Придя в себя, он попытался рассмотреть незнакомца, но в этот момент во двор вбежало несколько человек с криками:

— Неслыханное дело! Из тюрьмы налогового инспектора бежали женщина и мальчик!

Цзинь Вэньцин поспешно вернулся в свою комнату, приказал слуге зажечь свечу и, раскрыв книгу, сделал вид, что читает. Шум голосов уже достиг гостиной. Чжуан Нань и Юй Банли выскочили во двор, спрашивая, как удалось узникам бежать.

— Недавно какой-то слуга с визитной карточкой его превосходительства господина Цзинь Вэньцина пришел к нашему начальнику и заявил: «Мой господин знает обоих заключенных. Стоит ему сказать несколько слов, как они тотчас повинуются. Он уже договорился с господами Чжуан Нанем и Юй Банли и велел мне припугнуть узников. Теперь они добровольно вернутся на юг!» Наш начальник поверил и впустил слугу в камеру. А он как вошел, точно сквозь землю провалился: ни слуху ни духу. Начальник заволновался, послал нас посмотреть, а их и след простыл. Дверь по-прежнему заперта, только решетка на окне сломана и двое тюремщиков валяются без чувств на земле. Начальник уже послал за беглецами погоню, а мы пришли вас известить!

Услышав, что использована его визитная карточка, Цзинь Вэньцин не на шутку испугался. Выскочив в гостиную, он воскликнул:

— А ты заметил, как выглядит этот слуга?

— Он старик.

Чжуан Нань и Юй Банли переглянулись. Цзинь Вэньцин тотчас велел своим слугам выйти вперед.

— Эти?

Посланец покачал головой.

— Нет, нет! Тот был с длинной белой бородой.

— Странная вещь! — вскричали разом Чжуан Нань и Юй Банли. — Кто осмелился выдать себя за слугу господина Цзиня, да еще воспользоваться его визитной карточкой? Как она могла попасть к бандиту?

Цзинь Вэньцин холодно усмехнулся:

— Трудное ли дело — украсть визитную карточку? И подороже вещи иногда пропадают! Не буду обманывать вас: только что я сидел у себя, не зажигая света, и видел, как какой-то человек прокрался к вам в комнату. Я хотел было поднять тревогу, но тут прибежали эти люди. На мой взгляд, бегство преступников — пустяки! Надо посмотреть, не пропало ли что из комнаты!

Друзья всполошились. Юй Банли бросился к занавеске, поднял ее и вдруг завопил вне себя от ярости:

— Картина, которая лежала на столике, исчезла вместе с футляром!

Чжуан Нань и Цзинь Вэньцин вбежали вслед за ним, перевернули всю комнату вверх дном, но картины так и не нашли. Внезапно Чжуан Нань воскликнул, указывая рукой на стену:

— Кто написал эти иероглифы? Только что стена была чистой!

Цзинь Вэньцин приблизился и увидел стихотворение, написанное грубой, но уверенной рукой:

 

Ван Второй, Ван Второй!

Пронеслась о Ване слава,

Что убийство для него —

Повседневная забава,

Что карающий свой меч

Вынимает он из ножен,

Чтобы в мире зло пресечь,

Чтоб неправду уничтожить.

 

Он похитил полотно

С видом на Янцзы долину,

Упорхнул как тень в окно

И с собой унес картину.

Он, вдове и сироте

Это полотно вручая,

Видел: улыбнулись те,

Кто так долго был печален…

 

Ван Второй, Ван Второй!

Он на лаврах не почил,

И, взмахнув со свистом плетью,

На коня герой вскочил,

Ван Второй спешит в Пекин,

Конь его галопом скачет,

Прямо к улице Баньби,

Где осенний ветер плачет.

 

Все трое опешили. Слуги, столпившиеся у дверей, тоже удивлялись происшедшему.

— Как вам нравится дерзость этого разбойника! — хлопнул себя по бедру Юй Банли. — Выпустил преступников, похитил вещь и еще смеет пугать нас своим именем! Пусть я буду ублюдком, если сегодня же ночью не поймаю его!

— Он не только открыто назвал свое имя, но даже свое лицо не побоялся показать! — подхватил Чжуан Нань.

— Кто видел эту собаку? — удивился Юй Банли.

— А разве ты не помнишь старика, который приехал верхом на муле и занял комнаты господина Цзиня? Чьих же это рук дело, как не его?

Юй Банли сорвался с места и побежал к выходу.

— Правильно! Пойдем в восточный флигель и схватим эту черепаху!

— Как же! — презрительно усмехнулся Чжуан Нань. — Он спит там и давно ждет, чтоб ты его связал!

Юй Банли не поверил и велел слугам обыскать восточный флигель. Вскоре они, разумеется, вернулись с ответом, что комнаты пусты, а мул исчез.

— Если этот человек сумел освободить из тюрьмы наших врагов и увести у нас из-под носа картину, он не такой дурак, — сказал Чжуан Нань. — Где ты его будешь искать? Давай уж сейчас не поднимать шума, а завтра решим, что делать! — Он обратился к Цзинь Вэньцину: — Каково ваше мнение?

Цзинь, конечно, согласился. Юй Банли стоял понурив голову. Чжуан Нань отпустил людей из управления налогового инспектора, и все разошлись по своим комнатам. В ту ночь больше никаких событий не произошло.

На следующее утро Цзинь Вэньцин проснулся очень рано, с первым петушиным криком. В соседней комнате было тихо; он прислушался, но уловил только стрекотанье сверчка. Поспешно позвав слугу, Цзинь узнал, что Чжуан Нань с Юй Банли выехали из гостиницы еще в третью стражу. Он поднялся, прополоскал рот, кликнул кучера и велел закладывать коляску. Вещи были собраны, и он пустился в дальнейший путь.

Теперь, читатель, не спрашивай больше о Цзинь Вэньцине, ибо мы объясним тебе сначала, почему так рано уехали Чжуан Нань и Юй Банли. Дело в том, что Юй, узнав о пропаже картины, почувствовал себя так, будто его уже лишили должности, на которую он надеялся. Полночи он ворочался с боку на бок, не в силах заснуть, и начал подозревать, что Цзинь Вэньцин также причастен к этому делу.

— Ты человек богатый! — успокаивал его Чжуан Нань. — А за деньги даже сам царь-дракон согласится перейти в другой дворец. Чего тебе бояться всякой мелюзги?

Он описал Юй Банли множество путей, которыми можно выдвинуться в столице, и до того распалил его, что Юй не мог дождаться рассвета и стал торопить Чжуан Наня скорее собираться в дорогу. Яростно погоняя лошадей, они на следующий же день прибыли в Пекин. Юй Банли обосновался в одной из крупных гостиниц, а Чжуан Нань поехал прямо во Внутренний город, где находился его дом. Тут он узнал, что отец только что вернулся из Палаты внешних сношений и отдыхает после обеда. Чжуан стал распоряжаться выгрузкой вещей, но еще не успел закончить этого, как за ним явился слуга. Юноша привел в порядок свою одежду и отправился к отцу.

Чжуан Хуаньин, уже переодетый в домашнее платье, важно восседал в круглом европейском кресле и просматривал книгу посетителей. Рядом с ним стоял привратник. При виде Чжуан Наня привратник забрал книгу и вышел. Чжуан Хуаньин спросил сына, какие заморские вещицы ему удалось купить. Чжуан Нань подробно рассказал обо всем и, конечно, не забыл упомянуть об истории с картиной Ван Хоя «Бесконечная Янцзы». Ее, дескать, хотел преподнести отцу один кандидат на чиновничий пост, но, к сожалению, по дороге ее похитили.

— Кто посмел? — зарычал Чжуан Хуаньин.

Сын коротко описал ему перипетии с картиной и кое-что приукрасил таким образом, что вся вина пала на Цзинь Вэньцина.

— Странно! Цзинь Вэньцин очень дружен со мной, — промолвил Чжуан Хуаньин. — К тому же благодаря моим усилиям его сейчас назначили в Палату внешних сношений. Неужели он мог забыть милость и отплатить своему покровителю черной неблагодарностью? Ужасно! Отвратительно! Ну, я покажу ему!

— Он говорил о вас всякие нехорошие вещи! — криво улыбнулся Чжуан Нань.

Чжуан Хуаньин изменился в лице.

— Ладно, о нем больше ни слова. У меня есть для тебя еще одно дело. Поскорее отправляйся к Айюню, который служит в труппе «Избыток счастья», и скажи, чтобы сегодня после обеда он отправился в сад Чэна развлекать господина Ли. Скажи, что я приказал! Чтоб не подвел!

— А кто такой господин Ли? — озадаченно спросил Чжуан Нань. — Почему вы не позовете актера к себе, а заботитесь о других?

Чжуан Хуаньин рассмеялся:

— Не удивительно, что ты не понимаешь! Господин Ли — это Ли Чжиминь, знаменитый старый ученый, переживший трех государей, глава литераторов всей страны. Если уж устанавливать добрые отношения с ученым миром, так надо начинать с него; недаром говорит пословица: «Усмиряя разбойников, хватай первым атамана». Он, знаешь, старик сухощавый и со строптивым характером. Если ему кто-нибудь не понравится — будь это хоть князь или сановник, — он не посмотрит даже, что находится во дворце, вытаращит глаза, распушит свою седую бороду и начнет его ругать безо всякого стеснения. В общем, характер у Ли Чжиминя прямой, совсем как у ребенка; тот, кто узнает его слабости, может из него веревки вить, а старик об этом и понятия иметь не будет! Он любит молодых актеров, но денег за развлечения платить не желает, так как ему кажется, будто мальчики льнут к нему сами, ослепленные его литературной славой. Старик самодовольно твердит, что эти сосунки — его искренние друзья. Разве может он подозревать, что за него раскошеливаются другие? Но Айюня он особенно любит и иногда даже сам дает ему денег…

Сегодня — день рождения старика. По этому случаю Чэн Юй устраивает пир в своем саду «Лежащих облаков» и приглашает на него всех знаменитых ученых. Актеры Суюнь и Июнь, наверное, тоже придут, так что ты поскорее отправляйся к Айюню, он должен их опередить!

— Каким же влиянием пользуется этот старик, если вы так ухаживаете за ним? — еще больше удивился Чжуан Нань.

Отец расхохотался.

— О, его влияние огромно! Ты даже не представляешь, до какой степени! Недаром говорят: «Топор и секира прославляют государей и министров на сто лет, а кисть и тушь дают жизнь ученым на тысячу лет!» Наши слава и позор, жизнь и смерть находятся на кончике кисти этой писчей братии. К тому же вскоре двор собирается устроить экзамен на должность цензора. Я слышал, что Ли Чжиминя уговаривают держать этот экзамен. А достаточно ему стать цензором, как он произведет целый переворот! Вся наша карьера в столице зависит от того, насколько прочно мы свяжемся с ним. Разве можно оставлять без внимания будущую знаменитость?! Ну ладно, не надоедай мне больше рассуждениями, а скорее отправляйся по делам! Я еще сам должен нанести ему визит.

Чжуан Наню оставалось только раскланяться и поехать на поиски Айюня.

Между тем Чжуан Хуаньин сел в легкую коляску и велел кучеру гнать к южной части города. С высокого осеннего неба приветливо светило солнце, копыта лошади утопали в мягкой пыли. Вскоре повозка остановилась возле ворот Ли Чжиминя в тени двух высоких вязов. Слуга уже хотел отправиться с докладом, но Чжуан Хуаньин знаком удержал его и, легко спрыгнув с брички, направился к воротам. Взгляд его уловил только что наклеенные по обеим сторонам параллельные надписи на розовой бумаге. Иероглифы были нанесены тонкими, изящными линиями, немного вкось:

 

Сочиненья во множестве тысяч томов

Здесь хранятся, на улице Баоаньсы,

В министерство налогов отсюда издревле

Назначали людей на большие посты.

 

Чжуан Хуаньин усмехнулся и перешагнул порог. Перед ним выросла стена для защиты от злых духов. Обогнув ее, он увидел дом, обращенный окнами к северу. Чжуан прошел мимо него к круглым воротам в стене и оказался в маленьком дворике, посредине которого возвышалась арка, увитая зеленеющим плющом. Весь двор был усажен мальвой, стыдливо раскрывшей свои красные лепесточки, — стояло время цветения. Из комнат, скрытых за плотными занавесками, не слышалось ни звука. В этот момент подул легкий ветерок, и из щелей между занавесок до Чжуана донесся запах лекарства. Он откинул портьеру и вошел. Какой-то мальчик с двумя косичками варил возле стены лекарство, раздувая огонь тростниковым веером. При виде Чжуан Хуаньина он испуганно поднялся.

 

Написанное жидкой тушью имя

При свете лампы разглядеть я смог.

Подвески мне приснившегося мужа

Чуть всколыхнул внезапный ветерок[230], —

 

читал кто-то нараспев в соседней комнате.

Чжуан шагнул вперед и со смехом спросил:

— А кого вы до сих пор видели только во сне?

Его взору предстал Ли Чжиминь в коротком поношенном халате и соломенных туфлях. Совершенно здоровый, он сидел на бамбуковой кушетке и, поглаживая бороду, читал книгу. Завидев Чжуан Хуаньина, он поспешно запахнул халат и с тяжелыми вздохами повалился на старые фолианты.

— Ах, кто это пришел? — дрожащим голосом промолвил он. — Господин Хуаньин? Вы знаете, я так болен, что даже не могу встать. Простите меня, пожалуйста!

— Когда вы заболели? Почему я об этом ничего не знал? — осведомился Чжуан Хуаньин.

— С тех пор как уважаемые господа решили устроить пир в честь дня моего рождения, судьба была слишком безжалостна ко мне и лишила меня возможности принять ваше любезное приглашение. Боюсь, что собрание в саду «Лежащих облаков» сегодня не состоится!

— Вы лишь немного простудились! — возразил Чжуан. — Стоит принять лекарство, и все пройдет. Надеюсь, что вы, учитель, поторопитесь выехать, чтобы успокоить ваших друзей, томящихся в ожидании!

Говоря это, Чжуан Хуаньин огляделся и вдруг увидел, что из-под подушки выглядывает лист почтовой бумаги, сплошь испещренный именами и обращениями. Все они, согласно правилу, начинались с красной строки, но выглядели довольно странно: вместо обычных обращений — «уважаемый господин», «ваше степенство», «почтенный учитель» и так далее — перед каждым именем стояло слово «глупец».

Чжуан изумился, хотел повнимательнее прочесть сей удивительный список, но в этот момент заметил, что от круглых ворот, перешептываясь, крадутся двое людей. Не успел Ли Чжиминь и слова сказать, как дверная занавеска распахнулась. Воистину:

 

Слой пыли в десять сажен высотой,

Возможно, заметет героя след[231],

Быть может, за печальной занавеской

Скрывается талантливый поэт![232]

 

Если хотите знать, кто были пришельцы, прочтите следующую главу.

 

Глава двадцатая