Министр Пань Цзунъинь, попав впросак, срывает своя гнев на госте. Во время конкурса на должность письмоводителя Императорской канцелярии экзаменаторы борются за своих учеников

 

Цзинь Вэньцин и Бешков еще обсуждали ценность карты, на которой были нанесены границы Китая с Россией, когда Цайюнь, даже не сменив своего нарядного платья, откинула портьеру и вошла в комнату. Испуганный Цзинь Вэньцин хотел заговорить, но Бешков опередил его. Вежливо поклонившись Цайюнь, он сказал:

— Вы уже вернулись с аудиенции, госпожа? Сегодня Ее величество, конечно, была с вами еще любезнее, чем обычно! Что она вам пожаловала? Может быть, вы разрешите нам полюбоваться?

Сдержанно ответив на его поклон, Цайюнь попросила Бешкова сесть, а сама встала возле стола.

— Я хотела кое о чем спросить вас, господин Бешков! Вчера, когда я фотографировалась в доме госпожи Виктории, мне показалось, что лицо фотографа похоже на ваше. Съемка произошла так быстро, что я не успела как следует разглядеть. Это действительно были вы?

Бешков насторожился:

— Какая госпожа Виктория? Я такой не знаю. Сразу по приезде в Берлин мои картины попали на глаза императрице Виктории, и вчера она пригласила меня во дворец, чтобы сфотографировать вас. Ее величество приказала увеличить вчерашнюю фотографию и сделать по ней портрет маслом. Я слышал от придворных, что Ее величество очень ласково относится к вам, поэтому она и захотела оставить ваше изображение в германской империи. Почему вы говорите, будто встретили меня у какой-то госпожи Виктории?

— Оказывается, вы тоже ничего не знаете! — засмеялась Цайюнь. — Я была знакома с Ее величеством больше месяца, но знала ее только как госпожу Викторию, жену потомственного немецкого дворянина. Лишь сегодня, на аудиенции, я выяснила, что она императрица. Не правда ли, забавное происшествие!

Цзинь Вэньцин ничего не понимал.

— Как, ты знакома с германской императрицей? — удивленно спросил он.

Тут Цайюнь, довольная, рассказала ему о том, как жена Бисмарка Иоганна познакомила ее с госпожой Викторией, как часто они встречались друг с другом, как вчера Виктория пригласила Цайюнь приехать в парк, а вместо этого стала ее фотографировать, и как сегодня на аудиенции император подарил ей карточку, по которой она догадалась, что госпожа Виктория и есть германская императрица. Закончив свой рассказ, она протянула Цзинь Вэньцину фотографию. Цзинь был чрезвычайно польщен честью, которую оказали его наложнице, но постарался скрыть свою радость и с серьезной миной обратился к Бешкову:

— Ладно, хватит об этом. Давайте поговорим о деле. Вы все-таки сбавьте цену за карту!

Но Бешков не успел ответить, так как в разговор вмешалась Цайюнь:

— Очень хорошо, я как раз хотела спросить тебя, Вэньцин: что ты нашел в этой рваной и размалеванной бумаге? Неужели она достойна того, чтобы тратить на нее такую сумму? Смотри не попади впросак!

Цзинь Вэньцин рассмеялся:

— Хоть ты и умная женщина, Цайюнь, но в подобных делах ничего не смыслишь! Я с большим трудом уговорил господина Бешкова достать мне эту карту. С ее помощью я могу уточнить государственные границы и лишить иностранцев возможности захватить даже пядь нашей земли; одно это оправдает перед императором мою поездку сюда. Кроме того, я несколько десятков лет положил на создание книги «Дополнение к истории династии Юань». Теперь в руках у меня будут новые материалы, которые сделают мой труд нетленным в веках. Когда по возвращении в Пекин я встречусь с крупнейшим специалистом по географии северо-запада — Ли Дяньвэнем, он выпучит глаза от зависти! Польза от карты огромная. Но вот господин Бешков требует за нее тысячу марок, это, конечно, слишком дорого!

— Не хвастайся! — воскликнула Цайюнь. — Ты с утра до вечера, обнявшись со старыми книжками, бормочешь на тарабарском наречии какие-то двуслоги, трехслоги, четырехслоги!.. Накуришь так, что голова раскалывается! А свои прямые дела откладываешь, по неделям к ним не прикасаешься. Не то что пядь китайской земли, даже если тебя самого унесут, ты и то не заметишь! Выяснишь, как звучали какие-нибудь географические названия во времена династии Юань, ну и что? Прибавится что-нибудь к землям Цинской династии? Не понимаю я этого. Сберег бы лучше деньги для собственных удовольствий!.. А эта бумажная рвань меня просто бесит! Вот разорву ее сейчас в клочки, тогда посмотрим, сколько она будет стоить!

Услыхав слова Цайюнь, Цзинь Вэньцин забеспокоился, как бы она и в самом деле не осуществила своего намерения.

— Не шуми, — остановил он молодую женщину. — Иди лучше переоденься!

Обиженная Цайюнь надула губки и, опираясь на служанку, вышла из комнаты.

— Мне кажется, что вы поступили с госпожой несправедливо! — с мягким укором проговорил Бешков. — Вы, китайцы, часто говорите, что «за тысячу золотых готовы купить благосклонный взгляд женщины». Почему же на этот раз вам не купить его за тысячу марок?

Цзинь Вэньцин улыбнулся.

— Ну, ладно, — продолжал Бешков, — из уважения к вам сбавлю две сотни. Восемьсот!

— Это разговор другой! — сказал Цзинь. — Все свои дела я здесь закончил и завтра или послезавтра отправляюсь в вашу страну, поэтому деньги постарайтесь получить сегодня же, во избежание всяких недоразумений. Но для этого вам придется сходить к моему бухгалтеру Даю!

Он сел за письменный стол и, написав записку, вручил ее Бешкову. Тот попрощался с Цзинь Вэньцином, нашел Дай Босяо и передал ему бумагу. Бухгалтер подсчитал причитающуюся сумму и уже хотел отдать ее Бешкову, как вдруг сверху по лестнице поспешно сбежал Афу, который подошел к бухгалтеру Даю и тихо прошептал ему что-то на ухо. Дай Босяо кивнул головой, отвел Бешкова в сторону, где никого не было, и тоже начал ему что-то тихо говорить.

Бешков рассмеялся:

— Конечно! Я знаю ваш обычай удерживать пять процентов в пользу посредника![194] От этого никуда не денешься, тем более… — Он вдруг замолчал, но тут же добавил: — Тем более что я уже давно готов к этому. Прошу вас вычесть их из общей суммы!

Бухгалтер Дай написал банковский чек, Бешков принял его, распрощался и вышел из посольства.

Тем временем Цзинь Вэньцин и Цайюнь спешно готовились к отъезду. Пятого ноября они вместе с советником и переводчиками сели в поезд и выехали в Россию. Погода стояла холодная, всю дорогу бушевала вьюга. На немецкой территории путникам еще встречались красивые дома, плодородные поля, густые леса, радовавшие взор. Но когда поезд переехал границу с Россией, перед ними простерлась бесконечная пустыня, уже припорошенная снегом, и все почувствовали себя словно в леднике.

Прошло трое суток, прежде чем они добрались до русской столицы Санкт-Петербург. Это был суровый, величественный город, совершенно непохожий на столицу Германии. Разместившись в трехэтажном здании посольства на Сергиевской улице, Цзинь Вэньцин отправился с визитами к министру иностранных дел Гирсу и другим сановникам. Потом он попал на аудиенцию к русскому царю. За всеми этими занятиями прошло полмесяца. Когда основные дела были закончены, он сел писать письмо Лу Жэньсяну, подробно изложив истории, которые радовали его больше всего: с покупкой карты и с фотографией Цайюнь. Карту Цзинь отдал Куан Чаофэну и велел отнести в типографию, чтобы там ее отпечатали в красках. Но поскольку перед этим он еще сам сверял карту и, понимая, что отпечатка ее должна занять минимум два-три месяца, он отослал письмо раньше. Мы помним, что оно пришло к Лу Жэньсяну как раз в то время, когда тот возвратился из дома министра Пань Цзунъиня. Дочитав письмо, Лу не мог удержаться от удивленных возгласов и в ответ на подозрительные расспросы жены кратко пересказал ей содержание письма. Они еще горячо обсуждали описанные Цзинь Вэньцином происшествия, когда в дверях комнаты появился слуга и доложил:

— Завтра двор будет назначать экзаменаторов на столичные экзамены. Кого господин пошлет узнать результаты?

Лу Жэньсян задумался:

— Тебя! Ты лучше остальных сумеешь справиться с этим!

Слуга поклонился и вышел. В тот день никаких событий больше не произошло.

На следующее утро, еще до рассвета, слуга вернулся. Лу Жэньсян поспешно поднялся с кровати и вышел ему навстречу.

— Его превосходительство Пань Цзунъинь прошел! — громко доложил слуга.

Лу Жэньсян взял из его рук список. Главным экзаменатором был назначен канцлер Гао Янцзао, а его помощниками — министр Пань Цзунъинь и другие. Только Лу Жэньсяна обошли. Разочарованный, он бросил листок и отправился назад в спальню. Тут мы его на время и оставим.

Расскажем лучше о министре Пань Цзунъине — главе знаменитых ученых и корифеев литературы. Получив указ о своем назначении помощником главного экзаменатора, он решил, что настало время выдвинуть всех преданных ему лиц, и несказанно обрадовался. По мнению министра, среди своих коллег ему следовало опасаться только Гао Янцзао, который был осторожен, консервативен и не любил выдающихся людей. Нужно было принять меры, чтобы превратить его из врага в пособника. Пань Цзунъинь решил действовать немедленно. Ровно в два часа пополудни он явился в экзаменационную комиссию. Остальные два главных экзаменатора были уже на месте: они отправились в зал «Собрание звезд» и уселись по старшинству. Пань Цзунъинь заговорил первым:

— Среди экзаменующихся много знаменитых ученых, поэтому проверять сочинения необходимо особенно тщательно: во-первых, для того, чтобы оправдать честь, возложенную на нас троном, а во-вторых, чтобы лишить Ли Дяньвэня его монополии и добиться еще больших результатов, чем он показал на юге.

— Я уже так давно не занимался сочинениями! — закряхтел Гао Янцзао. — Мои старые глаза ослабли и могут не различить подлинных талантов! Целиком полагаюсь на вашу поддержку! Но на мой непросвещенный взгляд, выбирать нужно, невзирая на лица, только на основании сочинений. Какое нам дело до того, знаменитый это ученый или нет? К тому же многие знаменитые ученые кичатся своей славой, а на деле ничего за душой не имеют!

— Самыми лучшими ценителями сочинений сейчас считаются Гун Пин и Пань Цзунъинь, — промолвил заместитель министра Мяо Чжунъэнь. — Я часто видел, как проверяет сочинения господин Гун Пин: он не только раз десять сам прочтет каждую страницу, но и просит других за собой просмотреть. А господин Пань Цзунъинь листает сочинения довольно небрежно и никогда не дочитывает их до конца. Как же вы их оцениваете?

Министр рассмеялся:

— Достаточно уловить дух сочинения, чтобы понять, чего оно стоит! Зачем копаться в каждой строчке и в каждом иероглифе?

Поспорив еще некоторое время на эту тему, экзаменаторы разошлись по кабинетам.

Через несколько дней, когда прошел экзамен, экзаменаторы сидели в своих комнатах и ждали сочинения. Внезапно министр Пань Цзунъинь вызвал к себе Юань Сюя. Лишь через час тот вернулся, и экзаменаторы наперебой стали расспрашивать его, что случилось. Вынув из рукава небольшую тетрадь, Юань Сюй протянул ее коллегам. Один из них, Сюнь Чуньчжи, открыл первую страницу и увидел какой-то список имен.

— Что господин Пань Цзунъинь приказал сделать с ними? — спросил он.

— Здесь шестьдесят две фамилии, — ответил Юань Сюй. — Все они принадлежат талантливым ученым нашего времени. Министр просит разыскать их работы, разложенные по провинциям. Особое внимание следует обратить на Чжан Цяня и Вэнь Динжу!

— Я слышал о господине Чжан Цяне, но не имею чести быть лично знакомым с ним, — промолвил Сюнь Чуньчжи. — Что же касается Вэнь Динжу, то его я хорошо знаю: это действительно талантливый ученый. Позвольте рассказать вам одну историю, связанную с ним. Давным-давно, когда он еще не имел степени, в училище «Сыны отечества» проходили экзамены. Один мой земляк сидел рядом с Вэнь Динжу, но не знал, кто он, видел только, что тот явился на экзамен с целой пачкой чистых тетрадей, и очень удивился. Едва все уселись, Вэнь Динжу взял кисть, и она так и запорхала в его руках. Казалось, будто он не сочиняет, а переписывает готовую работу. Пока мой земляк трудился над первым сочинением[195], Вэнь Динжу исписал всю свою стопку тетрадей. Вдруг он остановился и задумчиво произнес: «Ой, как же зовут предков?»[196] Земляк, ярый последователь неоконфуцианства, услыхав его слова, возмутился: «Если вы настоящий конфуцианец, как же вы можете не помнить родства?» Вэнь Динжу с улыбкой прошептал: «Да это я для своих друзей пишу!» Поняв, что перед ним человек незаурядного ума, земляк не удержался и попросил прочитать его работу. Глазам его предстали четыре блестящих уставных сочинения и четыре — в форме вопросов и ответов. В восторге он хлопнул рукой по столу и рассыпался в комплиментах. Однако Вэнь Динжу лишь снисходительно улыбнулся: «Я не смею принять вашей похвалы. Разве может мое сочинение по простоте и убедительности сравниться с вашим великим творением!» — «Но ведь вы не читали моей работы, — сказал земляк. — Откуда вы знаете, хороша ли она? Вы мне просто льстите!» — «Нет, я давно уже знаком с вашим произведением, — возразил Вэнь Динжу. — Если не верите, извольте послушать!» С этими словами он прочел наизусть все сочинение, которое земляк только что написал, и не пропустил ни одного иероглифа. Как вам нравится подобная память? Пожалуй, сам Чжан Сун[197] мог бы ему позавидовать!

— Вы говорите о Вэнь Динжу? — переспросил другой экзаменатор, Инь Цзунъян. — Я знаю о нем еще одну историю. У него была прелестная ученица — жена закадычного друга, за которого Вэнь Динжу был готов пойти на плаху. Этот друг прославился как честный сановник, но однажды неосмотрительно выступил против какого-то министра и потерял должность. Тогда он рассердился, обрил голову и ушел в буддийские монахи, поручив заботы о жене Вэнь Динжу. И что же вы думаете, — через год жена написала мужу письмо с просьбой о разводе, порвала с миром и тоже ушла в монастырь. Отсюда можно видеть, что искусство Вэнь Динжу убеждать не знает преград: даже бесчувственный камень склонится перед ним![198]

Все переглянулись.

— Что касается Чжан Цяня, то он служил секретарем в Корее, при сановнике У Чанцине, — вмешался Хуан Чаоцзи. — Когда Чанцин умер, после него не осталось ничего, кроме солидной недостачи, которую Чжан Цяню пришлось покрывать. Ходили слухи, будто он сделал так потому, что был очень виноват перед У Чанцином!

— А я слышал, что Чжан Цянь сидел в тюрьме, — прибавил Инь Цзунъян, — и вот почему: когда Чжан Цянь сдавал экзамен на сюцая, он выдал себя за уроженца Жугао[199] и даже нашел там однофамильца, которого назвал своим отцом. Этот человек неоднократно требовал с Чжана денег, а когда тот наотрез отказал ему, связался с начальником округа и обвинил Чжан Цяня в непочтительности к родителям. За это Чжана лишили степени и заключили в тюрьму. К счастью, в то время господин Хуан Лифан служил учебным инспектором провинции Цзянсу и помог оправдать Чжан Цяня. Его выпустили. Когда вы вернетесь домой, господин Хуан Чаоцзи, можете спросить обо всем этом у своего отца!

Нам кажется, что наступила пора познакомить читателя с одним из участников беседы — Инь Цзунъяном.

Он был уроженцем провинции Цзянсу, служил редактором в академии «Лес кистей» и намечался на должность цензора. Будучи человеком простым и энергичным, он пуще всего ненавидел знаменитых ученых, но при этом любил наряжаться, держать красивых лошадей, роскошные экипажи и сбрую, так чтобы уже издали было видно, что едет знатный маньчжурский чиновник. В продолжение всего разговора он думал про себя: «Если эти культурные негодяи попадут ко мне в руки, то пусть и не думают, что я их пропущу!»

Самые любопытные истории еще не были рассказаны, когда надзиратель внес сочинения. Каждый экзаменатор взял свою часть и приступил к проверке. Вскоре Сюнь Чуньчжи попалась тетрадка, принадлежащая какому-то уроженцу Цзянсу[200]. Его сочинение блистало возвышенностью идей и обилием ссылок, напоминая стиль, господствовавший в начале династии. Смысл классических книг толковался предельно убедительно и четко. Ответы на вопросы поражали своей глубиной.

— Это сочинение безусловно принадлежит Чжан Цяню! — взволнованно вскричал Сюнь и подозвал к себе других экзаменаторов.

Те тоже в один голос заявили, что это не подлежит сомнению. Оставалось только поскорее поставить на сочинении высшую отметку и послать его к министру Пань Цзунъиню: все были убеждены, что оно завоюет первое место. Обрадованный Сюнь Чуньчжи положил сочинение в рукав и отправился к министру. Пока слуга докладывал о его прибытии, Сюнь стоял в коридоре, смежном со спальней Пань Цзунъиня. Заглянув в просвет дверной занавески, он остолбенел от изумления: на столе возле окна горели две огромные красные свечи весом фунта полтора каждая, ярко озарявшие всю комнату; посредине стояла ароматная курильница. Министр в парадном платье и шапке стоял на коленях перед грудой сочинений, наваленных на столе, и, держа в руках целую связку курительных палочек, что-то бормотал. Окончив молитву, он провел рукой по глазам, словно смахивая слезы, и трижды весьма усердно ударился головой об пол. Наконец он встал, и слуга осмелился подойти с докладом. Министр попросил Сюнь Чуньчжи немедленно войти.

— Смотри, сколько вы мне сочинений наприсылали, — жалобно произнес министр. — Боюсь, я загубил уже немало талантов. Сейчас мне остается только плакать и отбивать поклоны, чтобы искупить свои грехи! — Он указал на груду сочинений, лежащих на столе. — Это все жертвы!

— А я сегодня нашел наконец сочинение Чжан Цяня! — проговорил Сюнь.

— Где же оно? — обрадованно вскричал Пань Цзунъинь.

Сюнь Чуньчжи вытащил из рукава тетрадь и подал министру. Пань нетерпеливо схватил ее и пробежал глазами.

— Можно сказать, «железные туфли истоптал в поисках», а сочинение, оказывается, вот где! Какая досада! Главный экзаменатор уже отдал первое место кому-то другому. Но ничего, мы с ним еще повоюем!

Он приказал слуге следовать за собой, захватил сочинение и отправился к канцлеру Гао Янцзао, велев Сюню подождать в его комнате. Через некоторое время он вернулся радостный и возбужденный:

— Все в порядке, утвердил.

— Как вам удалось добиться этого? — изумился Сюнь Чуньчжи.

— Сначала он не хотел менять своего решения. Но я так горячо его убеждал, что в конце концов он даже рассердился, отшвырнул от себя сочинение прежнего кандидата и воскликнул, что тому придется подождать с первым местом до следующих экзаменов. Да, не повезло парню, — впрочем, мне до этого дела нет!

Сюнь Чуньчжи весело вышел из комнаты министра и рассказал о случившемся экзаменаторам. Все стали поздравлять его. Один только Инь Цзунъян тайком подсмеивался над их глупостью и думал: «Все равно, сочинение Вэнь Динжу я отыскал и забраковал!»

Время летит незаметно. Никто не успел оглянуться, как наступил день объявления результатов. Экзаменаторы в парадной одежде собрались в специальном зале и стали вскрывать сочинения, начиная с завоевавшего шестое место. Имена прошедших громко выкликались и тут же заносились на доску. Среди них было много видных ученых вроде Цзян Бяо, Ми Цзицзэна и других. Не были упомянуты только Чжан Цянь и Вэнь Динжу. Министр Пань не слишком волновался, так как думал, что они окажутся на первых местах.

Уже смеркалось. В зале зажгли тысячи красных свечей и шелковых фонарей, от которых стало светло как днем. Настроение у всех было приподнятое. Когда объявили, что сейчас огласят имена первых пяти выдержавших, министр Пань Цзунъинь приложил ладонь к уху, уверенный, что первое имя, которое выкликнут, будет: «Чжан Цянь из провинции Цзянсу». Однако глашатай не сумел угодить ему и отчетливо произнес имя какого-то Лю Ни. У министра борода встала дыбом. Тем временем Сюнь Чуньчжи нашел сочинение, которое отложил в сторону главный экзаменатор, и распечатал уголок. Ну конечно! Там черным по белому было написано имя Чжан Цяня! Когда он сказал об этом министру, тот лишь молча рот разинул, словно немой, проглотивший стручок перца.

Список уже был заполнен, поэтому все стали расходиться. В расстроенных чувствах, повесив голову, вернулся домой и Пань Цзунъинь.

После испытаний при дворе, которые не замедлили вскоре последовать, новые цзиньши гурьбой повалили с визитами к Пань Цзунъиню, чуть не стоптав ему порог. Министр милостиво принимал каждого персонально, и только несчастный победитель столичных экзаменов все время натыкался на закрытую дверь. С каждым разом его охватывали все большие сомнения, и от этого он стал являться еще чаще.

Однажды в начале июня, когда министр вернулся с дежурства во дворце, привратник доложил ему:

— В связи с истечением срока службы в Хубэе в Пекин прибыл господин Цянь Дуаньминь. Вот его визитная карточка…

Министр обрадовался.

— Проси! Проси! — вскричал он.

— Кроме того, вас дожидается лауреат столичных экзаменов Лю, — добавил привратник.

— Какой там еще лауреат? — выпучил глаза министр. — Я его все равно не приму.

Привратник не посмел возражать и тотчас удалился.

Мы помним, что Цянь Дуаньминь занимал должность учебного инспектора в провинции Хубэй. Когда трехлетний срок службы кончился, он испросил отпуск, провел несколько месяцев в своем родном городе и сейчас снова вернулся в Пекин. Пань Цзунъинь был его учителем, поэтому Цянь сразу решил нанести ему визит. В гостиной министра он встретился с новоиспеченным лауреатом. Тот рассказал Цянь Дуаньминю, что министр не хочет его принимать, и попросил Цяня замолвить за него словечко.

В этот момент слуга пригласил Цянь Дуаньминя войти. Цянь последовал за слугой и, переступив порог кабинета, хотел поклониться Пань Цзунъиню, но тот остановил его.

— Мудрый брат три года усердно трудился, — сказал министр с улыбкой. — Даже похудел! Мои друзья в один голос говорят, что вы так ратовали за древние науки и боролись со злоупотреблениями, что вас можно сравнить с Цзи Юнем и Жуань Юанем![201]

— Я только следовал наставлениям учителя и старался не совершать ошибок, — промолвил Цянь Дуаньминь. — Мне удалось собрать лишь жалкий репей и бурьян. Могу ли я сравниться с учителем, который одной сетью поймал людей, подобных бамбуковым стрелам юго-востока или драгоценным камням северо-запада?

Министр покачал головой.

— Вы смеетесь надо мной! Ни Чжан Цяня, ни Вэнь Динжу в списках не оказалось. Как говорится, упустил жемчужину, что висит на шее дракона, добыв вместо нее несколько чешуек! Самое неприятное, что я много раз исполнял должность экзаменатора, а в результате попался на удочку какого-то мужлана!

— Не говорите так, учитель, — остановил его Цянь Дуаньминь. — Я еще на юге слышал, что этот Лю Ни довольно способный литератор. О его нынешнем сочинении все хорошо отзываются. Боюсь, что Чжан Цяню не добиться ничего подобного! К тому же, насколько мне известно, при дворе скоро будет устроен конкурс на места письмоводителей Императорской канцелярии. Если господа Чжан и Вэнь действительно обладают выдающимися талантами, они непременно добьются успеха и будут около вас. К чему расстраиваться? Кстати, лауреат столичных экзаменов уже несколько раз приходил к вам с визитом. Было бы лучше все-таки принять его.

Министр рассмеялся:

— Оказывается, вы пришли ходатаем за этого выскочку! Ну ладно, ради вас я загляну к нему в гостиную. Только не уходите!

И он широкими шагами направился к двери. Завидев строгое лицо Пань Цзунъиня, лауреат испуганно разостлал на полу красный коврик и трижды поклонился в землю. Министр только махнул ему рукой в знак приветствия. Лауреат, опустив глаза, не решаясь взглянуть в лицо Пань Цзунъиню, бочком подполз к кану и осторожно сел на краешек.

— Твое сочинение сделано неплохо. Ты сам его писал? — ехидно начал Пань.

Лауреат покраснел.

— Да.

— Ну и ловкач! Уважаю! — загрохотал Пань Цзунъинь и взял в руки пиалу с чаем. Лауреат понял, что его выпроваживают, поднялся и стал задом пятиться к дверям. Тут он не заметил ступенек, поскользнулся и полетел вверх тормашками, вторично после экзаменов показав при этом самый высокий класс. Министр засмеялся и не удостоил его взглядом. Сконфуженный лауреат рысцой поспешил к коляске. Цянь Дуаньминь, который стоял у дверей кабинета и видел всю эту сцену, не мог удержаться от смеха, но когда министр вернулся, он посчитал неудобным снова заговорить о лауреате.

Пань спросил его, как обстоят дела в Хубэе и хорошо ли чувствует себя на губернаторском посту Чжуан Чжидун. Цянь Дуаньминь, в свою очередь, осведомился о делах при дворе, а затем распрощался с министром, заехав по дороге к Гун Пину и Лу Жэньсяну.

Следует сказать, что с возвращением Цянь Дуаньминя у Лу Жэньсяна снова появился друг, и он вместе с ним, Цзян Бяо, Ми Цзицзэном, И Цзюем и другими земляками, только что выдержавшими государственные экзамены, по очереди устраивали пиры и кутежи. В веселье незаметно подошло начало осени. Однажды к Лу Жэньсяну явился некто по фамилии Хуан. Только приняв его, Лу узнал, что перед ним переводчик Цзинь Вэньцина; оказывается, он вернулся из России в связи с болезнью матери и по поручению начальника привез с собой карту пограничных районов Китая и России.

В пакете, который вручил ему посланец, Лу Жэньсян увидел двенадцать больших разноцветных листов, пересеченных жирной красной линией границы. Лу задумался. Сейчас в Палате внешних сношений у него не было знакомых, но он слышал, что Цянь Дуаньминь близок с начальником палаты Чжуан Хуаньином, а поэтому лучше попросить о помощи своего друга. Он написал письмо и отослал его с нарочным во Внутренний город. Вскоре слуга вернулся и доложил:

— Его превосходительство Цянь вместе с главным экзаменатором Юй Туном и господином Гун Пином отправились проверять сочинения на конкурс письмоводителей Императорской канцелярии. Я его не застал, но письмо оставил.

Лу Жэньсяну пришлось набраться терпения. Через три-четыре дня, когда он уже собрался уходить из дому, слуга внес пакет. Лу сразу увидел, что письмо от Цянь Дуаньминя, распечатал его и прочел:

 

«Получил ваше письмо еще позавчера, но долго не отвечал, так как был занят проверкой сочинений. Пожалуйста, простите! Сейчас некоторые нужные люди находятся в моем доме. Молю вас почтить меня своим присутствием. Кстати, поговорим и насчет карты».

 

В конце стояло четыре иероглифа:

 

«Имя знаете, не подписываюсь».

 

Лу Жэньсян велел заложить коляску и тут же отправился к Цянь Дуаньминю. В гостиной уже сидели высокий, плотный Чжуан Хуаньин с челюстью тигра и лбом ласточки, коротышка Дуань Хуцяо с круглой красной физиономией и развязными движениями. Третьего — солидного господина с полным белым лицом — Лу не знал.

— Итак, вы говорите, что главный экзаменатор Юй Тун оказал вам очень большую услугу, — услышал Лу Жэньсян, входя в комнату. В этот момент гости увидели его и поспешно поднялись для приветствия. Лу поздоровался со всеми и уже хотел спросить имя солидного господина, но Цянь Дуаньминь опередил его:

— Позвольте представить вам господина Вэнь Динжу, только что занявшего первое место в конкурсе на должность письмоводителя Императорской канцелярии!

Лу Жэньсян произнес традиционное: «Давно мечтал познакомиться!» — и все уселись.

— Так расскажите, пожалуйста, какую услугу оказал вам главный экзаменатор? — обратился Дуань Хуцяо к Вэнь Динжу.

— Он сказал, что господа Гун Пин и Цянь Дуаньминь были недовольны моим сочинением и что только благодаря его усилиям сочинение удалось отстоять!

Цянь Дуаньминь захохотал:

— Ваше сочинение действительно попало сначала на просмотр Юй Туну. В первом разделе вы использовали отрывок из «Исторических записок»[202], повествующий о девяти мудрых правителях древности. Он ничего не понял и обратился с вопросом ко мне. Увидев сочинение, я сразу узнал ваш почерк, сказал об этом Гун Пину, и мы вместе отправились к Юй Туну ходатайствовать за присуждение вам первого места. Однако он никак не хотел согласиться с нами, ссылаясь на то, что у вас плохой стиль. Гун Пин долго с ним спорил, чуть до скандала не дошло. Мне даже пришлось мирить их, а потом я потихоньку сказал Юю, что это действительно ваша работа и не стоит лишать своего ученика первого места. Тут-то он и сдался. А когда при вскрытии работ он увидел ваше имя, он так обрадовался, что даже очки на нос нацепил. Вгляделся внимательно, прищурил глаза и говорит: «В самом деле Вэнь Динжу, в самом деле Вэнь Динжу!» А сейчас, значит, он похваляется, будто оказал вам услугу? Ну не смешно ли это!

— Не смейтесь над ним, — укоризненно произнес Чжуан Хуаньин. — Юй Тун охотно выдвигает талантливых ученых. Несколько дней назад ученый Ван Ляньсунь подал доклад об исправлении «Генерального каталога по четырем разделам»[203], и Юй Тун согласился передать его двору. Разве это не из ряда вон выходящее событие?!

Во время этого оживленного разговора в комнату влетел какой-то молодой человек с криком:

— Несчастный! Несчастный!

Цянь Дуаньминь вздрогнул от неожиданности, а гости повскакали с мест. Воистину:

 

Благодаря настойчивому спору

Достойный труд был господами признан.

 

Ученый муж, чье имя всем известно,

По праву был отмечен первым призом!

 

Если вы хотите знать, кто был пришелец и почему он кричал, прочтите следующую главу.

 

Глава четырнадцатая