Братья расстаются, и самурай идет на смерть. Словно гром среди Ясного неба, разражается буря революции

 

Мы остановились на том, что, подъезжая к своей резиденции после очередного заседания, Ли Хунчжан был ранен неизвестным юношей, отделившимся от толпы. Теперь читателя прежде всего, конечно, волнуют три вопроса: остался ли диктатор жив, кто в него стрелял и с какой целью? Но я прошу читателей извинить меня за дерзость, ибо я хочу временно оставить все эти важные проблемы неразрешенными и рассказать об одной крестьянской семье, затерявшейся на далеком и гористом японском островке.

Все предки этой семьи издавна занимались земледелием. В последнем поколении осталось только двое братьев, родители которых умерли. Поскольку братья совершенно не были похожи на остальных жителей деревушки, односельчане прозвали старшего Старшим безумцем, а младшего — Младшим чудаком. Дело в том, что они обладали разными характерами и резко выраженной индивидуальностью. Старший был очень умен, но ум его, к сожалению, перелился через край: в каждом слове или поступке у него неизменно проскальзывало нечто безумное. Однако это было не обычное, а какое-то странное безумие. Он сам часто говорил:

— Мой мозг совершенно пуст. Я способен лишь схватить чужую хорошую мысль и тут же усердно начать ее осуществлять. А брат мой очень глуп, только эта глупость неожиданно превратилась в гордость. Конечно, не в хорошую гордость, а просто в тщеславие!

Или:

— Мой взгляд напоминает натянутую нить: я смотрю только вперед, а на то, что делается вокруг, мне наплевать!

Таким образом, братья оказались совсем разными, соответственно природным качествам характеров. Но было между ними и общее: они выросли на берегу моря, среди страшных бушующих волн. Это сделало их исключительно храбрыми и равнодушными к смерти.

Даже пороки у братьев были различны. Первый любил вино и слыл героем среди пьяниц. Другой обожал азартные игры и превратился в завсегдатая игорных домов.

Подумайте сами: если каждый из них обладал подобными талантами и честолюбивыми стремлениями, что мог значить для них жалкий клочок тощей земли, доставшийся им от предков? Разумеется, землю они запустили, а вскоре вообще перестали ее обрабатывать и начали искать себе занятие по своим склонностям. Старший стал неизменным участником воинственных плясок в деревенских кабаках, а затем перебрался в Токио и поступил комическим актером в Императорский театр. Младший сначала работал слугой в игорном доме соседнего села, но вскоре старший брат вызвал его в столицу и помог устроиться управляющим в рулетку.

Рассказывал я долго, а кто эти братья, так вам и не объяснил! Старшего брата звали Кояма Сэйносукэ, а младшего Кояма Рокуносукэ. Оба они были уроженцами японской деревни Осима из префектуры Гумма.

Хотя в Токио им и удалось найти работу, однако настроение у них сейчас было совсем не то, что при выезде из родной деревни. Тогда они были полны надежд, а сейчас, едва сделав первый шаг в обществе, где, словно на фронте, шла непрерывная борьба, увидели вокруг себя неисчислимые полчища конкурентов и почувствовали, что второго шага им, пожалуй, сделать уже не удастся. Ежемесячный заработок братьев был так низок, что они не могли удовлетворить даже своих заветных желаний: выпить вина или поиграть в карты. Незаметно ими овладело унылое разочарование.

В довершение ко всему Сэйносукэ получил жестокий урок за свою невоздержанность. Он жил один в общежитии театра и однажды, напившись пьяным, легкомысленно прижал в углу служанку Ханако. Она была глуповатой, распущенной девкой, к тому же страдавшей наследственным сифилисом. Собственно, Сэйносукэ знал об этом, но Ханако сказала ему, будто уже вылечилась. Протрезвившись, Сэйносукэ горько раскаивался, но было уже поздно. Вскоре симптомы болезни дали себя знать. Встревоженный Сэйносукэ несколько раз ходил к врачу, выбросил на лечение немало денег, но все без толку.

Ему и так трудно было жить, а тут еще прибавилась болезнь. Немудрено, что Сэйносукэ стал роптать на свою судьбу, а пуще всего на Ханако, которая воспользовалась случаем и соблазнила его. Между тем глупая девица хотела продлить испытанное удовольствие, и это злило его еще больше. Каждый раз он отпускал ей пинок или пощечину, что приводило Ханако в искреннее недоумение.

Однажды глубокой ночью, когда в общежитии было уже тихо, Сэйносукэ лежал на циновке и стонал от боли. Долго он ворочался, но заснуть никак не мог, и на ум ему вдруг пришла злая мысль:

«Почему я, никогда до того не знавший женщин, заразился этой грязной болезнью? Почему я, такой веселый, должен страдать? Сейчас никто не знает, что я заболел, а когда узнают, меня будут не только высмеивать, но и презирать! Ведь я еще не любил!.. Что, если я действительно полюблю и никто не ответит на мое чувство? Да и сам я не посмею кого-либо обманывать своей любовью! Выходит, всю мою славу, все счастье одним движением руки погубила Ханако. А ведь ею руководила только плотская похоть, необузданное желание выманить у меня деньги. Из-за них она довела меня до такого состояния! Я, умный человек, попался на удочку глупой бабенки, стал жертвой презренной развратницы! Не могу спокойно вспомнить о ней. Она мой единственный кровный враг! Если во мне осталась еще хоть капля мужского, я должен отомстить. Я должен убить ее!»

Он стремительно поднялся с циновки, нащупал на столе кинжал, которым часто пользовался во время театральных постановок, и, не одеваясь, бросился к двери. Тихонько открыв ее, он ощупью пробрался на нижний этаж, где жили служанки. В лунном свете, который лился из окна, он узнал комнату Ханако и на цыпочках подошел к ней. Свет блеснул на лезвии ножа. Он толкнул дверь — она оказалась незапертой — и, стиснув зубы, хотел было перешагнуть порог. Внезапно в лицо Сэйносукэ ударил порыв холодного ветра, и он вздрогнул от испуга. Его разгоряченное лицо стало медленно опускаться вниз, рука с занесенным кинжалом бессильно поникла.

«Зачем я пришел сюда? — спросил он себя, словно очнувшись. — Убить ее? Но ведь убийство — преступление, а убийца — злодей. И вообще, следует ли убивать Ханако? Ведь она искала встреч со мной не сознательно, а повинуясь непреодолимому влечению. Болезнь, которой она меня наградила, досталась ей от родителей. Она только жертва и не нарочно погубила меня. А к радости, к деньгам стремится каждый!

Если считать Ханако преступницей, тогда всех на свете следует перебить! Ханако — не Христос, чтобы одной нести наказание за грехи всего человечества! Она не заслуживает смерти, и тем более смерти от моей руки! Зачем я должен был напиться? Почему я не мог сдержать себя? Я прекрасно знал, что совершаю ошибку, и все-таки лез на рожон! Без любви удовлетворять свою похоть — значит оскорблять женщину. Болезнь — возмездие! Она отомстила мне, какое же право я имею мстить ей?!»

Сэйносукэ понуро поплелся в свою комнату. Швырнув кинжал на стол, он бросился на циновку и зарылся с головой в одеяло. Он чувствовал себя неотмщенным, поэтому гнев его не проходил, а сердце словно жгли огнем. Ему казалось, что жизнь не имеет никакого смысла, во всяком случае такая жизнь, как у него! Некуда скрыться от болезни, нищеты, насмешек. Нет сил бороться против всеобщего презрения и ненависти. Долго он размышлял и наконец пришел к выводу, что есть только один путь, только один способ избавиться от всех несчастий. Что же это за путь, что за способ? Смерть! Значит, сразу наложить на себя руки? Нет, пока еще нельзя: он слишком любит своего брата Рокуносукэ. Надо сначала повидаться с ним, дать ему несколько советов, а умереть не поздно и завтра!

Всю ночь Сэйносукэ думал и не сомкнул глаз, а едва настало утро, торопливо помылся и поспешил в дом Рокуносукэ. Тот был еще в постели. Разбуженный внезапным появлением брата, он вскочил и пробормотал:

— Наверное, уже поздно? — Он взглянул на часы и удивленно воскликнул: — Ой, еще и семи нет! Брат, что случилось? Почему ты так рано?

Но тут, при свете утреннего солнца, он увидел мертвенно-бледное лицо Сэйносукэ, который с опущенной головой и сдвинутыми бровями молча упал в плетеное кресло.

— Что с тобой? Что с тобой? — вскричал Рокуносукэ, и сердце его учащенно забилось.

До свидания с младшим братом Сэйносукэ хотел многое сказать ему, но сейчас, когда они увиделись, слова точно застряли у него в горле. Лишь по прошествии некоторого времени, побуждаемый испуганными вопросами Рокуносукэ, он, заикаясь, рассказал о событиях вчерашней ночи. Сначала он хотел умолчать о своем намерении покончить с собой, но известно, что в критические моменты язык не слушается, и он невольно выложил все. Рокуносукэ изменился в лице и сурово сказал:

— Смерть — это, конечно, пустяк. Но цели твоего самоубийства я, по правде говоря, не понимаю. Боишься, что люди тебя засмеют? Да я никогда не видал на свете настоящих людей! Не хочешь быть противен другим? А мне противны другие своим стремлением сблизиться со мной! Боишься боли? Но если ты не можешь стерпеть такую пустяковую боль, то какой же ты после этого японец? Самоубийство вообще я одобряю, но такое самоубийство, как ты задумал, это просто безумие! Я смотрю только вперед, а впереди есть путь, широкий путь! Нет, я никогда не покончу с собой!

Сэйносукэ был несколько смущен словами младшего брата. А тот отвел его в кафе, накормил завтраком и проводил до общежития. Здесь он снова принялся успокаивать Сэйносукэ, а вечером лег с ним спать, чтобы ни на минуту не выпускать старшего брата из-под своего надзора. Только когда Сэйносукэ заявил, что не помышляет больше о самоубийстве, Рокуносукэ успокоился и вернулся к себе домой.

Прошло некоторое время, старший брат не появлялся, и Рокуносукэ начал тревожиться. Улучив свободную минуту, он снова помчался в общежитие театра, но, подойдя к комнате брата, увидел, что дверь крепко заперта. Толкнул ее несколько раз — никто не откликается. Рокуносукэ позвал боя; тот сообщил ему, что господин Кояма взял отпуск и вот уже пять-шесть дней как уехал в родную деревню.

Рокуносукэ заподозрил неладное. «Брат никак не мог вернуться домой, — подумал он. — Неужели он и в самом деле решился на самоубийство? Тогда это моя вина». Внезапно ему в голову пришла другая мысль: «Ханако, наверное, знает, куда уехал брат, хоть тот и ненавидит ее…»

— У вас здесь есть служанка по имени Ханако? — снова обратился он к бою. — Можно ее позвать сюда?

Бой улыбнулся:

— Вы спрашиваете о Ханако? К сожалению, она уволилась на другой день после отъезда господина Коямы… Куда она уехала, никто не знает!

И на лице его появилось злорадное выражение.

Рокуносукэ стоял как в воду опущенный и не мог сообразить, что ему делать дальше. Чувствуя, что оставаться здесь все равно бесполезно, он побрел в театр. Управляющий и сослуживцы брата на его вопросы в один голос ответили, что Сэйносукэ действительно взял отпуск. Перед этим у него был какой-то встревоженный вид, приятели хотели спросить его о причине, но не посмели.

Рокуносукэ вернулся домой и поспешно написал письмо родственникам в деревню Осима. Сам же отправился бродить по всем кафе, барам и публичным домам. Промаялся целую неделю, но на след брата так и не напал.

Постепенно мысль о необходимости поисков начала бледнеть у него в голове. В это время японская эскадра только что разбила под Дадунгоу китайский флот, и вся страна, словно обезумев, предавалась победному ликованию. Особенно веселились токийские горожане. Зал рулетки был переполнен и днем и ночью, ставки исчислялись десятками тысяч, страсти разгорались, и низкорослый Рокуносукэ вдруг превратился в собственных глазах в великана. Его вера в себя еще больше утвердилась. Он хотел стать гражданином огромного восточно-азиатского государства и, разумеется, давно забыл о брате.

Однажды часов в семь утра, когда он после бессонной ночи в игорном доме, довольный, возвращался к себе домой, на пороге его встретила хозяйка с пакетом в руках.

— Наконец-то вы пришли! — еще издалека крикнула она. — Здесь есть письмо для вас. Его только что принес какой-то человек с колючими усами. Говорит, привез из Китая. Вас он не застал, поэтому и передал мне.

Рокуносукэ с некоторым удивлением слушал хозяйку и, не дожидаясь, пока она кончит свою болтовню, взял у нее из рук пакет. Надпись на конверте была как будто сделана почерком брата. Сердце Рокуносукэ екнуло.

 

«Токио, район Симода, улица Рюсэн, дом 413, г-ну Кояме Рокуносукэ.

Китай, Тяньцзинь, Кояме Сэйносукэ», —

 

прочел он.

Убедившись, что письмо действительно от брата, и притом написано его собственной рукой, Рокуносукэ почувствовал неописуемую радость и торопливо разорвал конверт.

 

«Дорогой брат! Я думаю, когда ты получишь это письмо, ты будешь очень обрадован и удивлен. Обрадован тем, что я не осуществил своего сумасбродного плана, а удивлен тем, что лишь спустя полмесяца тебе приходится узнать, куда исчез твой блудный брат. Однако сейчас я пишу тебе письмо не только из этих простых соображений. Мое намерение покончить жизнь самоубийством внезапно сменилось желанием прогуляться в Китай. Позволь мне с начала до конца изложить тебе причины подобного решения.

С тех пор как ты вразумил и успокоил меня, я отказался от нелепой мысли о самоубийстве, но жизнь все-таки казалась мне отвратительной, существовать в этом мире спокойно я не мог. Мечта о смерти по-прежнему не покидала меня, и я решил лишь сменить бесполезное самоубийство на гибель дорогой ценой. Я остался жить и ждать случая.

По счастливому стечению обстоятельств на следующий же день в нашем театре начали ставить трагедию под названием «Гибель разведчика». В ней показывался юноша, который во время войны проник в дом крупного сановника враждебного государства. Дочь сановника влюбилась в юношу. С ее помощью юноше удалось выведать важную военную тайну врага и передать своему командованию. В результате неминуемое поражение обернулось победой. Но вскоре юношу схватили и обезглавили вместе с дочерью сановника.

После этого спектакля я словно прозрел. Как тебе известно, я очень восприимчив, и сразу решил, что самое умное будет пересадить в свой бесплодный мозг растение, уже взращенное в голове другого. Оно непременно принесет плоды!

А тут началась война с Китаем. Я подумал, что немало сыновей и дочерей моего народа уже стали разведчиками. Что мне мешает пойти по стопам патриотов и отдать свою жизнь ради раскрытия какой-нибудь важной тайны? Если дело удастся, меня будет ждать беспримерная слава. А провалюсь — достигну другой цели: избавлюсь от всех зол!

Приняв решение, я отправился в генеральный штаб и доложил о своих намерениях. В то время в штабе как раз разрабатывали план похищения важной стратегической карты. Меня проверили и признали годным. Получив тайный приказ, я, никем не замеченный, покинул Токио и прибыл сюда.

Уезжая, я терзался одной мыслью — что причиню тебе немало волнений. Прости меня. Я уже приступил к выполнению приказа, а увенчаются ли мои старания успехом — знает только судьба. Все, что в моих силах, я сделаю. Может быть, меня ждет гибель. Ну что же! Ведь мне все равно — погибнуть или добиться славы!

Запомни хорошенько мои последние слова: все, что произойдет до моей смерти, дело мое, но после моей гибели ответственным становишься ты: твое дело отомстить за меня. Надеюсь, что ты не посрамишь звания гражданина страны самураев!

Это письмо содержит государственную тайну, поэтому отсылать его по почте было нельзя. К счастью, наш великий соотечественник Амахиро Тацухаку собирается на родину. Он верный товарищ, не проболтается. С ним и передаю письмо. Желаю здоровья. Твой несчастный брат Сэйносукэ».

 

Прочитав письмо, Рокуносукэ был взволнован и вместе с тем обрадован: хорошо, что брат наконец занялся настоящим делом, но ведь жизнь разведчика во вражеской стране каждую минуту подвергается опасности. К тому же брату надлежит похитить секретную карту, а это сопряжено с огромным риском. «Люди называли брата «Старшим безумцем», — подумал он про себя. — Пожалуй, это справедливо. Надоело ему жить спокойно, из-за какой-то служанки решил пойти на самоубийство! Когда самоубийство не удалось, по-прежнему не оставил мысли о смерти… Но раз он сам ищет своей гибели, значит, хочет ее! Это его сокровенное желание. Зачем же он просит меня о мести? И какое право он на это имеет? Смешно! Разве с возмездием можно шутить? Но больше всего меня удивляет исчезновение Ханако. Брат ненавидел ее и никоим образом не мог взять с собой. Куда же она делась? Да, это крепкий орешек!»

Внезапно Рокуносукэ вспомнил об Амахиро Тацухаку: «Говорят, он поддерживает героев китайской революции. Как жаль, что я опоздал и не познакомился с таким замечательным человеком! Кто знает, представится ли в дальнейшем подобный случай? Надо непременно узнать его адрес и поблагодарить!»

Мысли Рокуносукэ лихорадочно прыгали; он никак не мог найти логику в поведении брата. Оставалось спрятать письмо и лечь отдыхать после бессонной ночи.

С тех пор на душу его словно лег огромный камень. Каждый день Рокуносукэ внимательно просматривал газетные сообщения о Китае, но о брате так ничего и не узнал. Одни только вести о победах трещали, как связанные между собой хлопушки. Волна ликования захлестнула всю страну. Япония напоминала огромный извергающийся вулкан: дрожали даже подножия островов. Вскоре пал неприступный Порт-Артур, за ним Вэйхайвэй, в сражении у острова Люгундао был наголову разгромлен весь китайский флот, и заносчивый от природы Рокуносукэ начал мечтать о том, как Япония выгонит из Маньчжурии последних потомков Хуанди[318], заменив их носителями «великого японского духа». Он даже решил, что одержанные победы способны сохранить жизнь брату и что Сэйносукэ теперь уже ничто не угрожает.

Когда Америка выступила в качестве примирителя воюющих сторон, Рокуносукэ отчаянно ругал ее. Потом японское правительство отказалось принять китайских послов, — это несколько умерило его гнев. Кто мог ожидать, что через некоторое время японское правительство все же согласится признать полномочным представителем диктатора севера? Рокуносукэ едва не умер от ярости. Целыми днями он сидел дома и, стуча кулаком по стене или столу, на чем свет стоит ругал членов правительства. В самый разгар этого приятного занятия дверь его комнаты скрипнула, и на пороге появилась хозяйка с визитной карточкой в руках.

— Вас желает видеть тот самый странный господин, который недавно приносил письмо! — сказала она.

Рокуносукэ понял, что это Амахиро Тацухаку, и велел немедленно просить.

В комнату непринужденно вошел человек богатырского роста в японской одежде, с широким лицом, мясистым носом и крупными, похожими на изогнутые мечи бровями. Глаза его ярко блестели, усы торчали словно острые копья.

— В прошлый раз мне не удалось вас увидеть, поэтому я осмелился потревожить вас сегодня!

Рокуносукэ пригласил гостя сесть на циновку.

— Я давно хотел зайти к вам, чтобы поблагодарить за письмо, но, к сожалению, не знал адреса. Сгораю от стыда и радости, что вы не погнушались снова посетить меня!

— Я никогда не умел говорить комплиментов, — нетерпеливо прервал его Амахиро Тацухаку, — и не пришел бы к вам, если бы у меня не было дела. Известно вам что-нибудь о брате?

— После того письма я не получил больше ни строчки!

Амахиро Тацухаку печально вздохнул:

— Какие там строчки! Ваш брат давно убит в Китае диктатором севера!

У Рокуносукэ едва не помутился рассудок от такого удара.

— Это правда?! — воскликнул он, вскочив на ноги.

— Ваш брат погиб, но совершил во имя государства великий подвиг!

Слезы ручьем полились из глаз Рокуносукэ.

— Если его убили, то какой он мог совершить подвиг?..

— Успокойтесь! — сурово произнес Амахиро Тацухаку. — Правительство до сих пор хранит эту операцию в тайне, но я все знаю и расскажу вам подробно о том, как было. Ваш брат получил от генерального штаба задание похитить подробный план укреплений трех важнейших китайских военно-морских баз: Порт-Артура, Вэйхайвэя и острова Люгундао. Когда я приносил вам письмо, я еще не знал об этом задании, мне было лишь известно, что он наш разведчик. Но недавно разведчица Ханако доставила в Японию похищенную им карту. История геройской гибели вашего брата произвела сильное впечатление на правительство.

— Вы говорите о служанке Императорского театра Ханако?! — изумленно переспросил Рокуносукэ. — Она тоже была разведчицей?.. Но ведь мой брат убит, как же он мог выкрасть карту? И почему привезла ее именно Ханако?

— Здесь получилась не менее удивительная история. По словам Ханако, она еще в театре вступила в связь с вашим братом, а потом ваш брат из-за чего-то с ней поссорился. Он был слишком зол на все, поэтому якобы и избрал опасный путь разведчика. Ханако узнала о его намерении, попробовала отговорить, но ваш брат отвечал ей только руганью и побоями. Ничуть не обидевшись, Ханако по-прежнему продолжала следить за ним. Когда ваш брат поехал в Китай, она проведала это и тайно отправилась вслед за ним. Брат ваш сначала об этом ничего не знал, но в Тяньцзине она нашла его, упала ему в ноги и объяснила, что домогается всего лишь смерти. Она клялась, что хочет быть не любовницей его, а товарищем, и что будет во всем помогать ему, пойдет за ним в огонь и в воду. Вашему брату ничего не оставалось, как принять ее. Впоследствии она стала поверенной во всех его делах.

Прежде всего ваш брат выяснил, что нужная ему карта имеется только в двух экземплярах: один хранится в департаменте диктатора севера, а другой — на квартире адмирала Дин Юйтина. Департамент охранялся чрезвычайно строго: буквально ни в одну щелочку нельзя было пролезть, поэтому ваш брат решил сосредоточить свое внимание на квартире адмирала. Он узнал, что карта хранится в кабинете, в ящике письменного стола. Когда Дин Юйтин выходил из дому, кабинет надежно запирался и все ключи передавались старому управляющему Дин Чэну, который жил во флигеле и должен был охранять дом.

От внешнего мира флигель отделялся стеной, которая выходила в глухой тупик, соединявшийся с улицей. Все это ваш брат хорошо высмотрел, но удобного случая пробраться к адмиралу никак не представлялось. К счастью, у вашего брата было две особенности, которые и послужили залогом успеха: во-первых, в театре он научился весьма чисто говорить по-китайски, а во-вторых, он очень любил выпить. Неожиданно Дин Чэн тоже оказался пьяницей. Не проходило дня, чтобы он не заглядывал в кабачок, находившийся рядом. Ваш брат узнал об этом, и вино помогло им познакомиться. С тех пор они начали пить вместе. Через каких-нибудь десять дней ваш брат стал платить за управляющего по счетам и дарить ему разные вещи, что еще больше сблизило их. Хотя Дин Чэн был человек жадный и очень любил всякие подношения, но и ему стало в конце концов неловко. Однажды он вдруг сказал вашему брату: «У меня есть кувшин хорошего вина. Сегодня вечером я открою его специально для тебя. Приходи, мы славно повеселимся! Посмотрим, у кого голова крепче!»

Подумав, что случай настал, ваш брат тотчас согласился. Отправляясь на пирушку, он приказал Ханако в третью стражу ждать его в тупике. В качестве сигнала он бросит ей камешек, после чего она должна принять похищенную карту и немедленно возвратиться в гостиницу.

Тем же вечером ваш брат действительно напоил Дин Чэна, разыскал у него на теле ключи от стола и выкрал карту. Как и было условлено, он перебросил ее через стену прямо в руки Ханако. Женщина вернулась к себе, а ваш брат проспал всю ночь на одной кровати с Дин Чэном и только утром спокойно возвратился домой.

Итак, карту удалось добыть. Однако вашего брата беспокоило то, что она чересчур велика — не меньше тридцати листов — и отпечатана на слишком твердой и толстой бумаге. Как ее спрячешь в дороге? Наверняка не укроешься от зорких глаз таможенных досмотрщиков! Долго он ломал себе голову и наконец придумал выход. Два дня трудился, переводя карту на тонкую шелковистую кальку. Пересняв три основных листа, он вручил их Ханако со строгим наказом переселиться в другое место и зашить карту в одежду. Трогаться в путь она должна была только дня через два-три после его отъезда. Если с ним ничего не случится, лишний экземпляр карты не помешает, а если произойдет беда, останется еще одна надежда.

Сам же он решил во что бы то ни стало провезти подлинник. Заказал себе ящик с двойным дном, засунул внутрь карту, а ящик нагрузил книгами.

Через три дня, закончив все приготовления, ваш брат собирался покинуть Тяньцзинь. К несчастью, таможенным досмотрщикам в порту удалось обнаружить, что скрывается за книгами. Вашего брата отвели в департамент диктатора севера и тут же расстреляли.

Между тем Ханако оказалась умной и смелой женщиной. Узнав о гибели вашего брата, она не испугалась, а разрезала каждую копию пополам, завернула в тонкую резину так, что получилось шесть небольших шариков, привязала их на ниточку и перед самой посадкой на пароход проглотила, оставив нитку во рту.

По дороге ее несколько раз обыскивали, но так ничего и не нашли. Питалась она только молоком и бульоном и ценой многочисленных мучений все же доставила карту на родину. Хотя и говорят, что Порт-Артур и Вэйхайвэй нам удалось так легко взять лишь благодаря бездарности китайских генералов, на самом деле карта тоже сыграла здесь немаловажную роль. Что же касается Ханако, то после того, как врач извлек у нее из желудка шарики с картой, выяснилось, что она сильно повредила себе пищевод. До сих пор лежит в госпитале и, очевидно, уже не поправится.

Подумайте, господин Рокуносукэ, много ли сейчас на свете людей, которые не пожалеют своей жизни для родины, как ваш брат, или пойдут на смерть ради друга, как Ханако? Я боялся, что вы не узнаете об их подвиге, поэтому и пришел сегодня к вам!

Но реакция Рокуносукэ оказалась для него неожиданной. Тот выпучил глаза, стиснул кулаки и бешено закричал:

— О, негодяй, мерзавец! Я должен отомстить! Раз Ханако не пожалела жизни для друга, я тем более не пощажу себя ради брата!

— Кого вы браните, диктатора севера? — укоризненно спросил Амахиро Тацухаку. — Через несколько дней он должен прибыть в Симоносеки. Это наша огромная международная победа! Если вы хотите мстить, выберите, пожалуйста, другое время.

Рокуносукэ промолчал. Амахиро Тацухаку произнес ему в утешение еще несколько фраз и величественно вышел.

Между тем Рокуносукэ, как уже говорилось, был против переговоров о мире, считая, что они задержат распространение великого японского духа. «Если Ханако так преданно выполнила приказ брата, то неужели я не способен отомстить за него?! Не исполнив его последнее желание, я не смогу считать себя честным человеком!» — думал Рокуносукэ, опечаленный гибелью брата и растроганный верностью девушки. Он, как всегда, смотрел прямо перед собой и видел только одно слово, написанное крупными иероглифами: «Месть!» Остальное его не интересовало.

Написав по-китайски короткое предостережение, Рокуносукэ направил его Ли Хунчжану в качестве последнего ультиматума. С тех пор он каждый день с нетерпением ожидал прибытия диктатора и собирал все относящиеся к этому известия. Наконец он услышал, что китайский полномочный представитель действительно прибыл и будет вести переговоры в ресторане «Весенний парус».

Рокуносукэ тотчас решил привести в исполнение свой тайный план. В магазине уездного города Канагава он купил пятизарядный револьвер, запасся патронами и, спозаранку добравшись до Токио, выехал в Симоносеки. Когда диктатор севера после заседания в ресторане «Весенний парус» доехал до улицы Гайхин-мати, Рокуносукэ подошел почти вплотную к его паланкину и выстрелил. К счастью, пуля только разбила очки диктатора, попав ему в левую скулу. Полиция пропустила паланкин в здание посольства, а сама, разгоняя толпу, бросилась в погоню за убийцей. Рокуносукэ был пойман.

Ли Хунчжан вошел в свою комнату и от большой потери крови тотчас лишился сознания. Подоспевшие врачи бросились его осматривать и тут только убедились, что рана не опасна для жизни. Поспешно приложили лекарство, останавливающее кровь, и забинтовали рану. Диктатор севера очнулся.

К этому времени о покушении узнали полномочные японские представители Ито Хиробуми и Муцу Мунэмицу, которые сразу примчались с извинениями и соболезнованиями. За ними нескончаемой вереницей потянулись местные гражданские и военные чиновники. На следующий день японский микадо послал Ли Хунчжану двух придворных врачей и бинт, сделанный собственными руками императрицы. Справившись о здоровье китайского посла, он приказал сместить с должности начальника префектуры и полицмейстера. Словом, история эта всполошила весь город.

Между тем диктатор севера с каждым днем чувствовал себя все лучше: пуля, засевшая в скуле, не слишком его беспокоила. Переговоры не были приостановлены, и Япония, опасаясь всемирного возмущения, пошла на уступки. Она даже без всяких условий согласилась на прекращение войны. Правда, Ли Хунчжану пришлось оросить свой рукав старческой кровью, зато переговоры пошли значительно энергичнее, и всего через два заседания был в основном выработан проект Симоносекского договора.

Как раз в этот день в суде префектуры слушалось дело Рокуносукэ о покушении на убийство. Зрителей собралось видимо-невидимо. Ма Чжунцзянь и У Чиюнь от нечего делать тоже отправились в суд посмотреть, как накажут преступника. Пока секретарь суда читал приговор, согласно которому смертная казнь всемилостивейше заменялась пожизненной каторгой, У Чиюнь вдруг заметил в толпе огромного японца с колючими усами, а рядом с ним — молодого китайца, мужественного и умного на вид. Лицо последнего показалось Чиюню знакомым, но кто это, он сразу вспомнить не смог. Встретившись взглядом с У Чиюнем, молодой китаец вдруг смутился и, схватив японца за руку, быстро увлек его к выходу. Чиюнь озадаченно поглядел на Ма Чжунцзяня.

— Ты видел китайца, который только что вышел?

Ма бросил взгляд на дверь.

— Я не знаю его. Кто это?

— Это Чэнь Цин, известный революционер, член Союза китайской молодежи! Вчера я получил письмо от одного земляка. Он говорит, что за последнее время Союз молодежи усилил свою деятельность, наверное, в ближайшее время следует ожидать каких-нибудь событий. Видишь, Чэнь Цин снова приехал в Японию? Очевидно, неспроста!

Советники уже собирались покинуть зал суда, но в это время к ним протиснулся сотрудник китайского посольства и доложил:

— Его сиятельство просит господина У Чиюня срочно вернуться в посольство. Получена телеграмма от генерал-губернатора провинций Гуандун и Гуанси. Его сиятельство хочет посоветоваться с вами по некоторым вопросам.

У Чиюнь обернулся к Ма Чжунцзяню.

— Неужто революционеры начали действовать?

Воистину:

 

Перед могуществом морской державы

Не устояли наши храбрецы,

Спасибо, что еще вернули землю,

Где прежде жили деды и отцы!

 

Если хотите знать, чем была вызвана срочная телеграмма генерал-губернатора двух южных провинций, прочтите следующую главу.

 

Глава двадцать девятая