Немецкий лейтенант в день праздника масленицы является к героине. Славянская нация, не щадя жизни, борется за свободу

 

Увидев юношу, пробирающегося сквозь толпу, Цайюнь высунула голову в окно, но в этот момент с ее волос соскользнула платиновая заколка в форме коробочки лотоса, украшенная жемчугом и бриллиантами.

— Ой! — вскричала Цайюнь. — Скорее посмотри: что у меня упало с головы?

Афу оставил фисгармонию и, подскочив к Цайюнь, стал внимательно разглядывать ее прическу.

— Ничего. Хотя погодите! Не хватает одной из новых бриллиантовых заколок! Побегу искать!

Он стремглав бросился вниз по лестнице и, вылетев в коридор, с разбегу наскочил на старого слугу, который спешил в канцелярию, держа в руках иностранный конверт с золотой каемкой.

— Ты куда несешься?! — схватив Афу, закричал старик. — Что у тебя, глаза повылазили?!

Афу узнал старого хозяйского слугу Цзинь Шэна.

— Отпусти скорее! — взмолился он. — Госпожа послала меня с поручением!

Цзинь Шэн гневно выкатил глаза.

— Ах ты выродок! Сбил человека, да еще оправдываешься?! Знаю я, какие у вас дела с госпожой, ни об одном прямо и сказать нельзя! С утра до вечера липнете друг к другу, как растаявшие леденцы, будто между господами и слугами и разницы уж никакой нет! В коляске вместе катаются, в театре сидят, в садах гуляют! Им все равно, где забавляться! Пользуются тем, что господин за ними не следит, и средь бела дня выкидывают наверху разные штучки! Теперь ни с того ни с сего петь начали, полную улицу бездельников собрали! Только Китай позорите!

Казалось, ворчанию старика не будет конца. Афу притворился, что ничего не слышит, и, вырвавшись, стрелой помчался на улицу. Когда он добежал до ворот, толпа уже разошлась. Посреди улицы стоял городовой, а рядом резвились китайские ребятишки.

Увидев Афу, они бросились к нему.

— Дядя Афу! — крикнул один из них. — Ты обещал мне цепочку от часов! Помнишь?

— Правильно, а мне восковой мундштук! — подхватил другой.

Третий, постарше, засмеялся:

— Довольно клянчить! Неужели вы не видите, что он зря болтал?

Афу оттолкнул их.

— Не бойтесь, не обману! Только сейчас госпожа уронила бриллиантовую заколку! Помогите мне найти, тогда всех награжу!

— А где?

— Вот здесь, под окном!

Мальчишки разделились на группы и начали искать. Афу также внимательно осмотрел все место под окном, но заколки и след простыл. Он уже утратил всякую надежду найти ее, когда на углу показались Куан Чаофэн с переводчиком. Заметив, что Афу ползает по земле на четвереньках, они приблизились и спросили, что произошло.

Афу рассказал про потерянную заколку.

Куан Чаофэн усмехнулся:

— Когда мы уходили, на улице было полно народу. Наверняка кто-нибудь подобрал. А кто — поди сыщи!

— Вещь-то хоть стоящая? — осведомился переводчик.

— Недавно куплена! За пару тысяча лян! Как не стоящая?!

— Тогда надо скорее заявить о пропаже!

— А кому? — спросил Афу.

Переводчик указал на городового:

— Ну вон хоть ему!

— Афу не умеет говорить по-иностранному! — ухмыльнулся Куан Чаофэн. — Скажи за него!

Переводчик подошел к городовому. Долго тараторил что-то непонятное, потом вернулся и сказал, что городовой обещал произвести розыски — только нужно знать, какая была заколка.

— Есть вторая такая же! — воскликнул Афу. — Я сейчас принесу!

И он взлетел наверх. Куан Чаофэн с переводчиком вошли в посольство, миновали коридор и оказались в канцелярии. Несколько сотрудников что-то строчили. Заметив Куана и переводчика, они встали и сообщили, что у посланника есть к ним дело — он ждет обоих в своем кабинете.

Вскоре Куан и переводчик подошли к библиотеке, где обычно занимался посланник. Откинув портьеру, они увидели Цзинь Вэньцина, мирно сидящего над сличением «Записок о деяниях основателя династии Юань» с «Историей монголов» Рашид-ад-дина. При виде Куана и переводчика он поднялся.

— Сегодня из министерства двора прислали официальную бумагу. Интересно, в чем дело? — сказал Цзинь, протягивая переводчику конверт с золотой каемкой.

Тот распечатал письмо, пробежал его глазами и закивал головой:

— Да, да! Сейчас в России отмечается крупный праздник, который называется масленицей. В каждом доме вывешивают гирлянды и флаги, поют песни, пьют вино. По случаю этого праздника русский царь девятого числа устраивает грандиозный бал в Зимнем дворце и просит пожаловать на него послов всех государств с супругами. Это приглашение от министерства двора, в котором говорится, что в назначенное время министр сам приедет за вами!

— Прекрасно! — промолвил Куан Чаофэн. — Нам снова представляется случай расширить свой кругозор!

— А я-то испугался, — облегченно вздохнул Цзинь Вэньцин. — Думал, предстоят какие-нибудь трудные переговоры! Несколько дней назад английский посол сообщил мне, что русская железная дорога совсем скоро будет доведена до Владивостока, что Россия слишком пристально смотрит на Корею и три наши восточных провинции. Он предполагает, что дорога сооружается для переброски войск, и советует нам воспрепятствовать этому. А я подумал, что мы сейчас можем сделать? Пусть себе орудуют!

— Сейчас отношения между Китаем и Россией очень хорошие, — поддакнул Куан Чаофэн. — К тому же немецкий канцлер Бисмарк всячески стремится посеять раздор между Россией и Австрией. Если подобный конфликт действительно возникнет, России будет не до нас. А английский посол боится, как бы Россия не заняла Индии, поэтому и стращает нас. Смотрите не попадитесь на его удочку!

— Господин Куан совершенно прав, — подтвердил переводчик. — Вчера в газетах сообщалось, что русские собираются проложить железную дорогу за Амударью. Зачем? Чтоб вторгнуться в Индию. Англичане очень боятся этого — вот в чем дело!

Куан и переводчик обмолвились несколькими фразами о том, как оживленно на улице, но не осмелились упомянуть про заколку. Увидев, что начальник погружен в свои мысли, они распрощались и вышли.

Цзинь Вэньцин снова уселся за сверку «Записок» и проработал не отрываясь до самого вечера. Только к ужину он поднялся наверх и сообщил Цайюнь о предстоящем бале у русского царя.

Он хотел обрадовать ее, но Цайюнь, потерявшая заколку, была в дурном настроении и, сославшись на недомогание, отказалась пойти. Цзинь понял, что настаивать бесполезно, и промолчал.

В день бала — девятого февраля по русскому календарю или пятого по-китайскому — выглянуло яркое солнце, снежные сугробы стали таять. На небе виднелись лишь редкие облачка, дул теплый ветерок. Казалось, сам бог понимал, что наступил праздник, и помогал людям веселиться.

На улицах и площадях висели шелковые гирлянды, двери домов были радушно открыты, по всему городу перекликались колокола. Мужчины и женщины ходили с радостными лицами, в каждом переулке плясали и пели. Иностранные посольства также были украшены флагами и гирляндами в честь праздника. На воротах китайского посольства на Сергиевской улице висели огромные красные флаги с изображением пятипалого золотого дракона, а перед самым входом были воткнуты два разноцветных флага со свирепым двуглавым орлом.

На каждом этаже красовались искусно сделанные шелковые фонари с фигурками людей и картинами природы, все утопало в цветах и парче — вряд ли стоит об этом подробно рассказывать. Но на улице, где курсировали двое конных городовых, было очень тихо. Неожиданно с западной стороны показался отряд из десяти конников в высоких шапках и черных мундирах. Словно ветер понеслись они к воротам посольства и, осадив коней, построились в две шеренги. За ними следовало десять пеших солдат в красных шинелях с золотой каймой и черных с золотом треугольных шляпах. Играя на музыкальных инструментах, они торжественным маршем подошли к конному отряду и стали возле него. Вскоре прибыли две кареты с плоскими, как у сундука, крышами. За ними ехал застекленный и увешанный сотнями золотых кисточек экипаж с красными колесами и узорчатыми осями. В него была впряжена шестерка арабских лошадей, украшенных попонами, с лентами в хвостах; на облучке величественно восседали два кучера в черных бархатных шапках с золотыми околышами. Двое посольских слуг в синих куртках и шапках с красными кистями, непрерывно кланяясь, открыли дверь кареты и произнесли:

— Просим!

Из кареты вышел сановник русского министерства двора: огромного роста, с пушистой бородой. Синий мундир на нем был весь расшит золотом, на груди красовалась звезда с большой львиной головой, усыпанная драгоценными камнями. Медленно, с достоинством он прошел внутрь.

Примерно через час у ворот снова послышались голоса и громкий смех. Это Цзинь Вэньцин, в развеваемой ветром шелковой одежде, вышел из посольства под руку с министром двора. За ним следовал Куан Чаофэн и другие сопровождающие, также в парадных мундирах. Цзинь и министр уселись друг против друга в дворцовой карете, запряженной шестеркой лошадей, а позади, на запятках, встали четверо слуг во главе с Афу. Куан Чаофэн, переводчик и прочие сели в другую карету, запряженную четверкой. Эскорт заиграл в трубы и стройными рядами двинулся вперед. Спицы колес и лошадиные копыта смешались, пыль взвилась столбом, и процессия вышла на широкий проспект.

А в посольстве наступила тишина. Здесь осталась одна Цайюнь, не пожелавшая поехать на бал. Надев блестящее платье иностранного покроя, она сидела у окна и провожала взглядом Цзинь Вэньцина, а в сердце ее тем временем закралась тоска. Она не захотела принять участие в празднестве главным образом потому, что городовой обещал сегодня принести весть о потерянной заколке. К тому же уход всех из посольства сулил ей возможность свободно насладиться обществом Афу. Кто мог подумать, что господин, как назло, заберет Афу с собой!

Цайюнь было неудобно протестовать, и вот теперь она сидела здесь, грустно взирая на общее веселье, раскаиваясь и негодуя.

Опершись о подоконник, добровольная затворница смотрела некоторое время на проезжающие мимо экипажи, но вскоре ей это наскучило. Она обругала горничную слепой за то, что та, подавая трубку, слегка задела ее щеку. Потом ей не понравилось, что все служанки словно вымерли: не иначе как побежали миловаться со своими любовниками!

Одна из горничных, желая задобрить госпожу, заискивающе поднесла ей чашку чая. Цайюнь отхлебнула глоток из рук горничной, но поторопилась и ошпарила губы.

— Мерзавка! Ты же меня обварила! — вскричала она, давая служанке пощечину.

Та отпрянула, выронила чашку, и чай вылился прямо на новое платье Цайюнь.

Даже не сделав попытки стряхнуть воду с платья, наложница нервно позвала:

— Подойди поближе, милая! Не бойся, я не кусаюсь!

Но едва горничная сделала шаг вперед, как Цайюнь выхватила из волос золотую уховертку и несколько раз вонзила ее в руку девушки. Брызнула кровь, но Цайюнь, не успокаиваясь на этом, искала глазами, чем бы еще ударить служанку. Вдруг за дверью послышался шорох.

— Кто там? — закричала Цайюнь. — Кто это смеет подкрадываться и пугать людей?!

Вошел Цзинь Шэн, держа в руке конверт.

— Пришло какое-то иностранное письмо. Специальный нарочный принес. Сказал, чтоб передали вам, а вы будто бы все знаете!

— Оставь! — приказала она и бросила горничной: — Что ж ты не подашь мне письмо? Или тебе нужно особое приглашение?!

Девушка со слезами на глазах боязливо приблизилась и передала письмо Цайюнь. Старый слуга, что-то проворчав, скрылся.

Некоторое время наложница пребывала в растерянности и не решалась вскрыть пакет, но когда Цзинь Шэн вышел, поспешно его распечатала. В конверте было вовсе не официальное послание, а маленький, небрежно исписанный листок:

 

«В день русского праздника масленицы, в час пополудни, немец, подобравший заколку, придет в китайское посольство. Просьба к человеку, потерявшему заколку, не уходить из дома».

 

Дочитав записку до конца, Цайюнь удивилась и обрадовалась. Обрадовалась она тому, что наконец получила весть о пропавшей драгоценности, а удивило ее то, что человек, подобравший такую дорогую вещь, не спрятал ее, не продал, а, напротив, решил вернуть, причем вернуть лично. «Что это за человек и каковы его намерения? — подумала наложница. — Выходить к нему, когда он явится, или разговаривать через слуг?»

Пока она размышляла, из столовой донесся бой часов. Цайюнь начала считать: уже двенадцать.

— Завтрак прикажете накрывать в большой столовой, госпожа? — осведомилась вошедшая служанка.

— А что, об этом еще нужно спрашивать?!

Служанка вышла и через некоторое время вернулась, приглашая ее к столу. Цайюнь сунула письмо в карман, грациозной походкой направилась в столовую и села за маленький круглый столик из красного дерева, за которым обычно завтракала. Стол был покрыт белой скатертью с цветами. На ней в маленьких тарелочках с золотыми разводами по белому фону стояло шесть изысканных закусок. Служанки и горничные, расположившись по обе стороны от стола, по очереди прислуживали хозяйке. Цайюнь быстро кончила есть. Одна из служанок подала ей полотенце, две другие поднесли чашку с водой для полоскания рта. Когда наложница совершила и эту процедуру, четвертая служанка принесла кофе. Цайюнь взяла в руку чашку, медленно встала и снова подошла к окну. Внезапно внизу послышались крики. Женщина прижалась лбом к стеклу и увидела на улице большую толпу людей. Приглядевшись внимательнее, она различила двух городовых, которые тащили какого-то представительного юношу. Один из них держал схваченного за руку, другой ощупывал его. Вдруг юноша взмахнул рукой, двинул плечом, и оба городовых покатились в разные стороны, словно мячики. Юноша гордо выпрямился, нахмурил брови и закричал:

— Безглазые негодяи! Как вы смеете хватать меня, точно вора?! Теперь вы узнаете, как обижать немца! Ну-ка подойдите сюда, трусы!

Только сейчас Цайюнь поняла, что перед ней офицер из Тиргартена, который два дня назад слушал под окном ее пение. Сердце молодой женщины заколотилось. «Неужели это он подобрал заколку?» — подумала она. В это время один из городовых, повергнутый ударом юноши, поднялся на ноги и, пыхтя от злобы, закричал:

— Ты еще будешь отпираться? Вот уже несколько дней подряд шныряешь здесь, как челнок в станке! Я тебя сразу приметил. А сейчас тебя черт дернул самого полезть на рожон. Вынимает заколку и любуется ею, будто так и надо! Думаешь, я не узнаю краденого? Молчал бы лучше, а не дрался! Сейчас я тебя отведу куда надо!

И он бросился на офицера. Тот, нимало не смутившись, подождал, пока городовой приблизится к нему, а затем, словно ястреб, налетающий на цыпленка, схватил его за плечи, поднял и швырнул в толпу. Городовой взмахнул руками и шлепнулся на землю, как плохо слепленный пельмень. В толпе раздались крики восторга.

Видя, что дело принимает серьезный оборот, второй городовой пронзительно засвистел в свисток. Со всех сторон сбежались городовые. Теперь их было больше десятка.

Цайюнь остолбенела. «Юноше не справиться со всеми! — мелькнуло у нее в мозгу. — Нужно самой спуститься и разъяснить недоразумение, а то он может пострадать!»

Ни о чем больше не думая, она поставила чашку и стремглав полетела вниз по лестнице. Слуги и служанки, увидев, что она куда-то мчится, не посмели расспрашивать о причинах, а молча последовали за ней. Цайюнь обернулась и крикнула:

— Не ходите за мной, как привязанные! Вы ведь не умеете говорить на иностранных языках!

С этими словами она толкнула дверь и выскочила на улицу. Глазам ее предстали полтора десятка городовых, которые на почтительном отдалении окружили юношу, но приблизиться к нему не решались. Тот стоял в центре с какой-то блестящей вещью в руках и кричал:

— Заколка здесь! Только вы ее не получите! Кто не трус, подходи! Как вы смели принять меня за вора, болваны?! — Тут он внезапно увидел Цайюнь, покраснев, кивнул на нее и промолвил: — А вот и хозяйка вещи. Можете спросить, украл ли я заколку!

Городовой, побитый молодым человеком, всегда стоял на посту возле посольства и знал Цайюнь. Приблизившись к ней, он указал на юношу:

— Заколку подобрал он! Только что шел и любовался ею, а когда я признал заколку, начал драться!

— Это я во всем виновата! — рассмеялась Цайюнь. — Не удивительно, что произошел такой переполох! — Она с улыбкой кивнула в сторону юноши. — Это мой друг. Он давно уже написал мне, что подобрал заколку, но я забыла сообщить вам об этом. Простите, что доставила столько неприятностей и смутила покой города!

С этими словами Цайюнь засунула руку в карман, достала оттуда двадцать рублей и дала их городовому.

— Не взыщите. Выпейте за меня по чарке водки!

Убедившись, что хозяйка заколки больше ничего не требует да еще дает деньги, городовые поблагодарили и разошлись. Зеваки тоже постепенно рассеялись. Юноша, очень обрадованный появлением Цайюнь, с улыбкой подошел к ней.

— Смешно смотреть на этих жалких лакеев! Получили деньги и успокоились. Точь-в-точь как китаезы! Недаром они с Россией соседи!

Тут он вспомнил, что перед ним китаянка, и смутился, понимая, что в данном случае его замечание было явно неуместно. Он поспешно снял шляпу и поклонился Цайюнь:

— Если бы не вы, фрау, мне бы основательно досталось! Это просто счастье, что…

Цайюнь, немного уязвленная его предыдущей фразой, холодно остановила офицера:

— Вы, вероятно, забыли, что я тоже не лишена китайского духа и могу, чего доброго, осквернить вашу нравственную чистоту!

— Ради бога, простите меня! — заволновался юноша. — Я говорил о китайцах-простолюдинах!

Цайюнь кокетливо усмехнулась:

— Не оправдывайтесь! Конечно, вы говорили о людях низкого происхождения и не имели в виду меня! Прошу вас пройти в дом — здесь не место для беседы.

Она провела юношу в гостиную. Всю дорогу Цайюнь чувствовала себя словно в забытьи и не понимала, что с ней происходит. Надо было что-то говорить, но слов не находилось, и она лишь смотрела на юношу, точно завороженная.

Молодой человек был одет в темно-серое пальто из тонкого драпа с собольим воротником и мундир черного сукна, из-под которого выглядывал твердый белоснежный воротничок; вид у него был мужественный, лицо одухотворенное и пышущее здоровьем. Войдя в двери, он начал что-то искать в кармане. Цайюнь решила, что он хочет отдать ей заколку, но когда юноша наконец вытащил руку, она увидела белую визитную карточку с золотым обрезом. Почтительно передав Цайюнь карточку, юноша сказал:

— Извините за дерзость, но мне хотелось бы представиться вам!

Цайюнь, повинуясь какому-то безотчетному чувству, взяла карточку и прочла:

 

«Пехотный лейтенант

Германской армии

Вальдерзее».

 

Несколько раз пробежав глазами текст, она улыбнулась:

— Оказывается, вы — лейтенант Вальдерзее, а я была так непочтительна с вами! Если считать сегодняшнюю встречу, мы виделись с вами уже три раза, но я до сих пор не знала вашего имени. Кто бы мог подумать, что я удостоюсь этой чести благодаря заколке?! Как удивительно все складывается!

— Фрау еще помнит нашу встречу в Тиргартене? — в свою очередь улыбнулся Вальдерзее. — Когда в тот день я увидел вас, я сейчас же выяснил ваше имя, но, на мое несчастье, вы слишком скоро покинули нашу страну. С большим трудом мне удалось выхлопотать командировку в Россию, однако, попав сюда, я не решился отправиться прямо к вам. Эта заколка словно угадала мои сокровенные желания: когда я стоял, зачарованный вашим чудесным голосом, она упала прямо мне в руки! Сегодня я узнал, что посол уехал на бал, а вы остались дома, поэтому и осмелился прийти. Таким образом, здесь дело не только в удивительно сложившихся обстоятельствах, но и в самой судьбе!

Цайюнь усмехнулась:

— Все это чепуха, меня больше интересует заколка! Дайте же мне ее!

— Как вы нетерпеливы, фрау! — рассмеялся Вальдерзее. — Я приехал к вам издалека, не успел еще слова сказать, а вы поступаете со мной так жестоко…

Цайюнь тоже прыснула со смеха.

— Если вы не собираетесь возвращать заколку, зачем же вы пришли? — спросила она.

— Да, да, разумеется. Я пришел, чтобы передать вам вашу драгоценность, — поспешил успокоить ее Вальдерзее. — Не волнуйтесь, она здесь!

С этими словами юноша вынул из кармана небольшую блестящую коробочку, положил ее на стол и, пододвинув к Цайюнь, сказал:

— Возвращаю вам вашу собственность. Прошу хорошенько хранить ее!

Цайюнь чуть не вскрикнула от изумления. Коробочка была сделана из чистого золота и инкрустирована кошачьим глазом, изумрудами и рубинами. На крышке был выгравирован генерал с саблей, сидящий верхом на могучем коне. Своим мужественным обликом он как две капли воды напоминал Вальдерзее. Цайюнь залюбовалась коробочкой, чувствуя, что не в силах расстаться с ней.

— К чему это? — сказала она. — Такие расходы…

В этот момент рука Цайюнь задела рубиновую кнопку, соединенную с пружиной, и коробочка открылась. Наложница зажмурила глаза от блеска: рядом с заколкой лежало сверкающее кольцо с бриллиантами. В каждом камне было не меньше пяти-шести карат, и сияли они словно звезды на небе. У Цайюнь помутился взор, а Вальдерзее сидел напротив и, глядя на молодую женщину, ласково улыбался.

Вдруг с улицы послышался стук копыт и грохот колес — казалось, едет множество экипажей. Но шум стих сразу, как только экипажи достигли ворот посольства; вслед за этим поднялся людской гомон.

Цайюнь не на шутку испугалась. Торопливо сунув коробочку за корсаж, она воскликнула:

— Беда! Муж!

— Ничего, — спокойно возразил Вальдерзее, — вы скажете, что я пришел вернуть вам заколку, вот и все.

Но Цайюнь никак не могла успокоиться. Подойдя к портьере, она откинула ее и выглянула наружу. Тут она нос к носу столкнулась с Цзинь Шэном, который вел за собой какого-то иностранца. Наложница не успела отступить.

— Госпожа! — вскричал иностранец. — Я хочу сообщить вам новость. Ваша учительница Саша совершила неудачное покушение на русского царя и схвачена!

Цайюнь узнала Бешкова.

— Что вы говорите… — в ужасе прошептала она.

Гость хотел ответить, но в этот момент Вальдерзее тоже просунул голову за портьеру.

— Какая Саша? — спросил он. — Господин Бешков, рассказывайте!

Цайюнь, не ожидавшая появления юноши, испугалась еще больше.

— Как, господин Вальдерзее здесь? — удивленно промолвил Бешков.

— Расспрашивать будете потом, — прервал его Вальдерзее, — скорее расскажите о Саше. Это важнее!

— Тогда пойдемте в комнату! — улыбнулся Бешков.

Цайюнь пришлось провести обоих в гостиную. Бешков уже хотел было начать рассказ, как вдруг с улицы снова послышались голоса.

— Это, наверное, посланник, — заметил Бешков.

Цайюнь напряженно прислушалась: на лестнице уже раздавались шаги Цзинь Вэньцина. Сердце ее бешено забилось: не в силах что-либо предпринять, она лишь расширенными глазами смотрела на Вальдерзее. Вдруг в голове ее возник план. Она дотронулась до руки Бешкова и тихо произнесла:

— Господин, молю вас: если муж спросит о лейтенанте Вальдерзее, скажите, что это ваш друг!

Бешков рассмеялся. Наш рассказ идет долго, а события развертывались быстро. Не успела Цайюнь опомниться, как вошел Цзинь Вэньцин со своими советниками, атташе и переводчиками в сверкающих одеждах, с развевающимися перьями на шляпах. Заметив Бешкова, он подошел к нему и крепко пожал руку.

— О, не думал встретить вас у себя. — Тут его взгляд упал на Вальдерзее. — А это кто?!

— Это мой германский друг, лейтенант Вальдерзее. Давно уже мечтал познакомиться с вами, вот и пришел со мной.

Бешков представил их. Цзинь Вэньцин пожал офицеру руку и пригласил гостей за стол. Цзинь и Цайюнь оказались по краям, далеко друг от друга. Молодая женщина украдкой взглянула на Афу, который стоял за стулом Цзинь Вэньцина и сверлил глазами то ее, то Вальдерзее. Пытаясь скрыть смущение, Цайюнь обратилась к мужу:

— Почему вы так рано вернулись? Ведь бал должен был продолжаться всю ночь.

— Неужели ты ничего не знаешь? — воскликнул Цзинь Вэньцин. — Случилась большая неприятность, и бал отменили. Сегодня русский царь чуть не лишился жизни! — Он обратился к Бешкову и Вальдерзее: — До вас, очевидно, донеслись какие-то вести?

— Не слишком подробные, — ответил Бешков.

Цзинь Вэньцин поглядел на Цайюнь.

— Самое удивительное, что это пыталась сделать женщина. Царь собирался на бал и уже вышел из своего дворца, как вдруг к нему подскочила какая-то женщина, по виду фрейлина, и, крепко ухватив его за царственный рукав, выхватила бомбу. Она потребовала у царя согласия на что-то, в противном случае обещала разнести его в клочья. К счастью, у царя оказались ловкие телохранители. Рискуя жизнью, они схватили мятежницу и вырвали у нее бомбу. Женщину тут же отправили на допрос. Представляете, какая опасность грозила Его величеству? Он едва оправился от испуга, о бале у него и мыслей больше не было, поэтому всем пришлось разъехаться!

— А вы знаете, кто эта женщина? — проговорил Бешков. — Ведь это Саша!

Цзинь Вэньцин онемел от изумления.

— Саша? — Он снова взглянул на Цайюнь. — А мы больше года не видели ее. Оказывается, она проникла во дворец! Какая дерзкая: покуситься на жизнь самого царя! Просто неслыханно! Ну зачем ей это было делать?! Теперь не скрыться ни от государственных законов, ни от небесной кары.

Терпеливо выслушав его, Бешков обратился к Вальдерзее:

— Почему бы нам не отправиться ко дворцу и не узнать все? Интересно, что предпримет правительство?

Вальдерзее, давно уже искавший повода удалиться, обрадовался:

— Очень хорошо! Поедем в твоей коляске.

Оба встали и принялись прощаться. Цзинь Вэньцин произнес ничего не значащую фразу, делая вид, что хочет удержать гостей, но тут же встал, чтобы проводить их.

Цайюнь последовала за ними. Когда муж вывел гостей за двери, она хотела идти в свою комнату, как вдруг послышались крики:

— Сашу ведут!

Воистину:

 

Красавица упорно завлекала

Сыма Сянжу[218] от дома вдалеке.

Тем временем в России среди женщин

Нашелся новоявленный Цзин Кэ![219]

 

Если вы хотите знать, действительно ли по улице вели Сашу, прочтите следующую главу.

 

Глава шестнадцатая