Как Ланселота доставили к отшельнику для излечения и о других вещах

Сэр Лавейн привел отшельника к сэру Ланселоту. Увидел его отшельник склоненного к самой седельной луке и жестоко истекающего кровью, и показалось рыцарю‑отшельнику, что прежде он его уже встречал. Но вспомнить, кто это, он не смог, потому что сэр Ланселот был очень бледен и обескровлен.

– Что вы за рыцарь? – спросил отшельник. – Откуда вы родом?

– Любезный мой господин, – отвечал сэр Ланселот, – я чужеземец и странствующий рыцарь, который путешествует из страны в страну, добывая себе славу.

Но тут отшельник присмотрелся получше и по шраму на щеке узнал в нем сэра Ланселота.

– Увы, господин мой! – сказал отшельник. – Почему скрываете вы от меня ваше имя? Клянусь богом, мне следовало бы узнать вас раньше, ведь вы – славнейший из рыцарей мира. Теперь‑то я знаю, что вы – сэр Ланселот.

– Сэр, – он отвечал, – раз уж вы меня знаете, то помогите мне, если можете, ради господа! Ибо жить мне или умереть, но я не могу больше терпеть эту боль.

– Не тревожьтесь, – сказал отшельник, – ибо вы будете еще долго жить и благоденствовать.

И с тем отшельник призвал к себе двоих слуг, и они перенесли сэра Ланселота к нему в дом, быстро сняли с него все доспехи и уложили его на постель. И тогда отшельник сразу же остановил ему кровь, дал ему испить доброго вина, так что он пришел в себя и силы начали к нему возвращаться. Ибо в те дни обычай был не таков, как теперь: тогда отшельниками становились только рыцари, некогда доблестные и благородные, и эти отшельники содержали богатые дома, где оказывали гостеприимство всем попавшим в беду.

А теперь мы обратимся к королю Артуру, оставив сэра Ланселота у отшельника. Когда съехались короли с обеих сторон и назначен был большой пир, король Артур спросил короля Северного Уэльса и его дружину, куда же девался рыцарь с красным рукавом на шлеме.

– Приведите его ко мне, – молвил король, – дабы он мог получить все хвалы и почести и награды, которые ему причитаются.

В ответ сказали ему сэр Галахальт‑Высокородный Принц и Король‑с‑Сотней‑Рыцарей:

– Мы боимся, что этот рыцарь так пострадал во время турнира, что едва ли мы его еще когда‑нибудь увидим. И это величайшей жалости достойно.

– Увы, – сказал король Артур, – как это могло статься? Неужели он так сильно ранен? Однако как его имя? – спросил король Артур.

– Правду сказать, – они все отвечали, – мы не знаем ни имени его, ни откуда он родом, ни куда держал он путь.

– Увы, – сказал король, – это плачевнейшие вести, какие я слышал за последние семь лет! Ибо за все земли, которыми я владею, я не согласился бы, чтобы этот рыцарь был убит.

– Сэр, а разве вы знаете, кто он? – спросили все.

– Что до этого, – отвечал король Артур, – то знаю я его или нет, вы от меня ничего об нем не услышите, до тех пор пока всемогущий Иисус не пришлет мне от него добрых вестей.

– Клянусь головой, – сказал сэр Гавейн, – если в самом деле этот добрый рыцарь так жестоко ранен, то это большой ущерб для всего королевства, ибо он – один из благороднейших рыцарей, какого я когда‑либо видел на турнирном поле с копьем или мечом в руке. И если только возможно найти его, я его найду, ибо я уверен, что он не мог далеко уехать из этого города.

– Сэр, вы правы, – сказал король Артур, – вы его разыщете, если только ему не настолько плохо, что он себя не помнит.

– Упаси Иисусе! – отвечал сэр Гавейн. – Но знайте, что если только я найду его, я его непременно узнаю.

И с тем сэр Гавейн, взяв с собой оруженосца, сел на лошадь и объездил на шесть миль всю округу Камелота, но так и возвратился, не узнав про него никаких известий. А через два дня король Артур и вся его дружина отправились обратно в Лондон. И на возвратном пути случилось сэру Гавейну стать в Астолате на ночлег у того самого сэра Барнарда, у которого останавливался сэр Ланселот.

И вот когда сэр Гавейн удалился на отдых, сэр Барнард, старый барон, явился к нему в покой вместе со своей дочерью Элейной, чтобы приветствовать и расспросить его о новостях и о том, кто завоевал первенство на турнире в Винчестере.

– Да поможет мне бог, – отвечал сэр Гавейн, – там были два рыцаря с белыми щитами, и один из них еще носил красный рукав на шлеме, и он‑то как раз и выказал себя лучшим изо всех рыцарей, кого я когда‑либо видел на турнирном поле. Ибо, думается мне, – сказал сэр Гавейн, – этот рыцарь с красным рукавом один сокрушил сорок рыцарей Круглого Стола, да и его товарищ тоже бился славно и искусно.

– Слава господу, – сказала Прекрасная Дева из Астолата, – что этот рыцарь так преуспел на турнирном поле! Ибо он – первый, кого я полюбила в жизни, и клянусь, будет последним, кого я когда‑либо полюблю.

– Вот как, прекрасная девица? – сказал сэр Гавейн. – Значит, этот добрый рыцарь – ваш возлюбленный?

– Именно так, сэр, – она отвечала, – он мой возлюбленный.

– Тогда вам известно его имя?

– Нет, сэр, – отвечала девица, – имя его мне не известно, и откуда он к нам прибыл, я тоже не знаю, знаю только, что я люблю его, и в этом клянусь перед богом и перед вами.

– А как же вы с ним познакомились? – спросил сэр Гавейн.

XIV