Как сэр Гавейн послал объявить сэру Ланселоту, и как король Артур обложил Бенвик, и о других вещах

И тогда сказал сэр Гавейн девице так:

– Передайте вы сэру Ланселоту, что посылать посольства к моему дяде для него – напрасный труд. Ибо, скажите ему, если он в самом деле желает приложить старания для мира, надо было сделать это ранее, ибо теперь уже поздно. И скажите ему, что я, сэр Гавейн, просил ему передать, что я клянусь верностью моею господу и рыцарству преследовать его неотступно до тех пор, пока он меня не убьет либо же я его!

Заплакала тут девица и удалилась, но и там осталось немало плачущих глаз. Сэр Лукан отвел ее туда, где стояла ее лошадь, и она возвратилась к сэру Ланселоту. А он был со своими рыцарями, и когда сэр Ланселот услышал ответ короля, то слезы сбежали по щекам его. А благородные рыцари обступили его и сказали:

– Сэр Ланселот, почему вы так невеселы? Вспомните, кто вы такой, вспомните, кто мы такие, и давайте, благородные рыцари, померимся с ними силами на поле брани.

– Это‑то легче легкого, – отвечал сэр Ланселот, – но никогда еще не был я менее склонен к сраженью. И потому прошу вас, сэры, если вы меня любите, то послушайтесь вы меня и поступите по‑моему. Ибо я буду всегда избегать боя с благородным королем, когда‑то посвятившим меня в рыцари. Перед ним я буду обращаться в бегство, а если уж некуда мне будет дальше бежать, только тогда стану обороняться. И оттого будет мне и всем нам больше чести, чем если бы стали мы биться против благородного короля, которому прежде мы все служили.

На том прекратили они свои речи, и в ту ночь все расположились на отдых.

А рано поутру, как еще только светало, выглянули рыцари и увидели, что осада со всех сторон подступает к городу Бенвику, и уже лестницы наставлены. А из города их отбивают и сбрасывают со стен. И выехал вперед сэр Гавейн, во всеоружии, на могучем скакуне, остановился перед главными воротами с копьем в руке и крикнул:

– Где ты, сэр Ланселот? Или меж вами, гордыми рыцарями, ни один не осмелится поломать копья со мною?

Тут изготовился сэр Борс и выехал за стены города. И встретился сэр Гавейн с сэром Борсом и сшиб его с коня и самого его едва не убил. Подобрали сэра Борса и унесли обратно в город.

Тогда выехал сэр Лионель, желая отомстить за сэра Борса. Вот оба они наставили копья, ринулись друг против друга и сшиблись жестоко, но сэру Гавейну была в тот день такая удача, что он сшиб наземь сэра Лионеля и нанес ему глубокую рану. Подобрали тогда сэра Лионеля и внесли за ворота в город.

И так сэр Гавейн приезжал каждый день, и не было случая, когда он не сокрушил бы кого‑либо из рыцарей сэра Ланселота. Так продолжалось целых полгода, и немало народу было побито с обеих сторон.

Но вот случилось однажды сэру Гавейну подъехать к воротам города, как всегда, в полном вооружении и верхом на отличном скакуне, и с тяжелым копьем в руке, и крикнуть громким голосом так:

– Где же ты, коварный изменник сэр Ланселот? Почему прячешься, как трус, за стенами и укрытиями? Выгляни только, коварный рыцарь‑предатель, и я отомщу тебе за смерть моих трех братьев!

Все эти речи слышал сэр Ланселот от начала до конца. И тут обступили его со всех сторон родичи его и его рыцари, и так сказали они сэру Ланселоту все враз:

– Сэр, теперь должно вам непременно защитить себя, как подобает рыцарю, либо же быть опозоренным навеки, ибо когда вас открыто обвиняют в измене, тогда настает время действовать! И так слишком долго вы спали и слишком много терпели.

– Да поможет мне бог, – отвечал сэр Ланселот, – меня жестоко печалят слова сэра Гавейна, ибо ныне он бросает мне тяжкое обвинение. И потому знаю я, как и вы, что мне должно теперь непременно защищаться либо же оказаться трусом.

И приказал сэр Ланселот седлать своего лучшего коня и нести свои доспехи в надвратную башню. А сам сэр Ланселот обратился к королю громким голосом и сказал так:

– Господин мой Артур, благородный король, когда‑то посвятивший меня в рыцари! Знайте, сокрушается сердце мое за вас, что вы вот так преследуете меня. Я же все от вас сносил, ведь будь я мстителен, я бы давно уже встретился с вами на бранном поле и усмирил бы самых храбрых ваших рыцарей. Вот уже полгода, как я все терплю и сношу от вас и от сэра Гавейна. Но теперь я уже более терпеть не могу и непременно должен защититься, раз уж сэр Гавейн обвинил меня в измене. Но это будет против моей воли, ибо я не хотел биться против рыцарей вашей крови, однако теперь уже мне нет пути назад, как зверю, загнанному в засаду.

Тогда сказал сэру Ланселоту сэр Гавейн:

– Если ты отважился на бой, то оставь пустые речи и выходи на поле, и мы отведем душу!

Тогда облачился сэр Ланселот в доспехи и сел на коня своего, и оба рыцаря взяли в руки тяжелые копья. Отступило от ворот осаждавшее войско, и вышли из города благородные рыцари, числом столь многие, что когда увидел король Артур такое множество воинов и рыцарей, подивился он и сказал себе:

– Увы мне, что сэр Ланселот против меня! Ибо теперь я вижу, что он и вправду до сих пор меня щадил.

И заключен был между ними двумя договор, что никто не должен к ним приближаться и ввязываться в бой, покуда один из них не будет убит или не покорится.

XX