Повесть о благородном короле Артуре, как он сам стал императором через доблесть своих рук

Повесть о Римском походе Артура – единственный раздел книги Мэлори, в котором Винчестерский манускрипт радикально отличается от печатного текста Кэкстона. Кэкстон, говоря условно, «сократил» Винчестерскую рукопись примерно в том же отношении, в каком ее автор сократил аллитеративную поэму XIV в. «Morte Arthure», – вдвое.

Написанная архаическим стилем и способом и послужившая Мэлори непосредственным источником, она наложила некоторый отблеск своеобразия и на этот раздел книги Мэлори, что прежде всего заметно на его стиле. В прозаический повествовательный текст включаются целиком аллитерирующие строки, т. е. фразы, содержащие по нескольку слов, начинающихся с одной и той же буквы. Появляется необычное для Мэлори в других разделах множество синонимических эпитетов – также черта аллитеративной поэзии, во что бы то ни стало подбиравшей хвалебный эпитет на ту же букву, что и имя героя. Аллитеративное происхождение имеют также ряды географических названий.

Мотив войны с римским императором Луцием восходит к «Истории британских королей» Гальфрида Монмутского и историческими фактами ни в коей мере не подтверждается. Ученые‑«кельтисты» предполагают, что самому Гальфриду материал дал валлийский миф о войне героя с богом Лугом, однако существование такого мифа ничем, кроме общих соображений, не подтверждается.

Относительно императорства Артура можно только отметить, что если он, согласно гипотезе Джона Риса (см. Предисловие к изданию: Malory. The Birth, Life and Acts… Эдинбург, 1893), занимал римскую должность Comes Britanniae после отпадения провинции Британия, то он действительно имел формальные основания считаться среди соотечественников римским императором. Интересно, что, в то время как Гальфрид не говорит об императорстве Артура, валлийские тексты иногда величают его «императором», а вот «королем» – никогда.

Этот раздел, второй по порядку и в С и в W, проф. Винавер считает хронологически первой и по замыслу самостоятельной работой Мэлори (V XXXV–XXXIX). Сопоставление с текстом английской аллитеративной поэмы XIV в. «Morte Arthure» убедительно показывает, что именно она послужила Мэлори источником для переложения – об этом свидетельствуют и аллитерирующие фразы, и эпические старогерманские образы, не говоря уже о сюжете. Сравнение текстов в то же время показывает самобытность, простоту и драматическую насыщенность слога Мэлори – едва ли не самое главное и неоспоримое достоинство его книги. Проф. Винавер полагает, что обработка староанглийской поэмы послужила Мэлори той мастерской, где он выработал свой стиль, прежде чем приступить к созданию отдельных частей книги.

У этой точки зрения есть и сторонники, и противники. К последним принадлежит, например, переводчик книги на чешский язык Ян Цаха (см. предисловие к книге «Artuŝova Smrt». Praha, 1960) или редактор сборника статей «Malory’s Originality», изданного в Балтиморе в 1964 г., Р. М. Лумянский со своими сотрудниками. Как бы то ни было, единственное текстологическое соображение, на котором основывается Винавер, «переставляя» «Артура и Луция» на первое место, перед «Повестью о короле Артуре», выглядит не очень убедительно. Речь идет о том, что в «Артуре и Луции» содержится описание поединка Артура с великаном, заимствованное из МА; схожее описание поединка с великаном есть и в конце кн. IV – эпизод «Гавейн, Ивейн и Мархальт», не подкрепленное источниками, отсюда Винавер заключает, что в кн. IV использован готовый текст кн. V и, значит, кн. V написана раньше всего, поскольку кн. I–IV, по Кэкстону составляют одну неразрывную первую книгу Винчестерского манускрипта. Но поединок человека с великаном – сюжет весьма распространенный в мировой литературе – ср. хотя бы бой Давида с Голиафом. Недаром же Дон‑Кихоту мерещились в мельницах великаны, и Мэлори не было необходимости заимствовать его именно из «Артура и Луция». (Ср. мотивы «Великан с дубинкой», «Великан‑людоед» и «Поединок с великаном». Thompson Н. 1561–1566.) Текстуальные же совпадения в картинах обоих поединков представляются не столь уж разительными и могут быть объяснены, как кажется, определенными особенностями стиля Мэлори.

Книга пятая

I

Как двенадцать старцев‑послов из Рима прибыли к королю Артуру, чтобы потребовать дани

Случилось так, когда король Артур обвенчался с королевой Гвиневерой и заполнил все места за Круглым Столом и затем вместе со своими чудесными рыцарями победил почти всех своих врагов, а вскоре после того прибыл ко двору сэр Ланселот Озерный, и сэр Тристрам приехал тоже, тогда король Артур устроил царский пир и Круглый Стол.

И так случилось, что император Луций, прокуратор государства Римского, прислал к Артуру послов, дабы потребовали с него дани, которую платили до него еще его предки. Когда услышал король Артур, с чем они прибыли, он взглянул на них своими серыми глазами и жестоко разгневался на послов Луция. Затрепетали послы, бросились на колени и не смели подняться – так устрашило их его гневное лицо.

Затем сказал один из рыцарей посольства:

– Венчанный король, не причиняй обиды послам, ибо мы прибыли сюда по императорскому велению, как верные слуги.

И отвечал Завоеватель:

– Ты, жалкий и трусливый рыцарь, отчего убоялся ты моего взгляда? Здесь, в этой зале, есть многие, кому, во гневе, ты за целое герцогство не осмелился бы взглянуть в лицо.

– Сэр, – отвечал один из сенаторов, – помоги мне Христос, я так устрашился, когда взглянул тебе в лицо, что не имел духу пересказать тебе наше посольство.

Однако я все же намерен сказать тебе то, что мне поручено, – что Луций, император Рима, тебя приветствует и повелевает тебе под страхом кары отослать ему дань с этой земли, которую платил еще отец твой Утер Пендрагон, а иначе он отнимет у тебя все твои владения и королевства и ты будешь мятежник, не признающий своего сюзерена, ибо не приносишь и не платишь того, что причитается, и тем нарушаешь законы и установления, принятые сланным и благородным Юлием Цезарем, Завоевателем этой страны.

– Хорошо сказано, – отвечал Артур. – Но несмотря на твои заносчивые речи, я не стану торопиться, и ты просидишь здесь с товарищами семь дней. Я же призову к себе на совет моих самых доверенных рыцарей, и герцогов, и вассальных королей, и графов, и баронов, и моих самых ученых мудрецов, и когда мы примем решение, вы получите от меня ясный ответ, какой я пожелаю дать.

А там были иные из молодых рыцарей, которые, услыша, о чем было то посольство, хотели наброситься на послов и зарубить их, ибо они сочли оскорблением для всех рыцарей, что с их королем так непочтительно говорили. Но король под страхом смерти запретил оспаривать послов и причинять им вред.

И повелел благородный король сэру Клегису позаботиться об устройстве послов и о том, чтобы у них было все лучшее, чтобы не было им недостатку в изысканных яствах и чтобы ни паж, ни конюх не задевали их и не вступали с ними в перебранку, ибо они все королевской крови.

– И хотя они оскорбили меня и мой двор, наша забота – не уронить нашей чести.

И так отвели их в богатые покои и подносили им щедро самые изысканные яства. И римляне тому весьма дивились. Король же созвал к себе на совет своих благородных баронов и рыцарей, и собрались в высокой башне чуть ли не все рыцари Круглого Стола. И повелел король, чтобы каждый, по своему разумению, дал наилучший совет.

– Сэр, – сказал сэр Кадор Корнуэльский, – что до меня, то я не печалюсь этому посольству. Ведь мы уже давно на отдыхе. И я рад письму императора Луция, ибо теперь нам предстоит война и слава.

– Клянусь богом, я охотно верю, – сказал король, – что тебе, сэр Кадор, по душе это посольство. Но ведь нельзя же им так ответить, ибо их злобные речи язвили мое сердце. Эту дань Риму я платить никогда не буду. И потому, ради Христа на небе, подавайте мне советы, мои благородные рыцари. Ибо вот что обнаружил я в хрониках этой страны: что предки мои сэр Белин и сэр Брин[66], рожденные в Британии, сто шестьдесят лет владели императорским престолом, а после них наш родич Константин, сын королевы Елены Английской, завоевал его и был императором Римским, и еще он добыл крест, на котором Христос принял смерть. Так что моему роду некогда принадлежала императорская корона, и у нас есть довольно прав, чтобы притязать на всю Римскую империю.

II