Как королева просила сэра Борса сразиться за нее, и как он согласился, но на одном условии, и как он оповестил об этом сэра Ланселота

И вот королева рассталась с королем Артуром и послала за сэром Борсом. И когда он явился, она просила его о защите.

– Госпожа, – он отвечал, – какую помощь вам угодно от меня получить? Ведь честь не позволяет мне сразиться за вас в этом деле, ибо я тоже был на вашем обеде, и другие рыцари могут меня заподозрить в нечестии. Вот, госпожа, – сказал сэр Борс, – теперь вам недостает сэра Ланселота, ведь он бы не отказал вам в помощи ни в правом деле, ни в неправом, ибо он не раз помогал вам, когда вам грозили беды. Вы же изгнали из пределов вашей страны того, кто своим присутствием оказывал повседневно честь вам и всем нам тоже. И потому, госпожа, я просто дивлюсь, как, не стыдясь, испрашиваете вы помощи у меня, тогда как сами изгнали от своего двора того, кем мы были возвеличены и прославлены.

– Увы, любезный рыцарь, – сказала королева, – я всецело полагаюсь на вашу милость и готова исправить все мои промахи по вашему совету.

И с тем она опустилась на оба колена и умоляла сэра Борса сжалиться над нею – «ведь иначе я приму позорную смерть за преступление, которого не совершила».

Тут как раз явился король Артур и застал королеву коленопреклоненной. И сэр Борс поспешил ее поднять и сказал так:

– Госпожа, вы позорите меня.

– А, благородный рыцарь, – сказал король, – сжальтесь над моей королевой, учтивый рыцарь, ибо я теперь уверен, что ее опозорили облыжно. И потому, учтивый рыцарь, – король продолжал, – обещайте сразиться за нее, я прошу вас во имя любви, которую вы питаете к сэру Ланселоту.

– Господин мой, – отвечал сэр Борс, – вы спрашиваете с меня столь великую службу, что большего и спросить невозможно. А ведь знайте, если я соглашусь на поединок за королеву, я утрачу дружбу многих моих товарищей, рыцарей Круглого Стола. Но я, – сказал сэр Борс, – даю согласие, ради господина моего сэра Ланселота и ради вас, выступить в назначенный день заступником королевы, если только, по воле случая, не объявится к тому времени рыцарь получше меня и не вызовется сразиться за королеву.

– Вы поклянетесь мне в этом, – спросил король, – своей душою?

– Да, сэр, – отвечал сэр Борс, – в этом и вы, и она можете на меня положиться. Но если объявится лучший рыцарь, тогда сражаться будет он.

Тут король и королева весьма возрадовались и простились с ним, благодаря его всем сердцем.

А сэр Борс вскоре тайно отъехал со двора и прискакал туда, где сэр Ланселот находился у отшельника Брастиаса, и поведал ему обо всем, что произошло.

– Ах, Иисусе, – сказал сэр Ланселот, – все складывается именно так, как мне бы и хотелось. И потому прошу вас, приготовьтесь к поединку и выезжайте на луг, но смотрите, помедлите подольше и не начинайте, покуда не увидите, что еду я. Ибо я полагаю, что сэр Мадор горяч во гневе, и чем дольше вы промешкаете, тем сильнее он будет рваться в бой.

– Сэр, – сказал сэр Борс, – предоставьте его мне. И не сомневайтесь, я все исполню по вашей воле.

С тем сэр Борс от него уехал и возвратился ко двору. Между тем при дворе прослышали о том, что сэр Борс будет биться в защиту королевы, и многие рыцари были за то на него сердиты, ибо без малого все рыцари при дворе полагали королеву неправой и повинной в предательстве. И сэр Борс так отвечал своим товарищам по Круглому Столу:

– Знайте же, любезные лорды, что нам всем был бы великий позор, если бы мы допустили, чтобы благороднейшая в мире королева была так опозорена перед всеми, ведь ее супруг, наш король, – муж величайшей славы в христианском мире, и он прославил нас всех по всему белому свету.

Но многие из них сказали ему в ответ:

– Что до нашего благороднейшего короля Артура, мы любим и почитаем его не меньше, нежели вы, но что до королевы Гвиневеры, ее мы не любим, ибо она – погубительница добрых рыцарей.

– Любезные лорды, – отвечал сэр Борс, – сдается мне, вы говорите не то, что вам следует говорить, ибо за всю мою жизнь я не знал и не слышал, чтобы ее называли погубительницей добрых рыцарей, но всегда, сколько я помню, она почиталась покровительницей всех добрых рыцарей, и не было дамы щедрее ее на дары и на милости среди тех, кого я знаю или о ком слышал. И потому позор был бы всем нам, допусти мы, чтобы супруга нашего благороднейшего короля, которой мы обязаны верной службой, умерла бы позорной смертью. И знайте, – сказал сэр Борс, – я этого не допущу, ибо могу вам сказать: королева не виновна в смерти сэра Патриса, ведь она никогда не питала к нему зла, да и ни к кому из двадцати четырех рыцарей, которых пригласила на обед. Она звала нас по любви, а не из злого побуждения. И это, я не сомневаюсь, будет вскоре открыто, ибо, как бы ни обернулось дело, меж нами все же было предательство.

Тогда сказал кто‑то Борсу:

– Мы верим вашим речам.

И с тем иные остались удовлетворены, иные же нет.

VI