Оплошность казаков под Азовом

 

Шли казаки с моря Черного,

Лузями‑болотами топилися,

Азова крепкого города таилися.

Не доехатчи Чагану становилися,

Становились казаки во единый круг,

Они думу думали крепкую заединую.

Выбирали атамана походного.

Атаман у них по кругу похаживает,

Он камышей своей тросточкой помахивает,

Казакам‑братцам ребятам наказывает.

«Ой вы слушайте, ребята, моего слова

Моего слова атаманского.

Поедете гулять чрез большую степь,

Чрез такую чрез большую степь Азовскую,

Не стреножимши добрых коней, не пускайте в степь,

Не поставимши караула, не ложитесь спать,

Без денного часового чтобы не было!»

Казаки его слова не послушали,

Не стреножимши добрых коней, попускали в степь,

Не поставивши караула, сами спать легли,

Наезжали на них кайсаки,

Всех казаков в полон побрали.

 

Сватовство царя Алексея Михайловича

 

Как изволил‑то

Наш православный царь,

Изволил он по Москве погулять,

Погулять.

Как навстречу ему‑то идет,

Сам идет, сам, святейший патриарх,

Патриарх.

Он рукой‑то своей царя,

Рукой правою свет‑царя благословляет,

Благословляет.

А еще патриарх царя,

Крепко патриарх царя спрашивает,

Спрашивает.

«Ты наш православный царь, Надежа ли наша ты надёжинька, Ты надёжа!

Ты скажи, царь‑батюшка, скажи Всю правдыньку, ничего не утай! Не утай!

Уж на ком‑то, на ком‑то ты, Надёжинька, думаешь жениться? Жену взять?»

«Уж я взять‑то, я взять хочу Нарышкина доченьку Наташеньку, Наташеньку!»

«Ведь граф‑то, граф Нарышкин‑свет, Незнатно он, небогато живет, Он живет!»

«Мне не надо богатства,

А нужна его доченька Наташенька»

 

Рождение царевича Петра

 

Когда светел‑радошен

Во Москве благоверной царь,

Алексей царь Михайлович:

Народил Бог ему сына,

Царевича Петра Алексеевича,

Первого императора по земле светорусския.

Как плотники‑мастеры

Во всю ноченьку не спали,

Колыбель‑люльку делали

Оне младому царевичу.

А и нянюшки‑мамушки,

Сенные красные деушки

Во всю ноченьку не спали,

Шинкарочку вышивали

По белому рытому бархату

Они красныем золотом;

Тюрьмы с покаяннами

Оне все распущалися,

А и погребы царские

Оне все растворялися.

У царя благоверного

Еще пир и стол на радосте,

А князи сбиралися,

Бояра съезжалися

И дворяна сходилися,

А все народ Божей

На пиру пьют, едят,

Прохлажаются.

Во веселье, в радосте

Не видали, как дни прошли

Для младого царевича

Петра Алексеевича,

Первого императора.

 

Смерть царя Алексея Михайловича

 

Уж ты батюшка светел месяц,

Что ты светишь не по‑прежнему

Не по‑прежнему, не по‑старому,

Все ты прячешься за облака,

Застилаешься тучей грозною!

Как у нас было на святой Руси.

На святой Руси, в каменной Москве.

Во Кремле было в славном городе,

Близ Ивана, близ Великого,

Во соборе было во Архангельском,

Как у правого было клироса:

Молодой стрелец на часах стоит,

На часах стоит, Богу молится,

Он плачет, как река льется,

Возрыдает – слез ручьи текут,

Он и бьет бердыша древком,

Бердыша древком о сыру землю:

«Уж ты гой еси, мать сыра земля,

Ты раздайся во все стороны,

Ты раскройся, гробова доска,

Развернися, золота камка!

Ты восстань, восстань, православный царь,

Православный царь Алексей Михайлович!

Посмотри ты на свою семью,

На святую Русь, на Москву‑матушку,

Москву‑матушку, сиротинушку!»

 

Во славной во старой во крепости

 

Во славной во старой во крепости – каменной Москве

Тут шли‑прошли два игумена, два монаха;

Дивовалися они, сумневалися:

Что за чудо в каменной Москве, что за диковина?

Приуныли все в каменной Москве князья и бояре,

Купцы, братцы, богатые, все вельможи.

Знать‑то у нас в каменной Москве нездорово,

Точно у нас в каменной Москве неблагополучно.

Знать‑то у нас государя‑царя вживе нету.

Случилось им идти мимо дворца государева:

Съезжаются к государю‑царю князья‑бояре,

Купцы, братцы, богатые, все вельможи;

Строют ему гробницу золотую,

Унизанную крышечку жемчужну,

По уголошкам кладут камни драгоценны

В унывный большой колокол зазвонили,

Понесли государя‑царя хранити;

Воперед несут гробницу золотую,

За гробницей идут попы‑дьяки,

За попами идут архиреи,

За ними ведут милосерду государыню:

Под праву руку ведет большой сын,

А под леву ведет меньшой сын,

Утирает ей горючи слезы мила доченька.

 

Песни о Разине

 

Разин и казачий круг

 

У нас то было, братцы, на тихом Дону,

На тихом Дону, во Черкасском городу,

Породился удалой доброй молодец

По имени Степан Разин Тимофеевич

Во казачий круг Степанушка не хаживал,

Он с нами, казаками, думу не думывал.

Ходил‑гулял Степанушка во царев кабак,

Он думал крепкую думушку с голудьбою:

«Судари мои, братцы, голь кабацкая!

Поедем мы, братцы, на сине море гулять,

Разобьемте, братцы басурмански корабли,

Возьмем мы, братцы, казны сколько надобно.

Поедемте, братцы, в каменну Москву,

Покупим мы, братцы, платье цветное,

Покупавши цветно платье, да на низ поплывем».

 

Поход Разина на Яик

 

У нас‑то было на батюшке на тихим Дону,

Во славном было во городе у нас во Черкасске,

Жила‑была у нас тут благочестивая вдова.

Не имела‑то она, братцы, бескорыстного греха,

А нынче вдова себе сына родила.

Пошла слава по всему нашему тихому Дону.

Тут съезжались все попы, дьяки, архидьяконы,

Нарекали ему имечко Степанушкою.

Степанушка у нас, братцы, стал на возрасте,

Как млад ясен сокол стал (на) возлете.

Доселева Степанушка в круги к нам не хаживал,

Крепку думушку с казаками не думывал,

А нынече Степанушка в кругу стоит,

С казаками крепку думушку он думает.

Возговорил Степанушка таковы слова:

«Ой вы гой еси, казаки братцы, добры молодцы!

Послушайте вы, казаченьки, своего атаманушки,

Меня, Степанушку сына Тимофеевича, Разина.

Сядемте мы, ребятушки, в свой легкий корабличек,

Побежимте мы, ребятушки, в сине море,

Станемте, ребятушки, разбивать бусы‑кораблики,

Татарские, армянские, все басурманские,

Без того только без сиза орла без государева.

Поедемте, ребятушки, к царю с повинною,

Повеземте с собой, братцы, топор‑плаху,

Повеземте, братцы, царю дары драгоценные ‑

Сребро‑злато и каменья самоцветные.

Тут нас станет царь благодарить‑жаловать

И станет нас царь крепко спрашивать,

Мы скажем царю всю правду‑истину».

Тут возговорит православный царь таковы слова:

«Уж вы гой еси, младые корабельщички,

Степана Разина вы согласнички!

Скажите мне всю правду‑истину,

Где вы были, где вы ездили?

Тут возговорили младые корабельщички,

Степана Разина все согласнички:

«Уж ты батюшка наш православный царь!

Мы скажем тебе всю правду‑истину,

Мы где были, мы где ездили

Уж мы были, уж мы ездили в синем море,

Разбивали мы на синем море бусы‑кораблички,

Татарские, армянские, все басурманские,

Без того только без сиза орла без государева.

Ты прости нас, батюшка, во всех винах,

Ты пусти нас, батюшка, на Яик‑реку:

Мы заведем на реке Яике славный Яик‑город,

Заведем мы его между двух речушек.

При первой речке при Яике быстрыим,

При другой речке при Чагане тихиим».

Потом побывали они во городе Гурьеве,

Из Гурьева пошли они на матушку Волгу‑реку,

С Волги‑реки пошли они на Узень‑реку,

С Узень‑реки переправились за Яик‑реку,

Прошли‑то они, изошли всю орду азиятскую,

Киргизскую, трухменскую, кызылбацкую.

 

Сынок

 

Гребитесь, ребятушки, на сторонку на свою.

На своей сторонке жарко и тяпло.

Во городе было в Астрахани

Проявился разудалый молодец,

Шибко, щебетко по городу гулял.

Нараспашечку чернай бархатная кафтан,

Во белых руках злат персидский кушачок.

Астраханскием купцам он не кланяется,

Офицерам господам он чолом‑чолом не бьеть,

Астраханскому губернатору он под суд ему нейдеть.

Как увидел губернатор из косящита окна,

Закричал ли губернатор громким голосом своим:

«Да вы слуги мои, слуги, слуги вернаи мои!

Вы подитя, приведитя вы вдалого молодца».

Как и взяли молодца во царевом кабаке,

Приводили ж молодца к губернатору на двор,

Становили ж молодца супроти красного крыльца.

Выходил ли губернатор с губернаторшей своей,

Как и стал губернатор его спрашивати:

«Ты скажи, скажи, бродяга, ты откыда, чей такой?

Или с Дону ты казак, иль казацкый ты сын,

Иль казацкый ты сын, или низовскый купец?»

«Не тебе ли, губернатор, мене спрашивати,

Не тебе ли было мне было сказывати.

Со реки, реки Камышки Сеньки Разина я сын

Мой батюшка хотел во гости побывать,

Хотел во гости побывать, ты умей его принять,

Ты умей его принять, умей потчевати.

Если умеешь ты принять, кунью шубу подарю,

А не умеешь ты принять, во острог я посажу».

Закричал ли губернатор громким голосом своим:

«Уж вы слуги мои, слуги, слуги вернаи мои!

Вы подитя, отведитя удалого молодца

В белу каменну тюрьму».

Как и душечка молодчик он посиживаить,

Да частешенько в окошечко он посматриваить,

На реку, реку Камышку он поглядываить.

По реке, реке Камышке там суденышко плыветь.

«Вы ребята, вы ребяты, удалыи молодцы,

Посмотрите‑тка, ребяты, то мой батюшка сидить».

«Вы ребята, вы ребята, вы товарищи мои,

Вы не знаетя, ребята, про несчастьице мое, ‑

Как и мой дитё Ванюша в белой каменной тюрьме.

Мы до городу дойдем,

Белу каменну тюрьму мы по камню разберем,

С самого ли губернатора мы шкуру сдерем».

 

Разин чувствует недоброе

 

«Не шуми ты, шумка, во поле, зеленой дуброве,

Не мешай же ты мне, младцу, думу думати».

«Мне нельзя, шумке, не шумети:

Среди зеленой дубровушки армеюшка долго стояла,

Да и всю зеленую травку‑муравку притоптала,

Да и все корешочки засушила».

Не алы‑то цветы в поле расцветали,

Не ясен‑то сокол по крутым горам летал,

То Стенька Разин по армеюшке, шельма, разъезжал,

Себе что ни лучшего казака шельму‑разбойничка

выбирал:

«Кто бы во синем море достал желтого песочку,

Да чисто‑начисто вычистил мой вострый булатик,

Снял бы с него черную ржавчинку,

Да навострив бы его востро‑навостро,

Да и вскрыл бы мою белу грудочку,

Да и посмотрел бы в мое ретиво сердце,

Отчего оно больно болит, без огня горит,

Без огня‑то оно сгорело и без полымя все изотлело?

Оттого‑то оно сгорело ‑

Мне завтра пред белым царем

Ответ надо держать:

Да и чем же ты меня, православный царь,

припожалуешь?»

«Припожалую я тебя, шельма‑разбойничек,

Что ни лучшими хоромами высокими,

Что ни теми ли столбами с перекладиной».

 

Разин перед царем

 

Не во матушке было во Расеюшке,

Во Расеюшке было в каменной Москве,

Во палатах было белых каменных,

Там стояли столы черныи дубовыи,

На столах‑та скатерти белыи шалковыи.

Да ишшо того ли шелку Шимахинского.

На столах там стоят блюды позлаченыи,

А во блюдах ествица сладки сахарныи.

Да ишшо там стоят пива разнопьяныи,

За столами‑та стоят стулички кленовыи,

На стуличках‑та сидят князья‑бояри,

Князья‑бояри‑воеводушки все московскии.

По конец стола стоит раскрашоный стул,

А на стулу сидит православный царь,

Православный царь на Петр Лексеевич.

Говорят они про Стеньку Разинава,

Что хотят его казнить‑вешати.

Да ишшо висит там висинка,

Висит она, висит – качается,

Да стоит там его родная матушка,

Стоит она на ногах, кончается.

 

Разин в тюрьме

 

У Троицы было у Сергия под горой,

За каменною за белою стеной,

Стояла там темная темница.

А во той ли темной темнице

Сидел там удалой молодчик,

По имени‑прозванью Стенька Разин.

Никто к нему не зайдет и никто не заедет,

Зашла к нему, заехала гостья дорогая,

Гостья дорогая, матушка родная:

«Дитя ли ты мое, дитятко, дитя чадо милое!

Не полно ли тебе, мое дитятко, во темнице сидети,

Не пора ли тебе, мое дитятко, вон выходити.

Семь раз я тебя выкупала,

По тысяче рублей давала,

А теперь восьмой тысячи не стало.

 

При пире, при беседушке

Много друзьев‑братьев,

А как при горе, при кручине

Все прочь отступились».

 

Девица горюет по Разину

 

Как не буйные ветры в чистом поле бушевали,

Бушевала бела грудь красной девицы,

Раздиралось ретиво сердечко у молодушки,

Тосковала красна девица по любовничку,

Возрыдала еще я, голубушка, по обманщику,

В возрыданьице она речи молвила:

«Ах, на что меня родители породили,

А на что меня на свет пустили?

Для того ли, чтоб кручиниться,

Для того ли, чтоб мне век печалиться?

Как и был у меня мил сердечный друг,

Он любил меня и жаловал,

Много злата, серебра обещивал,

Он частехонько говаривал:

„Я куплю тебе, девица, цветно платье,

А на шею твою белу жемчужны жерелья,

На головушку твою золотой повойник,

Я сострою те, девица, каменны палаты,

Я поставлю во палатах кровать тесовую,

На кроватку положу перину пуховую,

Я покрою постелюшку одеялом соболиным,

Я частенько буду, девица, к тебе ёзжати

И со Волги со разбою буду отдыхати".

А уехал злой разбойник – со мной простился,

Уж и с той поры злодей со мной не водился,

И не ведала я, девица, ровно десять лет,

Где злодей живет, где разбойничает.

Услыхала я, девица, на одинадсятый год,

Что поймали разбойничка на большой Волге‑реке,

Допросили разбойничка, из какого роду‑племени

он был.

Показал злодей‑разбойник, что он

Стеньки Разина был сын».

 

Песни XVIII века

 

Песни об Азовских походах