Воздалече то было, воздалеченьки

 

Воздалече то было, воздалеченьки,

Пролегала степь‑дороженька.

Да никто по той дороженьке не хаживал,

Как и шел там, прошел с тиха Дона малолеточек.

Обнимала того малолеточка да темная ноченька.

«Как и где‑то я, молодец, ночку ночевать буду?

Ночевать я буду во чистом поле на сырой земле;

Как и чем‑то я, добрый молодец, приоденуся?

Приоденусь я, младец, своей тонкой бурочкой,

В голова‑то положу с‑под седла подушечку».

Наезжали на младца три татарина‑басурманина.

Как один‑то сказал: «Я его ружьем убью»;

А другой‑то сказал: «Я его копьем сколю»;

Как и третий‑то сказал: «Я его живьем возьму».

Как и тут‑то ли душа добрый конь полохается,

Оттого‑ли младой малолеточек пробужается,

На злых басурманинов младец напускается.

Одного‑то он с ружья убил,

Другого шельму басурманина он копьем сколол,

А и третьего татарина он в полон взял.

 

Мать встречает дочь в татарском плену

 

Как за речкою

Да за Дарьею

Злы татарове

Дуван дуванили.

На дуваньице

Доставалася,

Доставалася

Теща зятю.

Вот повез тещу зять

Во дикую степь,

Во дикую степь

К молодой жене.

«Ну и вот, жена,

Те работница,

С Руси русская

Полоняночка.

Ты заставь ее

Три дел делати:

Первое дело ‑

Куделю прясть,

Другое дело ‑

Лебедей стеречь,

А третье дело ‑

Дитю качать».

Полоняночка

С Руси русская

(О)на глазками

Лебедей стережет,

А ручками

Кудель прядет,

А ножками

Колыбель колышат.

Ох, качает дитя,

Прибаюкивает:

«Ты баю‑баю,

Боярский сын!

Ты по батюшке

Зол татарченок,

А по матушке

Ты русеночек,

А по роду мне

Ты внученок,

И мои[х] черев

Ты урывочек:

Ведь твоя‑то мать

Мне родная дочь,

Семи лет она

Во полон взята.

На правой груди в ней

Есть и родинка,

На левой ноге

Нет мизинчика!

Мне бить тебя ‑

Так грех будет;

Мне дитей назвать ‑

Мне вера не та!»

Услыхали то

Девки сенные,

Прибежали оне

К своей барыне.

«Государыня Наша барыня!

Полоняночка С Руси русская.

(О)на глазками Лебедей стережет,

А ручками Кудель прядет,

А ножками Колыбель колышат.

Ох, качает дитя, Прибаюкивает:

„Ты баю‑баю, Боярский сын!

Ты по батюшке Зол татарченок,

А по матушке Ты русеночек,

А по роду мне Ты внученок,

И моих черев Ты урывочек:

Ведь твоя‑то мать

Мне родная дочь,

Семи лет она

Во полон взята.

На правой груди в ней

Есть и родинка,

На левой ноге

Нет мизинчика!

Мне бить тебя –

Так грех будет;

Мне дитей назвать –

Мне вера не та!"»

Что стучит, грючит,

По сеням бежит,

По сеням бежит

И дрожа дрожит.

Дочка к матери

Повалилася,

Повалилася

Во резвы ноги:

«Государыня Моя матушка!

Не спознала тебя,

Моя родная.

Ты бери ключи,

Ключи золоты,

Отпирай ларцы,

Ларцы кованы,

Ты бери казны,

Сколько надобно;

Ты ступай‑ко, мать,

Во конюшенку,

Ты бери коня

Что не лучшего,

Ты беги, беги, мать,

На святую Русь».

«Не поеду я

На святую Русь,

Я с тобой, дитя,

Не расстануся»

 

Ай, не шум шумит, не гром гремит

 

Ай, не шум шумит, не гром гремит ‑

Молодой турцяк свой дел делит.

Ай досталасе теща зятю.

Он взял тещу за руценьку,

За руценьку за правую,

Повел тещу во Турецию.

Сказал теще три дел делать:

Перьво дело – гусей пасти,

Второ дело – постелю слать,

Третье дело – дитя кацять.

«Бай‑бай, бай‑бай, бай, турець молодой,

По имени не знаю как звать,

По батюшке тотарьской сын,

По матенке бояринок:

Твоя‑то матенка мне доць родна,

Семи годов во плен взята,

Двадцатый год в плену живё».

Услышала турцяноцька,

Услышала молодая:

«Скиновай, мати, шубу сыромятную,

Надевай, мати, шубу соболиную,

Отправляйсе‑тко, мати, на святую Русь,

На святую Русь да к царю белому,

К царю белому да к Петру Перьвому».

 

Щелкан

 

А и деялося в Орде,

Передеялось в большой.

На стуле золоте,

На рытом бархате,

На чер[в]чатой камке

Сидит тут царь Азвяк,

Азвяк Таврулович;

Суды рассуживает

И ряды разряживает,

Костылем размахивает

По бритым тем усам,

По тотарским тем головам,

По синим плешам.

Шурьев царь дарил

Азвяк Таврулович

Городами стольными:

Василья на Плесу,

Гордея к Вологде,

Ахрамея к Костроме.

Одного не пожаловал –

Любимого шурина

Щелкана Дюдентевича.

За что не пожаловал?

И за то он не пожаловал, ‑

Его дома не случилося.

Уезжал‑то млад Щелкан

В дальную землю Литовскую

За моря синея;

Брал он, млад Щелкан,

Дани‑невыходы,

Царски невыплаты:

С князей брал по сту рублев,

С бояр по пятидесят,

С крестьян по пяти рублев.

У которого денег нет,

У того дитя возьмет;

У которого дитя нет,

У того жену возьмет;

У которого жены‑то нет,

Того самого головой возьмет.

Вывез млад Щелкан

Дани‑выходы,

Царские невыплаты:

Вывел млад Щелкан

Коня во сто рублев,

Седло во тысячу,

Узде цены ей нет:

Не тем узда дорога,

Что вся узда золота,

Она тем, узда, дорога, ‑

Царская жалованье,

Государево величество;

А нельзя, дескать, тое узды

Ни продать, ни променять,

И друга дарить

Щелкана Дюдентевича.

Проговорит млад Щелкан,

Млад Дюдентевич:

«Гой еси, царь Азвяк,

Азвяк Таврулович!

Пожаловал ты молодцов,

Любимых шуринов,

Двух удалых Борисовичев:

Василья на Плесу,

Гордея к Вологде,

Ахрамея к Костроме;

Пожалуй ты, царь Азвяк,

Пожалуй ты меня

Тверью старою,

Тверью богатою,

Двомя братцами родимыми,

Дву удалыми Борисовичи».

Проговорит царь Азвяк,

Азвяк Таврулович:

«Гой еси, шурин мой Щелкан Дюдентевич!

Заколи‑тко ты сына своего,

Сына любимого,

Крови ты чашу нацади;

Выпей ты крови тоя,

Крови горячия,

И тогда я тебя пожалую

Тверью старою,

Тверью богатою,

Двомя братцами родимыми,

Дву удалыми Борисовичи».

Втапоры млад Щелкан

Сына своего заколол,

Чашу крови нацадил,

Крови горячия,

Выпил чашу тоя крови горячия.

А втапоры царь Азвяк

За то его пожаловал

Тверью старою,

Тверью богатою,

Двомя братцы родимыми,

Два удалыми Борисовичи.

И втепоры млад Щелкан

Он судьею насел

В Тверь ту старую,

В Тверь ту богатую.

А немного он судьею сидел

И вдовы‑то бесчестити,

Красны девицы позорити,

Надо всеми наругатися,

Над домами насмехатися.

Мужики‑то старыя,

Мужики‑то богатыя,

Мужики посадския,

Они жалобу приносили

Двум братцам родимыем,

Двум удалым Борисовичам.

От народа они с поклонами пошли,

С честными подарками;

И понесли они честныя подарки ‑

Злата‑серебра и скатного земчуга.

Изошли его в доме у себя,

Щелкана Дюдентевича.

Подарки принял от них,

Чести не воздал им:

Втапоры млад Щелкан

Зачванелся он, загорденелся.

И они с ним раздорили:

Один ухватил за волосы,

А другой за ноги,

И тут его разорвали.

Тут смерть ему случилася,

Ни на ком не сыскалося.

 

Взятие Казани

 

Вы послушайте, ребята, что мы станем говорить,

А мы, старые старушки, станем сказывати

Про Грозна царя Ивана про Васильевича.

Как царь‑государь под Казань подступал,

Он под речку под Казанку подкоп подкопал,

Что подкоп подкопал, сорок бочек закопал

Что с тем ли ярым зельем, черным порохом,

А на бочки становили воску ярого свечи.

Злы татарове по городу похаживают,

Похваляются да выхваляются,

Что не быть (дескать) Казанюшке под белым под царем.

А наш царь‑государь распаляется,

Распаляется, прогневляется,

А на завтра пушкарей он велит всех казнить,

Всех пушкарщиков‑зажигальщиков.

Как один пушкарь посмелей всех был:

«А за первое, царь, слово мне нет казни!

А в тиши‑то свечи оне тише горят,

На ветру‑то свечи оне шибче горят».

Не успел пушкарь слово вымолвить,

Как и взорвало стену белокаменную,

Поломало все башенки узорчатые.

Вдруг наш царь‑государь очень весел стал,

А на утро пушкарей велит жаловати.

И всем пушкарям по пятидесят рублей,

Еще той ли славной улицей Стретенскою.