Глава XII итальянская историография второй половины XIX В.

Итальянская историческая мысль в эпоху борьбы за национальное объединение Становление буржуазной исторической науки в Ита­лии началось задолго до образования единого италь­янского государства и было тесно связано с идеоло­гическими запросами развивавшегося национального движения.

Уже с конца XVIII в., когда после длительного периода экономического упадка в Италии вновь начали крепнуть и раз­виваться элементы капиталистического уклада, отсутствие политическо­го единства страны и единого национального рынка наносило большой ущерб интересам итальянской буржуазии. Политическая раздроблен­ность Италии закреплялась прямой или косвенной зависимостью боль­шей части итальянских государств от Австрийской империи. Внутри Италии сохранению экономической и политической разобщенности от­дельных земель способствовало господство феодальных отношений, особенно в сельском хозяйстве. Все это предопределило основные зада­чи открывающейся с конца XVIII в. и охватывающей почти столетие эпохи буржуазных революций в Италии, именуемой эпохой Рисорджименто: завоевание Италией национальной независимости, ее политиче­ское объединение, антифеодальный аграрный переворот.

Пробуждение национального самосознания итальянского народа стимулировало активный интерес к историческому прошлому Италии как в академической среде, так и со стороны идеологов сложившихся в 30—40-е годы XIX в. основных политических течений Рисорджименто — умеренно либерального и мелкобуржуазно-демократического. В отече­ственной истории итальянская общественная мысль искала ответа на вопрос, почему страна оказалась политически раздробленной и порабо­щенной иноземными захватчиками, обоснования необходимости нацио­нального объединения и аргументов в пользу того или иного пути к этой цели.

Академическая итальянская историография первой половины XIX в. направляла свои усилия на изучение главным образом средне­вековья. Варварские завоевания, их влияние на судьбы Италии, роль папства в борьбе против Священной Римской империи, борьба итальян­ских городов с сеньорами и их превращение в независимые коммуны — вот проблемы, которым посвящают свои труды виднейшие историки то­го времени.

Сильное воздействие на итальянскую историографию этого периода оказывают идеи романтизма. Особой известностью в Италии пользовались труды Сисмонди, который посвятил ряд своих произведений итальянскому средневековью. В условиях идеологического оформления буржуазно-национального движения романтизм на итальянской почве не приобрел в целом того специфически реакционного облика, который был ему присущ во многих других странах. В Италии он отражал глав­ным образом помыслы формировавшейся и крепнувшей буржуазии.

В трактовке проблем средневековья итальянские историки начиная 20-х годов XIX в. размежевались на два основных течения — так называемых неогвельфов и гибеллинов. Расхождения между ними касались прежде всего оценки прошлой и настоящей роли папства «Неогвельфы», или иначе «либерально-католическая школа», при­писывали папству роль прогрессивной силы, способной возглавить дело национального объединения Италии. Взгляды «неогвельфов» стали важным элементом идеологической платформы умеренно либерального направления Рисорджименто, отражавшего интересы верхушки буржуа­зии и обуржуазившегося дворянства, и развивались такими видными историками-либералами, как В. Джоберти и Ч. Бальбо.

«Гибеллины» стояли на более передовых политических позициях, считая папство реакционной, враждебной национальному единству си­лой. Но как те, так и другие не были в состоянии понять, что возможность и необходимость объединения Италии возникла лишь в опреде­ленных исторических условиях, которых в средние века не было.

Проблемы истории первой половины XIX в. еще не находили отражения в академической историографии. Но в мемуарной и публицистической литературе различных направлений немалое место уделялось оценке Французской буржуазной революции конца XVIII в., наполеоновских войн и французского господства в Италии, осмыслению опыта итальянского патриотического движения в период карбонады и освеще­нию борьбы за национальную независимость народов других стран — США, Греции, Колумбии и др.

Особенно острая идейная борьба шла при этом вокруг сложных и противоречивых событий периода 1789—1815 гг.

В условиях наступившей после 1815 г. реакции чрезвычайно распространена была резко отрицательная оценка Французской буржуазной революции и всего периода французского господства в Италии. С этим смыкалась идеализация порядков, существовавших в итальян­ских государствах до 1789 г. Такую реакционно-романтическую точку зрения отстаивал, например, Карло Ботта в своей работе полумемуар­ного характера «История Италии с 1789 по 1814 год».

Настроениям крепнувшей либеральной буржуазии была ближе другая позиция, нашедшая отражение в хронике Пьетро Коллетта «История Неаполитанского королевства»: враждебное отношение к революционным идеям и методам в сочетании с апологией буржуазных реформ периода наполеоновского господства в Италии. Лишь в произведениях идеологов сложившегося в 30-е годы демократического крыла итальянского Рисорджименто Французская революция конца XVIII в. нашла сочувственный отклик и известное понимание ее исторического места.

Джузеппе Мадзини в своих ранних работах рассматривал Французскую революцию как великий исторический образец для Италии, высо­ко оценивая, в частности, деятельность Робеспьера и других якобинских вождей. Однако свойственное Мадзини непонимание роли крестьянства в итальянском национальном движении отрицательно отразилось на его выводах из исторического опыта якобинской диктатуры. Мадзини ставил в заслугу якобинцам прежде всего то, что они в труднейших ус­ловиях сумели отстоять национальную независимость Франции, но их аграрные преобразования пугали его своим радикализмом.

На дальнейшее развитие историографии и исторической мысли в Италии оказали существенное влияние революции 1848—1849 гг.

Итальянская историческая мысль 50-х годов На протяжении 50-х годов в Италии появилась огромная публицистическая литература, созданная современниками и участниками революционных событий и отражавшая процесс осмысления исторического опыта революций 1848—1849 гг. различными течениями национального движения.

Общей чертой всех работ о революции в Италии, созданных представителями демократического крыла национального движения — Дж. Мадзини, Дж. Феррари, К. Пизакане и др., является острая крити­ка действий умеренных либералов и Савойской династии. В остальном выводы этих авторов резко расходятся между собой, что отражает усилившийся под влиянием событий 1848—1849 гг. процесс-политической дифференциации в лагере итальянской мелкобуржуазной демократии. Революция 1848—1849 гг. заставила идеологов демократического крыла Рисорджименто переосмыслить итоги и других революционных движений нового времени. Это относилось в особенности к Француз­ской буржуазной революции конца XVIII в.

События 1848—1851 гг. во Франции обнажили с небывалой дотоле резкостью противоречия между буржуазией и пролетариатом как про­дукт развития тех именно общественных отношений, которые утверди­лись во Франции в результате революции конца XVIII в. Поэтому оценка итальянскими демократами 50-х годов истории Франции на­чиная с революции 1789—1794 гг. во многом определялась их отноше­нием к классовой борьбе и к социалистическим идеям своего времени.

Во взглядах Дж. Мадзини (1805—1872) по этим вопросам налицо сдвиг вправо. Давно нараставшее у него враждебное отношение к социализму после революций 1848—1849 гг. заметно усилилось. Он рассматривает теперь Францию как общеевропейский рассадник «пагубных» социалистических идей, а революцию 1789—1794 гг. расценивает скорее как завершение предшествующей, чем начало новой историче­ской эпохи. Существенно изменилось и отношение Мадзини к якобин­цам и к революционному террору, который он раньше считал право­мерным в чрезвычайных условиях 1793—1794 гг., а теперь изображал, как ничем не оправданную жестокость.

Иной была позиция Дж. Феррари (1811—1876); до 1848 г. из всех идеологов итальянской демократии наиболее сочувственно относился к Французской революции конца XVIII в. Под влиянием событий 1848—1849 гг. Феррари, в отличие от Мадзини, эволюционировал в сто­рону утопического социализма и проявлял симпатии к различным течениям социалистической мысли во Франции. Он подчеркивал огромное значение революционных событий во Франции для судеб Италии и всей Европы. Однако Феррари не видел исторической закономерности бур­жуазного содержания Французской революции. В его представлений она должна была привести к радикальному уравнительному переделу собственности в пользу бедняков, а поскольку эта цель не была достиг­нута — революция потерпела поражение.

Эту общую оценку итогов Великой французской буржуазной рево­люции разделял Карло Пизакане (1818—1857); занимал самую левую позицию среди идеологов демократического крыла Рисорджименто. В остальном отношение Пизакане и Феррари к Французской революции и ее наследию было различным. Пизакане в еще большей мере, чем Феррари, испытал после 1848—1849 гг. влияние утопического социа­лизма и шел дальше в определении исторических задач революции 1789—1794 г., видя их в упразднении частной собственности как та­ковой. С другой стороны, Пизакане отвергал (и чем дальше, тем более решительно) мысль о зависимости судеб итальянского национального движения от революционной инициативы Франции. Он давал односто­роннюю, резко отрицательную оценку результатов французского гос­подства в Италии в период наполеоновских войн.

Умеренно либеральное течение Рисорджименто после революции 1848—1849 гг. сплотилось на платформе поддержки Савойской дина­стии как объединителя Италии «сверху». В основных чертах либе­ральная трактовка революции 1848—1849 гг. выглядит следующим образом: в хронологические рамки этой революции включаются и пре­возносятся как ее высшее достижение либеральные реформы, прове­ренные в большинстве итальянских государств еще в 1846—1847 гг.; они выдаются за единственно верный путь осуществления идеалов Рисорджименто, с которого Италию совратили пагубный пример февральской революции 1848 г. во Франции и действия демократов; по­следние изображаются как главные виновники поражения револю­ции.

Революция 1848—1849 гг. нанесла смертельный удар «неогвельфизму» как политической программе и исторической концепции. Вместе с «неогвельфской» школой сошел со сцены и ее антагонист — школа «гибеллинов». Сюжет их полемики был исчерпан опытом революции, который убедительно доказал враждебность папства делу националь­ной независимости и единства Италии

Новый этап в развитии итальянской историографии открывается после того, как на рубеже 50—60-х годов в Италии была в основном (а к 1870 г. окончательно) решена задача национального объединения.

Общие условия развития итальянской историографии после 1860 года С созданием единого и независимого итальянского государства была завоевана важнейшая предпосыл­ка победы в нем капиталистических общественных отношений. К власти пришло умеренно либеральное крыло буржуазии, сумевшее, использовав в своих ин­тересах революционную энергию народных масс, сохранить за собой общее руководство национальным движением. Ему это удалось в первую очередь потому, что мелкобуржуазно-демократическое течение не смогло обеспечить себе широкую массовую опору в лице итальянского крестьянства, отказавшись выдвинуть про­грамму радикального аграрного переустройства. В итоге буржуазная революция в Италии осталась незавершенной, она не затронула системы полуфеодальных отношений в деревне. Старая землевладельческая ари­стократия не была ущемлена экономически, она сохранила и сильные по­литические позиции, а к началу 80-х годов окончательно оформился ее политический блок с верхушкой итальянской буржуазии.

Незавершенность буржуазных революций эпохи Рисорджименто наложила глубокий отпечаток на последующее историческое развитие Италии. Переплетение капиталистической и полуфеодальной эксплуатации придавало особенно мучительный характер развернувшейся глубокой ломке традиционных условий существования трудящегося населения и постоянно вызывало острые вспышки классовой борьбы в го­роде и в деревне. Страх перед постоянной угрозой «снизу» сближал либеральную буржуазию с полуфеодальной аристократией, скреплял их политический союз и питал все более отчетливые реакционные тен­денции в политической жизни Италии.

Оказавшись не в состоянии довести до конца борьбу против фео­дального прошлого и разрешить возникшие отсюда новые противоре­чия общественного развития страны, итальянская буржуазия, едва по­кончив с национальными войнами Рисорджименто, ринулась на путь внешней агрессии и колониальных авантюр. Но она плохо рассчитыва­ла при этом свои силы и неизменно терпела неудачи, которые еще больше обостряли и без того напряженную политическую обстановку в Италии.

Историческая наука после объединения страны. Позитивизм и «филологическая школа» Такова была та общественная атмосфера, в которой протекало раз­витие итальянской историографии в последние десятилетия XIX в. Образование единого итальянского государства привело к значительному прогрессу в области историче­ской науки. В результате проведенной по всей стране реформы университетского образования впервые бы­ло широко поставлено преподавание истории и вспо­могательных исторических дисциплин в высшей шко­ле. После 1860 г. стали возникать многочисленные общества по изучению отечественной истории, которые с 1879 г. созывали общенациональные съезды. В 1883 г. в Риме возник Итальянский исторический институт. Издавалось много общих и специальных исторических журналов — но­вая серия основанного в 1841 г. во Флоренции журнала «Итальянский исторический архив» («Archivio storico italiano»), «Итальянский исторический журнал» («Rivista storica italiana»), бюллетень Итальянско­го исторического института, периодические издания по археологии, древней истории, журнал по истории Рисорджименто и т. д. Повышение уровня исторических знаний стимулировало развитие библиографии. Началась публикация обширного документального материала по самым разнообразным вопросам.

Существенное влияние на развитие итальянской историографии в последние десятилетия XIX в. оказало распространение философии позитивизма, пришедшего на смену почти всеобщему увлечению гегельянством на протяжении 50—70-х годов. В историческом развитии Италии только что закончилась целая огромная эпоха, и свойственные ей взгляды и концепции подвергались теперь процессу критического пересмотра. Успеху позитивизма в Италии, как и в других странах, способствовало бурное развитие естественных наук, поставившее в порядок дня такие проблемы, на которые не могла дать ответа откровенно идеалистическая спекулятивная философия.

В Италии позитивизм приобрел специфическую антиклерикальную направленность и в этом смысле, как отмечал П. Тольятти, сыграл известную положительную роль в развитии итальянской культуры. Апелляция позитивистов к «положительным фактам», к данным опыта в противовес абстрактным философским построениям обращалась про­тив традиционных духовных авторитетов и в первую очередь против доктрины воинствующего католицизма с ее только что провозглашен­ным догматом о непогрешимости папы. В области исторической мысли позитивизм способствовал в Италии пересмотру преобладавших до то­го отрицательных оценок рационалистической философии XVIII в. и французской буржуазной революции, а также повороту к изучению социально-экономической действительности.

Методологию позитивизма приняла на вооружение и так называемая «филологическая школа», которая играла ведущую роль в итальянской буржуазной историографии после национального объединения. Деятельность историков этой школы дала на первых порах некоторые положительные результаты в плане усовершенствования вспомогательных методов исторического исследования, развития критики источников, улучшения качества публикации документов и т. д. Однако в дальнейшем все отчетливее выступала ограниченность этой школы, представители которой проповедовали отказ от изучения каких бы то ни было общих проблем, от осмысления материала источников, от синтеза в процессе изучения истории.

В результате усилия официальной историографии все больше направлялись на чисто внешнее изучение исторических памятников и на частные вопросы, в то время как на коренные проблемы истории она не могла и не пыталась дать ответа.

Изучение истории Рисорджименто Итальянская буржуазная историография в период борьбы за национальное единство выработала схему, в которой Италия и итальянский народ начи­ная от древнеримских времен рассматривались как некое единое целое. «Согласно этой традиции,— писал Антонио Грамши,— итальянскую на­цию рассматривают как «родившуюся» («nata») или возникшую («sorta)» в эпоху древнего Рима и считают, что греко-римская культура была «возрождена» («rinata»), нация воссоздана («risorta») и т. д.». Попытки найти истоки национального единства Италии в глубокой древности продолжались и после объединения страны. Грамши спра­ведливо усматривал в этом свидетельство слабости нового господствую­щего класса, который, не сумев обеспечить единому буржуазному госу­дарству широкую массовую базу и чувствуя его непрочность, искал выход в мобилизации своего идеологического авангарда с помощью мифа о единстве как «исторической фатальности».

Но с объединением Италии те стимулы, которые побуждали бур­жуазных идеологов и историков рассматривать прошлое страны лишь как своего рода предысторию борьбы за национальную независимость и единство, стали действовать все же.значительно слабее. Возникла тенденция к общему пересмотру сложившейся в период Рисорджименто трактовки истории Италии. Ее очень отчетливо выразил известный историк Ф. Бертолини, который в 1876 г. в статье, написанной в связи с 700-летнем битвы при Леньяно, откровенно заявил: «Сейчас уже боль­ше ни к чему окружать историческую истину поэтическим ореолом, чтобы использовать ее как аргумент в политических демонстрациях». Эта переоценка ценностей в той мере, в какой она способствовала преодолению наивных патриотических легенд и представлений и более правильной исторической оценке прошлого, имела положительное значение. Так, например, борьба республиканских и олигархических тенденций в средневековых коммунах, борьба за сохранение коммуналь­ных вольностей стала рассматриваться уже не просто как эпизод «национального сопротивления», а с учетом того отрицательного влияния, какое она оказывала на формирование предпосылок национального единства, поскольку задерживала преодоление партикуляризма и раздробленности.

Что же касается историографии Рисорджименто в собственном смысле слова, то здесь пересмотр традиционных канонов определялся идеологическими запросами умеренно либерального крыла буржуазии, вставшего у руля нового государства.

Эпоху Рисорджименто буржуазная историография первых лет по­сле объединения Италии начинала обычно с 1815 г. События «револю­ционного трехлетия» (1796—1799) и период наполеоновского господст­ва выносились за рамки Рисорджименто и рассматривались лишь как его подготовка. Затем появилась тенденция относить истоки Рисорд­жименто еще дальше в прошлое — к периоду реформ «просвещенного абсолютизма» и деятельности итальянских просветителей (вторая по­ловина XVIII в.), который изображался как явление целиком самобыт­ное, не связанное с общественным развитием других стран. В конеч­ном счете все это вело к отрицанию связи между итальянским Рисорд­жименто и Французской революцией, к принижению либо игнорирова­нию ее роли могучего катализатора, приведшего в действие подспудно созревшие силы итальянского патриотического движения, и к нацио­налистической трактовке всей истории Италии в новое время.

Усилиями официальной историографии все более настойчиво утверждалась концепция Рисорджименто как объединения «сверху», как «королевского завоевания». Этому способствовало исключительное обилие работ по истории Пьемонта и Савойской династии в XVIII— XIX вв. (труды Э. Рикотти, Дж. Сиотто Пинтор, Н. Бьянки, Д. Карутти и т. д.).

О научном уровне большинства из них можно судить по книгам Бьянки, который, имея неограниченный доступ к источникам в качестве директора государственного архива в Турине, приводил — и притом не­редко в искаженном виде — лишь документы, рисовавшие в благо­приятном свете политику Савойской династии, а свидетельства в пользу ее противников просто опускал.

Так называемая «филологическая школа» не внесла серьезного вклада в изучение истории Рисорджименто, отказываясь и здесь от по­становки каких бы то ни было общих проблем. Если в 60-е годы актив­ная пропаганда наиболее крупными представителями первого поколе­ния «филологов» (П. Виллари, Дж. Де Блазиис, Дж. Де Лева и др.) идеи о давних исторических корнях итальянского единства — при всей ее ненаучности — все же таила в себе попытку какого-то синтеза, то позднее эти историки отказались даже от такого рода обобщений. Они не дали ни одной крупной работы непосредственно о Рисорджименто.

Из младшего поколения «филологов» один лишь К. Тиварони вы­ступил с работой обобщающего характера под названием «Критическая история Рисорджименто» (9 тт., 1888—1897), которая охватывала период начиная с реформ «просвещенного абсолютизма» второй поло­вины XVIII в.

В той мере, в какой история Рисорджименто все же изучалась, она касалась почти исключительно отдельных эпизодов, заговоров, вос­станий, судебных процессов, биографий отдельных деятелей и т. д. Об­щая направленность появившейся в конце XIX в. литературы по этим вопросам в конечном счете содействовала победе либерально-монархической трактовки Рисорджименто в итальянской историографии.

Характеризуя степень разработки историографии Рисорджименто к началу XX в. в целом, либеральный историк А. Анцилотти писал в 1913 г.: «До недавнего времени этот период новейшей итальянской истории рассматривался учеными очень поверхностно. Другими словами, наблюдался патриотический интерес к некоторым деятелям, к военным событиям, к истории дипломатических отношений, к эпизодам нашего мартиролога. Но внутренняя история, понимаемая как история общественных классов, партий, политических идей, административных институтов, финансов и вообще экономической политики, остается почти нетронутой целиной».

Ключ к объяснению того, почему итальянская буржуазная историография конца XIX в. оказалась неспособной создать сколько-нибудь ценные в научном отношении труды по истории Рисорджименто, дал Антонио Грамши. Он показал, что концепции Рисорджименто, представленные в буржуазной литературе не только этого, но и позднейшего периода, складывались под воздействием привходящих соображений политического характера. В конечном счете они служили, таким образом, оправданию консервативной политики тех группировок итальянской буржуазии, которые встали у власти в объединенном государстве.

Мемуары и публикации документов В значительном количестве появились воспоминания и публикации участников Рисорджименто, отражавшие различные моменты его истории с позиций разных социальных и политических групп. Следует особо отметить выход в свет мемуаров Гарибальди, законченных им в 1871 г. В них с революционно-демократических позиций освещен значительный и наиболее насыщенный событиями период с 30-х годов, когда развертывается деятельность «Молодой Италии», в рядах которой Гарибальди начинал свой революционный путь, и до присоединения Рима. В 1874 г. Гари­бальди выступил с воспоминаниями о походе «тысячи». На протяжении последних десятилетий XIX в. были написаны и в большинстве случаев опубликованы мемуары многих участников гарибальдийского движения — Дж. Ч. Абба, Дж. Банди, А. Дж. Баррили, Дж. Бегелли, А. Биццони и др. Самая крупная историко-публицистическая работа о Рисорджименто, появившаяся в эти годы, — «История Римской республики 1849 г.» (1893—1898, посмертн. изд.) написана Аурелио Саффи, триумвиром Римской республики и одним из ближайших сподвижников Мадзини.

Следует упомянуть также о предпринятой в последние десятилетия XIX в. публикации некоторых важных документов по истории Ри­сорджименто. В 1888 г. в Турине было начато многотомное издание переписки Кавура. В 1892 г. Дж. Канестрелли составил общую библиографию произведений Мадзини, а несколько лет спустя миланский из­датель Сонцоньо предпринял попытку опубликовать собрание важнейших сочинений Мадзини по политическим, экономическим и философ­ским вопросам. Но общий уровень публикаций, увидевших свет в конце XIX в., оставлял желать много лучшего. Отсутствие правильных крите­риев отбора и группировки материала, односторонность, ярко выражен­ная апологетическая направленность — таковы их характерные не­достатки.

Итальянская публицистика и Парижская Коммуна Едва Италия покончила с политической раздробленностью и вступила на путь капиталистического развития, как во Франции, на протяжении истории нового времени оказывавшей глубокое и разностороннее воздействие на судьбы Италии, раздался революционный взрыв огромной силы, поставивший под вопрос существование буржуазного строя. Парижская коммуна приковала к себе пристальное внимание всех классов и слоев итальянского общества и нашла отражение в активнейшей полемике на страницах периодической печати и в обильной публицистической литературе различных направлений, появившейся в Италии с начала 70-х годов.

Стоявшая у власти либеральная буржуазия своим классовым чутьем достаточно ясно постигла социальную суть и общеевропейское зна­чение Коммуны. Под свежим впечатлением от парижских событий в либеральном лагере возникла тенденция к пересмотру, исходя из опыта истории Франции, традиционных идеологических и политических цен­ностей буржуазной демократии.

Но эта тенденция до известной степени сдерживалась потребностями борьбы правящих либеральных кругов против клерикальной реакции, озлобленной недавним уничтожением светской власти папы (1870). Идеологи воинствующего католицизма наряду с провиденциалистским истолкованием Коммуны (меч Провидения, покаравший для всеобщего назидания «безбожную» Францию) нередко изображали ее как закономерный исторический результат осуществления во Франции пагубных либеральных «идей 1789 года».

В рядах итальянской мелкобуржуазной демократии под воздейст­вием Коммуны резко усилился процесс внутреннего идеологического размежевания, который нашел отражение как в оценке различными ее течениями самой Коммуны, так и в их исторических взглядах вообще.

Дж. Мадзини, все еще остававшийся крупнейшим идеологом мелкобуржуазной демократии в Италии и пытавшийся сохранить неизменным весь ее прежний идейно-политический арсенал, воспринял Комму­ну враждебно. Он усмотрел в ней попытку возврата к средневековой системе городов-государств, ликвидации исторически сложившегося национального единства Франции. Но в основе его отрицательного отношения к Коммуне было более или менее отчетливое осознание того, что Коммуна посягнула на незыблемость буржуазного строя: представляе­мое Мадзини течение колеблющейся по своей природе мелкобуржуаз­ной демократии оказалось на стороне буржуазии и против пролета­риата.

Коммуна дала толчок к дальнейшей эволюции вправо исторических воззрений Мадзини, начавшейся уже под влиянием революции 1848— 1849 гг. Этот новый сдвиг отчетливее всего характеризуется усугубившимся отрицательным отношением Мадзини к Великой французской буржуазной революции конца XVIII в. Мадзини теперь рассматривал ее как начало периода непрерывного упадка Франции, логически завер­шающегося Коммуной. Таким образом, он, в сущности, кое в чем сбли­жался с позицией либеральных и даже клерикальных публицистов.

Но среди мелкобуржуазных демократов существовало и левое те­чение, которое уже в 60-е годы симпатизировало социалистическим идеям и встретило Коммуну восторженно. Для сочувствовавших Ком­муне левых демократов характерно, как правило, менее ясное, чем для ее противников, понимание ее социального смысла. Они во многом раз­деляли иллюзии самих коммунаров и особенно неоякобинскую трактов­ку Коммуны 1871 г. как повторения или продолжения Коммуны 1792 г.

Принципиальное отличие Коммуны 1871 г. от всех предшествующих революций постигалось итальянскими левыми демократами лишь постепенно, по мере совершавшегося ими под влиянием Коммуны перехода в ряды социалистического движения. Но последнее долгое время находилось в Италии во власти анархистских идей Бакунина. В итальянской социалистической публицистике вплоть до конца XIX в. преобладало истолкование Коммуны как первого опыта уничтожения государства, а не разрушения буржуазного государства и установления диктатуры пролетариата.

Собственно исторические работы о Коммуне появились в Италии лишь значительно позднее.

Зарождение историографии «южного вопроса» Национальное объединение Италии, не подкрепленное радикальным переворотом в аграрных отношениях, не ликвидировало существенных различий в уров­не социально-экономического развития отдельных об­ластей. Своекорыстная политика пришедшей к власти буржуазии, направленная на консервацию феодальной отсталости Юга и превра­щение его во «внутреннюю колонию» Севера, уже в первые десятилетия существования единой Италии стала причиной новых обществен­ных антагонизмов. С Юга исходила постоянная угроза устоям итальян­ского буржуазно-помещичьего государства, отчетливо осознававшаяся наиболее проницательными представителями «верхов». Уже с 70-х го­дов появляются многочисленные работы, имевшие целью ответить на вопрос, как изменить положение на Юге не в ущерб интересам правя­щих классов. В числе наиболее крупных буржуазных исследователей «южного вопроса» в Италии были Л. Франкетти, С. Соннино, Дж. Фортунато.

Сами буржуазные меридионалисты (меридионалисты - от слова «meridione» - юг — исследователи «южного воп­роса» и поборники возрождения Юга.) этого периода весьма откро­венно говорили о том, что, побудило их заинтересоваться положением Юга. «Начинает становиться всеобщим то мнение, — писал Соннино, — что для эффективного противодействия социализму и коммунизму не­достаточно показать теоретически, опираясь на доводы истории, разум­ность и полезность учреждений, составляющих основу современной ци­вилизации, но необходимо также специально исследовать, каковы изъя­ны нашего общества при его нынешней организации, каковы бедствия, которые оно порождает, каковы болезни, которых оно не излечивает, и какую часть тех и других можно было бы устранить, не затрагивая устоев».

В связи с этим Соннино и другие представители того же направ­ления обнажили в своих работах глубокие социальные язвы Юга — всевластие крупного полуфеодального землевладения, бедственное, приниженное положение крестьянства, чудовищное распространение ростовщичества и т. д. Но они были, разумеется, далеки от понимания глубинных причин всех этих явлений и объясняли их в первую очередь «законами природы». Тем более они не были в состоянии предложить сколько-нибудь радикальное средство решения южной проблемы. Вы­ход они видели в проведении реформ, имевших целью несколько облег­чить положение крестьянства (приостановка раздела общинных земель, изменение налоговой системы и условий сельскохозяйственных конт­рактов, развитие сельскохозяйственного и поземельного кредита) и в конечном счете усилить в деревне зажиточную, «крепкую» прослойку, могла бы служить опорой буржуазному строю.

Работы Соннино, Франкетти, Фортунато, которые давали яркую и во многом правдивую картину социально-экономических отношений южноитальянской деревни первых лет после национального объединения, положили начало обширной историографии «южного вопроса», созданной в Италии в последующие десятилетия.

Отражение в историографии внешнеполитических устремлений буржуазии С конца 80-х годов резко усилилась колониальная экспансия итальянской буржуазии в Африке. В связи с этим в буржуазной исторической литературе зазвучали новые мотивы и по-новому, в целях оправдания агрессии, стали использоваться некоторые старые идеи и концепции.

Характерной в этом.отношении является работа Альфредо Ориани «Политическая борьба в Италии» (3 тт., 1892), которая положила на­чало целому направлению в итальянской историографии.

Ставя своей задачей исследовать «истоки современной борьбы» (таков подзаголовок его работы), Ориани обращается к весьма отда­ленному прошлому, охватывая период от падения Римской империи (476 г.) до 1887 г. В этом отношении он был отнюдь не оригинален: как уже указывалось выше, попытки искать корни политических проблем XIX в. в средневековье и даже в древности были в среде итальянских буржуазных историков заурядным явлением. Не отличалась оригиналь­ностью и его концепция Рисорджименто: относя истоки Рисорджименто далеко в глубь веков, Ориани рассматривает его историю как борьбу начал единства и федерализма и развивает этот тезис в чисто идеали­стическом духе.

Обращение к отдаленным эпохам истории Италии Ориани исполь­зует прежде всего для того, чтобы обосновать «историческую необходи­мость» итальянской колониальной экспансии в современных ему условиях. В его интерпретации захват колоний, порабощение более слабых народов выглядят чуть ли не как главный двигатель исторического про­гресса вообще: «Если бы более цивилизованные народы не подчиняли себе постоянно народы более варварские, цивилизация никогда не раз­вилась бы», — заявляет он. По мнению Ориани, процесс консолида­ции европейских народов в нации, начавшийся после Французской рево­люции конца XVIII в., с «фатальной» неизбежностью повелевает им за­воевать «варварские» народы... во имя европейской цивилизации. И Италия, вещает этот апологет колониального разбоя, не должна от­ставать от других, к завоеванию Африки ее зовет вся ее предшествую­щая история начиная от тех времен, когда вся африканская цивилиза­ция находилась в орбите влияния древнего Рима: «Италия написала в Африке слишком много глав своей древней истории, чтобы не вернуться туда теперь в ходе завоевательной войны, которую столь активно возоб­новила Европа в начале нашего века».

Излагая свои колониалистские идеи под свежим впечатлением кра­ха первой итальянской авантюры в Африке в 1887 г., Ориани резко критикует правительственные круги Италии за то, что в области коло­ниальной политики они действовали будто бы слишком робко, нереши­тельно и непоследовательно. Ориани выступает как поборник безу­держно агрессивной колониальной политики, отвечавшей чаяниям складывавшегося итальянского империализма.

Проповедь создания «великой итальянской колониальной импе­рии» по образцу древнего Рима, прозвучавшая столь откровенно у Ориани, впоследствии была принята на вооружение наиболее оголтелыми и реакционными элементами итальянской империалистической буржуазии.

Упадок традиционной буржуазной историографии в Италии к концу Х I Х в. Примерно к 90-м годам стало все яснее обнаруживаться, что метод «чистой филологии» вел итальянскую буржуазную историографию к научному бесплодию.

Представители этой школы оказались не в состоянии отыскать путь к обобщению и осмыслению накопленного к тому времени большого исторического материала. Единственным критерием для суждения о событиях прошлого и дей­ствиях тех или иных исторических личностей у них становились нормы абстрактной «общечеловеческой» морали. По остроумному замечанию Б. Кроче, историки обращались с деятелями прошлого, как с учени­ками колледжа, проставляя им своего рода «отметки по поведению». Смутно чувствуя несостоятельность традиционной историографии, неспо<