Королем Речи Посполитой (1587 г.)

 

После подписания Ям-Запольного перемирия (6 января 1582 г.) король Речи Посполитой Стефан Баторий, вместе со своим верным сподвижником, канцлером Яном Замойским, строил планы двух новых больших войн.

Во-первых, с Крымом. Во-вторых, после этого, с Москвой, чтобы вернуть Смоленск, присоединить Псков и Новгород. Но могущественные польские и литвинские магнаты вовсе не желали воевать. Неудача под Псковом сильно умерила их пыл. К тому же они вполне резонно опасались, что победа короля над крымцами и московитами значительно усилит его власть.

«Партию мира» возглавил магнат Зборовский; «партию войны» — Замойский. Вместо дружной подготовки к новым большим походам, почти вся Республика разделилась на два лагеря — Замойского и Зборовского. Дело иногда доходило до вооруженных стычек между их представителями.

Дьяк Лука Новосильцев, ехавший в 1584 году из Москвы ко двору немецкого императора через Литву и Польшу сообщил, например, о своей беседе с польским архиепископом, примасом Карнковским. Тот сказал ему за обедом:

 

«И мы, и послы (выбранные в сейм) со всех уездов королю отказали, что с земель своих поборов не дадим, на что рать нанимать, а захочешь с государем Московским воеваться идти, нанимай ратных людей на свои деньги, и уговорили короля мириться».

 

Учитывая мощное противодействие своим планам, Баторий после восшествия на престол царя Федора Ивановича (правил в 1584–1598 гг.) послал в Москву весной 1584 года посла — князя Льва Сапегу — договариваться о «вечном мире».[153]С целью оказания давления на московские власти тот заявил, будто бы турецкий султан Мурад III (правил в 1574–1595 гг.) собирается в скором времени воевать с Москвой и что Речь Посполитая может присоединиться к туркам, если царь Федор не удовлетворит требования короля Стефана. Из этого пассажа следовал вывод, что против мощного двойного удара Москва не устоит.

Король Стефан предложил следующие условия «вечного мира» с Москвой: а) передачу Речи Посполитой городов Псков и Новгород с окрестностями, а также возврат Смоленска и Северской земли; б) возвращение всех пленных литвинов и поляков без всякого выкупа; в) возвращение московских пленников за выкуп в размере 120 тысяч золотых.

В ответ на это, «царский шурин и правитель» Борис Годунов приказал (от имени царя Федора) отпустить всех пленных литвинов и поляков без выкупа. Что же касается пленных московитов, то он велел передать королю, что решение их участи оставляет на его волю. Войны на два фронта в Москве, естественно, весьма опасались. Тем не менее, бояре дали Сапеге вполне достойный ответ:

 

«Москва теперь не старая, и на Москве молодых таких много, что хотят биться и мирное постановление разорвать; да что прибыли, что с обеих сторон кровь христианская разливаться станет».

 

Баторий, однако, пленников не отпустил. Вместо них осенью того же 1584 года в Москву приехал другой посол, православный литвинский князь Михаил Гарабурда. Успеха в переговорах о «вечном мире» он тоже не достиг, но продлил Ям-Запольное перемирие до конца 1599 года (так свидетельствует Баркулабовская летопись). Вернувшись в Литву, князь вскоре после этого умер.

Король Стефан не оставлял надежд на то, что в скором будущем ему все же удастся отвоевать у Москвы смоленские, северские, псковские и новгородские земли. Но пока он строил воинственные планы и занимался реорганизацией армии, у него резко ухудшилось здоровье — открылись старые раны на ногах. Лечение не дало результатов, 4 декабря 1586 года (14 по новому стилю) Стефан Баторий умер в своем замке в Гродно на 54-м году жизни.[154]Его похоронили в Кракове. Разумеется, в связи с этим о новых войнах канцлеру Замойскому и другим сподвижникам короля пришлось забыть.

20 декабря известие о смерти Батория дошло до Москвы. Недавний опыт наглядно показал, что личность короля Речи Посполитой имеет очень важное значение для Москвы. Там опасались избрания новым королем наследного шведского принца Сигизмунда, сына короля Иоанна (Юхана) Третьего и Екатерины Ягеллон, сестры покойного короля Сигизмунда II Августа. После смерти отца он должен был получить еще и шведский престол. Тогда он соединил бы в своем лице сразу двух противников Москвы — Речь Посполитую и Швецию.

Поэтому «правитель» Борис Годунов решил выставить кандидатуру царя Федора Ивановича (1557–1598) на выборном сейме и активно участвовать в избирательной кампании.

Между тем бескоролевье в Республике ознаменовалось крайне жестким противостоянием партий Замойского и Зборовского. Первые хотели избрать королем упомянутого шведского принца Сигизмунда. Вторые — эрцгерцога Максимилиана Австрийского, родного брата германского императора Рудольфа.

Обе партии расположились военными лагерями возле Варшавы, на левом берегу Вислы, готовые, в случае необходимости, поддержать своих кандидатов с оружием в руках. Одновременно на правом берегу расположилась отдельным станом еще и третья партия — Литовская, выставившая кандидатуру царя Федора.

На избирательный сейм в Варшаву из Москвы выехало посольство: боярин Степан Васильевич Годунов, князь Федор Михайлович Троекуров, дьяки Василий Яковлевич Щелкалов и Дружина Пантелеевич Петелин. Они привезли царскую грамоту, где было сказано:

 

«Вы бы, паны рады, светские и духовные, смолвившись между собою и со всею землею, о добре христианском порадели, нашего жалованья к себе и государем нас на Корону Польскую и Великое княжество Литовское похотели, чтоб этим обоим государствам быть под нашею царскою рукою в общедательной любви, соединении и докончании; а мы ваших прав и вольностей нарушать ни в чем не хотим, еще и сверх прежнего во всяких чинах и вотчинах прибавлять и своим жалованьем наддавать хотим».

 

Кроме того, Годунов от имени царя Федора обещал уплатить все долги частным лицам, сделанные Баторием для содержания войска.

О будущем местопребывании короля Польского, великого князя Литовского, царя «всея Руси» Федора в грамоте говорилось, что он поочередно будет жить то в Кракове, то в Вильно, то в Москве. В Польше же и Литве будут по-прежнему управлять радные паны и сноситься с иностранными послами по второстепенным делам. С наиболее важными делами послы должны будут ездить к царю Федору, где бы он ни был в это время, а с ними вместе по два радных пана от Польши и от Литвы.

Это посольство встретило в Варшаве радушный прием со стороны многих светских аристократов. Но Борис Годунов повторил ошибку Ивана IV. Литвинским и польским панам нужны были в первую очередь не обещания, пусть даже вполне реальные и приемлемые, а наличные деньги. К московским послам явились посланцы от литовской партии, воевода трокский Ян Глебович и воевода виленский Криштоф Радзивилл. Они прямо сказали:

 

«Надо было вам промыслить сейчас же выдать с тысяч двести рублей для того, чтобы нам людей от Зборовского и от воеводы познанского Гурки, и от канцлера Яна Замойского приворотить к себе на выбор вашего государя. Как увидят рыцарские люди гроши вашего государя, то все от Зборовских и от канцлера к нам приступят, а только деньги не промыслить, то доброму делу не бывать, и будут говорить про вас все: что же это за послы, когда деньгами не могут промыслить»…

 

Послы ответили, что царь государства не покупает, но если он будет избран, то послы займут средства и дадут панам 60 тысяч польских золотых. Паны резонно указали, что для подкупа нескольких десятков знатнейших магнатов этого мало. Тогда послы увеличили сумму до 100 тысяч, но представители «литвы» не согласились и с этим.

Кроме того, их весьма и весьма интересовал вопрос о пожалованиях землей:

 

«Царь обещал давать шляхте землю на Дону и Донцу; но в таких пустых местах какая им прибыль будет?… У нас за Киевом таких и своих земель много… Будет ли государь давать нашим людям земли в Московском государстве, в Смоленске и северских городах?»

 

Послы ответили уклончиво:

 

«Чья к государю нашему служба дойдет, того государь волен жаловать вотчиною и в Московском государстве».

 

Все же, несмотря на отсутствие денег для подкупа и твердых обещаний раздачи земель, среди литвинской шляхты сторонники царя Федора оказались в большинстве, а среди польских шляхтичей таковых было чуть менее половины. Совершено иначе обстояло дело среди магнатов и вельмож. Там московским послам выставили три обязательных «идеологических» условия:

1) чтобы Федор Иванович короновался в соборном костёле в Кракове;

2) чтобы в титуле он именовался сначала королем Польским, затем великим князем Литовским, а уже потом царем Московским;

3) чтобы он объявил о согласии на унию православной и католической церквей.

Разумеется, посланцы Москвы отвергли все три условия. Остается лишь удивляться: на что, собственно, надеялись Борис Годунов и его ближайшие помощники, инструктируя своих посланников?!

В итоге 9(19) августа 1587 года сторонники Яна Замойского провозгласили королем Сигизмунда III Ваза. Группировка во главе со Зборовским, в свою очередь, объявила королем эрцгерцога Максимилиана. Разумеется, все это прошло далеко не мирно. Баркулабовская летопись свидетельствует:

 

«На том же зьезде было немилостивые посварки и забойства, выличили на том сейме невинне забитых семьсот голов».

 

Оба новоизбранных короля поспешили прибыть к месту «постоянной работы». Максимилиан с австрийцами осадил Краков, но штурм был отбит. Сигизмунд III высадился в Данциге и с войском пошел к Кракову. Население столицы открыло ему ворота. Сигизмунд вошел в Краков и немедленно короновался.

Тем временем коронный гетман Ян Замойский со своими сторонниками дал сражение Максимилиану при Бычине в Силезии. Австрийцы потерпели поражение, сам эрцгерцог попал в плен. Лишь в начале 1590 года поляки отпустили Максимилиана домой, взяв с него клятву на Библии не претендовать более на корону Речи Посполитой.

Замойский торжествовал. Он строил обширные планы того, как поляки, литвины и шведы совместно обрушатся на Москву и завершат дело, начатое Баторием: навсегда сокрушат могущество этих «крещеных татар». Однако Замойский жестоко ошибся. Сигизмунд оказался человеком высокомерным и неблагодарным. В то время его по-настоящему интересовали лишь одна проблема: судьба отцовского трона в Швеции. Он проявил такую холодность к старому канцлеру, стараниями которого был избран, что Замойскому пришлось на некоторое время удалиться отдел.

В ноябре 1592 года умер шведский король Иоганн III — отец Сигизмунда. Сын приехал в Швецию и короновался. Однако на родине особой популярностью он не пользовался. Энтузиазм населения упал до нулевой отметки, когда Сигизмунд женился на католичке — австрийской принцессе.

После отъезда Сигизмунда назад в Польшу, реальная власть в Швеции быстро оказалась в руках его дяди, герцога Карла Зюдерманландского, или Сёдерманландского (1550–1611). Тогда Сигизмунд попытался силой утвердить свои права, но в 1598 году дядя наголову разбил его в битве при Стонгебру. С того момента Карл Зюдерманландский стал фактическим правителем Швеции. В 1604 году риксдаг избрал его королем под именем Карла IX.

 

Брестская уния 1596 года