Князь Острожскии и битва под Оршей

 

До пожара 1718 года в Успенском соборе Киево-Печерского монастыря можно было увидеть могильную плиту с такими словами:

 

«Москву с татарами положил, одержав 63 победы над ними. Вспомни кровавые воды Роси, Днепра, Олвшанки, вспомни церкви, замки, монастыри, построенные им в Остроге и Вильне, вспомни больницы и школы, которые он учредил, Марсбву академию для людей рыцарского звания, и поклонись Константину Ивановичу Острожскому, наивысшему гетману Великого княжества Литовского» (текст дан в современном переводе).

 

Очень немногие знают сегодня хоть что-то об этом человеке, которого современники сравнивали с величайшими полководцами античной древности — Ганнибалом, Пирром, Сципионом Африканским, которого знаменитый историк Н. М. Карамзин назвал «братом русских в церкви, но страшным врагом на поле брани». А ведь полководец, выигравший 63 сражения и разбитый лишь в 3-х, достоин того, чтобы помнили далекие потомки.

Князь Константин, прямой потомок Даниила Романовича Галицкого, внук святого Федора Острожского (умершего в 1435 г.) прожил весьма долгую для той эпохи жизнь. Он родился в 1460 году, скончался в 1530. Из 70 лет жизни он 26 лет был наивысшим гетманом Великого княжества Литовского, то есть верховным главнокомандующим его вооруженными силами (в 1497–1500 и в 1507–1530 гг.).

Еще он входил в число пяти крупнейших магнатов ВКЛ. Достаточно сказать, что к концу жизни у него было более 40 тысяч душ крестьян мужского пола, и он мог выставить за свой счет 426 вершников — конных воинов в тяжелом вооружении. Большее число воинов выставил в 1528 году только князь Альбрехт Гаштовт — 466 вершников.[87]

Воинская служба Константина Острожского началась в конце правления великого князя Казимира IV, с участия в походах против татар. Впервые о нем заговорили в 1491 году, когда он отличился в битве под Изяславлем, где конница князя Симона Голыпанскго догнала и разгромила уходившую с добычей и пленными орду крымских татар.

Острожский в 1497 году князь Острожский разбил татар трижды: под Мозырем, на реке Уша и возле Очакова, где взял в плен одного из крымских ханов. После этих успехов наивысший гетман Петр Белый, предчувствуя близость своей кончины, посоветовал великому князю Александру Казимировичу (правил в Литве в 1492–1506 гг.) назначить его преемником именно Константина Ивановича: «Князь Острожский, Константин, обладает редкими достоинствами и может заменить меня для Отчизны». Александр прислушался к мнению старого воина, и в сентябре 1497 года издал указ о таком назначении. Никто еще не становился наивысшим гетманом в 37 лет!

Достойно описания любое из сражений, выигранное князем Острожским. Но в рамках данной книги нас интересует битва под Оршей.

 

* * *

 

Как уже сказано, Смоленск открыл ворота московитам 31 июля 1514 года. Теперь путь в земли Литвы был свободен. Вскоре пали Мстиславль, Кричев, Дубровно.

Великий князь литовский Жигмонт, он же польский король Сигизмунд I, собрал все силы обоих государств, какие нашлись: ополчение литовской шляхты (16 тысяч конников), ополчение польской шляхты (14 тысяч конников), наемную пехоту (3 тысячи), отряды польских добровольцев (2,5 тысячи) — всего до 36 тысяч воинов. Он привел эту армию в Борисов, где и остался с четырьмя тысячами, а всех остальных и всю полевую артиллерию отправил дальше под предводительством гетмана К. И. Острожского. Под началом гетмана было до 28 тысяч конников (поровну литвинов и поляков), а также 3 тысячи пехотинцев.

27 и 28 августа на переправах через Березину и Бобр литвины уничтожили передовые заставы московитов и направились к Орше. Московский воевода Иван Челяднин решил не распылять свои силы, а дать генеральное сражение, чтобы уничтожить армию ВКЛ одним ударом. Он отходил на восток в поисках подходящего места для битвы, пока не нашел таковое в четырех верстах от Орши, возле небольшой реки Крапивны, одного из притоков Днепра. Тут и стали лагерем его войска, поджидая литвинов. Традиционно называют цифру 80 тысяч человек, но эта цифра наверняка преувеличена в полтора — два раза.

Гетман пришел к Днепру в ночь с 7 на 8 сентября и с ходу начал переправу. Конница преодолела реку вплавь и прикрыла наводку мостов. Пехота и артиллерия перешли по двум понтонным мостам (в качестве понтонов литвины использовали хорошо законопаченные и просмоленные бочки, соединив их цепями и привязав к ним веревками бревна).

Когда на левом берегу была уже половина литовского войска, о переправе доложили воеводе. Его помощники настаивали на том, чтобы немедленно ударить по противнику. Но Челяднин ответил им так:

 

«Если мы разобьем сейчас тех, кто переправился, останется еще половина литовского войска. Потом с ней соединятся другие дружины, и неприятель по-прежнему будет нам досаждать. Пусть переправятся все. Наши силы столь велики, что мы без большого труда либо положим литвинов на месте, либо погоним их, как скот, до самой Вильни. Вот тогда нам и станет занять всю Литву».

 

Воевода решил атаковать литовцев после переправы, чтобы отрезать их от мостов и лишить пути к отступлению (примерно так, как это было в битве на Ведроше в 1500 г.). Но осуществить свой замысел ему не удалось, хотя он обладал значительным численным преимуществом и занимал удобную позицию.

К утру переправа завершилась, сразу же войска начали боевое построение. Выяснилось, что у князя Константина есть только 25 тысяч человек, остальных успели потерять ранеными, больными и сбежавшими, пока шли из Борисова. Главная надежда гетмана в предстоящем сражении была на пушки, под убийственный огонь которых он хотел заманить противника. Накануне князь страстно молил Бога о помощи и поклялся, что «если милостивый и всемогущий Боже дарует победу над нечестивым врагом, столь жестоким, столь многочисленным», то он построит в Вильно две каменные церкви.

Московские пешие войска заняли позицию тремя растянутыми линиями, упираясь левым флангом в болото у Крапивны. Такое построение предназначалось для фронтальной атаки и позволяло постепенно наращивать силу удара. Впереди пехоты находилась конница.

Когда солнце встало, все литовское войско уже стояло перед московитами. Его боевой порядок имел две основные линии: в первой стояла конница (в два эшелона), во второй находились пехота и артиллерия. Левый фланг первой линии составила тяжелая польская конница под командованием Яна Сверчковского; правый — литвинская легкая кавалерия во главе с Юрием Радзивиллом.[88]Пехотинцы расположились в несколько шеренг друг за другом, несколько сотен их были вооружены пищалями (рушницами). Половину своих пушек гетман поставил в центре пехоты, другую — на правом фланге за литвинской конницей.

Константин Иванович в панцире, но без шлема, скакал на длинноногом дрыгайте (порода жеребца, выведенная в Литве специально для тяжелой кавалерии) перед войсками и между ними, отдавая приказы.

И вот загремели бубны, завыли трубы, московская конница князя Михаила Булгакова-Голицы пошла в атаку на центр боевых порядков литвинов. Этот натиск был отражен огнем из пищалей и частоколом нескольких рядов пик. Затем конники Булгакова атаковали левый фланг, пытаясь обойти его и ударить в спину. Стоявшие там поляки остановили московитов в сабельном бою, а потом сами перешли в наступление. Однако их атака вслед за отступавшими московскими всадниками разбилась о стену стрельцов.

После этого Булгаков перестроил своих всадников, восполнил потери из резерва и снова ударил в центр, опять без успеха. Два его натиска и контратака поляков заняли время до полудня, когда наступил апогей сражения. Вскинув вверх булаву, гетман бросил в решительное наступление всю свою конницу, и слева, и справа. Через несколько минут она врезалась в плотные ряды московских ратников. Началась лютая сеча, в самой гуще которой находился князь Константин.

Литвины прорвали первую линию московского пешего войска и врезались во вторую. Но вдруг в их рядах произошло какое-то замешательство. Натиск литвинов ослабел, а затем гетман сам повернул своих конников назад. Раздался радостный рев московитов — «Литва бежит!» Однако, приблизившись к своей пехоте, гетман опять поднял вверх булаву. За ним то же самое сделали полковники и ротмистры, вытянувшие вверх руки с буздыганами (шестоперами). По этой команде «беглецы» круто повернули коней клевому флангу, в результате чего московиты оказались прямо перед жерлами нескольких десятков пушек и двух сотен ручных пищалей в центре и на правом фланге.

Несколько залпов по атакующим чуть ли не в упор создали гору из упавших коней и людей, остальные в панике бросились назад.

Немедленно литвинская конница, вместе с тяжелой польской кавалерией по команде князя Константина «села им на спину».

Беспорядочно отступавшие всадники Булгакова смяли собственную пехоту, а две конные лавы, польская и литвинская, опрокинули центр и левое крыло московского войска. Левому крылу русских некуда было отступать, и оно было большей частью истреблено.

Челяднин мог бы спасти положение, если бы решительно послал в атаку третью линию пехоты, но он бездействовал, а когда решился ввести ее в бой, эту линию атаковали конные латники Сверчевского и легкая конница Радзивилла. Челяднин струсил и бросился наутек, за ним побежали все. Началось избиение бегущих до реки Крапивны и за ней. Гетман стоял на берегу реки, воодушевляя своих воинов, переправлявшихся через нее кто вплавь, кто вброд.

В битве под Оршей отсутствовало взаимодействие составных частей боевого порядка и взаимная выручка московского войска. Атаки конницы московитов не были связаны с действиями пехоты (главных сил), бездействовавшей вплоть до полного поражения кавалерии. Отсутствовал общий резерв (засадный полк), который обычно решал исход боя, не было организовано общее руководство боем.

Напротив, у литвинов взаимодействовали конница, пехота и артиллерия. Огонь пехоты и артиллерии оказался действенным при отражении атак московской конницы и подготовил успех контратак польско-литовской конницы. Пушки и пищали были еще столь технически несовершенны, что могли вести огонь только с заблаговременно занятой позиции, отражая атаки, и готовя контратаки, но не могли сопровождать огнем наступление своей конницы.

Бойня продолжалась до наступления темноты, на всех пяти верстах, отделявших поле брани от Дубровно. Поражение московитов оказалось полным. Нечволодов писал:

 

«Такой блестящей победы литовцы никогда не одерживали над русскими. Они гнали, резали и топили их в Днепре, усеяли телами все окрестные поля и захватили огромнейший полон: Челяднина, Булгакова-Голицу и шесть других воевод, 37 князей, более 1500 дворян, все знамена, пушки и обоз. Одним словом, вполне отомстили нам за свое Ведрошское поражение».

Нечволодов А. Сказания о русской земле. Книга 3, с. 225

 

Король Сигизмунд, извещая магистра Ливонского ордена об Оршанской победе, писал, что московиты потеряли 30 тысяч человек убитыми и утонувшими, в плен взяты 8 верховных воевод, 37 «меньших воевод» и полторы тысячи «детей боярских» (т. е. воинов знатного происхождения), а также более 4 тысяч людей «подлого звания». Победители разделили между собой свыше 20 тысяч трофейных лошадей и половину обоза.

Литвинам досталось не только оружие, но и тысячи кандалов, приготовленных для них. Что ж, оковы пригодились, их одели на прежних хозяев. Впрочем, Василий III заявил, что для него все московские ратники, сдавшиеся в плен — мертвецы. Тем самым он предвосхитил товарища Сталина, утверждавшего в 1941–1945 гг. примерно то же самое. Челяднин умер в плену в Вильно через несколько лет. Булгаков-Голица вернулся домой только в 1522 году.

 

* * *

 

На следующий день гетман распорядился похоронить убитых, сказал, куда каких пленных отправить, а сам с основной частью войск и с артиллерией устремился вслед за остатками московской рати к Смоленску.

Следствием Оршанского поражения стал возврат без боя городов Дубровно, Мстиславля и Кричева. Правда, эти города сдавали не московские воеводы, а местные литвинские феодалы, переметнувшиеся в свое время на сторону московитов. Так, Мстиславский князь Михаил Ижеславский, узнав о приближении литовского войска, отправил Сигизмунду грамоту с обещаниями верности и с извинениями, что только по необходимости служил некоторое время великому князю московскому.

В Смоленске сторонники литовского великого князя устроили заговор, причем во главе его стоял православный владыка (епископ) Варсонофий. Он отправил к Сигизмунду своего племянника с письмом такого содержания: «Если пойдешь теперь к Смоленску сам или воевод пришлешь со многими людьми, то можешь без труда взять город». Князь обрадовался, отправил заговорщикам свою грамоту и богатые дары.

Однако кто-то донес на заговорщиков московскому наместнику Василию Шуйскому. Тот велел схватить Варсонофия и других заговорщиков, посадил под стражу и доложил об этом великому князю Василию в Дорогобуж. А к Смоленску тем временем подошел князь Константин Острожский. Надеясь на помощь Варсонофия, король отправил с Острожским только шесть тысяч человек. Но Шуйский разуверил его, повесив всех заговорщиков, кроме Варсонофия, прямо на городских стенах, на глазах у всех. Причем, как гласит летопись, «который из них получил от великого князя (Сигизмунда) шубу, тот был повешен в самой шубе; который получил ковш серебряный или чару, тому на шею привязали эти подарки и таким образом повесили».

Тщетно после этого Острожский посылал смолянам грамоты с увещеваниями передаться Сигизмунду, тщетно пытался взять город приступом, казнь изрядно запугала смолян, а гарнизон бился крепко. Вскоре ударили дожди, потом начались ранние холода, людей стали косить болезни, пушки тонули в грязи — пришлось отступить, причем московиты преследовали его войско и захватили часть обоза.

3 декабря 1514 года герой Оршанской битвы торжественно вступил в Вильно через триумфальную арку, специально построенную по такому случаю. Он входил в столицу подобно римскому консулу, во главе своих победоносных хоругвей, ведя множество знатных пленников, с богатыми военными трофеями, приветствуемый великим князем Сигизмундом, его свитой, а также горожанами и множеством приезжих гостей.

Великий князь Сигизмунд I осыпал Константина Ивановича наградами, народ сложил о нем песни, а сам гетман поспешил выполнить клятву перед Господом, выстроив на свои деньги две православные церкви в Вильно — Святой Троицы и Святого Николая.

 

* * *

 

Оршанская битва стала большим успехом войск ВКЛ. Значительная часть Восточной Литвы была освобождена от неприятеля. Максимилиан I отказался от союза с Москвой, вследствие чего коалиция распалась. На Венском конгрессе весной 1515 года Габсбурги и Ягеллоны пришли к полному согласию. Император Максимилиан обещал Сигизмунду помочь в примирении с Василием.

После Орши московиты нуждались в передышке, а Сигизмунд не мог собрать необходимое войско, потому что литвинским князьям и шляхте война уже надоела. Так, киевский воевода Андрей Немирович в письме литовской Раде жаловался:

 

«Писал я к старостам и ко всем боярам киевским, чтоб ехали со мною на службу господарскую, но никто из них не хочет ехать. Пожалуйста, напишите им, чтоб они поспешили за мною на службу господарскую».

 

Поэтому в течение трех следующих лет имели место «ограниченные» боевые действия. В основном, совершались отдельные рейды вглубь вражеских территорий. Так, весной 1515 года московское войско ходило из Пскова на Рославль, сожгло Друю. Хоругви ВКЛ во главе с Дашкевичем и Немировичем, при поддержке крымских татар, напали на Северскую землю. В том же году московские воеводы ходили на Полоцк, Витебски Мстиславль, а литовские — на Великие Луки.

В 1516 году стороны ограничились мелкими порубежными рейдами отрядов легкой кавалерии.

Между тем, в Москву 18 апреля 1517 года приехал посредник от императора Максимилиана I, немецкий барон Зигмунд фон Герберштейн (1486–1566), свободно владевший русским языком. С большим трудом Герберштейну удалось склонить Василия к переговорам, и в сентябре 1517 года в Москву прибыли литовские послы, маршалки Ян Щит и Богуш Боговитинов.

Летом 1517 года крупный набег на Московское государство предпринял хан Мехмет-Гирей (правил в 1513–1523 гг.). Двадцать тысяч крымцев явились в окрестности Тулы. Но воеводы, князья Василий Семенович Одоевский и Иван Михайлович Воротынский, успели подготовиться к обороне. Пешие рати встретили татар в засеках, а затем их атаковала конница. Как сказано в летописи, татар «много взяли в плен, так что из двадцати тысяч очень мало их возвратилось в Крым, и те пришли пеши, босы и наги».

Одновременно Сигизмунд I послал гетмана Константина Острожского с большим войском из Полоцка к псковскому городу Опочка. Целью этого двойного демарша было оказание давления на Василия, чтобы сделать его более уступчивым.

Две недели гетман обстреливал из пушек крепость Опочку, где сидел наместником доблестный князь Василий Михайлович Салтыков. Историк Н. М. Карамзин писал:

 

«Стены падали, но Салтыков, воины его и граждане не ослабели в бодрой защите, отразили приступ (6 октября), убили множество людей и воеводу Сокола, отняв у него знамя».

 

Несмотря на это, Острожский не снял осаду с крепости, а распустил отряды для нападений на другие малые псковские крепости — Красная, Воронач и Вилье (крепость Вилье располагалась на горе возле озера Черное в 28 верстах к северу от Опочки; она была важным опорным пунктом на пути «из варяг в греки»).

Но московские войска, прибывшие с разных сторон, в трех местах одержали победу над неприятелем, а воевода Иван Ляцкий наголову разбил шедший на помощь к Острожскому литвинский отряд, захватив обоз и все пушки. После этого гетман снял осаду и вернулся в Полоцк, а Василий разрешил послам Сигизмунда въехать в Москву, где устроил им пышный прием. Он принял их 29 октября 1517 года в присутствии Герберштейна.

Московские бояре потребовали от Литвы отдать навсегда Москве «русские города» Киев, Полоцк, Витебск и ряд других. Ведь недаром Иван III объявил себя государем «Всея Руси». Как писал С М. Соловьев:

 

«Чем бы не кончились переговоры (с Литвой), на каких бы условиях на этот раз ни заключен был мир или перемирие, в Москве считали необходимым всякий раз наперед предъявлять права великого князя или царя, потомка св. Владимира, на все русские земли, принадлежавшие последнему, опасаясь умолчанием об этих правах дать повод думать, что московский государь позабыл о них, отказывается от них».

Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Книга III, с. 256–257

 

Послы Сигизмунда в ответ потребовали вернуть половину Новгородской земли, Тверь, Вязьму, Дорогобуж, Путивль, Смоленски всю Северскую землю. Наконец, после долгих споров и взаимных уступок дело остановилось из-за Смоленска. Литвины непременно требовали его возвращения, а московские бояре не хотели об этом даже слышать. В свою очередь, они категорически требовали вернуть всех пленных, взятых под Оршей, на что не соглашался Сигизмунд.

Летом 1518 года Василий III возобновил активные боевые действия. Группы войск устремились от Великих Лук — к Полоцку, от Белой — к Витебску, от Смоленска и Стародуба — в Поднепровье.

Витебск выдержал длительную осаду.

Полоцк осаждали князь Василий Шуйский (новгородский наместник) с новгородскими полками и большим числом пушек, и брат его Иван Шуйский (псковский наместник) с псковскими полками. Они вели орудийный обстрел укреплений. На помощь к осаждавшим вскоре прибыл отряд князя Михаила Кислицы. Осада была упорной, на артиллерийский огонь московитов полочане отвечали огнем пищалей со стен и башен: «Начата Новогородскими и Псковскими пушками бити город, а полочане из посада из заострожья много бишася». Гарнизон Полоцка отбил все приступы, а в лагере московитов вскоре возник голод.

Отряд «детей боярских» был отправлен на стругах на фуражировку. Когда они сошли на берег в прибрежной деревне, литвинский воевода Волынец внезапно захватил их струги. Московиты кинулись назад к Двине и попытались переплыть ее вплавь, при этом многие утонули. После этого случая Шуйский снял осаду и увел войска от Полоцка.

В других местах московские отряды доходили до Слуцка, Минска и даже до Новогрудка, но везде получили достойный отпор и убрались восвояси, ничего не добившись, если не считать причиненных ими разрушений.

В следующем 1519 году в войну с Сигизмундом на стороне Москвы вступил Тевтонский орден. А в июле на Киевщину и Волынь ворвалось 30-тысячное крымское войско все того же Мехмет-Гирея. Потерпев поражение от московитов, он решил взять реванш в Литве. В битве под Соколом крымцы разбили конницу Острожского.

Используя трудный для ВКЛ момент, Василий III снова развернул наступление по трем направлениям: от Пскова (Михаил Горбатый), от Смоленска (Василий Шуйский), от Стародуба-Северского (Семен Курбский). Сжигая на своем пути города и деревни, захватывая мирных жителей в плен, они за месяц сходили к Полоцку, Витебску, Орше, Могилеву и Менску (Минску), взяли Крево, дошли до Ошмян и Медников. Нижний замок в Витебске московиты взяли, при этом погибло много жителей. Остальные отсиделись в Верхнем замке. Князь Михаил Кислица ходил под Молодечно и другие городки, и, как выразился летописец, «вышли назад к Смоленску все сохраненные Богом». Последней акцией Василия III в этой войне стал рейд воеводы В. Годунова в феврале 1520 года к Полоцку и Витебску.

Глубокое вторжение противника на территорию Литвы с севера, востока и юга заставило Сигизмунда I согласиться на перемирие. 2 сентября 1520 года в Москве стороны подписали перемирие на год.

Весь 1521 год прошел в новых переговорах, и в конце 1522 года удалось заключить новое перемирие на пять лет. Это удалось сделать благодаря двум крупным успехам короля и великого князя Сигизмунда. Во-первых, он одержал ряд побед над тевтонцами. Во-вторых, заключил новый договор все с тем же крымским ханом Мехмет-Гиреем (в русских источниках его называют также Магмет-Гирей и Мухаммед-Гирей).

Летом 1521 года хан Мехмет-Гирей пошел мстить Москве за свое поражение в 1517 году. Вместе с казанскими татарами он дошел до самой Москвы, грабя и разоряя захваченные земли. Татары везде произвели огромные опустошения, увели с собой более 100 тысяч человек, которых затем продали в рабство. Василию III пришлось подписать договор, по которому он обязался бессрочно платить дань Крыму и Казани. Правда, вскоре эту грамоту обманным путем выманил у хана рязанский наместник великого князя И. В. Хабар.

Заключив мир с Литвой, Москва немедленно перенесла свои главные усилия на борьбу с Казанским ханством. Но описание перипетий этой борьбы и пресловутых Казанских походов не входит в наши задачи.

Согласно перемирию 1522 года, Смоленск с окрестными землями все же остался за Москвой, однако и многочисленные пленники, взятые под Оршей, остались в Литве. Вплоть до смерти Василия III в 1533 году «вечный мир» так и не был подписан, его заменяли перемирия от 25 декабря 1526 и от 24 марта 1532 годов.