Начало войны Москвы с Литвой

 

Первыми начали боевые действия литвины, выступившие — в соответствии с договором 1561 года — на защиту Ливонии. Гетман Радзивилл в сентябре 1561 года вышел с войском из Динабурга и после пяти недель осады отбил у московитов крепость Тарвест (Тарваст):

 

 

«Осада продолжалась пять недель, а воеводы московские не успели дать ему помощи; собирались, готовились и не хотели слушаться друг друга, считаясь в старейшинстве между собою… Подвиги нашего многочисленного войска состояли единственно в новом опустошении некоторых либонских селений. Князья Василий Глинский и Петр Серебряный ходили вслед за Радзивилом и побили его отряд близ Пернау. Литовцы, заняв важнейшие крепости, не остались в Тарвасте: Иоанн велел разорить сей город до основания.

(Карамзин)

 

Весь следующий 1562 год прошел в набегах с обеих сторон. Как сказал Карамзин, «больше грабили, чем сражались». В частности, князь Андрей Курбский сжег предместья Витебска, но потерпел поражение от литвинов под Опочкой и Невелем, за что Иван IV вскоре отобрал у него часть личных владений. Князь Петр Серебряный разбил литовцев возле Мстиславля, опустошил окрестности Дубровно, Орши, Копыси, Витебска и Шклова.

Параллельно шли безрезультатные переговоры между сторонами. Сигизмунд-Август не имел ни средств, ни желания вести широкомасштабные боевые действия, поэтому просто тянул время. А царь Иван Васильевич и его думные бояре в это время готовились к отражению очередного вторжения крымских татар.

Еще в начале 1562 года в Москву приехал посол из Вильно, православный шляхтич Корсак и передал Ивану Васильевичу послание. В нем Сигизмунд-Август заявлял о том, что Ливония перешла под его покровительство, что он долго и бесполезно убеждал его оставить Ливонию в покое, а теперь должен прибегнуть к оружию; что царь Иван еще может предотвратить войну с Литвой, если выведет войско из бывших орденских владений и возместит ливонцам все убытки. Но Иван так ответил Сигизмунду:

 

«Во всем твоем писанье не нашли мы ни одного такого дела, которое было бы прямо написано: ты писал все дела ложные, складывая на нас неправду. Мы всегда уважали твои справедливые требования; но забыв условия предков и собственную присягу, ты вступаешься в древнее достояние Руси, ибо Ливония наша была и будет»…

 

 

Захват московитами Полоцка

(1563 г.)

 

В конце осени 1562 года татары, получив отпор, бежали назад от города Мценска. Сразу после этого Иван Всильевич решил нанести мощный удар по Литве.

В начале зимы полки собрались в Можайске. Сам царь отправился туда 23 декабря; а с ним князь Владимир Старицкий, казанские «цари» Александр и Симеон, царевичи Ибак, Тохтамыш, Бекбулат, Кайбула, воеводы, думские бояре, дьяки.

В начале января Иван IV лично с большим войском двинулся от Можайска к Полоцку. У него было свыше 60 тысяч воинов, 200 пушек и неизвестное число обозных людей из числа крестьян.[108]Так, только одну огромную стенобитную пушку, стрелявшую десятипудовыми ядрами, тащили, помимо лошадей, до тысячи человек.

Выбор цели похода не был случаен. Во-первых, Полоцк являлся богатым торговым центром, захват которого сулил большую добычу. Во вторых, это был важный стратегический пункт на Западной Двине, имевший по реке прямую связь с Ригой. Он также открывал дорогу на Вильно и защищал с юга Ливонию. В-третьих, Полоцк входил в число тех древних славянских княжеств, земли которых московские государи объявили своими «вотчинами». В-четвертых, в Полоцке обосновалась довольно крупная по тем временам еврейская община. Между тем, московские властители уже тогда обвиняли евреев в «тлетворном влиянии» на своих подданных.[109]

Огромное войско столь внезапно вторглось в Литву, что король Сигизмунд-Август, находившийся в это время в Польше, не хотел верить первым вестям о нем. 31 января царское войско подошло к Полоцку, а 7 февраля закончило обложение крепости.

Полоцк, построенный на холмах в углу, образованном слиянием реки Полоты с Западной Двиной, состоял из Большого посада, Острога и Стрелецкого города. Острог представлял отдельное укрепление в виде сомкнутой крепостной ограды, включавшей две стены: внешнюю и внутреннюю. Город защищали гарнизон (две тысячи человек, в том числе «несколько польских и наемных немецких рот), шляхетское ополчение и горожане. Их возглавлял воевода Станислав Довойна (1510–1573), пишут также Давойна и Девойно.

Царь хотел штурмовать Полоцк с южной стороны, из-за Двины. Но уже началась ранняя весна, лед на реке подтаял, и он изменил свой план, сделав направлением главного удара восточную сторону Большого посада. Уже 5 февраля московиты при поддержке артиллерии подожгли одну из деревянных башен над Двиной, захватили ее и ворвались в посад, но были выбиты.

После этого стороны вступили в переговоры, с расчетом на подход подкреплений. Однако великий гетман ВКЛ Николай Радзивилл «Рыжий» и польный гетман Юрий Ходкевич смогли собрать в Минске только 2500 человек при 10 полевых пушках. Их отряды заняли позиции в нескольких верстах от Полоцка и не оказали действенной помощи, так как блокировали дороги на Вильно. Царь отправил против гетманов отряд князя Репнина, а передышку использовал для размещения батарей тяжелых осадных орудий.

С 8 февраля началась бомбардировка Большого посада, разрушившая его оборонительные сооружения. После этого Довойна отвел свои силы в Верхний замок, а Большой посад приказал сжечь. Находившимся там примерно 8–10 тысячам жителей города и окрестных деревень не осталось иного выхода, кроме как идти на поклон к царю Ивану. Этот хитрец демонстративно принял их хорошо.

На следующий день (9 февраля) московские ратники заняли территорию посада и начали обстрел замка со всех сторон. Залпы более чем сотни орудий были столь» сильны, что некоторые ядра, перелетая крепостную стену с одной стороны, били изнутри в противоположную стену. По свидетельству очевидцев, стоял такой пушечный гром, что казалось, будто «небо и вся земля обрушились на город». К 15 февраля сгорели около 650 метров деревянной стены, рухнула часть каменных сооружений.

Приведем слова Карамзина:

 

«Довойна… приказал сжечь посад и выгнал из него холопов, или так называемую чернь, т. е. простой тамошний народ. Эти холопы перебежали в русский лагерь и указали большой склад запасов, сохраняемых в лесу, в ямах. Овладевши этим складом, московское войско приступило к замку, и вскоре от стрельбы произошел там пожар. Тогда Довойна, в совете с полоцким епископом Гарабурдою, решились отдаться московскому царю».

 

18 февраля царь Иван Васильевич торжественно въехал в Полоцк. Он объявил, что принимает титул князя Полоцкого, отстоял обедню в Софийском соборе, написал в Москву митрополиту Макарию:

 

«Исполнилось пророчество русского угодника, чудотворца Петра митрополита, о городе Москве, что взыдут руки его наплещи врагов его: Бог несказанную свою милость излиял на нас недостойных, вотчину нашу, город Полоцк, нам в руки дал».

 

По утверждениям некоторых русских историков, в том числе Карамзина, около 500 приезжих польских шляхтичей (не являвшихся жителями Полоцка) Иван якобы велел отпустить, и даже подарил им теплые шубы и золотые монеты, из полоцкой казны, разумеется. Дескать, он поручил им передать Сигизмунду-Августу что войны с Литвой не желает. А Полоцк взял лишь потому, что это «наша старинная вотчина». Однако непосредственный участник похода на Полоцк, немец-опричник Генрих Штаден пишет совершенно иное:

 

«Великий князь вызвал из города все рыцарство (шляхту) и всех воинских людей. Их таким образом разъединили, а затем убили и бросили в Двину».

Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002, с. 77

 

Но и утверждение Карамзина появилось не на пустом месте. Царь Иван в самом деле отправил к Сигизмунду-Августу несколько пленных шляхтичей. Только было их не 500, а буквально 3–5 человек.

Ремесленников и купцов литвинского происхождения Иван велел выслать в московские города.[110]Захваченные в Полоцке сокровища (городская казна, церковные деньги, иконы в окладах, драгоценная утварь) тоже отправились в Москву Неизвестно куда подевалась богатая библиотека Софийского собора, собиравшаяся с момента его возведения в XI веке.

Вывезенных в Московию жителей Полоцка (несколько тысяч человек) ждала ужасная судьба:

 

«Мещане вместе с их женами и детьми были развезены по нескольким городам Русской земли… Мещане, равно как и многие из дворян, вместе с женами и детьми жили несколько лет по тюрьмам, закованные в железа, залиты свинцом. Когда же великий князь вместе со своими опричиникам осаждал некоторые города в Лифляндии, все они были убиты вместе с их женами и детьми. И всем еще для устрашения были отсечены ноги, а (тела их) брошены потом в воду».

Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002, с. 77

 

Местных евреев Иван тоже приказал казнить, хотя они предлагали ему выкуп за свою жизнь. Псковская летопись повествует: «А которыя были в городе жили люди Жидове, и князь велики велел их и с семьями в воду в речную вметати, и оутопили их». Всего утопили не менее тысячи «лиц еврейской национальности», включая младенцев. Карамзин описал эти события следующим образом:

 

«Иван… ограбил полоцкого воеводу и епископа и отправил их в Москву пленными с другими литовцами. Иван не упустил здесь случая потешиться кровопролитием и приказал перетопить всех иудеев с их семьями в Двине».

 

Католических монахов-бернардинцев татары московского войска зарубили, храм их сожгли. Так в Полоцке появились местные католические святые — мученики Адам, Доминики Петр, священники, сгоревшие вместе со своим костелом.

Уже 26 февраля Иван Васильевич уехал из Полоцка. В завоеванном городе он оставил трех воевод: Петра Ивановича Шуйского, Василия и Петра Семеновичей Серебряных-Оболенских. Он приказал им:

 

«Укреплять город наспех, не мешкая, чтоб было бесстрашно. Где будет нужно, рвы старые вычистить и новые покопать, чтоб были рвы глубокие и крутые. И в остроге, которое место выгорело, велеть заделать накрепко, стены в три или четыре.

Литовских людей в город, приезжих и тутошних детей боярских, землян и черных людей ни под каким видом не пускать, а в какой-нибудь день торжественный, в великий праздник, попросятся в Софийский собор литовские люди, бурмистры и земские люди, то пустить их в город понемногу, учинивши в это время береженье большое, прибавя во все места голов. И ни под каким бы видом, без боярского ведома и без приставов, ни один человек, ни шляхтич, ни посадский, в город не входил».

 

Воеводы быстро построили в некотором удалении от Полоцка шесть небольших крепостей (или замков) — Козьян (или Касьянов), Красная, Ситна, Сокол, Суша (или Сусса), Туровля — контролировавшие все дороги к городу.

В Великих Луках царь распустил войско, ходившее к Полоцку. Но уже в начале марта 1563 года из Смоленска вышло войско боярина Ивана Воронцова:

 

«И иных воевод многих со многими людми и с татары и с мордвою. Они пришли в Литовскую землю на святой неделе безвестно и воевали Оршу, Дубровну и Мстиславль»…

 

Это войско, имевшее до 150 орудий, вело интенсивный обстрел города. От каленых ядер в нем сгорело не менее 300 домов. Но и защитники осажденной крепости, имевшие 38 пушек, около 300 тяжелых гаковниц идо 600 рушниц, вели сильный ответный огонь,[111]В отличие от Полоцка, Мстиславль устоял.

Вельможи Сигизмунда-Августа срочно написали думным боярам, что литовские послы готовы немедленно ехать в Москву, если царь остановит военные действия. Подумав немного, Иван ответил, что дает Литве мир на шесть месяцев.

 

* * *

 

Весть о захвате Полоцка стала для Сигизмунда-Августа и его придворных громом небесным, предвещавшим еще большие беды. Великий князь предпринял ряд срочных мер.

Во-первых, отправил послов в Москву с предложением заключить перемирие.

Во-вторых, стал всячески побуждать Крымского хана к вторжению в южные пределы Московского государства. Действительно, в 1564 году Девлет-Гирей вторгся в Рязанскую землю, но был разбит воеводами Алексеем и Федором Басмановыми. В 1565 году он подступил к Волхову и снова потерпел поражение.

В-третьих, послал грамоту к шведскому королю Эрику XIV с призывом начать войну против Москвы. Но послов этих с грамотой перехватили московиты. По сему поводу Иван цинично издевался в письме к Сигизмунду-Августу:

 

«Это ли брата нашего правда, что ссылается со Шведским на нас; а что он не бережет своей чести, пишется Шведскому братом ровным, то это его дело, хотя бы и водовозу своему назвался братом — в том его воля. А то брата нашего правда ли? К нам пишет, что Лифляндская Земля его вотчина, а к Шведскому пишет, что он вступается за убогих людей, за повое ванную и опустошенную Землю; значит, это уже не его Земля! Нас называет без законником, а какия в его Землях безбожныя беззакония совершаются (распространение кальвинизма и лютеранства), о том не думает?»

 

Отметим заодно, что некоторые российские историки приписывают Сигизмунду-Августу тайные сношения с рядом московских бояр. Дескать, он приглашал их бежать от Ивана. В самом деле, в период 1562–64 гг. в Литву бежало немало знатных лиц. Например, среди перебежчиков были двое князей Черкасских, князь Дмитрий Вишневецкий, князь Андрей Курбский и десятки других. Вместе с ними ушли в Литву несколько тысяч дворян и детей боярских со своей челядью и ратными людьми.

Но Сигизмунд-Август здесь не при чем. Московских бояр и дворян пугали свирепый произвол и жесткость царя. По контрасту, их весьма привлекали вольности литвинской шляхты. Напомним, что знаменитый указ «О вольности дворянской» императрица Екатерина Великая изволила издать лишь в 1785 году, на 280 лет позже Радомской конституции. Вот что пишет по этому поводу А. М. Буровский:

 

«В основном бежали люди как раз того слоя, на который опирался Иван IV (и его отец и дед), — служилая мелкота… Бежали горожане, зажиточное крестьянство. Бежали целыми семьями, целыми ватагами… В конце 60-х годов XVI века наш главный герой Иван IV всерьез рискует остаться в положении Карабаса Барабаса, от которого убежали все куклы».

Бушков А. А., Буровский А. М. Цит. Соч., с. 340

 

 

Кстати о вопросах религии

 

Еще в 1550 году литовский великий князь Сигизмунд II Август написал Ивану IV:

 

«Докучают нам подданые наши, жиды, купцы государства нашего, что прежде изначала при предках твоих вольно было всем купцам нашим, христианам и жидам, в Москву и по всей земле твоей с товарами ходить и торговать; а теперь ты жидам не позволяешь с товарами в государство свое въезжать».

 

Иван на этот упрек ответил следующим образом:

 

«Мы к тебе не раз писали о лихих делах от жидов, как они наших людей от христанства отводили. Отравные зелья к нам привозили и пакости многие нашим людям делали: так тебе бы брату нашему не годилось и писать о них много, слыша их такие злые дела».

 

Одним словом, «пьют они кровь христианских младенцев»! Между тем, по сравнению с Московской Русью, ВКЛ отличалось просто фантастической по тем временам веротерпимостью. В нем сосуществовали католики и православные, униаты и протестанты (кальвинисты, лютеране, ариане, анабаптисты, социниаис), иудеи и мусульмане. Не всегда мирно, но — сосуществовали. В 1563 году великий князь Сигизмунд II Август издал привилей, согласно которому магнаты и шляхтичи всех христианских конфессий (католики, униаты, протестанты, православные) получили право занимать любые государственные должности.

Более того, Сигизмунд разрешил татарам-мусульманам (потомкам тех, кто пришел в Литву с Тохтамышем) вступать в брак с христианами! В результате появилось немало трансформированных на литвинский манер фамилий: Александровичи, Вороновичи, Канапацкие, Криницкие, Кричинские, Курмановичи, Мухарские, Остринские, Пунские, Шабановичи, Ширинские…

В ВКЛ во многих городах с разрешения властей действовали так называемые «православные братства» с церковными школами. Причем самые крупные из них находились в «цитаделях католицизма», таких как Львов (при Успенской церкви) и Вильно (при Свято-Троицком монастыре).

Отметим и тот факт, что столь горячие ревнители православия, как князь Константин Иванович Острожский и его сын Константин Константинович (1527–1608), много лет активно участвовали в вооруженной борьбе против Москвы.

Среди литвинской шляхты широко распространился кальвинизм.[112]Например, в 1553 году его принял воевода виленский и канцлер литовский Николай Радзивилл «Черный».[113]

Став ревностным кальвинистом, он делал все возможное для распространения нового учения в Литве. Он вводил его в своих обширных вотчинах и многочисленных поместьях, пригласил из Польши самых знаменитых протестантских проповедников, брал под свое покровительство всех отступивших от католицизма. Простых людей Радзивилл привлекал угощениями и подарками, шляхтичей — почти королевскими милостями. Благодаря ему, многие представители литовской знати стали кальвинистами.

Новые учения успешно распространялись в городах, местечках и панских замках. Только крестьяне в большинстве своем оставались верными прежней вере — православию либо католицизму.[114]

В 1565 году Николай Радзивилл «Чёрный» скончался. Кальвинистов возглавил его двоюродный брат Николай Радзивилл «Рыжий».[115]Все же в первой половине XVII века протестанты потерпели поражение от католиков как в Литве, так и в Польше. Но решающую роль в этом плане сыграли не гонения против них, а борьба между самими протестантами.

В Московской Руси, как известно, никакое вольнодумство в вопросах веры не допускалось. Лиц, уличенных в таковом, немедленно объявляли еретиками и либо казнили, либо бросали в темницы, либо ссылали на Север. Так что проблему свободы вероисповедания там решали просто и эффективно.[116]

Собственно, за весь период правления Ивана IV известна лишь одна ересь. Это учение московского дьяка Матвея Башкина, его последователей монахов Федосия (по прозвищу «Косой») и Игнатия. Свои проповеди они вели в 1547–54 гг. Разумеется, немедленно был созван церковный собор. По приговору собора Башкина схватили и заточили в Иосифовом монастыре в Волоколамске, после начала опричнины его сожгли на костре; Матвею и Игнатию удалось бежать в Литву. Но в Полоцке они попали в руки царя и были казнены.

Феодосии тоже бежал в Литву и поселился в Витебске. Его проповеди и письменные послания, антифеодальные и реформаторские по своему духу, пользовались большой популярностью среди городских низов всего великого княжества. Они представляли серьезную угрозу для монополии православной церкви в области духовной жизни. Не случайно один из учеников знаменитого богослова Максима Грека, монах Зиновий Отенский (умер около 1569 г.) заявил: «Дьявол развратил Восток — Бахметом (Магометом), Запад — Мартыном Немчиным (Лютером), а Литву — Косым (Феодосией)».[117]

Поэтому церковные иерархи выгнали Феодосия из Витебска. Весной 1557 года он перебрался в Вильно, а позже уехал оттуда на Волынь. Дальнейшие его следы теряются.

 

Продолжение войны

(1563–1565 гг.)

 

В декабре 1563 года в Москву приехали послы великого князя литовского: гетман Юрий Ходкевич и канцлер Остафий Волович.[118]Речь шла об условиях «вечного мира» (программа-максимум) или хотя бы о новом перемирии до 1 июля 1564 года (программа-минимум).

Иван лично вел переговоры с литовскими «великими послами», но при этом держал себя крайне высокомерно. Карамзин охарактеризовал его позицию следующим образом:

 

«Царь Иван, сообразно своему характеру, тотчас же возгордился до чрезвычайности этой важной, но легко доставшейся победой (захватом Полоцка) и в переговорах с литовскими послами, искавшими примирения, по прежнему обычаю, запрашивал и Киева, и Волыни, и Галича; потом великодушно уступал эти земли, ограничиваясь требованием себе Полоцка и Ливонии, и чванился своим мнимым происхождением от Пруса, небывалого брата римского Цезаря Августа».

 

Содержание его речей сводилось к двум прежним тезисам. Во-первых, он снова и снова доказывал, что претендует лишь на «свои исконные давние вотчины». Во-вторых, выражал обиду зато, что литвинские магнаты и шляхта, вместе со своим великим князем, упорно не желают признать его царем «всея Руси», то есть законным владыкой земель всех восточных славянских княжеств в границах XI–XII веков. Однако его аргументы и красноречие ни к чему не привели. Поэтому, как только послы уехали из Москвы (9 января 1564 г.), царь приказал возобновить боевые действия.