II. Фронтовые судьбы песенной лирики.

Работа в группах: представление песни. Это может быть и пение под гитару, и прослушивание фонограммы, и инсценирование. затем слушание рассказов о судьбе песен.

Катюша».

Имя Михаила Васильевича Исаковского (1900–1973) широко известно в нашей стране: ведь миллионы людей пели «Дан приказ ему на запад...», «В лесу прифронтовом...». Поэт сложил свои песни из удивительно простых слов, которыми сумел передать и радость, и горе своего народа, и слова эти стали поистине народными песнями. Среди них особое место принадлежит «Катюше». Вот уже более 60 лет поет ее страна. Да и не только наша. Более того, когда на одном из международных фестивалей в Загребе запели «Катюшу», югославы совершенно серьезно стали утверждать, что это их песня и пелась она якобы в Сербии и Хорватии еще во времена прошедшей войны. Вот какую популярность завоевала девушка, пославшая свой привет «бойцу на дальнем пограничье».

Стихотворение «Катюша» было написано в 1938 году. А песней оно стало в следующем – 39-м. Её появление именно в то время было не случайным. Поэзия тех лет переживала состояние приближающейся военной грозы. Николай Тихонов пишет свои знаменитые строки:

Я хочу, чтоб в это лето,

Лето, полное угроз,

Синь военного берета

Не коснулась ваших кос.

От страшной судьбы растоптанной фашистским сапогом Европы не может отвести потрясенного взгляда Павел Антокольский (стихотворения «Новогодняя хроника», «Последние известия»).

Сгущаются тучи и над нашими западными рубежами. Становится ясно, что, защищая родную землю, вот-вот примет на себя первый удар воин в зеленой фуражке. На него смотрят с любовью и надеждой, ему посвящают стихи и песни.

О защитниках передних рубежей пишет в эти годы несколько стихотворений и М. Б. Исаковский: «Шел со службы пограничник», «У самой границы». Но особенно популярной стала переложенная композитором Матвеем Блантером на музыку «Катюша». Почему? Да, наверное, потому что в ней оказались сплавлены лучшие песенные качества: музыкальность стиха и простота сюжета, близкого и понятного многим: обращение девушки к возлюбленному, полное заботы о нем. Казалось бы, старая-престарая сюжетная ситуация, гениально воспроизведенная еще в «Слове о полку Игореве». Помните, Ярославна на стене древнего Путивля обращается к Солнцу и Ветру с просьбой помочь Игорю? Но эта тема и этот сюжет на все времена.

Исаковский повторил его, но сделал так, что стихи стали «своими», сокровенными для миллионов людей. И вот это восприятие «Катюши» народом как чего-то своего, личного, задушевного стало причиной удивительного явления – рождения множества новых песен-переложений.

На привет-послание девушки бойцу-пограничнику последовали песенные же ответы с пограничных застав. В них воины обращались к подругам, реальным или воображаемым, называя их одним ласковым именем:

Не цветут здесь яблони и груши,

Здесь леса прекрасные растут.

Каждый кустик здесь бойцу послушен,

И враги границу не пройдут.

Не забыл тебя я, дорогая,

Помню, слышу песенку твою.

И в дали безоблачного края

Я родную землю берегу.

Не забудь и про меня, Катюша,

Про того, кто письма часто шлет,

Про того, кто лес умеет слушать,

Про того, кто счастье бережет.

Но это было только началом военной биографии «Катюши». Настоящим бойцом она стала в годы Великой Отечественной войны. Солдаты-фронтовики сочинили большое количество песен о любимой героине. В одной из них девушка оказывается на захваченной врагом территории, её угоняют в рабскую неволю в Германию:

Здесь звенела песенка Катюши.

А теперь никто уж не поет:

Сожжены все яблони и груши,

И никто на берег не придет...

«Чтоб ненависть была сильнее, давай говорить о любви», – писал поэт-фронтовик Александр Прокофьев. Вот и воины, сочиняя новые варианты песни, говорили о любви. Ведь в образе невольницы-полонянки им представлялись невесты и жены, дочери и сестры, оставшиеся на захваченной фашистами земле.

Обычно в любовных письмах избегают высоких, громких слов. Но в особых условиях фронта, когда сами понятия Жизнь, Смерть, Родина, Любовь становятся не отвлеченными, а обостренно, трагически конкретными, воин говорит в письмах своей подруге самое сокровенное, интимное, которое звучит возвышенно-обобщенно:

...Милая Катюша,

Буду метко бить я по врагам.

Наши нивы, яблони и груши

На позор фашистам не отдам.

В ответных «письмах-песнях» девушка заверяет любимого в том, что и она своим трудом поможет фронту:«Обещала милому Катюша: "Будем честно фронту помогать, будем больше делать мин и пушек, чтоб скорей победу одержать"».

Не только на трудовом фронте воевала «милая Катюша». Строки, рожденные в народе, утверждают, что она сражалась и с оружием в руках:

Отцвели вы, яблони и груши,

Только дым клубится над рекой.

В лес ушла красавица Катюша

Партизанской тайною тропой.

Завязался рано на рассвете

Жаркий бой, где яблони цвели.

Билась с ярым недругом Катюша

За клочок своей родной земли.

А вот она уже в другой роли:

Катя слово раненому скажет,

Так, что в сердце песня запоет,

Катя раны крепко перевяжет,

На руках из боя унесет.

Ой ты, Катя, девушка родная,

Сто бойцов спасла ты из огня,

Может, завтра, раненых спасая,

Из огня ты вынесешь меня.

Если собрать все песни о «Катюше», созданные за время Великой Отечественной войны, то получится обширная поэтическая энциклопедия, где найдут образное, художественное отражение и труд женщин в тылу, их чувства и переживания, думы и надежды, и их участие в партизанском движении и боевых действиях на фронте, и горькая судьба тех, кто оказался на оккупированной земле или был угнан в фашистскую неволю. Свод этих песен по широте и глубине показа человека на войне может сравниться разве что с «Василием Теркиным» Александра Твардовского. Причем важно то, что главное в этой поэтической энциклопедии – показ войны «изнутри». Через сокровенные переживания, доверяемые чаще письму, адресованному близкому человеку. Отсюда тот пронзительный лиризм, что и сегодня трогает человеческое сердце.

Землянка».

Самыми популярными на фронте были песни о любви. О том, что это было именно так, убедительнее других свидетельствует судьба «Землянки» Алексея Суркова.

За свою долгую литературную жизнь поэт написал немало песен и стихотворений. Но «Землянка» и сейчас волнует душу и исполнителя, и слушателя. Секрет её необыкновенного песенного успеха, может быть, как раз в том, что она не писалась для пения. Да и вообще не предназначалась для публикации. Это письмо, частное, личное, интимное письмо к любимой женщине.

Сам поэт вспоминал об этом так: «Оно не собиралось быть песней. И даже не претендовало стать печатаемым стихотворением. Это были шестнадцать «домашних» строчек из письма жене. Письмо было написано в конце ноября 1941 года, после одного очень трудного для меня фронтового дня под Истрой, когда нам пришлось ночью, после тяжелого боя, пробиваться из окружения со штабом одного из гвардейских полков».

Как видим, это не просто письмо. Оно было написано сразу после того, как смерть была наверняка ближе, чем за четыре шага. Может быть, потому, что смерть отступила, поэт так благодарен жизни. За то, что она есть, за этот потрескивающий огонь в землянке, за смоляную слезу, за друзей, играющих на гармони, и за самое светлое чувство, переполняющее сердце нежностью и грустью, тревогой и теплом. И он спешит сказать любимой «о своей негасимой любви» и тем поблагодарить её и саму жизнь, саму судьбу.

Оказавшись в ситуации, в которой бывали сотни тысяч солдат чуть ли не ежедневно, Сурков сказал то, что хотел бы сказать и тот, и другой, и третий. А потому «Землянку» сразу признали фронтовики.

Еще до того, как была написана известная теперь всем музыка композитором Константином Листовым, солдаты сами начинали подбирать мелодию к полюбившимся словам. Текст «Землянки» переписывался в записные книжки. А вскоре солдаты стали посылать домой стихотворные письма, в которых легко узнавались интонация, отдельные слова, а иногда и целые строфы «Землянки». А затем эти песни, сочиненные солдатами на мотив «Землянки», начали петь.

В годы войны фольклористы записали множество таких песен. Часто менялись географические координаты пишущего письмо:

Про тебя мне шептали кусты

В белорусских полях под Имгой…

Но в остальном письма фронтовиков очень напоминали текст стихотворения Алексея Суркова.

Не остались равнодушными к стихотворным посланиям из землянок и окопов и те, для кого они сочинялись, – жены и невесты воинов. В послевоенных фольклорных сборниках опубликованы сотни ответов на «Землянку». В этих ответах, которые женщины отправляли на фронт, слова поддержки, нежной любви, стремление ободрить любимого, укрепить его силы:

Слышу голос тоскующий твой,

Слышу песню двухрядки твоей.

Не грусти, мой желанный, родной,

Что-нибудь поиграй веселей.

И вновь вспоминается вечный образ Ярославны, которая готова была стать горькой кукушкой и лететь через долгие версты к своему любимому мужу. Много веков спустя, неизвестная русская женщина тоже хотела бы превратиться в птицу, пролететь любые расстояния, чтобы оказаться рядом с любимым:

Ветер, вьюга, снега и метель,

Ночь морозная смотрит в окно.

Я б хотела к тебе прилететь,

Не видала тебя я давно.

Часто в таких письмах женщина пытается представить в мыслях образ своего любимого, обстановку, которая его окружает:

Вижу, как ты усталый сидишь

Над раскрытою картой своей,

И огонь все в печурке горит,

Но холодная ночь все темней.

Но заканчиваются такие письма-песни обычно убежденностью в том, что любовь поможет преодолеть, победить и зимнюю стужу, и разлуку, победить врага, приблизить победу:

Не грусти, не печалься, родной,

Пусть огонь не погаснет в груди –

Я в холодной землянке с тобой,

И победа нас ждет впереди.

Синий платочек».

Долгое время бытовало мнение, что в первые дни войны по всей стране звучали лишь призывы и марши. Суровые и строгие, мужественные и героические. Лирике места, казалось бы, не оставалось. На самом же деле все было не совсем так. Ведь одной из первых песен Великой Отечественной войны стала та, первую строфу которой и сегодня знают многие:

Двадцать второго июня,

Ровно в четыре часа

Киев бомбили, нам объявили,

Что началася война.

Удивительно, но эта песня не марш, и пелась она под мелодию… вальса. Да, первая лирическая военная песня сочинена на мелодию ставшего популярным буквально накануне сентиментального вальса «Синий платочек» (музыка Г. Петербужского, слова Я. Галицкого). Да и незатейливый сюжет любовной песенки получает свое продолжение, свое развитие в теперь уже военной, фронтовой песне:

Кончилось мирное время,

Нам расставаться пора.

Я уезжаю, быть обещаю

Верным тебе до конца.

Песня «Двадцать второго июня…» быстро разнеслась по стране. В книге «Русский фольклор Великой Отечественной войны» (М.; Л., 1964) на основе архивных материалов отмечено, что песня «Двадцать второго июня…» была занесена в записную книжку фронтовика Н. И. Немчинова уже 29 июня 1941 года на Украине, а через месяц – 28 июля 1941 года была записана в селе Сегожь Ивановской области от бойца А. И. Смирнова.

Нам кажется, что столь быстрое распространение и популярность песни легко объяснить. Война обостряет все чувства человека, в том числе и любовь, и нежность, и тревогу за самых близких людей.

Война продолжалась, и появлялись все новые и новые песни на мелодию известного вальса. Пожалуй, чаще всего героиня таких песен – девушка, сменившая синий платочек на петлицы бойца санитарного батальона:

И вот в бою,

Под разрывами мин и гранат

Мелькаешь ты, как птичка,

В синих петличках –

Девушки скромный наряд.

Лирический герой таких песен не столько любуется девушкой в синих петличках, сколько словами песни пытается выразить свою благодарность юной героине, спасшей ему жизнь:

Кончилась схватка на сопке,

Враг отступает вдали.

Ты на коленях, в глубокой воронке

Раны завяжешь мои…

В различных фольклорных архивах хранится бесчисленное количество фронтовых вариантов «Синего платочка», большинство их анонимно. Но есть и авторские тексты. Один из авторов – Алексей Михайлович Новиков – в то время воевал на Ленинградском фронте. В первую зиму к ним в часть приезжала Клавдия Ивановна Шульженко.

Алексей Новиков с другими однополчанами сооружал импровизированные подмостки для выступления артистов в неприспособленном к проведению концертов помещении, временно превращенном в казарму.

Когда начался концерт, солдаты уже знали, что будет петь Шульженко, и ждали «Синий платочек». И все же произошла неожиданность – нежная, немного манерная песенка зазвучала по-военному призывно:

За них, родных,

Желанных, любимых таких,

Строчит пулеметчик за синий платочек,

Что был на плечах дорогих!

Этот концерт надолго запомнился солдатам. Сильное впечатление он произвел и на Алексея Новикова.

«А через некоторое время, когда на фронт стали приходить посылки с "большой земли" (дело было на Ленинградском фронте) с носками и варежками, сухарями и табаком, – вспоминал Алексей Михайлович, – и мне вручили сверток, точнее – узелок из синей косынки. В узелке был душистый самосад.

В посылку была вложена записка примерного содержания: "Я давно уже не получаю от своего мужа с фронта писем, что с ним – не знаю. Не встречали ли вы его? Может быть, что слышали о нем… (в записке были названы фамилия и имя солдата). Если что знаете о моем муже, то сообщите по адресу…" Адрес, конечно, сейчас забылся, но хорошо помню, что был Урал.

И посылка, и записка в ней, – продолжал Алексей Михайлович, – сильно растрогали меня. Под их впечатлением и под влиянием выступления Шульженко с её фронтовым "Синим платочком" (самосад-то был завернут в синюю косынку) я тогда написал свой вариант песни:

Синенький скромный платочек,

В нем табачок-самосад…

С родного Урала

Нынче прислали

Эту посылочку-клад.

Порой ночной

Я закурю под сосной,

Дым самосада

В душной блокаде

Милый, далекий, родной.

Кончится зимняя стужа,

Силой мы даль проясним.

Выкурим гада

От Ленинграда,

Родины честь отстоим.

И вновь весной

Под знакомой тенистой сосной

Дым самосада

Напомнит блокаду,

А с нею платочек родной.

В этом словесном оформлении мы с товарищами пели "Синий платочек" под гармонику или баян»,– закончил Алексей Михайлович.

Так стал известен еще один небольшой эпизод из судьбы «Синего платочка», первой лирической песни военных лет.

III. Итог уроков.

– В чем же, по-вашему, особенность поэзии военных лет?

Домашнее задание (по выбору).

Выучите наизусть и проанализируйте стихотворение военной поры или подготовьте рассказ о поэте – участнике войны.

Уроки 74–75
Человек на войне, правда о нем. Жестокие реалии
и романтика в военной прозе

Цели: раскрыть особенности прозаических произведений о войне, обратив внимание на глубочайшие нравственные конфликты, особое напряжение в противоборстве характеров, чувств, убеждений в трагической ситуации войны.

Ход уроков

И у мертвых, безгласных,

Есть отрада одна:

Мы за Родину пали,

Но она – спасена.

А. Твардовский

I. Проверка домашнего задания.

Учащиеся читают наизусть, анализируют стихотворение военной поры или представляют творчество одного из поэтов-фронтовиков.

Поэзия Великой Отечественной войны. Это строки радости побед и боли потери близких и родных, в них отражена история нашей родины и судьба русского человека в те страшные годы.

Со временем все меньше остается среди нас тех, кто встретил роковой рассвет 22 июня 1941 года. Тех, кто суровой осенью 1941 года защищал Москву, кто познал кровавый снег Сталинграда, кто «пол-Европы по-пластунски прошагал»… Они не стояли за ценой, добывая победу, не считали, «кому память, кому слава, кому темная вода».

Память о войне… Правда о войне… Она жива и в прозаических произведениях.

II. Вступительное слово.

Война – жесточе нету слова.

Война – печальней нету слова.

Война – святее нету слова…

Почему-то именно эти строки А. Твардовского вспоминаются при чтении или перечитывании книг о войне.

– Попробуйте записать свои впечатления от нашей беседы, взяв эпиграфом эти слова.

Наверное, каждому приходилось слышать фразу: «Есть о войне хорошие книги, но правда ещё не вся». И речь, мне кажется, идет не о какой-то личной, только тебе известной правде о сражении, полководце, событии, без которой никакой полной правды быть не может, – речь идет о правде общей, единой, самой главной – о правде народной.

Настоящий талант ищет эту правду не в широком эпическом охвате многих лиц, событий, лет, не в глобальных философских обобщениях, а в конкретностях жизни, в её реальных проявлениях. Словно писатель убеждает себя: ничего из того, что легло на весы добра и зла, не упущено, не забыто…

«Я не знал тогда и не мог знать, что из всего нашего класса, из тех ребят, что пошли на фронт, мне единственному суждено живым вернуться с войны…» – это напишет Г. Бакланов.

«Я глянул на убитого в стереотрубу. Свежая кровь блестит на солнце, и на нее уже липнут мухи, роятся над ним. Здесь, на плацдарме, великое множество мух», – это тоже Г. Бакланов.

«У меня до сих пор стоит в ушах крик ребенка, который летит в колодец. Слышали ли вы когда-нибудь этот крик? Вы не смогли бы его слышать, вы не смогли бы его выдержать. Ребенок летит и кричит, кричит как откуда-то из-под земли, с того света», – это напишет С. Алексиевич, и словно в ответ ей, этому крику, навсегда вошедшему в душу, раздастся другой, из сарая, который уже обложен соломой, облит бензином: «Мамочка, милая, просись и ты, жечь нас будут…» – это А. Адамович.

И реквиемом по своему поколению прозвучат строки поэта-фронтовика:

Снег минами изрыт вокруг

И почернел от пыли минной.

Разрыв – и умирает друг,

И смерть опять проходит мимо.

Сейчас настанет мой черед,

За мной одним идет охота.

Будь проклят сорок первый год

И вмерзшая в снега пехота.

Это о тех, кто погиб, выполняя свой солдатский долг, долг защитника Отечества, родного дома.

Читая книги о войне, понимаешь, что подвиг – это не романтические приключения, а труд с риском и опасностями. Например, одно из довольно часто описываемых событий – захват пленного. Можно вспомнить сдержанного, умудренного жизнью капитана Травкина Э. Казакевича, который добудет у немца важнейшие сведения о готовящемся танковом прорыве, и Синцова с товарищем по роте из трилогии К. Симонова «Живые и мертвые», когда обещают они генералу Орлову взять «языка», а генерала настигает разрыв мины, и теперь слово, данное мертвому, особенно крепко, даже свято, и притащат они немца ценой тяжелого ранения и потери ноги напарника по ночному поиску…

И будет рисковать собой Кузнецов, из повести Д. Медведева «Это было под Ровно», выкрадывая немецкого полковника с его сверхсекретными документами.

Ужасает жестокой правдой о войне книга А. Адамовича «Каратели». В ней – о тех бывших военнопленных, кто сделал свой выбор, сохранив себе жизнь, вырвавшись из концлагеря, стал в ряды карательного отряда. Суть этого выбора откроется, когда Николай Белый, один из тех, кто надел чужую форму, подвергается испытанию: в руку суют пистолет, немец упирает свой ствол тебе в спину – и марш к огромному, кажущемуся бесконечному рву, у края которого стоят люди, обреченные на смерть, и ты, именно ты, должен выстрелить. И сколько ты раз выстрелишь, столько и сигарет получишь в поощрение, и слышит бывший лейтенант Красной армии Белый Николай Афанасьевич, как потрясенно воскликнет его сосед:

– Да што вы, люди, я не можу!

Не можешь – тогда вались туда, в эту яму, пусть останутся только те, кто сможет нажать на курок.

Чтобы это великое испытание, которому подвергается душа человека, стало особенно зримым, автор доводит его до трагической вершины. В русской литературе мерилом ценности человека было отношение к ребенку, наверное, поэтому, следуя классическим традициям, Адамович дает своему герою высшее испытание: Белый видит, как на краю рва мальчик «сидит лягушонком, колотится всеми позвонками и просит, плачет: «Дядя, хутчэй, дядя, скорей!» Ему так невыносимо страшно, что он выстрел торопит как избавление от нечеловеческого ужаса! Так сможет Белый выстрелить или нет?

Автор останавливает описание, продолжения не будет, но зато следующая сцена начнется словами: «Лейтенант Белый вел свой цуг по улице…» Цуг – это по-немецки взвод, а бывший лейтенант – его командир. Значит, смог он, да еще повышение получил, и идут они на работу – убивать деревню Борки.

Адамович не скрывает невероятной тяжести выбора таких «бывших лейтенантов». Но помнит Муравьев, что был десятым, кто шагнул из ворот лагеря к столам с колбасой и хлебом, последним, а его товарищи, полуживые, изголодавшиеся, смотрели «на белые ломти с красной колбасой» и не сделали того шага, который сделал он. И так просто и страшно скажут родители своему сыну, пришедшему в дом в немецкой форме: «Лучше бы тебя убили…»

Нет ничего опаснее, говорит Адамович, чем забыть о том, что было с людьми. Вспоминать мучительно, но забыть – смертельно опасно. Для всего человечества. Потому что мир может устоять только на принципах гуманизма, любви, милосердия и убежденности, что кроме твоей бесценной жизни есть еще ценности, те, которые делают этот мир миром людей и сохраняют человеку то, что делает его человеком, даже в бесчеловечной атмосфере войны.

III. Обсуждение самостоятельно прочитанной повести К. Воробьева «Убиты под Москвой».

Вы самостоятельно прочитали повесть Воробьева «Убиты под Москвой» о судьбе 239 кремлевских курсантов, погибших под Москвой за пять дней ноября 1941 года. Так и просится сказать: «невинно убиенных». Прав В. П. Астафьев: «Повесть «Убиты под Москвой» не прочтешь просто так, потому что от нее, как от самой войны, болит сердце, сжимаются кулаки и хочется единственного: чтоб никогда-никогда не повторилось то, что произошло с кремлевскими курсантами, погибшими после бесславного, судорожного боя в нелепом одиночестве под Москвой…»

Обнаженная правда писателя, попавшего в декабре 1941 года под Клином в плен контуженым, открывает народную трагедию 1941 года. По словам жены К. Воробьева, воспоминания о войне жгли его сознание, хотелось кричать об этом во весь голос. Чтобы сказать о том, чему был свидетелем, нужен, казалось, какой-то сверхчеловеческий язык, и К. Воробьев находит такие слова, которые передают нам беспощадную, страшную правду первых месяцев войны.

– Кто в центре событий повести Воробьева?

Это юноши из роты кремлевских курсантов, ведомые капитаном Рюминым на фронт, который «рисовался курсантам зримым и величественным сооружением из железобетона, огня и человеческой плоти».

«– Двести сорок человек? И все одного роста?

– Рост 183, – сказал капитан».

Они богатыри: и внешне похожи на былинных героев, и внутренне. Наверное, именно это почувствовал в них «маленький, измученный подполковник», который «зачем-то привстал на носки сапог».

Курсанты молоды, а в юности так свойственно подражать.

– Кто и почему стал для курсантов идеалом и кумиром, предметом восхищения, преклонения?

Это капитан Рюмин: он воплотил в себе достоинство и честь настоящего русского офицера. Ему «подражают курсанты, упрямо нося фуражки чуть-чуть сдвинутыми на правый висок». Радуясь «своему гибкому молодому телу в статной командирской шинели», главный герой повести, Алексей Ястребов, думает о себе: «как наш капитан».

Рота обречена, гибель курсантов неизбежна – они в окружении…

– Зачем понадобился капитану Рюмину ночной бой с мотомехбатальоном противника?

«…У него окончательно созрело и четко оформилось то подлинное, на его взгляд, боевое решение – единственно правильное решение. Курсанты не должны знать об окружении, потому что идти с этим назад значило просто спасаться, заранее устрашась. Курсанты должны поверить в свою силу, прежде чем узнать об окружении». Рюмин бросает курсантов в атаку, чтобы они смогли почувствовать себя солдатами, а не погибли, даже не удостоившись боя: «Рюмин будто впервые увидел свою роту, и судьба каждого курсанта – своя тоже – вдруг предстала перед ним средоточием всего, чем может окончиться война для Родины – смертью или победой». Ему было важно, чтобы кремлевцы сохранили в себе все человеческое.

– Почему Рюмин решился на самоубийство?

Понял трагичность положения: «За это нас нельзя простить. Никогда!» Осознал невозможность что-либо изменить.

– Чем стало это самоубийство для Ястребова?

Когда Алексей увидел смерть Рюмина, «он обнаружил неожиданное и незнакомое явление ему мира, в котором не стало ничего малого, далекого и непонятного. Теперь все, что когда-то уже было и могло еще быть, приобрело в его глазах новую, громадную значительность, близость и сокровенность, и все это – бывшее, настоящее и грядущее – требовало к себе предельно бережного внимания и отношения». Таким образом, капитан Рюмин – представитель старшего поколения, человек, по К. Воробьеву, сохранивший лучшие традиции русской армии, черты и качества русского офицера.

– А какой предстает личность молодого человека на войне? Какие качества воплощает автор в Алексее Ястребове? Что более всего нам дорого в нем?

Герой К. Воробьева наделен автором способностью глубоко и сильно чувствовать все живое. Он радуется «легкому, голубому, нетронутому чистому» снегу, отдававшему «запахом перезревших антоновских яблок». «Немного морозное, сквозное и хрупкое, как стекло», утро («Снег не блестел, а сиял огнисто, переливчато-радужно и слепяще») вызывает в нем «какое-то неуемное, притаившееся счастье, – радость этому хрупкому утру, радость беспричинная, гордая и тайная, с которой хотелось быть наедине, но чтобы кто-нибудь видел это издали».

Человечный и совестливый Алексей Ястребов острейшим образом переживает и обдумывает все, что происходит с ним и его товарищами. «Все его существо противилось тому, что происходило, – он не то что не хотел, а просто не знал, куда, в какой уголок души поместить хотя бы временно и хотя бы тысячную долю того, что совершалось… в его душе не находилось места, куда улеглась бы невероятная явь войны».

– Какую роль играют в произведении Воробьева пейзажные зарисовки?

Природа и война. Пейзажные фоны еще резче подчеркивают хрупкость жизни на войне, противоестественность войны.

– Какое чувство помогает курсантам, вооруженным только самозарядными винтовками, гранатами и бутылками с бензином противостоять врагу?

Неистребимо высокое чувство патриотизма в героях повести, неиссякаема их любовь к Родине. Они приняли на себя бремя ответственности за судьбу отчизны, не отделяя от нее свою судьбу, себя: «Как удар, Алексей ощутил вдруг мучительное чувство родства, жалости и близости ко всему, что было вокруг и рядом».

Чувство ответственности за судьбу отечества заставляет Алексея Ястребова быть особенно требовательным к себе («Нет, сначала я сам. Надо сперва самому…») Это чувство помогает ему одержать победу над собой, над своей слабостью и страхом. Когда Алексей узнал о гибели шести ребят, первая его мысль: «Я не пойду». Но он поглядел на курсантов и понял, что должен идти туда и все видеть. Все видеть, что уже есть и что еще будет.

– Докажите, что автор повести приковывает пристальное внимание читателей к внутреннему миру героев.

Константин Воробьев выделяет высочайшую человечность Ястребова, «сердце которого упрямилось до конца поверить в тупую звериную жестокость этих самых фашистов; он не мог заставить себя думать о них иначе, как о людях, которых он знал или не знал – безразлично. Но какие же эти? Какие?»

Именно человечность и эти мучительные вопросы заставляют его, «обессиленного, смятого холодной внутренней дрожью», подойти к убитому им немцу: «Я только посмотрю. Кто он? Какой?» В дневниках Воробьева есть такая запись: «Он мог назвать их палачами и выродками, а сердце упрямилось поверить в их людоедскую жестокость, потому что в физическом облике их все было от обыкновенных людей». Алексей одерживает победу потому, что в трагически жестоком мире, где «хозяин всему теперь война. Всему!», сохранил достоинство и человечность, кровную, неразрывную связь с детством, с малой Родиной.

– Каковы ваши впечатления от прочитанного произведения?

Верный окопной правде войны, К. Воробьев, поведав о гибели молодых, красивых, полных жизни безоружных людей, брошенных под немецкие самолеты и танки, поставленных в нечеловеческие условия, рассказал, как там было на самом деле.

Вышла повесть в февральском номере журнала «Новый мир» за 1963 год, потом увидела свет в издательстве «Советская Россия». В архиве писателя сохранился первый вариант повести: «Прошло, может быть, несколько часов, а может, всего несколько минут, и Алексей услыхал над собой гортанный окрик на чужом языке:

– Герр лейтенант, да ист айн руссишер офицер!

Из обвалившейся могилы тащили его резко, дружно и сильно, и он очутился сидящим у ног немцев. Один из них был в желтых сапогах с широкими раструбами голенищ. Алексей долго и тупо глядел только на эти сапоги – он где-то видел их давным-давно, и, подчиняясь чему-то тайному и властному, что, помимо скомканной воли, судорожно искало пути к спасению жизни, он почти с надеждой взглянул в лицо обладателя этих знакомых сапог. Немец засмеялся и несильно толкнул его ногой в бок:

– Эс ист аус мит дир, Рус. Капут.

Алексей понял и стал подниматься. Спине и тому месту на теле, куда пнул немец сапогом, было уже давно тепло и отрадно, и, опершись на руки, он оглянулся и увидел полыхающие скирды»…

К. Воробьеву предложили изменить конец повести, сделать его оптимистичным.

– Подумайте, какой вариант логически вытекает из её содержания? Почему писатель согласился изменить конец повести?

Первый вариант более органичен (и это убедительно и ярко показано в повести), он выражает трагедию первых месяцев войны. Но К. Воробьев считал, что с точки зрения исторической правды оба варианта правомерны и правдивы. Об этом он писал в одном из своих писем в 1961 году: «Концовка в «Убиты под Москвой» может быть иной: герой, Алексей, жив и идет из окружения».

– Как вы думаете, какое значение имеют такие книги, как повесть Воробьева?

Книга «Убиты под Москвой», как и другие честные и подлинно талантливые произведения, не только сохраняет нашу историческую память, усиленную глубоким, искренним переживанием трагической истории кремлевских курсантов, но и становится повестью-предупреждением: почему льется кровь сегодня?.. и что тогда зависит от нас?

IV. Творческая работа (или можно дать в качестве домашнего задания).

Напишите рассуждение, взяв эпиграфом слова, предложенные в начале урока:

Война – жесточе нету слова.

Война – печальней нету слова.

Война – святее нету слова…

Задание для отдельной группы:

Перед вами стихотворение поэта, павшего за Родину во время Великой Отечественной войны.

Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник!

Что? Пули в каску безопасней капель?

И всадники проносятся со свистом

Вертящихся пропеллерами сабель.

Я раньше думал: «лейтенант»

Звучит «налейте нам»,

И, зная топографию,

Он топает по гравию.

Война ж совсем не фейерверк,

А просто – трудная работа,

Когда –

черна от пота –

вверх

Скользит по пахоте пехота.

Марш!

И глина в чавкающем топоте

До мозга костей промерзших ног

Наворачивается на чоботы

Весом хлеба в месячный паек.

На бойцах и пуговицы вроде

Чешуи тяжелых орденов.

Не до ордена.

Была бы Родина

С ежедневным Бородино!

1942

– В чем для вас смысл судьбы молодого предвоенного поколения, какой она предстает в повести К. Воробьева и стихотворении М. Кульчицкого?

Урок 76
Литература 50–90-х годов.
Поэзия, развивающаяся в русле традиций
русской классики. Николай Рубцов

Цели: определить основные темы и мотивы лирики Николая Рубцова; проследить, как Русь, её природа и история, судьба народа и его нравственные ценности отражены в поэзии Рубцова; отметить, как традиции русской классической поэзии проявились в его стихах; продолжить развитие навыка анализа поэтического текста.

Ход урока

Вечное и прекрасное сливаются у Николая Рубцова в пленительно неповторимом образе Родины: вечна красота отчизны и прекрасен дух народа, вынесенный из всех потрясений его тысячелетней истории.

Василий Оботуров

I. Вступительная беседа.

1. Как понимаете слова, данные в эпиграфе сегодняшнего урока? В них определены основные темы творчества этого поэта. Поиск своего места в жизни, поиск спасительных вечных причалов – главный смысл духовного пути Рубцова.

Звучит «Вальс» Г. Свиридова.

2. Замечательный русский композитор ХХ века Георгий Васильевич Свиридов (1915–1998), с какой-то трогательной нежностью относившийся и к «святой простоте» зрелого Сергея Есенина, и к Николаю Рубцову, «ангелу Родины незлобивой моей» (К. Фофанов), с провидческой грустью сказал в прямой связи с сиротской судьбой этого поэта, выделив исходную мысль: «Страшно увеличилось ощущение бездомности русского человека. За последние годы».(Свиридов Г. В. Музыка как судьба. – М., 2002).

Тень раннего сиротства, жизни «в людях» без родного очага, без идеи Дома как целостного душевного уклада коснулась многих писателей военного поколения. Разве не испытывал чувства сиротства, бездомности Виктор Астафьев, ссыльнопоселенец в Игарке? А безотцовщина Шукшина? Отчаяние на развалинах семьи и детдом восьмилетнего Венедикта Ерофеева, создателя поэмы в прозе «Москва – Петушки»?

Вот и Николай Рубцов, родившийся 3 января 1936 года в городке Емецке Архангельской области, пятый ребёнок в семье, в шесть лет (в 1942 году) потерявший мать, а вслед за этим и отца, погибшего на фронте, отданный в детдом, испытал горечь сиротства и бездомности.

Поэт долго не имел постоянной прописки, после детдома замелькали бесконечные общежитские койки – во время работы на Кировском заводе, работы на тральщике на Балтике, учебы в Литературном институте (с 1962 года).

Поэт Станислав Куняев вспоминает, как в один из жарких дней 1962 года зашел в редакцию журнала «Знамя» молодой человек с худым лицом, «на котором выделялись большой лоб и глубоко запавшие глаза… Обут он был в дешевые сандалии. С первого взгляда видно было, что жизнь помотала его изрядно и что, конечно же, он держит в руках смятый рулончик стихов.

– Здравствуйте! – сказал он со стеснительным достоинством. – Я стихи хочу вам показать.

– Давайте ваши стихи!..

Куняев начал читать:

Я запомнил, как диво,

Тот лесной хуторок,

Задремавший счастливо

Меж звериных дорог …

…Словно бы струя свежего воздуха и живой воды ворвалась в душный редакционный кабинет…

С каждой избою и тучею,

С громом, готовым упасть,

Чувствую самую жгучую,

Самую смертную связь.

– Как вас зовут?

– Николай Михайлович Рубцов».

С годами это чувство одиночества, тоски по своему, родному человеку обрело почти трагическое звучание. Наверное, поэтому так пронзительно звучит в поэзии Рубцова тема Родины.

Один из учащихся может подготовить сообщение о жизни Николая Рубцова.