III. Работа с отдельными произведениями из «Колымских рас-сказов».

1. Беседа по рассказам, прочитанным учениками самостоятельно.

– Что же хотел Шаламов поведать человечеству и для чего?

Учащиеся делятся впечатлениями от прочитанных произведений, кратко представляя содержание и проблематику.

Страшно, когда человек несвободен. Трагедия целого поколения, лишенного простого права быть людьми, с потрясающей силой встает в «Колымских рассказах» Варлама Шаламова. Он пишет о том, как люди, потеряв свободу, уже не могут следовать нравственному закону: ведь внутренняя свобода – это возможность поступать по совести, согласно принципам. В сталинских лагерях действует один принцип: человек человеку волк. И действительность такова, что невозможно выжить, не поступившись убеждениями хоть в малом, не потеряв чувства собственного достоинства. Третьего не дано. Сам писатель выжил, чтобы рассказать правду, какой бы страшной она ни была. Он показал, как тоталитарная система, убивая одних, из других делает моральных уродов, преступников и убийц.

Герой рассказа «Ягоды» (повествование ведется от первого лица) настолько ослаб, что не способен поднять упавшее бревно. Конвоир Серопашка грозится пристрелить его. На другой день заключенные валят пеньки на участке, очерченном «вешками» – связками сухой травы. За ним – «запретная зона». Один из зэков – Рыбаков – собирает в консервную банку ягоды с целью выменять их у повара на хлеб. Банка наполняется слишком медленно, и Рыбаков выходит на два метра за «запретку». «Сухо щелкнул выстрел, и Рыбаков упал между кочек лицом вниз. «Тебя хотел, – сказал Серошапка, – да ведь не сунулся, сволочь!..»

В рассказах Шаламова множество смертей, которые с полным правом можно считать насильственными, даже если человек погибает от голода или измождения, а не от пули конвоира или удара бригадира. Смертей так много, что как бы перестаешь их замечать.

Персонажи рассказов относятся к смерти других заключенных буднично-равнодушно, как к неизбежному, обыденному явлению, почти полностью утратившему свой трагизм. В рассказе «Шерри-бренди» психологически точно и подробно описывается, как умирает от истощения поэт. Он уже не встает с нар, у него уже нет сил даже на то, чтобы есть. Когда же жизнь кончилась, его не списывают сразу, как положено: «изобретательным соседям его удавалось при раздаче хлеба двое суток получать хлеб на мертвеца: мертвец поднимал руку, как кукла-марионетка».

Рассказ «Ночью» вводит читателей в обстановку человеческого бесправия, голода и холода. Автор показывает двух людей «с ввалившимися блестящими глазами», которым «говорить было не о чем, да и думать было не о чем…», потому что «сознание… уже не было человеческим сознанием…».

Остатки их сил были собраны для того, чтобы откопать мертвеца, снять с него одежду и продать или выменять, а значит, прожить еще один день. Чувства, нравственность подавлены холодом и голодом, но призрачный мир ночи, несущий надежду, развеется, и придет страшный, может быть, последний день….

Ничего не забыл писатель. А ведь от него, как и от других, требовали забыть! Но позиция Шаламова была твердая: «На свете нет ничего более низкого, чем намерение «забыть» эти преступления».

2. Анализ рассказа «На представку».

– Как вы понимаете смысл названия рассказа?

– Что представляет собой экспозиция рассказа? (обратить внимание на описание барака и портретные характеристики играющих в карты – художественные средства, через которые автор вводит читателя в жизнь заключенных.)

– Что открывает читателю автор с помощью тщательно выписанных портретных деталей? Заполните таблицу.

Севочка	Наумов
Тонкие, белые, нерабочие пальцы… Холеный желтый ноготь… липкие грязные светлые волосы, низкий без единой морщинки лоб, желтые кустики бровей, ротик бантиком. …Впрочем, сколько лет Севочке – двадцать, тридцать, сорок?..	Черноволосый малый с таким страдальческим выражением черных, глубоко запавших глаз… что я принял бы его за какого-нибудь странника.

При работе с диалогом продолжается заполнение таблицы.

– Выделите авторские характеристики реплик персонажей. Что они помогают нам понять, почувствовать?

…Процедил сквозь зубы Севочка с бесконечным презрением… …безразличным голосом ответил Севочка. …твердо сказал Севочка. …живо сказал…

…Раздалась громкая многословная ругань… …хрипло сказал Наумов. …закричал Наумов. …заискивающе сказал…

Очевидна напряженность завязки, стремительно переходящей в кульминацию («Тяжелый черный взгляд Наумова обводил окружающих»; «Какая-то мысль сверкнула в мозгу Наумова»).

Ошеломляет и страшная развязка…

– Чем объясним метаморфозу, произошедшую с Наумовым, только что унизительно заискивающим перед Севочкой, а теперь унижающим Гаркунова?

– Откуда у бывшего инженера-текстильщика, попавшего на Колыму по статье 58 как «враг народа», столько решимости? («Не сниму, – сказал Гаркунов хрипло. – Только с кожей…».)

– Можем ли мы сказать о человеческом противостоянии? Что значит для него свитер? («лицо его побелело», «это была последняя передача от жены перед отправкой в дальнюю дорогу», «я знал, как берег его Гаркунов, ни на минуту не выпуская из своих рук…»)

Перед нами произведение писателя-психолога: в небольшом абзаце – судьба человека, спрессованное в миг прошлое, настоящее и будущее: ведь свитер – это ниточка, связывающая с прежней жизнью, в нем надежда выжить. Тонкой оказалась ниточка, беззащитной и хрупкой человеческая жизнь, игрушка в руках нелюдей…

Гаркунова убили…

– Но испугались ли убийцы? Будут ли они наказаны? Перечитайте начало и конец рассказа.

«Играли в карты у коногона Наумова. Дежурные надзиратели никогда не заглядывали в барак коногонов» – так начинается рассказ. А в конце – Севочка бережно складывает свитер в свой чемодан… Рассказчик озабочен тем, что надо иметь другого партнера для пилки дров.

– Что открывается нам за этим? Какая реальность? Каким предстает в вашем воображении завтрашний день тех, о ком рассказал Шаламов?

Этот рассказ о власти в лагере блатарей над «врагами народа». «Друзьям» народа государство «поручало» «перевоспитание» тех, кто попадал на Колыму по 58-й статье.

IV. Итог урока.

Все выстраданное в аду советских Освенцимов нашло отражение в «Колымских рассказах».

– Что, по вашему мнению, включает опыт Колымы?

Да, смерть, унижения, холод, голод, воскрешения, казни, превращение в животных, переоценку ценностей, крушение привычных представлений о мире, о человеке, о его возможностях. Шаламову ничего не надо было придумывать. Выстраданное собственной кровью оборачивается обвинительным документом. Максимальная убедительность прозы достигается документальной верностью фактов и простотой, ясностью, безыскусностью изложения…

Шаламов считал: важно воскресить чувство, которое испытывал человек в нечеловеческих условиях. Он воскрешал это чувство, воскрешал убитых, замученных, умерших от голода и холода, изнеможения…

Размышляя о природе русской литературы, В. Шаламов писал: «У писателей учатся жить. Они показывают нам, что хорошо, что плохо, пугают нас, не дают нашей душе завязнуть в темных углах жизни. Нравственная содержательность есть отличительная черта русской литературы».

– Проза Шаламова отвечает этим принципам?

Урок 88
«Сопричастный всему живому».
Основные темы творчества Виктора Петровича
Астафьева. Взаимоотношения человека
И природы в романе «Царь-рыба»

Цели: познакомить с основными этапами жизни и творчества Астафьева; выявить своеобразие тематики творчества, особенности звучания темы взаимоотношения человека и природы; развивать навыки анализа прозаического текста.

Ход урока

За что судьба даровала мне счастье? Достоин ли я его, этого счастья? Все ли делал для счастья других? Всегда ли был честен перед собой?

В. Астафьев (из статьи «Сопричастный
всему живому»)

I. Вступительное слово.

– Писатель и время… Как вы думаете, в чем связь этих понятий?

Эти два понятия тесно переплетены. Настоящий писатель умеет выразить свое время: у него отзывчивое сердце, он тревожит читателя и заставляет его думать о мире и себе в этом мире. Таков был и Виктор Петрович Астафьев (1924–2001).

Музыкой неистребимой любви к родине звучит каждая строка, написанная Виктором Астафьевым. В основе его прозы то, что он сам пережил, перестрадал, передумал. А пережил он столько, что хватило бы, пожалуй, не на одну жизнь.