Чикаго никогда не был таким мокрым, как теперь

«Торонто Стар Уикли», 2 июля 1921

ЧИКАГО. Некоторое время после установления су­хого закона добывание спиртного в Чикаго было овеяно романтическим ореолом. Хитроумный искатель контра­банды был посвящен в тайну кабалистических знаков, которыми он объяснялся с проницательным барменом. Культ поднятого пальца и подергивания уха процветал. «Быть своим» наполняло людей своеобразной гордостью.

Но это уже стало историей.

Теперь, если вы захотели выпить в Чикаго, вы идете в бар и пьете. «Свой» вы или «не свой» не имеет никако­го значения, лишь бы в кармане нашлось семьдесят пять центов.

28

Можно сказать наверняка, что в Чикаго, где бы вы ни оказались, не дальше, чем через три квартала всегда найдется бар, где открыто, за стойкой, торгуют виски или джином.

Приезжие из других штатов удивлены и поражены. Все кажется невероятным. Однако происходящее объяс­няется очень просто.

Городская полиция Чикаго не принимает никакого участия в проведении в жизнь восемнадцатой поправки. Чикаго всегда голосовал за «мокрый» закон, и чикагская полиция с ее неподражаемой тупостью американского «быка» продолжает считать Чикаго «мокрым» городом.

Есть в Чикаго восемь федеральных чиновников, при­сланных проводить в жизнь восемнадцатую поправку. Четверо из них занято канцелярской работой, другие охраняют склад. И поэтому все в городе осталось по-прежнему, исключая цены на спиртное, которые несколь­ко повысились после введения сухого закона.

В Чикаго есть и пиво. Сент-Луис был самой большой пивоварней Штатов. Когда начал действовать сухой за­кон, сент-луисские пивовары решили, что пришел конец их пивоваренному бизнесу, и быстро превратили свои большие заводы в фабрики безалкогольных напитков. Чикагские пивовары прочли предписание на стенах сво­их заведений и сначала даже глазам своим не поверили. Они прикрыли заводы на некоторое время, а потом про­должали делать пиво - настоящее пиво - с еще боль­шим процентом алкоголя, чем разрешалось до опубли­кования восемнадцатой поправки.

Теперь мы наблюдаем любопытное зрелище - борьбу сент-луисских пивоваров за установление сухого закона. А все потому, что настоящее пиво поступает в таком огромном количестве из чикагских пивоварен, пущенных на полный ход, что убивает потребность в производстве местного продукта.

Когда пивовары возобновили производство своего напитка в таком же масштабе, что и до сухого закона, пиво можно было достать в городе, но стоило оно пятьде­сят центов кружка. Впоследствии некоторые бары и рес­тораны начали сбивать цены, и теперь по всему городу пиво продается по цене тридцать центов штейн, или пят­надцать центов стакан, или пятьдесят долларов бочка.

29

На днях в «Петле» я видел трех конных полицейских. Они сидели за столиком перед высокими кружками пива. Их лошади были привязаны у входа в ресторан. К нам подошел старший официант и, извинившись, попросил у нас разрешения на минутку отодвинуть столик. Мы встали, столик был быстро сдвинут в сторону, и перед нами открылся люк. Оттуда четыре белоснежных официанта выкатили двенадцать бочек пива. Когда они катили их мимо столика полицейских, все трое с любовью по­смотрели на пузатые коричневые бочонки.

 - Это настоящий добрый старый напиток, - сказал один из них со знанием дела, - настоящее доброе старое пивцо.

Так полиция проводит в жизнь сухой закон.

Конечно, процветает вымогательство. Хозяин пивной или ресторана, открыто торгующих спиртным, должен платить известную мзду полиции, что вызывает постоян­ный рост цен. В борьбе с этим злостным бичом появля­ются новые питейные заведения, которые не платят по­лиции по высокому тарифу. Так называемый спортивный клуб - типичное заведение подобного рода. Цель его - вырвать у полиции ее еженедельную взятку. Говорят, что новый бизнес процветает.

Миновав часового в жокейской шапочке с красным лицом и быстро бегающими глазками, который небреж­но поигрывает электрическим звонком у входа, вы взби­раетесь по лестнице на третий этаж и оказываетесь в по­мещении клуба. Вход туда прегражден цепочкой и от­крывается только по предъявлению синей карточки, где указаны ваше имя, номер и название клуба. После тща­тельного изучения карточки вас пропускают в клуб.

Обстановка «Клуба Новата» незатейлива, всего не­сколько столиков и стульев. Как только вы усаживаетесь за столик, появляется негр-официант с наполненными стаканами. Цена одного стакана - только пятьдесят цен­тов, и виски здесь несколько старше, чем то, что продает­ся в соседних барах.

 - Фред, - говорите вы официанту, - эти джентльме­ны хотят стать членами клуба.

 - Да, сэр? - Фред держится с достоинством. - Если они будут так любезны и напишут свои имена на клочке бумаги, для меня большая честь вручить им членские карточки.

30

Через некоторое время приносят карточки, и число членов «Клуба Новата» увеличивается.

Не было еще такого случая, чтобы кого-нибудь за­баллотировали в «Клуб Новата». Число его членов уже перевалило за тысячу, и он по праву претендует на пер­венство среди самых больших клубов Чикаго.

Маклеры, биржевики и торговцы ценными бумагами с улицы Ла Сталь являются его постоянной и верной клиентурой.

Такое положение недолго будет оставаться без изме­нений. Правительство пришлет еще несколько агентов проводить в жизнь сухой закон, возможно, администра­ция перестанет быть либеральной, но в настоящее время любой приезжий чувствует себя как дома и любой напи­ток можно достать в городе Чикаго.

ТУРИСТ В ШВЕЙЦАРИИ

«Торонто Стар Уикли», 4 февраля 1922

ШВЕЙЦАРИЯ. Из-за того, что цена швейцарского франка все еще не поднялась выше двадцати центов, страна стремительно катится к обнищанию. Туристы всегда были основным источником дохода Швейцарии, но теперь стоит туристам заглянуть в валютный курс и увидеть, что они могут получить только пять франков за свой доллар, им уже не хочется ехать в Швейцарию. И как следствие этого, районы страны, до войны кишев­шие туристами, напоминают в настоящее время пустын­ные города быстро застраивающейся Невады.

В Швейцарии закрыты сотни отелей, и туристы при­бывают туда жалкими струйками когда-то мощного по­тока, которым они наводняли страну до войны. Владель­цы отелей в отчаянии. Богатые швейцарцы, когда им хо­чется рассеяться, уезжают в австрийский Тироль, где на франк можно купить целый бушель крон. французы же совсем не ездят в Швейцарию.

 - Хорошо бы швейцарский франк упал до француз­ского, - сказал мне сегодня хозяин.большого отеля, - тогда бы мы получили свою долю туристов, поступающих теперь в Европу. Цены здесь практически такие же, как и на подобных курортах во французских Альпах, но все туристы хотят получить как можно больше франков за свои доллары, вот поэтому они не едут сюда.

31

В самом деле, турист чувствовал бы себя так же пре­красно в Швейцарии, как он чувствует себя сейчас во Франции, потому что большие отели Франции и Италии нейтрализуют выгоду, создающуюся валютным обменом, соответственным повышением цен.

Полный пансион в хорошем швейцарском отеле обхо­дится туристу от 15 до 25 франков, или от трех до пяти долларов. Во французском отеле того же разряда от 35 до 55 французских франков, или от трех до пяти дол­ларов.

Напомним туристу, что владельцы отелей, имеющие клиентуру из Америки и Англии, следят, как ястребы, за изменениями в валютном курсе и устанавливают цены на комнату соответственно довоенным расценкам в дол­ларах. Поэтому в Швейцарии так же дешево, как и в дру­гих странах. Но туристы не знают об этом, и Швейцария расплачивается за свой нейтралитет самым неожидан­ным образом.

У БЕРЕГОВ ИСПАНИИ – ТУНЕЦ

«Торонто Стар Уикли», 18 февраля 1922

ВИГО. ИСПАНИЯ. Порт Виго с мощеными улицами и бело-оранжевой штукатуркой домов, точно бутафор­ская деревушка, прилепился на одной стороне огромной бухты, способной вместить весь британский флот. Выж­женные солнцем бурые горы тяжело сползают к морю, совсем как усталые старые динозавры, а цвет воды такой же голубой, как лазурь неаполитанского залива.

Серая бутафорская церковь с двумя колокольнями и унылый мрачный форт на вершине горы смотрят на го­лубой залив, куда уйдут добрые рыбаки после того, как снег заметет северные реки и форель уснет в глубоких омутах под застывшей пеной льда. Ибо яркая голубизна залива полна жизни.

Там живут стаи неизвестной плоской радужной рыбы, косяки хищной длинной и узкой испанской макрели и всевозможные виды крупного морского окуня со странными и нежно звучащими названиями. Но в основном там обитает тунец - царь всей рыбы, правитель Валгал­лы рыбаков.

32

Рыбак выходит в море на бурой лодке с треугольным парусом, которая кренится пьяно и решительно, и управ­ляет резкими короткими взмахами весел. Ловит он на серебристую барабульку и, распуская леску, тащит ее за лодкой. Как только наживка погружается, в море начинается серебристое плескание, точно в него высыпа­ли целый бушель картечи. Это стаи сардин выскакивают из воды, вытесненные волнами от большого тунца, кото­рый разрезает воду крутыми ударами и выстреливает в воздух на все свои шесть футов. Вот тогда-то сердце ры­бака начинает сильнее биться, а потом вдруг замирает, потому что тунец с шумом ныряющей с мола лошади шлепается в воду.

Большой тунец бывает серебристого или серо-голубо­ватого цвета, и когда он выстреливает в воздух близко от лодки, кажется, что ослепительно блеснула ртуть. Его вес достигает 300 фунтов, но прыгает он с резвостью и яростью радужной форели. Иногда пять-шесть тунцов одновременно выскакивают из воды в заливе Виго, точно дельфины, преследующие стаю сардин, и взлетают в не­истовом прыжке, таком же четком и красивом, как пер­вый рывок хорошо зацепившейся форели.

Испанские лодочники возьмут вас в море рыбачить за доллар в день. В заливе Виго много тунца, и он хоро­шо идет на наживку. Это изматывающий, тяжелый труд, от которого болит спина, ноют мускулы, хотя вы и рабо­таете удочкой толщиной с ручку мотыги. Но если вы после шестичасовой борьбы вытащите из воды большого тунца, победите его в поединке «человек против рыбы» и, почти обессилев от постоянного напряжения, в конце концов поведете его рядом с лодкой, зелено-голубоватого и серебристого в ленивом океане, вам будут отпущены все грехи, и вы сможете смело войти в общение с древ­ними богами, и они будут приветствовать вас.

Веселые загорелые боги, которые вершат справедли­вость в охотничьем раю, живут в старых оползающих горах, обступивших ярко-голубой залив Виго. Они живут там и удивляются, почему настоящие хорошие рыбаки не приезжают в Виго, где их ждут щедрые дары охот­ничьего рая.

33

БАРЫШНИКИ - ВОЛКИ И ОВЦЫ

«Торонто Стар Уикли», 4 марта 1922

ЛЕ-АВАНТ, ШВЕЙЦАРИЯ. Швейцария, маленькая горная страна, взбирающаяся вверх и спускающаяся вниз, утыкана огромными бурыми отелями, построенны­ми в стиле архитектурной школы «часы-кукушка». Там, где дорога делает поворот, обязательно расположился отель, и кажется, что все эти отели сделаны одним масте­ром и выпилены одной пилой.

Вы прогуливаетесь по мрачному дремучему лесу на склоне горы. На снегу видны следы оленя, а большой черный ворон раскачивается высоко на ветке сосны и наблюдает за вами. Где-то внизу лежит мягкая от снега долина, взбирающаяся вверх и переходящая в белые за­зубренные вершины с островками сосняка на склонах. Здесь так же дико, как в канадских Скалистых горах. Потом дорога делает поворот - и перед вами появляются четыре чудовищных отеля, усевшихся на склоне горы, Они похожи на гигантские игрушечные дома, которыми отмечен тот период канадской архитектуры, когда фаса­ды домов с газонами обносились чугунными решетками. Их вид впечатляет вас.

Эти роскошные отели разбросаны по всей стране, как рекламы вдоль правой стороны железной дороги, и зи­мой наводнены очаровательными молодыми людьми в белых свитерах с гладко зализанными волосами, кото­рые хорошо зарабатывают на жизнь игрой в бридж. Эти молодые люди играют в бридж не друг с другом, во всяком случае в рабочее время. Обычно они играют с пожилыми женщинами, годными им в матери, и когда эти женщины сдают карты, на их пухлых пальцах свер­кают платиновые кольца. Я не знаю, как у них все раз­работано, но молодые люди, кажется, вполне удовлетво­рены, а женщины, очевидно, могут позволить себе проигрывать.

Там также можно встретить французскую аристокра­тию. Но это не та блестящая аристократия беззубых старух и усатых седовласых стариков, делающих послед­нюю ставку в Фобур Сент-Оноре в Париже против постоянно растущих цен.

34

Французская аристократия представлена в Швейцарии молодыми людьми, ко­торые с одинаковым изяществом носят очень старинные фамилии и очень узкие в коленях бриджи для верховой

езды.

Их немного, тех, кто носит громкие имена Франции и благодаря акциям в угольном или горном деле разбога­тел во время войны, а теперь может себе позволить оста­навливаться в одних отелях с дельцами, поставлявшими армии одеяла и вино. Когда молодые люди со старинны­ми фамилиями входят в комнату, где сидят барышники со своими довоенными женами и послевоенными дочка­ми, кажется, что поджарый волк входит в загон к жир­ным овцам. Их появление понижает цену титулов барыш­ников. Независимо от национальности последним ста­новится не по себе.

Кроме мальчиков для бриджа (они же мальчики для танцев после зимнего сезона), старой и новой аристокра­тии большие отели населены краснощекими англичанами с семьями, проводящими целые дни на лыжных склонах и трассах бобслея, бледными мужчинами, которые жи­вут в отелях, ибо знают, что если они уедут отсюда, их ждет долгое пребывание в санатории, пожилыми жен­щинами, заполняющими свое одинокое существование суетой отельной жизни, а также американцами и канадцами, путешествующими для собственного удо­вольствия.

Швейцарцы не делают никакого различия между ка­надцами и гражданами Соединенных Штатов. Меня это заинтересовало, и я спросил хозяина отеля, не заметил ли он разницы между жителями двух стран.

 - Мосье, - сказал он, - канадцы говорят по-англий­ски и всегда останавливаются в любом месте на два дня дольше американцев.

Так вот, оказывается, в чем дело!

Говорят, что владельцы отелей - мудрый народ. Все американцы, которых мне довелось встречать, были слишком заняты, чтобы научиться говорить по-англий­ски. Гарвард был основан как раз для этой цели, как поговаривали в свое время злые языки. Ну, а если жите­ли Штатов вдруг начнут говорить медленнее, хо­зяева отелей, возможно, изобретут какие-нибудь новые тесты.

35

ПАРИЖСКИЕ МОДЫ

«Торонто Стар Уикли», 11 марта 1922

ПАРИЖ. Наконец-то найдено объяснение шарообраз­ной форме брюк, суженных книзу, которые носят фран­цузские рабочие. Люди годами мучились над загадкой, почему французскому рабочему нравится наряжать себя в эти широченные брюки, такие узкие у обшлагов, что в них трудно просунуть ногу. Теперь все ясно. Ему они не нравятся. Его жена покупает ему такие брюки.

Недавно на французских фабриках в рабочее время организовали торговлю мужской одеждой. Рабочие ме­няли пальто, брюки, шляпы, обувь. Это был своего рода бунт против феминизма. С незапамятных времен жены французских рабочих покупали всю одежду мужьям, те­перь французские мужчины начинают оказывать сопро­тивление.

Два француза, служившие в одном полку во время войны и не видевшиеся с демобилизации, на днях в ав­тобусе делились своим горем:

 - Что с твоими волосами, Анри? - сказал один.

 - Это моя жена стрижет их. А что с твоими? Они тоже имеют не очень-то шикарный вид!

 - Это все моя жена. Она стрижет их. Она говорит, что парикмахеры - грязные свиньи, но в конце концов оказалось, что я должен ей давать те же чаевые, что и парикмахеру.

 - Да что волосы! Ерунда! Посмотри на эти ботинки!

 - Мой бедный дружище! Такие ботинки! Непости­жимо!

 - Все система моей жены. Она идет в магазин и го­ворит: «Мне нужна пара ботинок для моего мужа. Недо­рогая. Нога моего мужа на столько-то длиннее моей и на столько-то, я думаю, шире. Эти подойдут, очень милы. Заверните». Старина! Ведь это просто ужасно!

 - Со мной то же самое. Я одет в вещи, купленные по дешевке. И что за беда, если они мне малы? Зато деше­во. Но, старина, как она готовит! Пальчики оближешь. Надо знать толк в пище, чтобы оценить, какое она сок­ровище по части кулинарии.

 - Моя тоже. Бриллиант чистейшей воды среди пова­рих. Да что такое в конце концов одежда!

36

 - Правда. Истинная правда! Ничто.

Несмотря на торговлю, организованную на фабриках, и единичные вспышки протеста, господство женщин, по всей вероятности, будет продолжаться.

 

ПАРИЖСКИЕ ШЛЯПКИ