Национализм и трансформация индийской историографии

Историография в период раннего колониализма

Рассматривая индийскую историческую литературу в момент пе­рехода этой страны из до-колониального в колониальный период, из XVII века в XIX, мы сталкиваемся с проблемой оценки относительно­го влияния европейских способов исторического мышления на обще­ство, которое в разной степени уже подверглось процессу модерниза­ции. Как уже отмечалось ранее, в южной Индии в XVIII веке и даже раньше уже существовала традиция историописания, в основных ас­пектах соответствовавшая современным критериям жанра, хотя она и была укоренена в таких более древних литературных формах, как по­эзия. В Бенгалии существовала про-персидская историография в прозе и с узкофокусированной политической направленностью, но тем не менее историография, которая стремилась осознать сначала падение державы Моголов, а позже и новое политическое присутствие Ост-Индской компании. Эта персидская историография являлась глубоко

¹ Cf. Crabbs, The Writing of History in Nineteenth-century Egypt, 130-145.

НАСТУПЛЕНИЕ НАЦИОНАЛИЗМА И НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКАЯ... 123

нравоучительной по своим представлениям, хотя и признавала свет­ские представления о причинно-следственных связях. Она зафиксиро­вала коррупцию и упадок добродетели среди Моголов, равно как и отметила нравственные недостатки англичан. Но про-персидские ис­торики, такие как Гулам Хоссан Табатабаи, автор Seir Mutaqherin — своего главного произведения, написанного в XVIII веке, также осоз­навали различия в политической культуре Ост-Индской компании, что порождало новое политическое и историческое сознание. В 1757 году, используя закулисные средства борьбы против местного правителя Сирадж уд-Даула, Компания добилась победы в битве при Плесси. Это событие повлекло за собой период насилия и грабежей, пока под угрозой вызванной этим нестабильности Компания сама не навела порядок и не провела реформы, принеся мир и стабильность в регион, который сильно пострадал от нестабильной политической ситуации, возникшей в том числе и по вине Компании. Отмеченная запутан­ность положения комментировалась в трудах местных историков, на­пример упомянутого Табатабаи. Он отметил тактику хитрости и ко­варства, используемую Компанией в борьбе за власть, «пьяный и рас­пущенный» характер англичан и неспособность новых правителей следовать стандартам хорошего правления в соответствии с мораль­ными нормами классической политической философии Моголов. Од­нако он отметил и практическую сторону британского присутствия, признавая установившуюся благодаря ему стабильность. Более того, он показал понимание сути современного империализма, а именно экономическую эксплуатацию наряду с ощущением культурного пре­восходства. Таким образом, «Гулам Хоссан, возможно был первым, кто охарактеризовал ранний период правления Ост-Индской компа­нии в Восточной Индии как систему колониального правления»¹. Ин­тересен тот факт, что работа Табатабаи в 1789 году была переведена

на английский язык.

Труды таких авторов, как Табатабаи, представляли собой жанр письма, который был характерен для старых, образованных литерато­ров-бюрократов, которые, хотя и критиковали правление Компании, но при этом пытались поступить на службу к новой администрации.

* Битва при Плесси (точнее - Палаши] - сражение у берегов реки Бхагиратхи в Западной Бенгалии. в котором 23 июня 1757 года британский полковник Роберт Клайв, представлявший интересы Британской Ост-Индской компании, нанес со­крушительное поражение войскам бенгальского наваба Сирадж уд-Даула, на сто­роне которого выступала Французская Ост-Индская компания.

¹ Kumkuin Chatterjee, 'History as Self-Representation: The Recasting of a Political Tradition in Later Eighteenth Century India', Modern Asian Studies, 32 (1998), 942. Чаттерджи также предположил, что «стратегии саморепрезентации», используе­мые Табатабаи и другими, были признаком появления «националистической» историо!рафии, той самой, которая отразила переход от до-колониального к ко­лониальному правлению.

ГЛАВА 2

Через свои труды они надеялись подчеркнуть роль знающей и опыт­ной бюрократии, необходимой для обеспечения хорошего правления. Но британцы их опасались. То, что их труды оказали незначительное влияние на возникновение колониальной историографии, видно по тому, что фактически все колониальные историки изображали до-британские мусульманские правительства как деспотичные, основан­ные на насилии и эксплуатации. Как было сказано в предыдущем раз­деле, восточный деспотизм был той темой, в контрасте с которой должно было быть показано и оправдано восхваление правления ком­пании. Мы еще увидим, что эта специфическая черта Могольско-го/Мусульманского царства также стала критическим элементом на­циональной историографии конца XIX века.

В начале XIX века было два типа историописания, причем оба обязаны своим проявлением присутствию Ост-Индской компании. Первое из них было представлено историями, написанными британ­скими сотрудниками Компании, которые помимо своих администра­тивных обязанностей нашли время для того, чтобы создавать истори­ческие нарративы. Это были так называемые административные исто­рики, причем некоторые из них, как, например, Джеймс Милль, глав­ный ревизор корреспонденции Компании в Лондоне, даже никогда не ступал на индийскую землю. Второй жанр был представлен главным образом бенгальскими индусскими литераторами (pundits, или уче­ные), нанятыми Колледжем Компании в Форт-Уильяме в Калькутте с целью написания исторических текстов представителями туземной культуры.

Основной мотивацией административных историков был сбор ин­формации, которая оправдает и облегчит правление Компании. Знание местных обычаев, традиций и т.д. было необходимом для сбора дохо­дов. В результате появился такой тип административной истории, ко­торый позже станет стандартным для таких периодических изданий, как District Gazetteers, Reports on Revenue Settlements и других. Но по­скольку поступающая с мест информация не всегда поступала вовре­мя и не всегда была проверенной, колониальное историческое знание стало проблемой. Потребность покончить с зависимостью от местных источников информации, которые зачастую рассматривались как по­дозрительные или специально вводящие в заблуждение, способство­вала зарождению историографии, которая полностью соответствовала ее целям, то есть колониалистской историографии¹. Поскольку власть Компании увеличивалась, росла и уверенность в ее цивилизаторской и благотворной миссии и соответственно презрение к индийскому про­шлому и его исторической литературе (или отсутствию таковой). Мы

Отец Джона Стюарта Милля.

¹ Ranajii Guha, An Indian Historiography of India: A Nineteenth Century Agenda and Its Implications. Calcutta, 1988, 14.

НАСТУПЛЕНИЕ НАЦИОНАЛИЗМА И НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКАЯ... 125

уже упоминали Милля в этом контексте. Но даже сэр Генри Эллиот, который позднее стал главным секретарем в Министерстве иностран­ных дел Индии и вместе с Джоном Доусоном из Университетского колледжа Лондона перевел на английский язык целых восемь томов извлечений из персидских исторических источников, появившихся позднее как «История Индии, рассказанная ее историками», уменьшил ценность переведенных им текстов тем, что напомнил читателям ни­чтожную значимость не только мусульманского прошлого, но и их ощущения своего прошлого. Британский период рассматривался как несомненно лучший во всех отношениях.

Индийские авторы, пишущие для Колледжа Форт-Уильяма, были первыми местными историками XIX века. Они привлекают наше вни­мание прежде всего потому, что писали не на персидском, а на бен­гальском языке и прозой вместо поэзии. Конечно, их труды, были за­казаны Компанией как простые языковые тексты, цель которой со­стояла в том, чтобы обойтись без прежней бюрократии nawabi, поль­зовавшейся персидским языком. Наше внимание привлекают три ра­боты этих pandits: «История короля Пратападитья» (1801) Р. Басу; «Жизнь короля Кришначандра» (1805) Р. Мукбодхаийя и «Хроника королей (1808) М. Бидьяланкара. Согласно Ранаджит Гуха, «все три работы как в литературном, так и в историографическом смыслах бы­ли текстовыми зонами конфликта между анархизмом и модерниз­мом»¹. Труд Басу, несмотря на то что содержал в себе элементы ми­фологии, явно являлся примером рационалистической истории и не в последнюю очередь потому, что ставил своей целью выполнить функ­цию руководства для Компании, требования которой и определили ее эпистемологический характер. Однако тот же самый императив не всегда приводил к созданию современной историографии. Стиль письма Бидьяланкара воскрешал пуранический стиль исторической памяти. Его «Хроника» была насыщена дидактическими и нравоучи­тельными мифами и баснями и свободно и беззастенчиво оперировала свойственным индуизму понятием циклического времени. Самым важным каузальным объяснением жизни королей было божественное вмешательство, и оно же объясняло победу англичан в битве при Плесси. Книга примечательна и своим игнорированием индо-мусуль-

Nawabi - Набоб или наваб - титул правителей некоторых провинций Вос­точной Индии в Империи Великих Моголов. После падения этой империи титул набоба сохранили те правители, которые подчинились британскому владычеству в качестве вассалов.

** Pandit - ученый муж.

\Ibid., 28.

Пураны являются важным жанром индуистских, джайнских или буддий­ских религиозных текстов, в частности состоящих из описания истории вселенной от создания до уничтожения, родословных царей, героев, мудрецов и полубогов, и описания индуистской космологии, философии, и географии.

ГЛАВА 2

мано-британской периодизации, характерной для колониальных исто­рий, начиная с Милля; его короли были либо хорошими, либо плохи­ми, и отсутствовало всякое понимание их религиозной идентичности. Не было в книге и никакого понимания нации, потому что главными героями являлись боги и короли.

Новая педагогика и возникновение современного исторического сознания

Однако в последовавшие за этим несколько десятилетий историо-писание в Индии подверглось демифологизации и рационализации. Важной причиной этих изменений стало оправдание колониализмом собственного правления с помощью истории: доводы в пользу хоро­шего правления, цивилизаторской миссии и т.д. использовались для противопоставления с плачевным доколониальным прошлым. Кроме того, колониальные истории таких миссионеров, как Д.К. Маршман, автор «Истории Бенгалии» и «Истории Индии» (в 1840 г. обе были переведены на бенгальский язык), содержащие негативные образы индийской традиции и культуры, провоцировали появление контр­ответа, который должен был быть создан в той же самой рационали­стической парадигме. В результате, переведший Маршмана Гопал Майтра, указал на то, что вымышленные легенды индуизма ничем не отличаются от чудес Библии. Далее, мы должны принять во внимание ту роль, которую сыграла преподаваемая в рамках официального об­разования история в осуществлении модернизации исторического сознания. История преподавалась не только в миссионерских школах и колледжах, но в новых народных школах, созданных с целью обуче­ния клерков и служащих империи. Эти современные школы, посте­пенно вытесняющие традиционные tols, patbsbalas и madrasas, прида­вали особое значение учебному плану, адаптированному к колониаль­ным образовательным ценностям. Традиционные начальные школы прививали основные умения и навыки, необходимые для повседнев­ной жизни; акцент был сделан на языке, арифметике и счете, а не ис­тории. Но на протяжении второй декады XIX века многие из этих школ были бесплатно обеспечены печатной продукцией в духе либе­ральной (и не только светской) образовательной философии. В новой педагогике история стала одним из самых важных предметов, и в 1844 г. генерал-губернатор Хардиндж отдал распоряжения о соз­дании свыше ста народных сельских школ, которые отразили этот но­вый акцент в учебных планах¹. Новая педагогическая и интеллекту­альная значимость истории привела к растущему интересу к этому предмету. Утилитаристский акцент, особенно в миссионерских шко-

¹ SumitSarkar, Writing Social History. Delhi, 1997, 14.

НАСТУПЛЕНИЕ НАЦИОНАЛИЗМА И НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКАЯ... 127

'•*

лах, на достойных подражания достижениях европейской старины и в равной степени менее образцовых достижениях и хрониках индий­ской старины, вызвал интерес к «фактам» и «успехам» индийского прошлого, о котором поколение либеральных востоковедов, таких как сэр Уильям Джонс, писало с определенной долей расположения и симпатии.

Движение за религиозное возрождение и поиск славного прошлого

Далее, поскольку колониалистские нарративы приписывали бри­танское присутствие в Индии «естественному» ходу самой истории, для признания этого утверждения недействительным нужна была контр-мифология. Появление одного важного метанарратива привело к противопоставлению материалистического Запада духовному Вос­току; хотя допускались определенные победы Запада, история должна была закончиться триумфом индийского духа. Авторами подобных утверждений были видные социальные и религиозные реформаторы того времени. Такие реформаторы, как Раммохан Рой, Дайянанда Са-расвати и Вивекананда, историками, конечно же, не были. Посредст­вом движений за реформы, которые ученые назвали «протестанизаци-ей индуизма», они хотели реанимировать более древнюю, изначаль­ную форму индуизма, не искаженную временем и коррумпированно­стью священников. Они пытались обнаружить цивилизационные ос­нования обновления Индии и ее судьбы в традициях древнего про­шлого, где, по их утверждению, творческий потенциал человечества уже достиг духовного и интеллектуального совершенства. Реформа, таким образом, была связана с возрождением прошлого, которое так­же подразумевало разрыв с не столь отдаленным мрачным и развра­щенным прошлым, но не со своеобразием Индии. Она, однако, не подразумевала отказ от современности. Более того, реформаторы счи­тали, что их задача вполне совместима с современностью, поскольку, по их утверждению, древнеиндийская цивилизация уже предвидела современные рационально-технологические достижения. Это было одним из способов примирения традиции с вызовами современности. Рой даже нашел подтверждение, доказывающее несостоятельность придуманного а-историзма Индии, а Дайянанда, религиозный рефор­матор и основатель секты индуизма Арья самадж, утверждал, что

Арья самадж (на языке хинди - общество ариев), религиозно-реформатор­ское и просветительское общество в Индии, возникшее в 1875 г. и объединившее в основном мелкобуржуазную интеллигенцию. Арья самадж проповедовало на­циональную самобытность Индии, призывало к возрождению национальной

ГЛАВА 2

в Ведах содержится вся современная наука. Конечно, это утверждение вскрывало очень упрощенное понимание ведической культуры и ее научного потенциала. Далее, приравнивание древнеиндийского про­шлого к индуистскому создавало доводы в пользу существования в древней Индии единого и гомогенного общества, предполагающего также наличие в древние времена оформленной религии, именуемой индуизмом, чего на самом деле не было. Более значимо то, что идеи возрожденческих/реформаторских индуистских движений могли быть использованы и использовались определенной частью национальной историографии для подведения идеологического основания под поли­тические движения индуизма в XX веке. Секуляризированная версия индуизма, сглаживающая его философскую и социальную неоднород­ность, была расценена как предварительное условие и для социальной реформы, и для политической мобилизации. Кроме того, она способ­ствовала определению «индийское™», которое могло использоваться некоторыми радикальными националистическими историографиями движения за независимость.

Усилия по проведению социальных реформ в религиозном ключе предпринимались и индийской мусульманской интеллигенцией, на­пример, просветителем Сайд Ахмад-ханом, который попытался при­мирить западное образование и науку с запретами Корана. Но ислам­ская традиция представляла большие трудности частично потому, что по сравнению с индуизмом, который мог трактоваться более свобод­но, ее догматы были более четко определены и структурированы. А еще потому что ислам пережил свой Золотой век за пределами Ин­дии, и это проблематизировало восприятие ислама как местного эле­мента в индийской культуре. Однако в конечном счете обращение обоих сообществ за помощью к религии «укрепило линии демарка­ции» и ослабило синкретические тенденции более раннего времени. Впоследствии это сказалось на более позднем националистическом письме, и в частности на появлении теории двух наций, которая в 1947 году ляжет в основу разделения Индии.

Конечно, эти социальные реформаторы не были профессиональ­ными историками и практически не обращались к реальным истори­ческим фактам. Но их представления, резко контрастирующие с теми, что преподавались в колониальных школах, вели к росту «жажды ис­тории» в среде индийской интеллигенции настолько, что история ста­ла как способом возвращения чувства собственного достоинства, так и «способом обсуждения и реализации коллективного самосознания»².

культуры. Оно выступало против кастовой системы, за распространение просве­щения, проведение религиозных и социально-бытовых реформ.

Michael Gottlob, ed., Historical Thinking in South Asia: A Handbook of Sources from Colonial Times to the Present. New Delhi, 2003, 21.

Цитата Sudipta Kaviraj в: Sarkar, Writing Social History, 13.

НАСТУПЛЕНИЕ НАЦИОНАЛИЗМА И НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКАЯ... 129

В 1838 г. в Калькутте было сформировано Общество ищущих истину, цель которого состояла в чтении лекций по различным аспектам изу­чения Европы. Самая первая из них - «О природе и важности истори­ческих исследований», прочитанная преподобным Кришной Моханом Банерджи*, акцентировала внимание на том, что успех Запада был связан с его историческим самосознанием, его оценкой собственного прошлого¹. Вслед за этим появились многочисленные региональные и национальные истории, главным образом на бенгальском языке. Тако­выми среди прочих были «История Бенгалии» (1848) просветителя Ишвара Чандры Бидьясагара и «История Индии» (1859) Кедара Нат Датты. Эта новая история многое заимствовала у колониальной исто­риографии, но и многое из нее подвергла сомнению. Так, выдвинутая Миллем трехступенчатая схема периодизации индуистско-мусуль-мано-британского правления была принята, а его негативное описание индийского общества как общества цивилизационно невежественно­го было отвергнуто. Индийские историки больше присматривались к либеральным востоковедам, таким как Уильям Джонс и Монтстюарт Элфинстон, сравнивавшим Древнюю Индию с цивилизациями Греции и Рима и прославлявшим ее достижения в философии, астрономии, математике и других науках. Многие из них, описывая древний пери­од как Золотой век, также приходили к выводу, что последовавшая за ним эра «мусульманского правления» была периодом потерь и упадка. Частично такой вывод вытекал из периодизации Милля, который в свою очередь использовал европейскую периодизацию древность-Средневековье-современность, включавшую «средний период», быв­ший, что характерно, «темными веками». Весьма распространенное в книгах по индийской истории предубеждение европейской историо­графии XIX века против ислама также сказалось на формировании индуистско-индийской идентичности как исторического объекта, иг­рая в этом процессе роль «коммунализатора» индийской истории, хо­тя анти-мусульманские предубеждения ни в коем случае не отсутст­вовали в трудах местных авторов и до Милля, например в оценке за­говора против Сирадж уд-Даулы ученым Раджиблочана из Форт-Уильям Колледжа. Самит Саркар утверждал, что средний класс (bhadralok) индийского общества, даже находясь в колониальной за­висимости, с появлением британского правления немного повысил свой статус. Поэтому такое критическое отношение к исламскому

* Кришна Мохан Банерджи (1813-1885).

¹ Vinay Lai, The History of History: Politics and Scholarship in Modern India. New Delhi, 2003, 27-28.

** Сирадж уд-Даула (полное имя - Мансур-уль-Мульк Сирадж-уд-Даула Шах-кули-хан Мирза Мохаммад Джанг Бахадур; 1733-1757)- наваб Бенгалии, Бихара и Ориссы в 1756-1757 годах.

² Sarkar. Writing Social History, 18.

53ак. 1183

ГЛАВА 2

прошлому было вытесненным страхом социальной группы, неспособ­ной свободно критиковать источник своего экономического благопо-

лучия

Рождение рационалистической парадигмы

Кроме того, местные историки начали перенимать западное пред­ставление о том, что до британцев никакой традиции историописания в Индии не существовало. Так, историк Раджендралал Митра заявил, что «в индийской литературе практически отсутствуют настоящие исторические сообщения»². Как отметил Парта Чаттерджи, это поня­тие было «исключительно открытием европейской индологии»"; оно не пришло бы на ум историкам из Форт Уильям колледжа. Это также являлось признаком постепенного принятия западных критериев того, что существует истинно историческое описание, а также влияния анг­лизированной образовательной системы и связанного с этим исчезно­вения персидского языка в школах и колледжах. Результатом стало растущее осознание метода и правил доказательности и подлинности, а также принятие рационально-позитивистской модели истории, рас­пространенной на Западе в XIX веке. История все больше отделялась от художественной литературы, и ко второй половине XIX века поня­тие итихаса приобрело четкую и определенную связь с реальностью. В плане профессионализации исследований, систематического сбора и расширения круга источников, включая археологию, эпиграфику и нумизматику, а также развития новых методов интерпретации пример подавали британские институты, такие как Азиатское общество (ос­нованное в 1784 году Уильямом Джонсом)⁵. Но индийские историки тоже оставили свой след в подобных институтах, как, например, упо­мянутый выше Раджендралал Митра, ставший первым индийским президентом Азиатского общества. Среди историков, работавших в университетах и колледжах, самым известным был специалист по санскриту, ученый и историк Древней Индии Р. Г. Бхандаркар, один из немногих историков своего времени, основой трудов которого бы­ло истинное научное исследование. Бхандаркар стремился поднять индийскую историографию до уровня западных научных стандартов.

'ibid., 19.

² Цит. по: Gottlob, Historical Thinking in South Asia, 2.

³ Partha Chatterjee, The Nation and its Fragments: Colonial and Postcolonial His­tories. Princeton, NJ, 1993, 95.

⁴ Meenakshi Mukherjee II Gottlob, Historical Thinking in South Asia, 25. Однако факты не всегда отделялись от вымысла. Конец XIX столетия был также расцве­том исторических романов с большой долей вымысла таких авторов, как Банким-чандра.

⁵ Ibid., 26.

НАСТУПЛЕНИЕ НАЦИОНАЛИЗМА И НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКАЯ... 131

Вторя Ранке, он настаивал на том, что факты должны говорить сами за себя. «Историку прежде всего необходимо быть беспристрастным, а значит, не иметь специального намерения найти в лежащих перед ним источниках нечто, что привело бы к славе его расы и страны, но также не иметь и предубеждения против страны и ее людей. Историк должен быть обеспокоен лишь поисками истины»'. Бхандаркар под­держивал социальную реформу и в своих многочисленных публичных лекциях вскрывал несоответствие между индуистскими методами его времени и теми, которые были приняты в древности. Кроме того, он на­стаивал на том, что только верная методология может обеспечить пра­вильный ход реформ. «Ясным осознанием наших национальных изъянов мы закладываем фундамент значительного прогресса в будущем».

Индийское историописание второй половины XIX века во многом повторяло предметы и темы колониалистского письма. Социальная история была приравнена к «фольклору», экономическая история за­нималась земельными пожалованиями и данными о производительно­сти труда — административно-значимыми проблемами. Политическая история представляла собой историю королей и вслед за ними - гене­рал-губернаторов. Но эта историзация индийского мышления не озна­чала автоматически наличия «колониализма с согласия колонизируе­мых». Колониальная концепция исторического изменения не отводи­ла индусам никакой роли в качестве движущей силы истории. Эта точка зрения больше не принималась. А поскольку открыто критико­вать колониализм было трудно, местное историописание давало воз­можности для выражения активности даже несмотря на то, что при­ложение этой активности относилось к далекому прошлому.

Рождение националистической парадигмы

История все больше использовалась для того, чтобы оспорить уни­зительные утверждения востоковедов. По мнению Парты Чаттерджи, к 1870 году все существенные признаки националистической исто­риографии уже были налицо. Нам, однако, следует иметь в виду, что националистическая историография может быть националистической по ряду признаков. Во-первых, и, прежде всего, она должна предпола­гать понимание нации как отличного от других образования, имеюще­го пространственно-временную географическую и цивилизационную протяженность. Во-вторых, ей свойственно глубокое чувство собст­венного прошлого, и часто своего древнего прошлого, как основопо­лагающего источника идентичности и исторической судьбы. Это так-

¹ Цит. по: С. Н. Phillips, ed., Historians of India, Pakistan and Ceylon. London, 1961,281.

² Gottlob, Historical Thinking in South Asia, 12.

³ Chatterjee, The Nation and its Fragments, 88.

ГЛАВА 2

НАСТУПЛЕНИЕ НАЦИОНАЛИЗМА И НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКАЯ... 133

же становится логическим обоснованием предвзятости и субъектив­ности, являющихся признаками националистического историописа-ния. Наконец, националистическая историография основана на пред­посылке осознания Другого. Это понимание, однако, может вести, а может и не вести к критике этого Другого. В результате это может содействовать критике колониализма. Это может также подтолкнуть к «исключающей» дефиниции Себя, которая стремится вычеркнуть элементы, противоречащие первым двум признакам националистиче­ской историографии.

Только в первом десятилетии XX века, с появлением Свадеши (движение за самодостаточность) и революционно-террористических движений, националистическая историография Индии с характерной для нее неистовой критикой колониального правления стала самой собой, хотя некоторые аспекты колониализма, как показал Кумкум Чаттерджи, подвергались критике и ранее, еще в конце XVIII века. Однако первые местные труды об общеиндийском, а не только регио­нальном прошлом, стали появляться только в 1850-е годы. Наиболее важны два из них - «История Индии» Нилмани Базака и «История Индии» Тариничарана Чаттопадхьяи - две разные книги бенгальских историков с одинаковым названием¹. Трехтомная «История» Базака, издававшаяся на протяжении двух лет, содержала в своем предисло­вии намерение разуверить читателя в англофонском представлении о том, что «древние индусы были очень глупы». В предисловии также утверждалось, что репрезентация прошлого на бенгальском языке вы­глядела бы более аутентичной и привлекательной, нежели на англий­ском. Язык отныне все более признавался признаком идентичности, что прекрасно накладывалось на возникающее национальное самосоз­нание. Важно иметь в виду, что индийское националистическое мыш­ление создало много типов дискурсов об идентичности. В Индии ощущение региона и ощущение нации появились одновременно. Фак­тического подтверждения того, что имела место некая растущая кри­вая национального самосознания, в конечном счете поглотившая ре­гиональную специфику, нет². В этом смысле не было никакого проти­воречия между matribhasha (родным языком) как предметом гордости и националистическим сознанием, и, как отмечает Гуха, в 1850-е гг. «национальный язык» использовался взаимозаменяемо с matribhasha, что говорит о языке как идеологическом маркере национальной при­надлежности и политической деятельности³.

* Свадеши движение - (санскр. свадеши - букв. - отечественный), движение в колониальной Индии с кон. XIX в. за развитие национальной промышленности, против засилья английских товаров.

¹ Двухтомник Базака появился в 1857-1858, в Чаттопадхьяи - в 1878-м.

² Sunil Khilnani, The Idea of India. New Delhi, 1997, 153.

³ Ranajit Guha, An Indian Historiography of India: A Nineteenth-Century Agenda and Its Implications. Calcutta, 1988, 42.

Таким образом, к новой историографии привело соединение коло­ниального образования с простонародным языком. По мере того как переводились проанглийские истории для школ и университетов, ста­ли подмечаться их неточности и ошибки. Во второй половине XIX века многие авторы учебников по истории (большей частью про­фессора колледжей) приступили к написанию историй Индии для бен­гальских школ. Эти учебники стремились вернуть гордость за родное наследие, оспаривая его недооценку в колониальных нарративах. Так, в 1876 году в предисловии к своей книге Кхиродчандра Райчаудхури заявил о том, что «написал эту книгу для тех, кто был введен в заблу­ждение переводами написанных на английском языке историй»¹. Отвер­галось заявление о британском правлении как неизбежной исторической необходимости. Индийские историки, теперь уже сведущие в европей­ской истории, государственном управлении и политической философии, вместо этого заявляли о том, что колониальная победа была результатом бессовестных махинаций. Британцы выиграли битву при Плесси благо­даря интригам Клайва и предательству Мир Джафара. Несмотря на то что наваб Сирадж уд-Даул испытывал недостаток в добродетели и был тираном, его поражение стало результатом державной политики, а не личной неудачей или божественным возмездием.

По сравнению с многотомной «Историей» Базака, «История Ин­дии» Тариничарана Чаттопадхьяи оказала гораздо большее влияние. Переживший к 1878 году восемнадцать изданий, это был самый попу­лярный учебник истории в бенгальских школах в последней четверти XIX века. Как и у Базака, «Индия» теперь мыслится как отдельный субъект, страна (desk), и именно desh, а не перечни королей отныне являются основой нарратива. Подобно большинству других авторов учебников его поколения, формулировки Тариничарана опирались на англоязычные представления об индуистско-мусульмано-британской схеме, которой было свойственно представление об Индии как само­стоятельной географической единице. Тариничаран также полагался на индологические оценки древней Индии, хотя, конечно, доверять им можно было только выборочно. Данная Миллем крайне неодобри­тельная оценка индийского прошлого отвергалась; намного ближе ему была «История Индии» Монтстюарта Элфинстона, совершенно непо­хожая на «главный учебник»² Милля, с положениями которого надо было бороться на каждом шагу. Элфинстон гораздо больше симпати­зировал достижениям древних индийцев, что нашло отражение в гла­вах его книги, названных «Философии», «Астрономии и математиче­ские науки», «Медицина» и т.д. Однако для полного восстановления индийской самобытности следовало обратиться к двум проблемным областям. Во-первых, надо было объяснить, почему эта великая циви-

¹ Цит. по: Chatterjee, The Nation and its Fragments. 91.

² Ronald Inden, Imagining India. Oxford, 1990, 45.

ГЛАВА 2

лизация пришла в упадок. Во-вторых, необходимо было показать, что требовалось от самих индийцев для осуществления того, что было уже начато британцами, а именно модернизации Индии. Обе проблемы легко можно было решить, переиначив трехчленную схему индийской истории. Так, «Древняя Индия должна была стать классическим ис­точником индийской модернизации, в то время как "мусульманский период" - мраком средневековой темноты»¹. Для Тариничарана все отрицательные описания мусульманского периода и мусульманских королей в колониальном дискурсе - «погрязшие в праздности и рас­пущенности и подражающие порокам Калигулы и Коммода», как вы­разился сэр Генри Элиот, - абсолютно ясны. Жестокие, развратные и фанатичные завоеватели (теперь уже не турко-афганцы или моголы, а мусульмане), которые в отличие от индусов не были аборигенами Индии, но появились извне, как и их религия (из Аравии), и сумели победить индусов не благодаря божественному вмешательству, а вследствие изменившей индусам удачи и непредвиденных неблаго­приятных обстоятельств. Таким образом, националистическая исто­риография конца XIX века имела как антибританскую, так и антиму­сульманскую окрашенность.

Национализм, коммунитаризм и историописание

Тариничаран и Базак стали предвестниками постоянно возникаю­щей темы, а именно: величия древнеиндийской цивилизации и ее по­следующего упадка в период мусульманского правления. Но такое представление поставило сложный вопрос о роли британцев, освобо­дивших индусов от тирании неуспешного мусульманского правления. Однако если индийскость объяснялась через географическую и рели­гиозную идентичность, то исповедующие христианство англичане тоже были чужими. По утверждению социальных и религиозных ре­форматоров, их (по общему признанию, полезные) модернизаторские усилия были столь же чуждыми древней индийской культуре. Поэто­му в конце XIX века индийская националистическая историография породила дискурс о национальном единстве Индии, которая оказа­лась достаточно великодушной и приняла посторонних. Этот дискурс был далеко не единственным; как утверждал Парта Чаттерджи, была еле различимая альтернативная «децентрированная» историография.

¹ Chatterjee, The Nation and its Fragments, 102.

² В оснонном это была бснгало-центрированная историофафия, признавав­шая, что пуштунское правление (в отличие от могольского) на самом деле было благом для Бепгалии и что в отличие от других областей Индии ислам не насаж­дался в Бенгалии силой, а бенгальские мусульмане были фактически особым ти­пом бенгальцев. См.: Chatterjee, The Nation and its Fragments, 113-114.

НАСТУПЛЕНИЕ НАЦИОНАЛИЗМА И НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКАЯ... 135

К этому следует добавить различимые у Базака намеки на интересное изменение историографии, ставшее более очевидным в начале сле­дующего столетия, а именно движение от государственно-центриро­ванной политической истории к «весьма заметному и рано развивше­муся интересу к социокультурной истории», которая проявила себя как раз в то время, когда в Европе становилась господствующей ран-кеанская модель'. Подобная валоризация культуры, ее приоритет над королями и войнами частично были ответом на нехватку хронологи­чески точных данных по индуистскому периоду, что к этому времени стало важной методологической проблемой. Кроме того, это характе­ризовало политику идентичности, которая в рамках более широкой политической программы развития исторической самобытности отда­вала приоритет культуре над политикой в индийском прошлом. Одна­ко культура этой историографии основывалась в основном на религи­озных или кастовых сообществах.

Ответы мусульман на различные сектантские версии индийского прошлого тоже имели оборонительный характер; они также должны были бороться с колонизаторскими нарративами (и их индуистскими версиями). Одним из ответов было объяснение некоторых отрица­тельных моментов мусульманского правления как проявления острой необходимости и политической ответственности за действия, которые противоречили принципам ислама (как это сделал бенгальский писа­тель Сайид Абдул Рахим). Другой ответ призван был подчеркнуть цивилизационное величие ислама, у которого были собственная клас­сическая эпоха и вклад в культуру человечества. Английское и индуи­стское изображение мусульман как воинственных, фанатичных и жес­токих людей не было правдой. Истинная оценка мусульманского прошлого могла быть дана только мусульманами, и такие авторы, как Абдул Карим, приступили к этому.

СекулярПые нарративы

и возникновение экономического национализма

Историописание на местном языке развивалось и в других частях Индии. В 1864 году Шива Прасад написал первую историю Индии на хинди; название его книги Itihasa Timirnasak (буквально, «История как способ борьбы с невежеством») свидетельствовало о практиче­ском обосновании книги; история была проводником позитивных п