Основные банки Европы находились в Англии, и фунт имел более выгодный обменный курс.

Тем не менее Франция имела все шансы выиграть в этой конкурентной борьбе.

Проиграла она не в производстве, а в кредитной сфере, тарифной политике и экономике. У англичан нашлось «секретное оружие» — Адам Смит и его последователи, которые предложили правительству перейти от ростовщической экономики к экономике рыночной. Они предложили добиваться сверхприбылей не более высокой ценой, а количеством товара, поскольку именно валовой размер закупок, а не цена, стимулирует производство. Они же предложили как можно быстрее внедрять все технические усовершенствования и изобретения, и за счет этого делать свой товар более дешевым и конкурентоспособным.

Кроме того, — и это очень важно! — французские мануфактуры до середины XVIII века чаще всего ориентировались на производство высококачественной продукции для аристократии или государственных структур, то есть для очень небольшого круга людей. Англичане предложили запустить мануфактурные производства для простонародья (именно поэтому быстрее всех росла текстильная промышленность). Главный выигрыш состоял в том, что англичане первыми додумались сделать ставку на ширпотреб.

Железный мост через реку Северн, построен в 1781 г. Британцы были первыми, кто начал строить через реки именно железные мосты. До этого мосты строились из камня или дерева

Процитируем статью Юлия Львовича Менцина «Монетный двор и Вселенная»:

«Первым, и долгое время единственным, государством, которому удалось выйти из этого тупика и создать национальную экономику как некую органическую целостность, была Англия, сумевшая при помощи своего государственного долга использовать для развития промышленности мощь сперва европейского, а затем мирового капитала. При этом первоначальным гарантом этого долга стала бесперебойная работа Монетного двора, продававшего серебряные деньги лучшего в мире качества по ценам, выгодным для отечественных и иностранных торговых компаний.

…Монетный двор не только являлся государственным (причем сугубо убыточным!) предприятием, но и частью государственной системы. Поэтому заинтересованные компании могли поддержать его работу, лишь поддерживая экономику Англии в целом, так как в условиях хозяйственного или политического кризиса в стране нормальное производство денег стало бы невозможным.

Таким образом, складывался своеобразный альянс, в котором европейский капитал получал доступ к лучшему монетному двору, а Англия получала огромные займы, благодаря которым ее банки могли предоставлять кредиты предпринимателям на необычайно выгодных для последних условиях. Благодаря этому альянсу льготный режим работы создавался не только для отдельных промыслов, ориентированных на экспорт и, в силу этого, слабо связанных с условиями хозяйствования на внутреннем рынке, но и для всей экономики в целом».

То есть с одной стороны — производство, ориентированное на ширпотреб и массовый спрос, а с другой — широчайшие кредитные возможности. И по тому же хлопку уже в 1787 году складывается удивительная ситуация — Англия покупает французский хлопок, делает из него продукцию, и продает… во Франции. И это не золоченые камзолы, а повседневная одежда для рыбаков, крестьян, ремесленников, буржуа — для людей, которых много. Когда один или два дворянина покупают пару камзолов по 1000 пистолей — это не бизнес. Бизнес начинается тогда, когда твои камзолы по 5–10 пистолей начинают покупать сотни тысяч. Причем поскольку процесс производства механизирован и более дешев, французские предприятия подобного плана не могут конкурировать по ценам с английскими товарами.

Спираль начинает раскручиваться в обратную сторону. Запускается крупнейшее хлопчатобумажное производство в Ливерпуле, шелковое производство в Манчестере, а французский финансовый и промышленный капитал… бежит в Англию, ибо там деньги вкладывать выгоднее — что в банки, что производство. Словом, если французы сделали ставку на экспорт и реэкспорт, то англичане — на экспорт промышленных товаров, что приносит гораздо большую прибыль и развивает собственную науку и промышленность.