Милость работает на реализацию вашего стремления, и все выстраивается так, чтобы вы скорее всего достигли этой реализации — следовательно, нечего бояться.

Страх приходит с неискренностью. Если вы хотите комфортной жизни, приятного окружения и т.п., тогда вы ставите условия и ограничения — и начинаете бояться.

Но это не имеет ничего общего с садханой.

 

 

Мая 1967

Ты помнишь S.B.? Он был здесь… У него было много учеников, он имел йогические силы. Он пришел сюда и был словно поражен молнией, когда увидел Шри Ауробиндо: он упал в обморок. Потом он говорил, что это вышло из-за силы откровения. Он оставался здесь многие годы; он жил здесь, внизу. Затем он ушел; ты понимаешь, он принимал здесь своих учеников, и я ему сказала: «Нет, так не пойдет, лучше бы вам поискать комнату в другом месте.» Тогда он ушел. И в течение многих лет о нем не было ничего слышно. Позже он снова появился (я довольно часто видела его по ночам), и появился с пылом, энтузиазмом! Он только что прислал вот эту открытку из Риги, Латвии — он собирался поехать в Россию [Мать протягивает открытку Сатпрему:]

 

«Приветствую. Я помню твое чудо. Я рассказывал здесь о нашей божественной Матери и о твоей сладости в обстановке большого доверия. Благослови меня. Всегда твой.»

 

Он был в России… К нему сразу же вернулось это: большой энтузиазм.

Некоторое время он жил в том доме, который сейчас стал «офисом Ауровиля», а крыша этого дома неровная (одна часть крыши идет на одном уровне, затем вдруг резко понижается на полэтажа). Однажды, гуляя по крыше в медитации, он упал; кажется, он совсем недавно до этого принимал пищу, так что у него случилась закупорка. И он заявил, что вылечился за полчаса концентрации. Может быть…

Он был одновременно как ребенок, с большим энтузиазмом и хвастовством, но и с хорошим рвением. Нечто вроде юношеского энтузиазма… Сейчас, должно быть, он очень пожилой. И я всегда вижу его среди большой толпы. Он знает, как притягивать внимание. Не совершенно безразличен. Но я не работала над тем, чтобы отправить его отсюда; он все спорил с кем-то, затем он стал открыто принимать большое число учеников; я сказала: «Было бы лучше, если бы вы встречались со своими учениками в каком-нибудь другом месте.» Тогда он ушел.

Он пишет много книг на тамильском языке.

Это вторая открытка, которую я получила от него. В первой открытке он написал, что во второй раз отправился вокруг света, особенно по Европе, и что он приглашен в Россию. И он написал целую книгу (на тамильском языке) о йоге Шри Ауробиндо.

 

*

* *

 

После молчания

D отправилась в тибетскую зону (не в Тибет, это невозможно, а туда наверх, где живут тибетские беженцы), с некоей надеждой найти гуру. Но я видела ее вчера, и она сильно изменилась. Вчера она сказала мне (она прочитала что-то из моих высказываний, не знаю где, потому что она обычно не читает), сказала мне, что однажды «О! я имела откровение, я вдруг поняла, что ничего не понимала из того, что ты говоришь! ведь мы не придаем словам одно и то же значение.» Я сказала, что это верно (!). «И теперь я поняла, поняла, как это, когда мы не понимаем!»… И она была раздосадована, потому что, конечно, все ей говорят: «Зачем вы идете туда искать то, что есть здесь?» Я ответила ей: «Ну и что! Это очень просто: тебе надо только сказать им правду, что ты не готова остаться здесь.» Она сказала: «Да, это то, что я пытаюсь им сказать.» (Она пыталась сказать это окольным путем.)

Но у нее большая искренность в ее стремлении…

Она ушла. И этим утром перед уходом она прислала мне цветок «Свет без Темноты».[81]

 

*

* *

 

Чуть позже Мать

входит в долгую медитацию

Я видела ряд роз, вот таких больших [около 25 см], они приходили одна за другой — великолепные! Всевозможные цвета; они, несомненно, что-то означали: приходила одна, представлялась, словно делая маленькое приветствие, затем она уходила, и приходила другая — вот такие большие розы… Ведь я сетовала как раз перед этим![82] Это было как раз перед тобой [жест на уровне сердца], великолепная роза совершенной формы, всевозможные цвета.

По сути, это [медитация] — моя леность. Когда я остаюсь вот так, сразу же становится очень приятно, и всегда видно что-то милое. Это моя леность.

Так хорошо.

 

О, да!

Просто все останавливается, а затем… Выражаясь словами, это как если бы я сказала: «Твое присутствие, Господь, пусть не останется ничего, кроме Этого», а затем все кончается, останавливается. Тогда иногда я ничего не вижу, а иногда… Но по иронии я всегда вижу что-то, когда ты здесь!… Иногда я не вижу вообще ничего, просто вот так [блаженный жест]. Иногда я слышу, но это когда концентрация менее глубокая: тогда слышно.

Но это было очень мило! Это был очень милый спектакль! И это пришло как… ты знаешь, как когда показывают слайды: это приходит с одной стороны, пуф! показывает себя, затем уходит; затем с другой стороны приходит другая, пуф! и затем уходит. И это всегда здесь, перед тобой.

Надо работать.

 

Что касается меня, я ментально устал.

Ты устал… Но ум не должен шевелиться. Он должен оставаться так. О! ужасно, когда ум работает.

 

Но надо сделать кое-какую ментальную работу.

Я восхищаюсь тобой!

 

Я тоже! И я жалуюсь себе.

Но когда я вот так, в наибольшей лености, ты, по крайней мере, отдыхаешь?

 

А, да, конечно.

(Мать отодвигает все

бумаги и готовится

возобновить медитацию)

Нет-нет! Я отдохнул.

Жаль, ты давал мне шанс!

 

*

* *

 

(Затем Сатпрем читает текст из Агенды, который он предлагает опубликовать в следующем «Бюллетене», опустив несколько отрывков)

 

Как раз этот отрывок интересует меня больше всего!

Это ничего не значит. Те, кого это шокируют, подумают, что я стала слабоумной.

Я не могу больше ничего читать — когда я начинаю слушать, что мне читают, я нахожу это докучающим! слова, слова, слова…

 

(Сатпрем протестует)

Никто уже больше не понимает из того, что я пишу. Несколько людей осмелились робко сказать мне это.

Это ничего не значит, подготовь копию всего текста, и я покажу его очень мудрому Павитре. Если он скажет, что это может пойти… [Мать смеется] тогда…

 

Всегда будут непонимающие люди…

Большинство.

Что с этим можно поделать!