Почему так выходит на балконе?

Этому можно дать два объяснения. Возможно, изначальное сознание раздвоилось в прошлом существовании (так происходило несколько раз) и манифестировало в двух разных телах одновременно; так что, естественно, есть близость и, вероятно, некое соседство в жизни — это может быть чем-то физическим! Но это также может быть кто-то, существующий постоянно, постоянная где-то форма, с кем мы находимся в постоянной связи в том мире (надментльном, супраментальном или еще каком-то), так то ощущение «о, мне это знакомо» возникает изнутри. Может быть то или другое — я не знаю, что именно.

[После молчания] Это больше выражения, вибрация некоторого рода, атмосфера, а не точные черты. Так что скорее так: это кто-то существующий где-то постоянным образом, с кем мы находимся в связи.

И это объяснило бы то ощущение, что неизвестно, мужчина это или женщина: это, должно быть, из бесполого мира, где нет ни мужчин, ни женщин.

 

(молчание)

 

Само тело имеет больше, чем впечатление, нечто вроде… это знание — больше, чем знание, в конце концов, это факт: есть много-много существ, сил, личностей, проявляющихся через него, даже иногда несколько из них одновременно. Это совсем обычное переживание. Например, что Шри Ауробиндо здесь, и он говорит и видит со своим способом видения [проницательный и иронический жест] и своим способом выражения — это происходит очень часто. И, затем, часто это Дурга, Махакали или … очень часто. И часто также манифестирует существо с очень большой высоты, весьма постоянно — весьма постоянно — и тогда в существо приходит некая абсолютность. Иногда это существа с близкого плана пытаются выразить себя, но это под контролем.

Тело привыкло к этому, ты понимаешь.

Но любопытно то, что на этот раз, 24 ноября, когда я вышла на балкон, это был кто-то… (и это случалось время от времени, но все чаще) кто-то, кто смотрел с некоего плана вечности, с примешанной во взгляде большой благосклонностью (нечто как благосклонность, я не знаю, как выразить это), но с абсолютным покоем, почти безразличием, и все вместе смотрело вот так [Мать прочерчивает волны далеко внизу], как если бы это был взгляд издалека, с очень большой высоты, очень… (как сказать?) как взгляд вечного видения. Вот что почувствовало мое тело, когда я вышла на балкон. Тогда тело сказало: «Но мне надо стремиться, нужно стремление, чтобы Сила опустилась на всех этих людей!» И «То», это было вот так [суверенный жест свыше], о! очень благосклонное, но с неким безразличием — безразличием вечности, я не знаю, как объяснить это. И тело чувствовало это как нечто, что использовало его.

Вот почему мне интересны эти фотографии — чтобы объективизировать это состояние.

Узнаем.

 

 

 

 

Декабрь 1967

 

2 декабря 1967

 

Мать дает цветок «трансформации»

и продевает один из них сквозь петлицу

 

Это общая трансформация!

Вот это мой… Он увядает, и когда я принимаю ванну, я снимаю его и ставлю в стакан с водой, а полчаса спустя он так же свеж, как и был при рождении! Это очень мило.

Это моя радость в жизни.

Должна сказать, что каждое утро я в течение сорока пяти минут выстраиваю цветы вот так, это все радостно — свет, свет везде, без тьмы.

 

*

* *

 

(Затем Сатпрем спрашивает Мать о беседе от 22 ноября — поворотной точке 1962 и пробуждении сознания клеток — ту беседу он хотел бы опубликовать в февральском выпуске «Бюллетеня», в «A Propos»)

 

Это слишком личное.

 

Но это так мило! В первый раз ты все так ясно разъяснила.

[После долгого молчания] Я знаю, что люди будут довольны, но это доставит мне много неприятностей.

 

Думаешь, это породит трудности?

В меня все время вторгаются (будет не хуже этого!). В какой-то момент это было очень трудно, но теперь началось… Я примирилась с этим. Я думаю, что это реакция тела, но это становится все более безличностным.

Люди так плохо понимают — но что же делать?

Во всей стране столько понаписано обо мне, и все написанное так глупо… из-за моих девяносто лет. Что за шум они поднимают в связи с этим девяностолетием!

Ведь, ты понимаешь, я хотела бы, чтобы все это стало достоянием публики, когда трансформируется внешняя видимость тела — тогда это станет интересным, но еще далеко до этого.

 

*

* *

 

Чуть позже

Этим утром мне показали еще ряд фотографий, эти фотографии я никогда не видела — меня попросили подписать их для людей, которые купили их… На одной из них я похожа на Ани Бесан! [Мать смеется] Там всякие фотографии!

Но на одной из них я выгляжу зажатой в мире тьмы и несознания, и если посмотреть на лицо… оно выглядит отчаявшимся — не совсем отчаявшимся, но не счастливым. Такое вот, что я никогда не замечаю. И они продают эти фотографии тысячами, мой мальчик!

 

 

Декабря 1967

Я видела тебя прошлой ночью.

 

Да?

Ты помнишь?

 

Нет.

Мы были в тонком физическом. Я видела много людей: Пурани и т.д., люди, которых больше нет на земле; и это было в… не в доме Шри Ауробиндо, а в его владениях. Я видела и делала много чего. Там были люди, которые сейчас живут на земле, как и те, которых уже нет на земле. И затем, в конце (Шри Ауробиндо был там в связи с множеством деталей, потом он ушел), в конце я посмотрела на все это, и в первый раз за все время нахождения в тонком физическом я сказала: «О! сколь пресна и бесполезна ваша жизнь здесь… без вкуса, когда вы не думаете о Божественном!»

Это переживание было таким острым! таким острым. Тогда я сказала (среди них там был Пурани и, кроме того, как я сказала, были люди, живущие сейчас на земле), я им сказала: «На земле есть интенсивность стремления, а здесь… жизнь такая легкая, такая легкая! посмотрите на все ваши занятия здесь, все это, о! не имеет никакого вкуса, потому что нет этой интенсивной потребности жить для Божественного.» И это было таким сильным, что в течение нескольких часов этим утром было вот так [жест интенсивного стремления]. Жизнь где угодно — не важно где, не важно, в какой части мира (вселенной) и не важно в каких условиях, даже в самых лучших, самых гармоничных, ничего не стоила без этой интенсивности стремления, ПОТРЕБНОСТИ быть божественным.

Такое в первый раз.

В прошлом, когда я ходила во все эти регионы, всегда были очень интересные вещи; а в тонком физическом я обычно всегда была со Шри Ауробиндо — я была со Шри Ауробиндо, но на этот раз он удалился в какую-то часть своих владений, а я осталась со всем остальными: они вели легкую жизнь, ты понимаешь, беззаботную, и все, что они делали, казалось таким… бессмысленным. Почему? К чему все это, к чему эти занятия, зачем делать все это, если не для этого стремления, для этой потребности быть и становиться Божественным?

Но такое было в первый раз, и оно оставалось довольно долго: в течение часов этим утром я была вот так [жест интенсивного стремления].

Вот так.

Впечатление было таково, что, по крайней мере, пока вся вселенная не станет ЭТИМ… что делать? Все-все, что не является Сознанием, всевышним сознанием, я имею в виду, этим сознанием, всевышним и превосходяще божественным сознанием, все остальное… Это в первый раз я так интенсивно почувствовала бесполезность всей внешней деятельности — бесполезность В СЕБЕ, как расцвет, потому что когда то же самое делается как божественная Игра, тогда все становится интересным, все, но в самом себе, ради самого себя это НИЧТО. В первый раз я так интенсивно почувствовала это. Ведь я почувствовала это в тонком физическом мире (в материальном мире всегда примешаны всевозможные препятствия, усилия, трудности, так что там совсем по-другому), там все совершенно без трудностей, полностью гармонично, действительно, и это было НИЧЕМ. А когда Шри Ауробиндо был там, все было совершенно, и стоило ему уйти… без вкуса.

И именно ФИЗИЧЕСКОЕ сознание имело эти ночные переживания: тело остается в трансе, это физическое сознание; это было физическое сознание, но в тонком физическом мире и избавленное ото всех трудностей — это не было лучше. Ты знаешь, это было словно ответом тем людям, живущим здесь, на земле, которые хотят приятной, легкой жизни, без трудностей, без конфликтов, без загвоздок, без заболеваний, без… и они говорят: «О! Как мило было бы!» — Это не так: пусто, если нет ТОГО.

Это переживание было очень интересным.[212]

 

*

* *

 

Чуть позже

 

У меня целая переписка на французском языке с S — он изучает французский язык и задает мне вопросы. Вот [Мать протягивает бумагу] последний, со вчерашнего дня, ведь я рассказала ему историю:

Ты знаешь, что я всегда держу здесь [Мать указывает на свою петлицу] цветок трансформации; я храню его все утро, а когда я после полудня снимаю свое платье, чтобы принять ванну, то цветок, естественно, находится в плачевном состоянии — обычно я его выбрасывала. Но однажды S прислал мне розы в стакане воды, и стакан стоял на моем туалетном столике; тогда я взяла свой цветок трансформации и поставила его в воду; затем, когда я вернулась из ванной, он был великолепен, гораздо более свежим и гораздо более сильным, чем когда я получила его! Я хранила его всю ночь, затем весь следующий день, а он больше не увядал! Он все время оставался таким же свежим. Тогда на следующий день я послала этот цветок S, в его стакане, и когда S пришел ко мне после полудня, я рассказала ему эту историю. Я сказала ему: «Получил ли ты цветок трансформации? Вот что произошло… А на следующий день он написал мне вот что:

 

Не требует ли трансформация очень высокой степени стремления, сдачи и восприимчивости?

 

Я ответила:

 

Трансформация требует полного и интегрального посвящения. Но не это ли стремление каждого искреннего садхака? ‘Полное’ означает…

 

Да, это было на следующей странице (поскольку я сказала себе: «Этот человек будет гадать, почему я написала ‘полной и интегральной’, тогда как кажется, что эти слова означают одно и то же). Поэтому я дала разъяснение:

 

‘Полное’ означает вертикально во всех состояниях существа, начиная с самого материального и заканчивая самым тонким. ‘Интегральное’ означает горизонтально во всех различных и зачастую противоречивых частях, составляющих внешнее существо (физическое, витальное и ментальное).

 

*

* *

 

(Затем Мать читает новые неопубликованные письма Шри Ауробиндо:)

Как можно получить свет Шри Ауробиндо в уме?

Он всегда может придти, если вы терпеливо стремитесь. Но основное условие для этого — избавиться от всех прочих ментальных влияний.

 

Что означает «избавиться от всех прочих ментальных влияний»? Означает ли это, что мне лучше не читать никаких других книг, кроме книг Шри Ауробиндо и не пытаться учиться еще чему-либо или слушать и восхищаться другим?

 

Это не вопрос книг или изучения чего-либо. Когда женщина любит или восхищается, ее ум инстинктивно формируется тем, что она любит или чем она восхищается, и это влияние остается даже после того, как само чувство ушло или кажется, что оно ушло. Это общее правило для того, чтобы держаться от любого другого восхищения или влияния.

30.5.1932

 

Обычно люди не знают этого. Это верно, но они не знают. Когда они начинают восхищаться всевозможными вещами, получается мешанина.

 

(молчание)

Это среди того, что я недавно усвоила через переживание: универсализация, контакт со всем [горизонтальный жест], и это было показано телу таким вот образом, в детали вибрации… В состоянии восприимчивости [вертикальный жест к Высотам], пассивной восприимчивости (то есть, противоположно действию), тело должно быть обращено исключительно ко Всевышнему [тот же вертикальный жест]; тело и клетки учили это, и они это поняли — они это поняли и теперь это вошло у них в привычку. В состоянии действия [горизонтальный жест], когда один на один с (хорошо, ограничим проблему землей), один на один со всей землей, должна быть АКТИВНАЯ вибрация излучения всевышней Силы. Восприимчивость вот так [вертикальный жест к восприятию Силы], и деятельность вот так [горизонтальный жест распространения Силы]. И клетки почувствовали это, поняли это, они могут это делать. И тогда связь со всем окружающим, вплоть до малейшей детали, такая чудесная, с влияниями, излучающими все дальше и дальше.

Когда эти две позиции реализуются одновременно, тогда устраняется заражение: ментальное заражение (как раз то, о чем здесь говорит Шри Ауробиндо, когда вы «восхищаетесь» чем-то), ментальное заражение, витальное заражение и ДАЖЕ ФИЗИЧЕСКОЕ ЗАРАЖЕНИЕ — когда клетки реализуют это, вы перестаете подхватывать заболевания. Ведь прежде (довольно долгое время), всякий раз, когда что-то происходило в сфере излучения действия, это имело последствия [в Матери]. В течение очень долгого времени это было опасно. Затем это ограничилось недомоганием, ставшим сознательным, сознающим «как» и «почему». Это было сведено к состоянию недомогания, но это было еще… неприятным. А сейчас это нечто… не могу назвать это «знанием», ведь это не ментальное, но это awareness [осознание] (для этого нет слова во французском языке), это восприятие — и это все, это не имеет действия [то есть, нет последствий для тела Матери]. Так что вся проблема заключена здесь:

Есть люди, которые нашли вот это, вертикальное восхождение к самым высотам, и эти люди изолировали себя от мира (они не могли полностью сделать это, поскольку у них не было знания, но они пытались). Это не решение. Есть также люди, которые хотят помочь, они великодушные, вот так [жест горизонтального расширения], но они подхватывают все, даже ментальные расстройства окружающих их людей. Так что истина заключается в объединении того и другого: вот это, пассивное, восприимчивое состояние [вертикальный жест], и вот это, активное состояние, состояние действия излучения [горизонтальный жест]. И тело стало полностью сознающим это двойное движение, и оно работает, чтобы реализовать это в деталях.

Была решена великая проблема.

И это интересно, ведь эти две позиции могут быть почти одновременными, но они.. На уровне вибрации, вибрационного ощущения, это комбинируются две противоположности: восприимчивость вот так [жест] к Сознанию, Силе, Мощи, Свету, всему, что приходит свыше, и, естественно, к Любви (но о Любви я скажу позднее). Это приходит, и все-все-все аб-со-лют-но пассивно и восприимчиво [жест вертикального открытия]: происходит поглощение-поглощение-поглощение, вот так, в полной сдачи, и в состоянии губки идет впитывание-впитывание-впитывание… Но в то же время есть связь с миром [горизонтальный жест], и есть Могущество, которое приходит и работает, с ощущением Силы, Действия, накладывающей себя Вещи. Это великолепно. И в ТОМ ЖЕ САМОМ вибрационном излучении… «Того». Всегда одно и то же всемогущественное Совершенство, поглощающееся и затем действующее [жест прохода через Мать в мир в вечном течении].

Это кажется секретом всемогущества. Совсем нет необходимости проходить через ментальное знание — оно уменьшает, суживает, делает жестким.

И это острое состояние сознания, то есть, совершенно пробужденное. Оно прогоняет всю тьму из клеток тела. Конечно, это долгая и медленная работа, но оно прогоняет, именно это состояние выгоняет всю тьму везде. И эта тьма всегда является знаком (знаком или причиной) беспорядка. Так что его еще много, это известно. Это медленная работа, целый мир! Когда… (как сказать?) спускаешься (можно сказать спускаешься или концентрируешься) в это клеточное строение, образующее тело, то на масштабе тела это несметный мир! несметный мир. Словно все составлено из несметных маленьких точек, и каждая точка должна пробудиться и наполниться сознанием и светом — это долгая работа.

 

(молчание)

Так что это решение, это ответ на те две ошибки, которые постоянно противоречили друг другу: ошибка сужения, исключительного влияния (что, кстати, на ментальном уровне приводит к ограничению, малости, как к узкой вере, исключающей все остальное); на другом полюсе — эклектика без эффекта, без силы, делающая какую-то кашу из всего, из всех идей (ментально это ничего не значит, но на уровне трансформации это серьезно). Так что для этих двух крайностей проблема была решена.

Состояние, которое я только что описала, возможно в клетках тела и в сознании тела, а также в психическом сознании; но витально и ментально, даже если все понятно, это кажется почти невозможной реализацией из-за фиксированности, фиксированности в форме: форме мыслей и форме ощущений. Ментально это может переводиться только через допущение всех мыслей, всех формул, а затем в подъеме их к… чему-то, что больше не является мыслью, не является больше чем-то, сформулированным ментально, а является светом и сознательным светом, который организует и объединяет все эти мысли. Но если взять все это на том же плане… Можно принять все, но это принятие всего как точка зрения — одна из бесчисленных точек зрения — не «что-то», что невозможно выразить словом из-за того, что как только облекаешь это в слова, получается формула, причем формула, лишенная могущества. Но физически, в клетках тела, это очень-очень ясно воспринимаемо и живет совсем спонтанно: получаешь только свыше и распространяешь.[213]

 

 

Декабря 1967

Единственно что-то новое — это что тело начало быть немного… restless [беспокойным] о своем увядании. Прежде ему это было совершенно все равно, не было ни одной мысли об этом; оно знало, что это происходит, но… Теперь же оно начало беспокоиться. Так что, может быть, это знак? я не знаю. Оно стало беспокоиться — не психологически, а вот так: когда оно получает Приказ делать что-то, и есть не точно неспособность, а ограничение возможности, тогда тело недовольно. Так что я спрашиваю себя…

И ночью тоже стало так, тело спрашивает: «Зачем нужен весь этот долгий период уменьшения сознания?»

 

Уменьшения?

Ты понимаешь, оно счастливо и находится в том, что считает своим нормальным состоянием, только тогда, когда оно полностью сознает и вибрирует с Присутствием. А в ночной деятельности… (как сказать?) становится все больше… больше как что-то, к чему появилась привычка, ты знаешь, как привычка [жест текущей волны]: это больше не радость вибрирующего наблюдения, а обычное состояние дел, и тело не удовлетворено этим: оно хочет той же интенсивности [вибрирующий жест] и ночью. Например, оно не терпит идеи усталости, необходимости отдыха (хотя это больше никогда не исходит из несознательного), но отдыха как какого-то поворота к себе, вот так, чтобы восстановить износ — ему не нравится это: не должно быть износа, должно быть сознательное приспособление к тому, что требуется от него. Вероятно, позже оно даже не будет больше принимать усилие — не так-то много осталось «усилия», но вместо усилия это как какая-то сознательная восприимчивость, которая дает ему возможность делать то, что нужно; все время появляются примеры того, что если нет этой сознательной восприимчивости, что же, тогда есть неумелость, есть невозможность, подобные вещи, но тело… раньше было ощущение, что это неизбежно, а теперь тело больше не хочет этого. Теперь оно больше не хочет: так не должно быть. Например, чтобы привести что-то в порядок, чтобы найти что-то, сделать что-то, иногда есть ощущение трудности (это никогда не является совершенно невозможным, поскольку от тела никогда не требуется ничего невозможного), но иногда есть трудность — это стало не нравится телу. Оно ощущает это как немощь, нехватку восприимчивости, ты понимаешь. Также тот факт, что оно сутулится: в прошлом оно говорило: «это устроится», а теперь оно стало терять терпение. Это совершенно новое. Это началось 24 ноября. Ведь это не эгоистический поворот на себя, это не так, это не для себя, это… ощущение нехватки восприимчивости по отношению к Силе, ощущение ограничения, идущего от неспособности — ему это больше не нравится.[214]

 

 

Декабря 1967

 

Ты чувствовал землетрясение?… Оно было позавчера утром, в 4:30. Я ничего не почувствовала. Но некоторые люди чувствовали его и рассказали мне об этом. Там было довольно плохо.[215]

 

Моя мать как раз в тот день была в Бомбее и почувствовала землетрясение. Собаки выли; дома затряслись на три секунды.

 

Маленький городок полностью исчез.[216] Но это странно… Я не спала, но была вне своего тела, так что я ничего не заметила. Это не разбудило мое тело.

 

Но здесь оно должно было быть очень слабым. Я не спал, но ничего не почувствовал.

 

(молчание)

 

Стоит ли что-то за этим землетрясением?

 

Я не знаю, что это было… Я действительно не знаю, что это, но за день до этого, вечером (не помню, что я делала, я была занята), внезапно… Часто бывают маленькие витальные сущности, я думаю, или витальные силы (но для меня все это не обладает силой или мощью), и маленькая витальная сущность напомнила мне о землетрясении: где-то в 1922 или 1923 у нас было землетрясение; я выходило с Павитрой, мы стояли и разговаривали (мы были на выходе, это было после полудня), когда вдруг, хоп! нас вдвоем подбросило в воздух.[217] Мы знали, что это было, поскольку привыкли к этому в Японии. Я совсем забыла о землетрясениях, и было так, как если бы одно из тех существо пришло и напомнило об этом, сказав в то же время: «А что если будет еще одно?». «Ох», - сказала я, - «что за чепуха!»

Как раз накануне вечером.

Затем я спрашивала себя: «Что? Землетрясения вызываются сущностями такого рода?…» Я не понимаю. Что касается дождя, я знаю: его вызывают сознательные существа, довольно маленькие, то есть, ограниченные одной функцией, и с ними можно договариваться, если вы хотите или нет, чтобы пошел дождь (они движут им, ты понимаешь). Но что касается землетрясений… Я не знаю, это кажется мне слишком значительным делом для существ, которые просто бы развлекались…

Странно.

Не могу сказать, у них нет формы, не видно никакой формы, но у них есть сознание, которое выражается и переводится в нашем сознании в слова и, что особенно, в образы — образы и воли.

Но, помнится, я совсем не восприняла это серьезно, я сказала: «Но это какая-то чепуха! Это бессмысленно, на это нет никакой причины!» И, кажется, этого было достаточно, поскольку, действительно, ничего очень серьезного не произошло.

 

 

Декабря 1967

 

Вчера вечером Павитра попросил у меня послание к сегодняшнему открытию Школы. Я была не очень-то настроена на это (!) и отказала ему. А этим утром, в пять часов, послание пришло, и я его записала. Только я успела записать его, как пришли три других! Так что я записала все четыре, и в семь утра послала их К, сказав, что сам учитель или класс должен выбрать послание (они все на одну тему и с одной и той же идеей, но под разными углами).

И в восемь часов уже все знали об этом! Это распространяется с большой скоростью… N сказал мне: «Но это послания для разных классов, и они не отобраны!» Я ответила: «Нет! Должна выбирать не я, а учитель в каждом классе.» Затем я сказала: «Так гораздо забавнее!» И я отправила его с этим!

Это верно: одна и та же идея (это не «идея»), одно и то же стремление, одна и та же потребность, но в зависимости от своего состояния, в зависимости от своего сознания (а для обычных людей — в зависимости от «способа мышления») вы приближаетесь с той или с другой стороны.

Я совсем не помню, что я писала… Как обычно, это был призыв к Истине.[218]

 

(молчание)

Кое-что кажется парадоксальным, но это очень интересно, вот что [Мать берет бумагу и пишет]:

 

Наилучший способ подготовиться к восприятию Божественной Любви — это интегрально прильнуть к Истине.

(затем Мать пишет вторую заметку:)

 

Прильни полностью к Истине, и ты станешь готовым воспринять Божественную Любовь.

 

Когда говоришь это интеллектуальным людям, их головы начинают ходить кругом! [Мать смеется] … Должна сказать, что это очень меня забавляет!

Но, в довершении всего, это верно! Это истинно, так и есть. Всякий раз, когда есть (это больше, чем стремление, гораздо больше, чем воля, это то, что по-английски называется urge: жажда, побуждение) позволить Божественной Любви выразиться полностью, тотально, везде, то базой, благоприятной почвой является Истина.

Конечно, Шри Ауробиндо говорил это. Он говорил это, писал черным по белому (я не помню точных слов): «Чистая божественная Любовь может безопасно проявиться только… на почве (это не «почва»…) Истины.» Сейчас я не помню точно. Поэтически можно было бы сказать так: «в стране Истины».

Так что, прежде чем мы сможем провозгласить: «Любовь, прояви себя, одержи Победу», должна быть готова почва для Истины.

Это то, что я ставлю перед всеми ними в Школе: стремиться, стремиться к Истине. Я больше совсем не помню, что я писала… [Мать ищет]. В одной было: «Пусть Истина станет нашим господином и проводником», затем были две других записи, а в последней: «О, Истина…». Я не помню.

Это совершенно замечательное явление: за секунду до этого было совершенно пусто, не было ни слова, ни мысли, ни идеи, ничего, вот так, я ни о чем не думала. У меня спросили послание, и я ответила: «Мне нечего сказать.» Это приходит вот так, императивно; если я могу [то есть, если Мать свободна], я записываю, и на этом все; если я не могу записать [то есть, Мать занята людьми], это настойчиво возвращается, пока я не запишу. А как только я записала: ушло! больше нет ничего. Приходит другой способ представить, другая форма: это тоже ушло!…

Это [жест ко лбу], ты знаешь, это как пустой ящик (это очень приятно), пустой, спокойный ящик, вот так: не закрыт, не сжат, открыт, но это ящик, пустой — он пуст; внутри совсем белый, ничто не шевелится. И я даже не делаю никакого усилия, чтобы принести что-то вниз: «Это не мое дело.» Меня спрашивают, я отвечаю: «Ничего, нечего сказать». Или же сразу же что-то делает вот так [жест на стороже, пробуждение], становится и остается внимательным, а, затем через минуту, две, десять минут (я не знаю), вдруг плюх! что-то падает. Тогда я записываю. И, падая, оно собирает слова и составляет предложение. Иногда это на французском, иногда на английском языке — в зависимости, главным образом, от того, кому это предназначается, но и в зависимости от темы. И тогда если (вот почему у меня бумага и ручки лежат повсюду), если у меня под рукой есть ручка и бумага, тогда я записываю, и на этом конец; если же я не записываю, если я говорю: «А! Запишу это чуть позже», тогда это снова приходит и приходит каждую секунду… пока не будет записано. Когда записано: ушло!

Но есть (как Шри Ауробиндо называл это?[219]), по-французски можно сказать «критик» (всегда есть критик), который говорит: «Ты уверена, что это то слово? Не лучше ли вместо него употребить вот это? Так ли точно должно быть?» А затем: «Ты уверена, что не сделала орфографических ошибок, написала все правильно?» Вот так. Пристает вот так! Тогда иногда я ему говорю: «Оставь меня в покое!» (даже и не так вежливо). Иногда я даю кому-то бумагу, а затем забираю ее, говоря: «Я еще взгляну» — пока он не будет удовлетворен. Иногда какое-то слово не совсем правильно написано, и тогда он говорит: «А! ты видишь, ты ошиблась вот здесь.» Иногда бывают и орфографические ошибки: «Ты видишь, видишь, ты ошиблась!»

Сейчас я даже не помню, что я написала для Школы. Я знаю, что одно из посланий было написано в форме пожелания (было два или три таких), а одно было в форме молитвы, то есть, адресованное напрямую Истине: О, Истина…

Но очень удобно иметь это [голову] пустой, о, очень успокоительно.

А когда, снаружи, люди наполняют ее письмами, новостями, просьбами (все это копится, конечно), тогда у меня есть только одно средство, самое простое средство, это делать так [жест сдачи]: «Вот… (то, что Шри Ауробиндо называл сдачей – surrender), вот, это не мое дело, это меня не касается.» Тогда с этим покончено.

 

*

* *

 

(Мать входит в долгое созерцание, длящееся больше получаса, затем, все еще находясь «где-то далеко», она начинает говорить по-английски:)

 

Я видела странную тварь, пришедшую оттуда [Мать указывает налево]: она сделала круг вокруг тебя и ушла. Это была лошадь с головой льва.

Красивая тварь! Это был лев, голова льва и передняя часть льва, а задняя часть — лошади. И это было символом… символическим животным. В тот момент я точно поняла это, я сказала «Ах!» и…

Очень достойное. Пришло отсюда [тот же жест слева] вот так, сделало круг вокруг тебя и ушло. Это было для тебя. Лев — это мощь, а лошадь…[220]

И вот так, это казалось глупо, но животное было очень красиво и красивого цвета. И очень достойное, величественное.

Смотри-ка!… [Мать замечает, что говорит по-английски]. Это Шри Ауробиндо сказал тебе все это. Это забавно, каково! приходит вот так.

Это было что-то, что приходило объявить тебе о чем-то. Это было существо, но существо… Должны быть такие существа. Оно было все в свете, и это было нечто… чтобы объявить тебе о чем-то.

Но так реально!

 

 

Декабря 1967

Мать приходит

на сорок пять минут позже

Очевидно, есть воля упразднить ощущение времени, потому что… Это очень интересно, есть всевозможные переживания. Я должна делать работу, которая обычно занимает тридцать шесть часов из двадцати четырех, так что, естественно, я ежедневно все больше запаздываю: я ложусь все позднее, но требуется сделать всю ночную работу, так что иногда я запаздываю утром, причем иногда на целый час. Утром, с определенной концентрацией, я делаю за полчаса то, на что обычно уходит час. Я многому научилась в этом отношении.

Сейчас, в это время [10.45] я вижу, что единственная усталость — это ощущение опоздания, а иначе можно было бы работать бесконечно. Кое-что надо усвоить. Я говорю тебе об этом, потому что это только что пришло ко мне; ко мне только что пришло, что это с целью найти ключ к господству над временем: не быть пунктуальным, но делать все, будь то за долгое или короткое время, в сжатое или растянутое время — чтобы время не имело конкретной реальности.

Для меня это было бы очень легко. Трудность заключается в тех людях, что окружают меня [смеясь], чьи жизни вот так [хаотический жест], без направления. Они выглядят несвязными. Я не могу сказать кому-то: «Я приму вас в такой-то час», ведь это не верно! Я не знаю, в какое время я приму его. И даже, поскольку у людей есть привычка питаться, спать и работать в отведенные часы, все это установлено, то это вызывает ужасную путаницу — но что же делать?

Это не просто. Когда вы совсем одни, это не имеет значения, но когда вы с множеством людей, это очень трудно.

Есть ощущение гибкости времени, то есть, время не имеет конкретной реальности; то, что придает ему конкретную реальность, это человеческая организация… Осталось бы только солнце, но в настоящий момент это не очень-то беспокоит, поскольку для того, что я делаю, не требуется дневной свет; можно отдыхать в любое время и можно работать в любое время, но жизнь организована так, как она есть…? Я не знаю.

Надо что-то найти.

 

Возможно, надо найти, как укорачивать сон и устранять усталость.

Этого не достаточно. Этого не достаточно, ведь я проделывала такой эксперимент: я отводила для отдыха только 2 часа ночью, но это оказалось совершенно бесполезным — совсем ничего. Чем больше времени, тем больше работы.

 

Да!

И сейчас настоящая сутолока каждый день — сорок, пятьдесят, шестьдесят человек в день. Не считая всяких подписей, всего того, на что надо взглянуть, и, затем, финансовая сторона, она особенно… [смеясь] «интересна», то есть, чем больше я работаю, тем меньше денег. Я плачу почти по часам, и еще я должна деньги тем людям, которые настойчиво требуют их… ведь, конечно, не так-то легко тем, кому деньги нужны для пропитания.

Но это нечто вроде поворота силы, это направлено на то, чтобы устранить все, что считается обычными и естественными правилами. Вот так.

Это не для того, чтобы объяснить тебе свое опоздание, ведь я пыталась придти вовремя! Причина не в этом, это не так, что я позволяю себе идти вот так, совсем нет; но, определенно, есть воля, гораздо более эффективная, чем моя.

 

(Затем Мать дает цветы)

Вот это «Божественная Чистота».[221] Что значит «Божественная Чистота»?… Это значит, что Божественное воспринимает только собственное влияние!… Я понимаю! Или же что индивид не воспринимает больше ничего, кроме божественного влияния — держи, мой мальчик [Мать дает цветы].

 

*

* *

 

Чуть позже

Говорила ли я тебе о послании на 21 февраля [когда Матери исполнится девяносто лет]? Нет? Не с тобой оно пришло?

Это пришло, чтобы разбить формулы, ты знаешь, формулы мысли, ментальные категории, и это не моя «вина» (то есть, я не сделал это умышленно). Это пришло вот так [Мать читает свое послание]:

 

Наилучшее средство ускорить Манифестацию Божественной Любви — это сотрудничать в деле триумфа Истины

 

Так что, для поверхностного ума… Что касается нас, мы знаем, что это верно, ведь, как сказал Шри Ауробиндо, надо, чтобы Истина действительно установилась и стала править, чтобы Божественная Любовь могла проявиться во всем своем могуществе и своем великолепии без… того, чтобы разрушить все. Шри Ауробиндо выразился еще сильнее, сказав «уничтожить все».

Это послание я собираюсь дать.[222]

 

*

* *

 

Затем Мать возвращается

к началу беседы:

О, корреспонденция, это стало чем-то невероятным! двадцать четыре, двадцать шесть, тридцать, иногда сорок писем в день. Конечно, я пытаюсь, что могу… Когда в письме одна строчка, это хорошо, но я не могу отвечать больше, чем на восемь-десять в день: у меня на это едва ли есть полтора часа, это не много — но нет и этого! Нет-нет, нет даже и часа: у меня на это только полчаса! Но я растягиваю это время: эти полчаса есть у меня с 7 до 7.30 вечера, но каждый день я растягиваю до 8 часов вечера. Мой ужин предполагается в 7.30, но я ужинаю в 8. Также предполагается, что я ложусь в 9.30 вечера, а встаю в 4.30 утра, но вчера я легла почти в 11, но обычно я ложусь в 10.30, то есть, на час позднее. Так что время от времени я поднимаюсь с опозданием. Между 1 и 2 часами ночи (около 0.30, 1 или 2 часов) я заканчиваю первую стадию концентрации, чтобы дать телу хороший отдых; после этого я начинаю работать, а перед работой я делаю маленькую концентрацию на том, чтобы какой бы ни была работа, я вернулась бы к 4.30, но иногда это происходит позже, в 4.45. Затем, утром, у меня есть некоторое время на умывание и одевание, и тогда бывали действительно интересные переживания: с определенной концентрацией (которая не имеет ничего общего с волей или всем подобным: это концентрация, концентрация определенного рода и приведение в контакт Присутствием — и ощущение относительности, очень существенной относительности материального времени); с интенсивностью концентрации можно делать то же самое гораздо быстрее. Я обнаружила, что просто благодаря концентрации время можно сократить больше чем наполовину. И делаешь все тем же самым способом, но это не занимает времени — как?… Эти секреты еще не открыты. Но явление налицо.

Тот же принцип (это не «принцип», а способ делания или способ бытия) работает для всего: что касается усталости, начала заболевания, то есть, причин заболевания (внутреннее расстройство или восприимчивость к расстройству, приходящему снаружи), он работает тем же образом. Если добавить к нему интенсивность веры или поклонения, тогда гораздо легче, но все работает тем же образом. Что же происходит? Для внутреннего восприятия, восприятия сознания это нечто вроде принципа беспорядка — некий принцип, почти вкус, я не зн