Демонтаж Восточного блока. Результаты посткоммунистической трансформация в Центральной, Юго-Восточной Европе и на постсоветском пространстве

Рубеж 1980-1990х – период бархатных революций в Европе. Вступив в стадию перемен на четыре с лишним года позже Советского Союза, европейские социалистические страны быстро опередили его по глубине преобразований. Уже к лету 1990 речь шла не о реформировании социализма, а о возврате в Европу через приобщение к западным ценностям (плюралистической демократии и рыночной экономике).

Страны все более дистанцировались от СССР. И это при том, что несмотря на приход к власти в этих государствах некоммунистических, а в ряде случаев и антикоммунистических сил, советское руководство полностью соблюдало заявленный в рамках «нового политического мышления» принцип свободы выбора и не вмешивалось во внутренние дела этих государств.

В декабре 1989 г. советское руководство, по сути, официально объявило об отказе от доктрины Брежнева. Это было сделано в форме признания ошибочным ввода войск пяти стран в Чехословакию в августе 1968 г.

С конца 1980-х годов многие государства ЦВЕ прошли серьезный путь в построении и отладке демократических институтов и процедур. Стратегический курс в большинстве случаев не предполагал наличия четкого результата в виде создания «демократического режима». Скорее, он ориентировал на «выход из коммунистического прошлого».

Многие политические практики во многом игнорировали местные традиции, вольно или невольно копируя зарубежные модели институтов либеральных демократических государств. Результатом посткоммунистических реформ в ряде стран ЦВЕ стал причудливый симбиоз авторитарно-демократических элементов в их политических институтах, который придает местным процессам оригинальные, уникальные черты.

И для российского, и для центрально-восточноевропейского опыта характерно стремление манипулировать демократическими институтами и процедурами при недостаточно развитом гражданском обществе.

Первая проблема связана с ограниченным выбором моделей конституционного строительства. Трансформация конституционного законодательства в странах региона осуществлялась по двум моделям: деконструкции и демонтажа правовых основ деятельности политических институтов, унаследованных от периода «реального социализма».

Модель деконструкции предусматривает освобождение конституционного права от формалистического подхода «реального социализма». Это «освобождение» направленно на реализацию декларируемых в конституционных актах коммунистического периода прав и свобод граждан, полномочий государственных органов власти в пределах демократической политической системы. Наиболее показательный пример модели деконструкции – Польша.

Модель демонтажа предполагает максимально возможный (в зависимости от политических условий) отказ от наследия коммунистического прошлого. Данный подход связан с формированием новых институтов государственной власти, основанных на принципах демократии в рамках новых государственных образований. Опыт Чехии и Словакии в этой связи привлекает особое внимание.

В рассматриваемых посткоммунистических странах прослеживается феномен «выборов разочарования», когда на смену демократическим партиям приходили популистские группировки. В некоторых случаях популистские партии выступают как «третья сила» («Альянс нового гражданина» П. Руско в Словакии, «Самооборона» А. Леппера в Польше, «Венгерская партия справедливости и жизни» И. Чурки).

Партийные системы стран ЦВЕ имеют ряд сходных характеристик:

1. феномен «партии власти»;

2. нивелирование идеологических установок;

3. проблема стабильности парламентского представительства;

4. низкая репрезентативность партий.

«Партия власти» не является исключительно российским феноменом, если под этим термином понимать политическую организацию, созданную сверху по конъюнктурным соображениям с целью удержания власти. Подобными «партиями власти» были также польский «Беспартийный блок поддержки реформ» Л. Валенсы, «Движение за демократическую Словакию» В. Мечьяра, «Словацкий демократический и христианский союз» М. Дзуринды. Но это не значит, что феномен «партии власти» характерен для партийных систем всех посткоммунистических стран. Исключительное положение «партии власти» заставляет поставить под сомнение качество межпартийной конкуренции. Вместе с тем, известны варианты поражения (псевдо)доминирующей партии на парламентских выборах, как это было, например, в 1993 г. в Польше, в 1998-м в Словакии.

Во всех посткоммунистических государствах наблюдается деформация идеологических антагонизмов, логика право-левого спектра нарушена.

Как только реформы и преобразования в начале 1990-х годов столкнулись с очень серьёзными и неизбежными в процессе трансформации экономическими трудностями, привлекательность демократии как инструментария в решении проблем подъема благосостояния стала постепенно угасать. В начале 2000-х годов произошли хорошо известные перемены, в результате которых общество и вовсе отказалось от универсальных демократических ценностей в пользу ценностей привычных, «национальных», традиционалистских. Этим отличается постсоветский инструментальный подход от ценностного, характерного для стран ЦВЕ. Ценностный подход выражен в готовности общества, несмотря на экономические трудности, сохранять верность демократическим институтам, порядкам и процедурам и не уповать на возвращение к социальному популизму и патернализму в националистической и авторитарной оболочке.

Европейский, евроатлантический выбор в этих государствах ЦВЕ в конце 1980-х - начале 1990-х годов рассматривался как панацея, как гарантия окончательного ухода из-под власти Советского Союза, а потом и России, которые всегда навязывали народам стран ЦВЕ чуждые им порядки и ценности. В этом контексте главной становилась задача восстановления национального суверенитета, и «европейскость» воспринималась как гарантия ее успешного решения. Но, когда задача была решена, в ряде государств ЦВЕ развернулась острая внутриполитическая борьба между сторонниками европейской интеграции, которая неизбежно должна была сопровождаться утратой значительной части национального суверенитета, и национал-консервативными силами, апеллировавшими к национальным ценностям и традициям, восходящим к межвоенной государственности. Достаточно вспомнить президентские выборы в Польше 1994 года, когда в первую очередь «европеист», и лишь во-вторую социал-демократ Александр Квасьневский боролся против консерватора и сторонника традиционалистской и самостоятельной Польши Леха Валенсы.

После победы «европеистов», окончательно подтвердивших курс стран ЦВЕ на евро-атлантическую интеграцию, казалось, что позиции местных национал-консерваторов окончательно сломлены. Но подобные мнения оказались заблуждением. В условиях дискредитации и краха коммунистической идеологии социальные слои, не сумевшие успешно встроиться в новые рыночные реалии, стали мощной базой для возрождающихся националистических и право-популистских сил.

Общность посткоммунистических стран отчасти определяется их географическим положением (единый географический континуум, охватывающий метарегион от Центральной Европы до Монголии). Но все же главное – это набор общих черт, обусловленных принадлежностью к «социалистическому лагерю», на старте трансформации. Важнейшими из этих черт являются:

· единая доминирующая идеология (хотя с разной степенью «укорененности» или разложения);

· отсутствие частной собственности (полное или частичное) и рыночных отношений;

· близкие институциональные модели государственного устройства (внешне напоминающие парламентские республики, но в действительности представляющие собой различные версии партии-государства);

· сходство многих составляющих политической культуры.

На карте посткоммунистического пространства просматривается достаточно четкая граница между «моноцентричными» (президентскими и президентско-парламентскими) республиками и «полицентричными» (парламентскими и премьер-президентскими) режимами. Эта граница практически полностью совпадает с границами СССР 1939 г.: там, где коммунистический режим просуществовал на одно поколение меньше, новые политические элиты сознательно шли на институциональное разделение власти.

Выбор государств Центральной и Юго-Восточной Европы в пользу премьер-президентской или парламентской республики отражал осознанное стремление элит ограничить власть и амбиции единоличных лидеров. Возможно, оно было обусловлено реакцией на советское прошлое, возможно, желанием не допустить повышенной персонализации власти и концентрации ее в руках харизматических вождей бархатных революций. Все эти лидеры (В.Гавел, В.Мечьяр, И.Илиеску, Л.Валенса), а также болгарский президент Ж.Желев пытались перетянуть одеяло на себя (как это пытался сделать В.Ющенко в Украине). Не допустить такого развития событий центральноевропейским политическим элитам позволил ряд субъективных и объективных факторов, в первую очередь, довольно высокая политическая конкуренция и пропорциональная избирательная система, лишающая президента гарантированного большинства в парламенте и тем самым препятствующая превращению его в фактического главу исполнительной власти. В подобной роли выступал, пожалуй, только И.Илиеску, да и то лишь в период своей первой легислатуры.

В итоге в Центральной и Юго-Восточной Европе сложились либо «канцлерские республики» с сильными премьерами и кабинетами и достаточно сильными парламентами, либо полупрезидентские системы, в рамках которых президент обладает важными полномочиями, но не становится единоличным главой исполнительной власти.

При наличии сильных парламентов неслучайными выглядят и успехи в формировании партийных систем. В случае реализации «благополучного сценария» (страны «вышеградской четверки», Литва, Словения) за два-три цикла выборов происходит деление на «левых» и «правых» с некоторыми вариациями в структуре «правого фланга».

В Юго-Восточной Европе «благополучный» сценарий не реализовался. В Болгарии после провала модернизационной программы 10-партийного реформаторского альянса (1991-1992 гг.) к власти на пять лет вернулись социалисты. В Румынии на протяжении первых двух циклов власть оставалась в руках экс-коммунистов, которые медленно эволюционировали; и хотя постепенно складывалась многопартийность, румынской партийной системе и сегодня присущ повышенный «градус» конфликтности (попытка импичмента президента Т.Бэсеску в 2007 г.) и коррумпированности. В Сербии и Хорватии у власти оказались авторитарные силы – альянс старой номенклатуры с националистами (С.Милошевич) и ультранационалистический Хорватский демократический союз соответственно.

Тем не менее, с некоторым временным лагом партийные системы в странах Юго-Восточной Европе все же сложились. Отличительная черта этих партийных систем – наличие этнических партий (Румыния, Болгария, Словакия, Македония, Сербия) и квот для национальных меньшинств в парламентах. Описывая достижения стран Центральной и Восточной Европы, необходимо выделить две особенности.

Во-первых, внешние условия для развития в них демократизационных процессов были исключительно благоприятными: успешно интегрировав «пионеров» третьей волны демократизации (Испанию, Португалию, Грецию), Европа была готова активно способствовать ее продолжению - демократизации государств распавшегося «социалистического лагеря».

Во-вторых, уровень и качество демократии в рассматриваемых странах оставляют желать лучшего. Налицо довольно сильные ностальгические настроения. Видны «издержки модернизации» – имеются евроскептики и клерикалы (Польша), возродились коммунисты (Чехия), существуют проблемы с «welfare state» (Венгрия), слабо гражданское общество. Политика носит более элитистский, «персоналистский» и коррумпированный характер, нежели в традиционных демократиях. Трудно назвать состоявшимися, а тем более – демократическими государствами Боснию и Герцеговину и анклав Косово; немало проблем с целостностью и стабильностью в Сербии и Македонии. Следует также обратить внимание на неинклюзивность демократии в Латвии и Эстонии, где на протяжении всего периода посткоммунистического развития значительная часть русскоязычного населения была лишена политических прав.

 

Общеевропейский процесс в 1990-2000-е гг. Проблемы адаптации СБСЕ/ОБСЕ к постбииолярным условиям: от Парижской хартии для новой Европы (1990 г.) до Хартии европейской безопасности 1999 г. ОБСЕ в современной системе межгосударственных отношений в Европе. Решения саммита ОБСЕ в Астане 2010 г.

21 ноября 1990 г. - подписана Парижская хартия для новой Европы. Объявила об окончании эпохи конфронтации. Было принято решение о превращении СБСЕ в постоянно действующий международный институт. Одновременно с Парижской хартией была подписана «Декларация 22-х» – НАТО и ОВД не рассматривают друг друга в качестве гипотетических противников.

1992 - Хельсинские встреча на высшем уровне.

Решения: СБСЕ - региональное соглашение в рамках главы 8 устава ООН, у нее особая роль в раннем предупреждении, урегулировании конфликтов и регулировании кризисов

В 1994 г. на саммите стран-участниц в Будапеште СБСЕ был официально переименован в ОБСЕ.

1999 - Хартия европейской безопасности:

· Неразрывная связь безопасности каждого государства-участника с безопасностью всех других;

· ОБСЕ - одна из основных организаций по мирному урегулированию споров и один из ключевых инструментов раннего предупреждения, предотвращения конфликтов, регулирования кризисов и постконфликтного восстановления;

· Отказ от иерархии структур безопасности в Европе;

· Положение, ограничивающее расширение военных союзов: этот процесс не должен наносить ущерба безопасности государств - участников ОБСЕ;

· Платформа безопасности, основанной на сотрудничестве-ряд конкретных мер по укреплению оперативного потенциала ОБСЕ.

 

К началу 2000-х годов ОБСЕ подошла с противоречивым багажом. ОБСЕ и связанные с ней форматы уже не были основным источником европейской динамики, но ОБСЕ вышла из кризиса идентичности, приобретя благодаря решениям Стамбульского саммита (1999) адекватно очерченную роль в европейских делах: роль главенствующего регионального соглашения в духе главы 8 Устава ООН.
Постоянным предметом споров стала деятельность ОБСЕ по третьей (гуманитарной) «корзине», в частности работа Бюро по демократическим институтам и правам человека (БДИПЧ).

3.07.2004: Заявление президентов 8 стран СНГ по ОБСЕ (указывали на практику двойных стандартов в деятельности ОБСЕ).

2005 - заседание СМИД в Любляне - принята предложенная Россией "Дорожная карта реформирования ОБСЕ".

(1) следует преодолеть возникшие в деятельности ОБСЕ географический (акцент на работу «к востоку от Вены», т.е. на постсоветском пространстве) и функциональный (упор на гуманитарную «корзину») дисбалансы.

(2) необходимо завершить институциональное строительство ОБСЕ, поставить всю работу ОБСЕ на нормативный фундамент, обеспечить верховенство коллективных межправительственных органов. Первоочередными шагами должно стать принятие Устава ОБСЕ.

В 2000-е годы функционирование ОБСЕ уже не отличалось попытками скрывать разногласия дипломатическими методами. Так, в силу невозможности прийти к консенсусу заседания СМИД завершались без принятия итогового политического документа — министерской декларации.
2008 год стал переломным в деятельности ОБСЕ. Грузино-осетинский конфликт -> необходимость активизации работы ОБСЕ. Россия выступила с предложениями по модернизации европейской архитектуры без­опасности и договору о европейской безопасности (ДЕБ).

Июнь 2009 г. - решено начать так называемый процесс Корфу для достижения единства в от­ношении будущей европейской безопасности на основе открытых, широких и продолжительных обсуждений.
Саммит ОБСЕ в Астане, декабрь 2010.

Никаких решений прорывного характера не принес.
Итоговая декларация астанинского саммита еще раз сформулировала задачу построения «свободного, демократического, общего и неделимого евроатлантического и евразийского сообщества безопасности на пространстве от Ванкувера до Владивостока, основанного на согласованных принципах, совместных обязательствах и общих целях». Вместе с тем саммит означал выход ОБСЕ на нормальные рельсы функционирования.

Декабрь 2011 - Вильнюсское заседание СМИД. Принятие новой редакции Венского документа по мерам укрепления доверия и безопасности.

 

Ключевые направления деятельности ОБСЕ:

· осуществление мер укрепления доверия и безопасности — взаимной транспарентности в военной области;

· содействие формированию демократических институтов, наблюдение за выборами;

· миссии в государствах-участниках, развернутые с целью предотвращения эскалации внутригосударственных конфликтов, содействия их урегулированию и решению задач постконфликтного восстановления.

Особенности ОБСЕ:

Ø Единственная европейская организация с всеобъемлющим составом участников.

Ø Отсутствие устава организации и всеобъемлющей процедуры => решения носят политический, а не юридически обязывающий характер

Ø Политически значимые решения в ОБСЕ принимаются консенсусом. Но сложность достижения консенсуса по наиболее спорным вопросам нередко парализует ее деятельность.

Перпективы:

Восстановление консенсуса относительно центральной миссии этой организации в вопросах предотвращения и урегулирования конфликтов помогло бы придать ОБСЕ способность более оперативного реагирования на развитие событий в Европе. Одновременно потребовалось бы существенное расширение полномочий институтов и структур ОБСЕ, наделение их возможностью действовать самостоятельно, не дожидаясь принятия решений Постоянным Советом (которые могут быть заблокированы государствами-членами). Однако большинство государств-участников сегодня к этому не готовы

*ОБСЕ никогда не осуществляла широкую деятельность на постсоветском пространстве. Сейчас - развертывание Специальной Мониторинговой Миссии на Украине. Единственная многосторонняя площадка, на которой принимались коллективные решения по регулированию Украинского кризиса, основная площадка переговоров - Трехстороняя контактная группа под эгидой ОБСЕ. СММ - основной инструмент международного мониторинга и верификации выполнения договоренностей.