Мысли о «разведывательной литературе»

 

Западные специальные службы уделяют большое внимание использованию всех возможных средств для пропаганды деятельности своих служб, восхвалению их «высоких» миссий и подрыву престижа бывших восточноевропейских социалистических режимов и их спецслужб. Для этого хороши все средства, в том числе и литература.

Вот один из примеров.

Один из наиболее популярных во Франции да и за ее пределами «сказочник» на темы о шпионаже Жерар де Виллью создал собственного французского Джеймса Бонда — князя Линге, агента всех разведок по очереди, пользующегося благосклонным вниманием и поддержкой французской, английской и американской разведок. Автор открыто утверждает, что его книги, в которых советские спецслужбы фигурируют только в негативном, чаще зловещем облике, впервые попали в Советский Союз в 70-е годы. Тогда бывшее резко антисоветским издательство «Посев», которое финансировалось ЦРУ и западногерманской разведкой БНД, переводило на русский язык, издавало и нелегально переправляло труды Жерара де Виллью в нашу страну. Естественно, князю Линге противостояли и обязательно терпели сокрушительное поражение агенты КГБ — все, по утверждению автора, бабники и пьяницы.

Уже один тот факт, что издатели «Посева» и его хозяева в ЦРУ и БНД считали целесообразным затрачивать усилия и деньги для организации нелегальной доставки этой макулатуры в Союз говорит о том, какие расчеты на разлагающее влияние ее на наше общество возлагали эти западные спецслужбы.

Мне не хотелось бы, чтобы из этих слов создалось впечатление о моем якобы негативном отношении к шпионской литературе вообще. Ни в коем случае.

Я за хорошие художественные произведения любого жанра. Что касается книг на тему о разведке, то моими излюбленными авторами были и остаются Грэм Грин и Джон Ле Карре. И они отнюдь не просоветские или прокоммунистические писатели.

Но, во-первых, это действительно большие художники и реалисты, люди глубоких чувств и понимания той области человеческой деятельности, о которой они так интересно и многообразно писали и которой они сами не чуждались, разведка занимала определенное место в их жизни.

Во-вторых, они, как талантливые писатели, глубоко психологически проникают в мир переживаний разведчиков и описаниями этого психологического мира многому учат и самих разведчиков-практиков.

Наконец, их книги имеют большое общечеловеческое значение, они способствуют воспитанию чувства долга, благородства и патриотизма, а также ненависти ко всему несправедливому, злому, нечестному.

Не буду распространяться в оценке их произведений, оба эти писателя, каждый на свой творческий манер, представляют современный мир и деятельность в нем специальных служб достаточно объективно, не уклоняясь от откровенных разоблачений тех негативных явлений, которые свойственны спецслужбам и их сотрудникам, малоизвестных общественности в силу специфичности их деятельности и секретности, позволяющей скрывать свои пороки и ошибки, а часто беззаконие и жестокость.

Произведения обоих писателей так близки моим личным представлениям о спецслужбах, что часто я нахожу в их книгах высказывания и оценки, которые возникали и у меня в процессе разведывательной работы. Это и не удивительно, ибо эти писатели так прочно связаны с действительностью, что их часто цитируют в различных публикациях на страницах журналов и газет при обсуждении происходящих в мире событий.

Уход из жизни Грэма Грина не мешает оставаться ему действующим в современности, а Ле Карре пишет о новой России, о ее спецслужбе, на сотрудничество с которой, например, согласился агент МИ-6 в новом его романе «Русский дом». А в последней своей книге «Наша игра» он обрушивается со справедливой критикой в России и Запада в связи с событиями в Чечне и вокруг нее. Пусть не все правильно в устах писателя в этой книге, не все он знает и видит. Главное — его стремление к утверждению справедливости на земле и смелая решимость полным голосом взывать об этом к сильным мира сего.

В книге Ле Карре разведчики — не бездушные исполнители приказов, они личности со всеми присущими живому существу человеческими слабостями и сомнениями, сильными страстями. Но преобладает в них человечность, хотя порою и замаскированная грубостью и даже жестокостью. Ле Карре не остается равнодушным наблюдателем, но и не занимает крайних позиций, он скорее справедливый арбитр. Это очень наглядно показано в его романе «Русский дом».

Окончание «холодной войны» не застало его врасплох, как большую часть писателей на Западе, занимавших крайние позиции. Они потеряли врагов и оказались в тупике.

Интересно высказывание Ле Карре: «Война в Заливе и крах коммунизма, казалось, означают торжество Запада. Однако морально он оказался абсолютно не готовым к победе. Европа и Америка как никогда нуждаются в новых идеях. Между тем везде лишь апатия и опасное разочарование в политике» (Известия. 1994, 26 июля).

Несмотря на то что критики обвиняли Ле Карре в отсутствии патриотизма, в действительности его книги проникнуты чувством нужности и полезности разведки для его государства. При этом он не уклоняется от жесткой критики как своей разведки, так и других западных спецслужб, в первую очередь ЦРУ.

Интересно его замечание, проникнутое глубоким смыслом, профессиональным пониманием разведывательного процесса, о разнице между британской разведкой СИС и американской ЦРУ: «Основное различие между СИС и ЦРУ состоит в том, что ЦРУ хочет заполучить Андропова, в то время как мы (то есть английская разведка) хотели бы иметь агентом его личную доверенную машинистку» (Ньюсуик, 1983, 7 марта).

С самого первого своего романа «Шпион, вернувшийся с холода» он превратился в популярного автора шпионских романов. Однако помимо читательского интереса к его книгам, меня привлекают его проникнутые профессиональным пониманием разведывательные проблемы, вокруг которых развертывается жизнь и деятельность его героев, таких, как ставший всемирно известным Смили, начавший свою литературную жизнь с первого романа Ле Карре.

Мой интерес к Ле Карре увеличивала сама биография этого писателя. Будучи призванным в армию, он приобщился к военной разведке в девятнадцатилетнем возрасте в Австрии.

Позже он хорошо узнал Германию и немцев, был свидетелем в августе 1961 года появления Берлинской стены.

В 1956 году, после окончания Оксфордского университета, Ле Карре был некоторое время на преподавательский работе, затем был зачислен на дипломатическую службу. Здесь два года в его биографии остаются незаполненными. Как можно предполагать, его взяла к себе МИ-5 и учила контрразведывательной профессии.

Поскольку он числился на дипломатической службе, он получил пост в Бонне и перешел в ведение разведслужбы МИ-6. Там он испробовал себя в качестве писателя, и после успеха романа «Шпион, вернувшийся с холода» покинул дипломатическую службу и стал профессиональным писателем.

Меня привлекает в его книгах склонность героев к размышлениям, они в его романах постоянно задавались вопросом, как отличить добро от зла в различных жизненных ситуациях, в которых они оказывались и действовали.

Говоря о том, как он стал писателем, Ле Карре утверждает, что им сделала его служба МИ-5, то есть британская контрразведка, о которой он отзывается не очень лестно. Вот что он говорил: «Наши начальники ненавидели друг друга в силу причин, которые нам, новичкам, не было дозволено знать. Еще больше они ненавидели нашу «сестрицу» МИ-6, то есть разведку. Они ненавидели политиков, коммунистов и многих журналистов» (Санди Телеграф, Лондон, апрель 1992).

Описывая своих коллег по спецслужбе, Ле Карре отмечал, что яркая одаренность тесно соседствовала с поразительной некомпетентностью. Похоже, трудно было ему, новичку, разобраться, когда и что ожидать от них. Порою он задавал себе вопрос: «А не притворяются ли они дураками из хитрости и, может, где-то существует настоящая, эффективная секретная служба? Позже, в своих произведениях я сочинил такую. Но, увы, реальностью была посредственность» (Санди Телеграф, 1992, апрель).

Как эти слова перекликаются с оценками другого французского мастера криминальных произведений Жюля Мегрэ: «Алчная погоня за деньгами, любовные обиды, преступная жестокость — вот судьба, общая для всех, не только преступников».

Полагаю, что не следует позволить, чтобы его резкая, но вполне справедливая, на мой взгляд, критика России за события в Чечне в 1994–1995 годах в его новой книге «Наша игра» набрасывала негативную тень на его творчество. Разве не прав он, говоря, что Запад, выиграв «холодную войну», просто не может позволить себе «уйти от последствий своей победы — ни в Боснии сегодня, ни в Чечне и Ингушетии завтра, ни на Кубе — послезавтра» (Известия. 1994, 21 декабря).

Ле Карре продолжает плодотворно трудиться. Вот уже появился новый его роман «Ночной администратор», в котором речь идет о новой, наиболее актуальной сейчас теме для разведки — о наркобизнесе и мафии. Надеюсь, что этот одаренный «глашатай разведки» подарит миру еще не одно свое произведение.

Что касается Грэма Грина, то мое знакомство с ним началось с его замечательного произведения «Наш человек в Гаване». Для того чтобы так тонко и беспощадно высмеять негативные стороны разведывательной службы, особенно в тех случаях, когда ею руководят бездарные карьеристы.

Но Грин не только критиковал, он и любил эту область человеческой деятельности, которая очень близко сочетается с писательским творчеством. Ведь и та и другая область имеет дело с человеческим фактором, роль которого в человеческом обществе автор так талантливо представил в одном из лучших своих романов под этим заголовком.

Не случайно и то, что Грин почти всю свою жизнь был связан со спецслужбой — британской разведкой МИ-6, которую он шутливо называл «лучшим туристическим бюро в мире». Вероятно потому, что в связи с поручениями МИ-6 он за счет этого «бюро» смог объездить почти все страны мира, мастерски используя знакомство с новыми уголками земного шара в своих «разведывательных» романах.

Однако по свидетельству его биографа Майка Шелдона, будучи связан с МИ-6 почти всю сознательную жизнь, штатным разведчиком он был всего три года — во время второй мировой войны под кодовым номером 59200 (Дейли Телеграф, 1994, июль). Именно под этим номером представил автор своего героя в романе «Наш человек в Гаване». Кстати, во время работы в МИ-6 начальником Грина был наш прославленный разведчик Ким Филби.

В 1968 году Грин написал блестящий рассказ о бегстве его начальника, Кима Филби, которого он считал своим другом. В этом рассказе он продолжил развитие своего тезиса о шпионаже, представленного им в романе «Человеческий фактор». Грин дает очень интересную оценку значения «бегства» Филби в Союз: «Шпионаж превратился в область психологической войны, главной целью которой стало вызывать недоверие союзников во враждебном лагере. Ценность Филби для Советского Союза состояла не столько в информации, которую он добывал, сколько в крушении доверия, вызванном его разоблачением. Шпион, которому позволяют делать свое дело без помехи, является менее опасным, чем шпион пойманный. Запад пострадал больше от бегства Филби, чем от его шпионажа» (Ньюсуик, 1978, 13 марта).

Это высказывание Г. Грина во многом объясняет для меня стремление руководителей британских спецслужб по тихому договариваться с разоблаченными агентами-«кротами» в их разведке, — А. Блант, член «пятерки» Филби, который, после того как сознался в сотрудничестве с внешней разведкой, не только не был наказан, но еще долгие годы занимал очень престижный пост «королевского эксперта» в области искусства.

Формально Грин расстался с МИ-6 в 1944 г., но продолжал выполнять отдельные поручения этой службы, с которыми только в конце 40-х и в 50-х годах побывал в Берлине и Праге, Сайгоне и Ханое, Москве, Варшаве, Гаване. Посетил в 60-е годы Восточный Берлин, Белград и Бухарест.

Интересно, что ставший в 1973 году Генеральным директором МИ-6 Морис Олдфилд, поддерживал связь с Грином с конца 50-х до конца 70-х годов.

Очевидно, помимо работы в МИ-6 продолжению многолетней связи Грэма Грина с британской разведкой способствовало и то, что ему легко было помогать этой службе. Часто отдельные поручения было сподручнее выполнить литератору. Так, он мог получить доступ к высокопоставленным лицам. «Лидерам, как Фидель Кастро на Кубе, Хо Ши Мин во Вьетнаме или Омар Торрихос в Панаме, не приходило в голову относиться к нему иначе, как к дружественному литератору» (Дейли Телеграф, 1994, июль).

Связь с МИ-6 не помешала Грину оставаться писателем прогрессивных взглядов, разоблачающего в своих произведениях амбициозные претензии Вашингтона на мировое господство.

Вот достойный пример выдающегося человека, писателя с мировым именем, не чуждого оказать посильное содействие своей отечественной разведке и считающего это своим патриотическим долгом. А некоторые наши писаки, порою еще не создавшие ни одного достойного произведения, не устают искать «пособников» внешней разведки, силятся показать такую связь как «порочащую и вредную», в то же время восхваляя предателей и изменников.

Через пять лет после смерти величайший британский писатель, романы которого прочитаны миллионами людей с большим интересом и хорошо приняты, предстает сейчас в новых исследованиях некоторых критиков в несколько ином свете.

Это прежде всего касается его морально-нравственного облика. Его биограф Майкл Шелдон, совсем не уважающий писателя, полагает, что романы Грина о грехе «были всего лишь кокетливой игрой, порожденной его лживой жизнью и глубочайшим презрением к читателю» (За рубежом, 1996, № 49).

Мне было странно читать эти строки, принадлежащие человеку, который, казалось бы, должен понимать лучше и глубже всех сложную и насыщенную активной деятельностью жизнь писателя, в том числе на пользу Родине.

Почти всю свою сознательную жизнь, начиная с 20-летнего возраста, Грэм Грин помогал британской разведке, хотя и мог ее не уважать и подвергать жесткой критике в своих произведениях. Эта его активность, естественно, требовала неординарного поведения, связанного и с отклонениями в нравственном отношении и «лживостью», то есть конспирацией своей разведывательной деятельности. Но она же и давала ему богатейший материал для его романов.

В заключение об этом писателе хочется отметить недавнее событие, уже после его кончины в 1991 году.

В 1994 году его наследники собрались продать его библиотеку, насчитывавшую около 3 тысяч томов. Но, что характерно, в этой библиотеке не было книг в блестящих переплетах, ни одного дорогого издания, раритетов, но много простых книг, и в каждой тысячи его пометок, многие книги он использовал как записные книжки. Например, 13-томное издание Чехова, любимого из русских писателей, содержит сотни рукописных записей Грина, относящихся к работе над его романом «Комедианты», сюжеты для нескольких его рассказов.

Вся его квартира — свидетельство поразительной скромности писателя.

Автор романа «Наш человек в Гаване» получал много писем — до 200 ежемесячно — и на все аккуратно отвечал. За свою жизнь он написал их до 50 тысяч, а копии сохранил. Эта переписка, без сомнения, представит большой интерес для читателей, и я надеюсь еще ознакомиться с нею в недалеком будущем.

Должен сказать, что не только личности Джона Ле Карре и Грэма Грина, но их идеи, мысли и оценки разведывательной деятельности порой поражали меня своей точностью и проникновением в суть нашей профессии. Их произведения всегда будят новые мысли о разведке, о сущности ее целей и задач, о роли отдельных разведчиков и агентов. Совсем недавно я обратил внимание на интересное замечание французского журналиста Жан-Мари Руара, сравнившего разведчика со священнослужителем (Фигаро. 1994, июль). При этом он отметил, что не случайно разведчик и служитель культа, как правило, являются героями романов крупнейшего английского писателя Грэма Грина.

Это замечание заставило меня задуматься, так ли правильно сравнение секретных служб с религиозными культами.

Действительно, и разведывательная служба, и религия основаны на строгой вере: у священника — в правоту церкви, у разведчиков — в руководство службы, представителей верховной власти в стране. Без такой веры не было бы религии, но без уверенности и преданности своей службе не было бы и разведки. И в обеих этих сферах человеческой деятельности строго соблюдается это условие.

Например, думал я, совсем недавно, когда один священник в Англии громогласно заявил о том, что Бога нет, верховная церковная власть немедленно отстранила его от руководства приходом.

Но и в разведке не верящие в правоту своего дела разведчики немыслимы, это потенциальные предатели или, по меньшей мере, ренегаты, такие, как появившиеся сейчас, задним числом, причисляющие себя к «борцам с системой», после того как их выбросили из разведки. Вот один такой недоумок в сентябре 1994 года разразился в газете «Известия» статьей, в которой тужится очернять разведку, которая его воспитала и дала возможность сделать карьеру, а затем, уличив в лживости и лицемерии, выбросила из своих рядов, как ранее некого генерала, ставшего врагом ведомства, присвоившего ему высокий титул и давшего многие награды. Правда, у этого перевертыша не хватает мужества отказаться от звания и наград, которые дала ему служба «нечестная, неправдивая».

Обе службы: и церковь, и разведка, не терпят отход от веры. Церковь ранее жестоко карала отступников, посылала их на костры. Сейчас в большинстве цивилизованных стран это осталось в прошлом. Но на Востоке и теперь еще религия часто жестоко наказывает нарушителей ее канонов. И не только своих верующих, но и тех, кто, по мнению мулл, раввинов и других ревнителей веры, оспаривает их принципы. Достаточно вспомнить «смертный приговор» со стороны иранских фундаменталистов писателю Салману Рушди.

Разведки всего мира тоже не склонны гладить по головке своих отступников. Многие из них при первой же возможности до сих пор карают их смертью. Так было и у нас при Ежове-Берии и даже несколько позже, в первые послевоенные годы, очевидно, по инерции, когда произошло известное дело Хохлова, в 1954 году. Но, к счастью, это давно уже в прошлом, и, надеюсь, безвозвратно.

Аналогия разведчика со священнослужителем усиливается и тем, что как священник, так и разведчик посвящаются в сокровенные тайны своих служб, доступ к которым простым верующим закрыт. Это «таинство» усиливает веру внешнего мира в особую роль этих человеческих институтов. Оба они всегда поддерживали государство, что усиливает их роль в обществе. Правда, в современном мире в большинстве стран церковь отделена от государства, но это отнюдь не лишает ее поддержки со стороны правящих властей.

Вся нравственно-моральная политика в капиталистических государствах строится на укреплении религиозного влияния на население. В восточных же странах в большинстве случаев продолжает существовать единство государства и церкви.

Разведывательные службы не только являются частью государства, но, как правило, его особо важной частью, институт разведки всячески поддерживается, финансируется и оберегается законом.

Вот и получается, что разведчик очень похож на священника.

Но далеко не все постулаты и законы религии применимы к разведке. Главное отличие я вижу в том, что наша вера разведчиков в свою службу является не слепой, а рациональной; она не распространяется на все области нашей жизни, она действует в основном только в сфере служебной деятельности. Кроме того, она не является абсолютом, как в религии, а базируется на таких чувствах, как патриотизм, любовь к своему народу, его культуре, истории.

Верно, что, как и в религии, личность, судьба отдельных разведчиков не могут иметь первостепенное значение, предпочтение отдается делу, интересам, которым мы служим и которые порою требуют жертвы со стороны разведчика, включая и его жизнь.

Являясь, как и священники, посвященными в тайны наших служб, мы в то же время не являемся послушными пешками в какой-то грандиозной шахматной партии, в то время как, например, католические ксендзы, по моим наблюдениям в Польше, полностью послушны верховному «наместнику Бога на Земле», к тому же безгрешному. Папе Римскому и должны бездумно повиноваться ему.

Ведь именно такая самостоятельность разведки и была проявлена во время заговора ГКЧП: не следовать указаниям, которые не соответствуют представлению о наших служебных задачах государственным интересам страны.

Возникает вопрос у того же французского журналиста Руара, наступит ли время в жизни и деятельности разведчика, когда он невольно должен задаться вопросом: где та истина, ради которой он трудится и, если потребуется, готов умереть?

Признаюсь, я также задумывался над этим. Но у меня есть ответ: я жил и вкладывал душу, все свои способности ради блага своего народа, его безопасности и благополучия. Хотя об этом не мог знать мой народ, по крайней мере, до сих пор.

Вот те мысли, что были навеяны Руаром, неизвестным мне французским журналистом.

Возвращаясь к Грэму Грину и Джону Ле Карре, мне в завершение хочется отметить еще раз, что в их творчестве меня привлекает прежде всего глубина реализма, гуманность героев, несмотря на жестокий мир, в котором они живут и действуют. В их романах нет и тени так модной в XX веке фантастической отвлеченности от тревожных проблем современности, стремления погрузить читателя в тот нереальный мир, где все решается только силой оружия и жестокими, все презирающими индивидуумами.

Завершая тему о «разведывательной литературе», хочу добавить несколько слов о широко известном у нас герое этой литературы Джеймсе Бонде. Мне показалась интересной интерпретация произведений Яна Флеминга о героических похождениях непобедимого разведчика Джеймса Бонда как «являющихся своеобразной реакцией, ответом «уязвленной в своей гордости» Британии после суэцкого кризиса и поражения британских спецслужб, нанесенного им группой советских разведчиков Филби, Берджесом и Маклином» (Провал агента 007. Санди Таймс. 1993, январь).

 

ГЛАВА XVI. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

Вся Русь — костер,

Неугомонный пламень,

Из края в край.

Из века в век

Гудит, ревет…

И трескается камень,

И каждый факел — человек.

Максимилиан Волошин. «Китеж»

 

 

Представленная в воспоминаниях картина разведывательных операции не претендует на всеобщий охват деятельности внешней разведки в послевоенный период. Как заметил читатель, в ней почти полностью отсутствуют операции спецслужб в обширных африканском и азиатском регионах, за исключением операций «Лотос» и «Вализа». Нет и такого важного для разведок региона, как Средний и Ближний Восток. Кроме одного примера с «Прохиндеем», слабо представлена проводившаяся наиболее активно разведывательная деятельность в Европе, не считая тех операций, которые были связаны с США, Великобританией и НАТО. А ведь внешняя разведка очень активно работала во всех этих регионах. Что касается США и Великобритании, то в этой области в основном показаны те операции, которые получили ту или иную огласку, за исключением безагентурных операций ТФП внешней разведки.

В целом, приведенные операции внешней разведки — лишь малая толика имевших место и получивших огласку дел, они считаются только вершинкой огромного айсберга, большая часть которого остается погруженной в тайну. Это замечание имеет отношение и к оценке деятельности западных спецслужб, о полном объеме которой, естественно, судить по приведенным примерам невозможно. Но довольно правдоподобное представление получить можно как о внешней разведке, так и о западных спецслужбах.

Мне остается кратко рассмотреть, что же произошло в мире и у нас за последние полтора десятилетия. Ведь за 70 лет советской власти и моей жизни при ней во вселенной мало что претерпело изменения, наполняющие ее звезды и целые галактики ничем особо примечательным за этот период не успели порадовать астрономов. Но за то же время невероятно много событий совершилось в нашем земном бытии, произошли кардинальные изменения в наших взглядах на мир, на события в политической жизни и на положение в нашей стране.

Как выразился один журналист, «революция сверху» привела в 1988 году к смене «варианта развития нашего общества, а если тогда руль был лишь повернут, то в 1991 году он оказался довернут до упора».

В то время когда мне довелось решать описанные задачи ТФП, мир был иным, чем сейчас. Тогда казалось, и не только нам, в бывшем Советском Союзе, а и многим в западном обществе, что угроза грядущего столкновения двух систем: социалистической во главе с СССР и капиталистической, возглавляемой США, неизбежна.

Две системы накапливали силы, задирали друг друга при каждом удобном и неудобном случае, устраивали провокации, переходя порою к таким конфликтам, при которых оставалось сделать лишь один шаг, чтобы вспыхнула третья, несомненно, последняя мировая война, ибо она неминуемо перешла бы в ядерную, которая похоронила бы все человечество.

В мировой атмосфере было очень зябко, шла «холодная война», пламя которой то разгоралось до опасного предела превращения в «горячую», то временно затухало.

Оглядываясь назад, в прошедшие одно-два десятилетия, можно было бы только облегченно вздохнуть, что кошмар постоянного противостояния закончился.

Но так ли это на самом деле? Или это нам только кажется, когда мы бросаем беглый взгляд на то время. А если заглянуть в глубь тех процессов, что шли начиная с первых дней Великой победы над фашистской чумой?

Может быть, не все, далеко не все корни прошлой полувековой борьбы за выживание нашего народа устранены, остаются в почве и на Западе, и на Востоке, ожидая момента, чтобы, получив новый питательный заряд, снова дать губительные ростки, но уже в новом мире и в новом облике? Быть может, поднимающаяся волна национализма, безумного мусульманского фундаментализма суть проявление тех самых ростков?

Чтобы понять причины прежних событий, заострить нашу бдительность на явления настоящего и не пропустить в будущее угрозу безопасности человеческого общества, очевидно, следует внимательно и беспристрастно оценить наше недалекое прошлое.

Исходя из того что настоящее вырастает из прошлого, думаю, что прежде всего следует осознать уроки минувшей «холодной войны». В противостоянии двух мировых систем специальным службам отводилась важная роль, они развивались, росли их людские и технические ресурсы, обогащался стратегический и тактический арсенал.

Ядром всех событий второй половины двадцатого века была «холодная война», вокруг которой и развивались взаимоотношения как двух основных систем, так и ситуация в третьем, неприсоединившемся мире.

Кто же был инициатором «холодной войны»?

Западная пропаганда на всем протяжении послевоенного периода, вплоть до конца 80-х годов, утверждала, да и сейчас многие западные историки продолжают поддерживать тезис, что начало «холодной войне» положил Советский Союз якобы своими экспансионистскими планами и действиями. Посмотрим на беспристрастные факты.

К концу апреля 1945 года отношения СССР с США, в результате позиции нового президента Г. Трумэна, достигли критической напряженности. Об этом пишет американский историк Мартин Шервин в книге «Разрушенный мир». Трумэн на коне «атомной бомбы», только что успешно испытанной в США, взял курс на запугивание русских. В конце апреля состоялся обмен телеграммами между Трумэном и Сталиным по польскому вопросу. Трумэн грозил, что отказ Сталина признать позиции США и Великобритании по польскому вопросу подорвет их доверие к русскому народу. Ответ Сталина был решителен и предельно ясен: Советскому Союзу нужна дружеская, а не враждебная Польша, на что наша страна имеет право, к этому призывает и «кровь, пролитая на полях Польши».

Полагаю, что прав Буш, заявивший уже в 1989 году во время визита в Польшу, что именно в Польше началась «холодная война». Более того, как считал британский историк Бертран Рассел, «доктрина Трумэна» 1947 года и создание НАТО в 1949 году ускорили сталинизацию Восточной Европы. Удаление коммунистов из состава правительств Франции и Италии предшествовало появлению однопартийных систем в Восточной Европе.

Можно добавить к этому, что теоретическое обоснование «холодной войны» заложил Уинстон Черчилль своей речью в Фултоне в марте 1946 года.

Для меня, разведчика-профессионала, абсолютно достаточно для определения инициаторов «холодной войны» военных фактов. Сразу после окончания второй мировой войны, американцы стали готовить планы атомного нападения на Советский Союз. Меморандум Объединенного разведывательного комитета (ОРК) Объединенного комитета начальников штабов США был составлен 4 сентября 1945 года, то есть на следующий день после официального окончания войны. За ним следовали уточняющие документы. Во всех них намечались «пока только» 20 целей для атомных ударов на территории СССР. Ясно, что появление таких документов могло явиться результатом работы американских милитаристов, проводившейся еще в ходе войны, когда Красная Армия помогала американцам в войне против Японии. Понятно также, что такие замыслы вынашивались ими не без ведома президента Трумэна.

В 1946 году появился уже план «Пинчер», в 1947 — план «Бройлер». В 1948 году Генштаб США имел целых восемь разработок (планы «Граббер», «Эразер», «Даблстар», «Лафмин», «Фролик», «Интермеццо», «Флитвуд», «Сиззл»). 1949 год родил мрачные планы тотального ядерного уничтожения нашей родины — «Дропшот», «Оффтэкл». И каждый план, каждая новая разработка сценария внезапного нападения США на СССР увеличивали число целей, предназначавшихся к такому уничтожению.

Кто же после этого поверит в то, что американцы были не заинтересованы не только в «холодной войне», но и в превращении ее в «горячую», к грани которой мир не раз подходил вплотную: во время корейской войны в 50-е годы, берлинского кризиса конца 50-х — начала 60-х годов, карибского кризиса в 1962 году. Тогда в правительстве США серьезно обсуждалось и готовилось применение атомного оружия.

Сейчас можно с уверенностью утверждать: спасло мир от атомной катастрофы то, что Советский Союз смог, мобилизовав все силы, достичь с США ядерного паритета, создал реальную угрозу непременного сокрушительного возмездия в случае нанесения американцами ядерного удара.

Говоря об этом, я отнюдь не собираюсь утверждать, что советское руководство своей политикой и действиями не давало Западу поводов для подозрений в возможных враждебных замыслах против него. Далеко не всегда оправданной и адекватной была реакция СССР на провокационные действия западных союзников.

Более того, я убежден, что в 70-е — 80-е годы руководство СССР допустило грубый стратегический просчет, позволив Западу втянуть нашу страну в неоправданную гонку ядерных вооружений. Так же, как гитлеровская Германия, совершая нападение на СССР, не учла мощных внутренних ресурсов нашей страны и обрекла себя на поражение, так и мы, не считаясь с превосходящими экономическими возможностями Запада и США, в частности, переходя в области вооружения границу достаточности, слепо следовали за гонкой этой мощной державы. Вот только сейчас, когда многое из нерасчетливо накопленного вооружения приходится уничтожать, видна вся неразумность наличия многих тысяч ядерных зарядов, когда для соответствующего ответа было бы достаточно в десятки раз меньшее количество их.

Или, например, размещение ядерных ракет на Кубе без достаточного предварительного обеспечения этой акции в политическом плане, просто по инициативе Н. Хрущева, действовавшего, опираясь на вполне обоснованный принцип: в ответ на размещение американских ракетных баз вблизи границ СССР.

К чести Д. Кеннеди и самого Н. Хрущева, они нашли мирный вариант разрешения кризиса на компромиссной основе. И все же этот импульсивный шаг Хрущева, безусловно, опасный и в целом неоправданный, имел тот положительный эффект, что сдержал американских экстремистов от дальнейших попыток повторить авантюру с высадкой в Заливе свиней, оградив Кубу от угрозы открытой агрессии США. То, что такая возможность была реальной, показало наглое нападение американцев в 1983 году на суверенное государство — остров Гренаду — под вымышленными предлогами, выдвинутыми президентом Р. Рейганом и высмеянными самой американской прессой (Ньюсуик, 1983, 16 апреля).

Движимое недоверием к замыслам Сталина как в Европе, так и Азии, правительство Трумэна сделало главной целью своей политики всемерное противодействие всеми возможными средствами советской экспансии. Для своих спецслужб Трумэн поставил в качестве цели проведение тайных операций и психологической войны против Советского Союза и его союзников, активизацию сбора разведывательной информации об их позициях, действиях, планах и намерениях.

Более того, в условиях развернутой «холодной войны» правительство США предоставило в их распоряжение возможности использования своих военных сил, фактически сняв какие-либо ограничения в этом, а такие огромные ассигнования для осуществления тайных операций.

Приход в администрацию США нового президента Р. Рейгана в 1980 году обозначил новый резкий виток «холодной войны», после определенного смягчения международной напряженности. Теперь Рейган определил нас как «империю зла», а следовательно, с его «христианских» позиций в борьбе против зла можно было применять любые средства. Возобладала концепция «с позиции силы», в которую логически вписалась активизация разведывательной деятельности ЦРУ.

Для того чтобы яснее понять провокационную роль американцев в «холодной войне», достаточно напомнить, как на всем ее протяжении они периодически совершали агрессивные выпады против нашей страны.

Вот только один пример. 1 мая I960 года в один из самых значительных праздников нашего народа разведывательный самолет У-2 пересек советскую границу и вел разведку, пока не был сбит советской ракетой. Американские власти, не зная, что пилот Пауэрс остался жив и дает показания, в течение целой недели пытались отпираться, уверяя, что нарушение границы было не преднамеренным, а случайным. Потом, перед лицом неопровержимых доказательств, сначала 9 мая госсекретарь Гертер, затем 11 мая президент Эйзенхауэр и 15 мая вице-президент Никсон, признали факт шпионажа и причастность к нему правительства США. Так они пытались испортить наш праздник (Велихов Л. Дважды испорченный американцами Первомай и другие даты. Сегодня. 1994, 2 апреля). Таких примеров было много: это и попытка вторжения на Кубу, оккупация Доминиканской Республики, захват Гренады и так далее.

Для преодоления этой мрачной политики потребовалось появление нового мышления и новых руководителей в нашей стране. Выдвигая новые принципы межгосударственных отношений, в целом вызывавшие широкое одобрение как на Западе, так и у нашего народа, обещавшие замену бесперспективной «холодной войны» на разрядку международной напряженности, приостановление гонки вооружения и большую открытость в международных отношениях, руководство во главе с Горбачевым оказалось полностью беспомощным, бессильным, чтобы наметить и приступить к осуществлению реальной, минимально болезненной внутренней политики. Проявляло в ней шатания и неопределенность, приведшие к стихийному распаду Советского Союза и бедственному положению большинства трудящихся, сопровождавшемуся нерегулируемым переходом от полностью плановой сразу к рыночной экономике.

В новых условиях разрядки и ослабления глобальной напряженности, с исчезнованием угрозы со стороны бывшего социалистического содружества, которая использовалась Западом для оправдания гонки вооружений, ослабли позиции многих международных организаций, обеспечивавших безопасность. Распад Организации Варшавского Договора стал вызывать сомнение в целесообразности существования НАТО, по крайней мере, в его прежнем виде.

Но Запад и, в первую очередь, США никак не желают отказывать<