Три истории русской любви к Италии. Рассказывают иммигранты

 

Эти истории рассказали в конкурсе «Моя эмиграция» на сайте «Италия по‑русски». Самом посещаемом среди тех, кто переехал в Италию, планирует переехать или просто любит эту страну. Каждая из них – готовый сценарий для остросюжетного фильма. Печатается с разрешения авторов и с сохранением стиля.

 

Прошвырнувшийся Немо

 

«Ты там никому не нужен», – сказал мне отец, когда я решил прошвырнуться за пределы СССР. Дома меня устраивало почти всё, кроме холодного климата и постоянного чувства, что я большая золотая рыбка, находящаяся в маленьком аквариуме – стеклянном шаре. Я постоянно тыкался носом в стекло, ограничивающее меня от внешнего мира. Объездив по работе и самостоятельно большую часть нашей не объёмной родины, я постоянно упирался в стекло, которое было принято называть «железным занавесом». Причем, чтобы попасть в приграничные зоны, я должен был проходить собеседование в КГБ (даже если меня посылала моя родина туда работать на нее, любимую), куда бы я ни ехал – в Карпаты на границу с Румынией, в Среднюю Азию на границу с Афганистаном, на Дальний Восток на границу с Китаем и Северной Кореей… Меня это страшно бесило, что моя судьба была предрешена кем‑то сверху. Не «Им», так как я атеист, а членом какого‑то политбюро. Мне страшно не хотелось быть золотой рыбкой, и не потому, что я был любопытный, я просто хотел жить, как мне хочется, без ведущих меня по жизни лидеров, и иметь свободу перемещения, так как уже тогда не считал себя хуже любого другого жителя нашей планеты. Я не хотел быть рыбкой в аквариуме, я хотел быть Немо, с возможностью плыть, куда мне захочется.

Это и побудило меня двинуться в путь в 1990 году, когда Горбачев решил выдать всем загранпаспорта.

– Прошвырнуться? – переспросил отец, который уже тогда побывал во многих странах у «врагов» – в США, Канаде, Западной Германии…

– Да, – ответил я, – но, может, и не вернусь.

Он промолчал, хотя его глаза повторяли «Ты там никому не нужен», я улыбнулся, подумав: «Знаю, буду надеяться только на себя».

Случай подвернулся быстро, мой старый друг тайком перебежал границу из Югославии в Италию, туда и обратно. И знал «заветную тропу» к свободе! За такое тогда могли и посадить, поэтому мы, собрав секретное собрание, решили «рвать когти» с крепко обнимающей нас родины.

Нам были необходимы деньги, так как наши «деревянные» за пределами аквариума никому не нужны. Я попросил отца не привозить мне видеомагнитофоны и другие подарки, мне нужна была валюта. Подготовка длилась полтора месяца, мы пошли на курсы итальянского, я собрал «на путешествие» золото у мамы, тети и бабушки. Получилось 115 граммов золота, отец дал мне 500 долларов и 700 немецких марок. Друг попросил нарисовать нам всем водительские права у знакомого наркомана‑фальцовщика, объяснив, что без машины там тяжело.

На «деревянные» мы купили билеты на поезд от Киева до самой западной точки Югославии Сежаны (Villa Opicina с итальянской стороны). Самое главное, что нам было известно, что в Италии вышел закон Мартелли – первая в истории амнистия по переписи всех нелегальных иммигрантов! – давали всем документы на два года, с возможностью продления, если ты устроился на работу (главное было доказать, что ты въехал в Италию до 1 января 1990 года). Мы провезли с собой еще и фотоаппараты, командирские часы и другие сувениры, два огромных топаза весом в 3 кг каждый, валюту и золото прятали сами в вагонах и туалетах. Вздох облегчения, когда поезд въехал в Венгрию, я ликовал и мысленно прощался с СССР. И был уверен, что никто туда меня больше ничем не заманит.

Я был Немо, который умудрился вынырнуть из аквариума. Меня ждал по‑настоящему океан впечатлений. Только новые впечатления мне дают тот адреналин, который так нужен для опьянения жизнью. Я не хотел прописанного мне сценария моей жизни – школа, университет, женитьба, кандидат наук, доктор наук, дача, внуки, смерть (в аквариуме, плавая вверх брюхом, пока кто‑то сачком не выбросит тебя в мусорное ведро).

В Будапеште уже сновали перекупщики на рынках, где я надеялся продать мое золото и въехать в Италию с десетью штуками баксов (что для советского человека были неплохие деньги для начала). Меня сразу повязали мадьярские менты в гражданке, так как у меня не было опыта торгаша и я верил, что человек имеет право продать свою вещь в «нормальном обществе». Забрав паспорт, привели в отделение, составили документ, украв половину золотых колец, цепочек и валюты – ну чем не Совок! Паспорт не отдавали 2 недели, мы тусовались по Будапешту, гуляли, плавали, экономили деньги «на Италию», пришлось продать весь товар, прихваченный для Италии, фотоаппараты, часы и другой хлам, жили на вокзале в поездах в отстойнике. Через 2 недели я «признал мою вину», подписав все бумажки, и мне отдали паспорт, оставив себе все остальное.

Мы приехали в Югославию на самую границу с Италией, у меня в сумке были ласты, трубка и маска – я мечтал понырять в Средиземном море. Моего друга до этого поймали югославские пограничники при переходе границы, и ему пришлось просидеть у них 24 часа, но он выучил расписание обхода вспаханной полосы. Наша четверка выпила последний кофе в приграничном баре, покурили и… пошли. Сразу за баром была тропа, протоптанная югославскими контрабандистами сигарет. Пропустив вперед на метров 200 контрабандистов, мы углубились за ними в лесок. Шли очень тихо, за плечами болталась моя сумка с ластами, и моя мечта придавала мне смелости, а молодость – безбашенности. Контрабандистов повязал наряд на наших глазах.

Мы залегли. За сто метров от нас была вспаханная полоса (которой давно нет). Наряд с «калашниковыми» и собакой двигался, иногда освещая фонариками кусты в 20 метрах от полосы. Кроме того, огромный прожектор на пограничной вышке шарил метров на 500 с периодичностью в 30 секунд. В тот момент мне показалось, что я бы мог и умереть в «борьбе за свободу» от югославской пули, но я отгонял совковые мысли и думал, что новую и свободную жизнь надо начинать с совсем другими идеями.

Мы ползли вчетвером в одном направлении с перерывом в 30 секунд, залегая, когда прожектор разрезал темноту над нашими головами. Последний этап – вспаханная полоса шириной в 20 метров, надо было быстро перебежать ее, и мне показалось, что я ее перепрыгнул.

Необычайное чувство свободы захлестнуло меня на итальянской территории, я понял, что забуду о Совке, совковой Венгрии и Югославии – я теперь у «врагов». Потом проезжавший мимо итальянец подбросил нас на вокзал в Триест, ему и в голову не пришло, что мы только что перебежали границу. Купив билеты на поезд и выпив настоящий эспрессо, к утру мы были в Риме. В Риме в «Толстовском фонде» у поляка, который работал там, мы купили справки, что встали на учет в этот фонд в сентябре 1989 года – это являлось нашим документом для квестуры в Риме.

Начальная иммиграция – это всегда тяжело. Я думал уехать в Канаду, так как об Италии знал только стереотипы: маленькие певучие мафиози, пицца, мандалина, жесты… В Украинской Католической церкви мы рассказали, что хотим жить в Канаде, и спросили, может ли нам помочь украинско‑канадская община. Нас приняли с распростертыми объятиями, так как беженцев из СССР еще в Италии не было. Я был неверующим и не был украинцем, но мне помогли заполнить заявление на украинском друзья. Через месяц мне пришел вызов сразу из двух мест – из Альберты и из Торонто, так как я был молодой, с дипломом и уже напечатавший пару научных статей. В Канаде и Австралии предлагали научную работу и гражданство через 4 года.

Мы пошли на курсы языка и изучения Канады при канадском посольстве. В те времена я спокойно говорил по‑английски, и это было легко. Нам рассказывали о Канаде, ее географии, политике, обычаях, показывали фильмы… Глядя, как канадцы чистят лобовые стекла своих машин перед поездкой на работу, я почувствовал, что не очень хочу опять в холод и социальное обеспечение – жизнь канадцев мне показалась настолько грустной в сравнении с «разгильдяйской» Италией, что я задумался. Посол проводил собеседование по‑английски, я вольно щебетал и рассказывал, как хочу работать в стране зоологом, где уделяют много сил на охрану природы и отстегивают деньги на ее изучение.

Мне дали визу на постоянный въезд в Канаду по программе научной иммиграции с рабочим местом (в университете в Торонто хорошо знали фамилию моего отца, где он издал несколько книг и статей). Я не чувствовал себя счастливым. Просоленная, жаркая, кофейная Италия полностью поглотила меня, мне не хотелось уезжать.

Мои фальшивые права я успел сдать в ПРА еще до того, как развалился Совок, мне выдали итальянские права. Как‑то зайдя в посольство СССР за какой‑то справкой, бывший консул Агоян начал орать на меня, что за фальшивки приносят ему (из ПРА в посольство переслали мои права с подписью, что выдали итальянские), разрывая на кусочки права, нарисованные наркоманом.

– Я отправлю вас домой, и там с вами разберутся, как надо! На каком основании вы здесь находитесь?

Не показывая мое «пермессо» (вид на жительство), я ответил, что Италия – это замечательная страна, у меня есть все документы, итальянские права и в «поддержке» Совковой родины я не нуждаюсь и никогда не нуждался, даже когда служил на Дальнем Востоке на границе с Китаем.

Я был очень спокоен, так как до этого выдурил (сославшись, что я турист) у секретарши нужный мне документ. Я понимал, что это мое последнее общение с ним и мне лично больше ничего не надо. Как и им никогда от меня лично ничего не было надо, кроме того, чтобы я маршировал, когда им вздумается, и всю жизнь бился золотыми губами о стекло «моего идеального мира – построенного, начиная с Ленина – лично для меня». Уже позже, читая книгу о КГБ одного американского политолога, в конце был список рассекреченных агентов КГБ в посольствах всех стран, я нашел фамилию Агояна, консула в Риме. Причем династия отца и сына. Я разговаривал с сыном, который улетучился вместе с распадом Совка.

Конечно, жизнь иммигранта не проходит без проблем, вернее, она состоит из одних проблем и первые 5 лет, если ты находишься в стране один (мои друзья вернулись домой), надо действительно надеяться только на себя. Самое главное, я считаю, – это документы, они дают тебе много прав. А голосовать – не самое главное, особенно в Италии. Второе – язык. Умея разговаривать, можно найти работу, общение, пару и просто не чувствовать себя «чужим». Третье – деньги. Конечно, вам никто не даст деньги просто так, если вы знаете язык и имеете документы. Деньги нужны для жизни, и это ни для кого не секрет, но живя в стране и будучи наблюдательным, можно научиться зарабатывать деньги, необходимые для жизни. Могут подвернуться разные случаи, когда кто‑то заметит, что вы умеете делать кое‑что лучше других, или у вас есть смекалка и вы откроете маленькое дело или большое, если у кого‑то смекалки много.

Я начал с периодических работ в саду, сыпля моими ботаническими знаниями, я быстро научился ухаживать за садом, умея рисовать и будучи креативным, делал мои первые каменные сады. Потом работа на стройке – это совсем не мое, хотя многому учит. Я иногда рисовал русский наив в надежде продать, но так и не мог, правда, и не ходил по галереям. Хозяин моей стройки узнал, что я рисую, купил сразу все мои картины за огромные тогда для меня деньги – 3000 долларов, и развесил у себя на вилле. Мне продлили документы еще на два года, так как я работал легально.

Как‑то его сын попросил у меня фотоаппарат «Зенит». Я взял его «на продажу» у евреев, торговавших русским товаром, заработав за полчаса в два раза больше, чем за два дня на стройке. Я понял, чем капитализм лучше, чем социализм. Мы с другом начали продавать русский товар, скупая его у русских туристов в портах Неаполя и Чивитавекьи. Рим стал тесен, и мы начали ездить в Тоскану – исконно «красный» регион, где при слове «русский» тебя хотели обнимать и целовать. Постепенно я перебрался в Тоскану, мы с другом ездили по всей Италии, продавали матрешки и фотоаппараты с командирскими часами. Через пару лет я заехал к моему бывшему работодателю с трудовой книжкой, чтобы еще раз продлить документы, подарив ему часы‑хронограф, черной икры и другого товара.

Во Флоренции мне продлили «пермессо» на неопределенное время, я ликовал! Я мог всегда находиться в Италии, даже не работая. Через полгода женился, взялся за голову, не общался с другими девочками (близко). Мы с другом и его женой открыли магазин антикварной мебели, научились отлично реставрировать, скупать на аукционах антиквариат, реставрировать и продавать, мебель, картины, рамы, стекло, фарфор, часы и так далее. За это время я уговорил мою жену продать квартиру и купить дом с землей под Флоренцией. Начитавшись книг по устройству садов, я работал в магазине во Флоренции, а по вечерам и в свободное время делал сад, выкопал пруд, сделал оросительную систему, завел двух догов и ездил на выставки собак. Казалось, жизнь шла своим чередом и «всё как у людей».

Но я опять загрустил, понимая, что «простая» жизнь не для меня. А как же мои путешествия, а как моя мечта? Как‑то жена моего друга говорит мне, почему ты еще не попросил гражданство, ты же уже 5 лет женат на итальянке! И потащила меня сдавать документы.

Однажды моя жена взревновала меня к компьютеру, хотя поводов я не давал все эти годы, пару слов, я поднялся и сказал, что я ухожу, она, конечно, не поверила. Мы должны были ехать в Колумбию, но я поехал в Киев к родителям первый раз за 8 лет. Она тоже хотела в Киев, познакомиться с моими родителями, но я отказал, и она уехала в Колумбию. Я вернулся из Киева и нашел корешок из коммуны, что мне дали гражданство, пошел, получил паспорт и ушел, сняв квартиру во Флоренции.

Я жил с невестой моего друга, так как ей тяжело было одной платить за отличную квартиру. Мы с другом купили зоомагазин и салон для собак в хорошем районе Флоренции – всё шло как по маслу. Я тусовался каждый вечер, сам не готовил, постоянно с друзьями и опять чувствовал себя окрыленным и свободным. Попадались женщины разных национальностей. Жизнь в 35 была просто замечательной и точно такой, как я хотел. Главное было отбиваться от итальянок и других, которые хотели жить вместе и «что‑то создавать».

Я слетал в Венесуэлу, потратив кучу денег, но был так счастлив, что нырял в Атлантическом океане в стаях коралловых рыб, прошел школу дайвинга, фотографировал птичек, наблюдал за колибри, ловил бабочек, гонял на 4‑литровом джипе вдоль моря. Мечты стали осуществляться. Прожил там 3 недели с канадкой (как хорошо, что я не уехал в Канаду) и неделю с немкой (к которой ездил погостить в Германию и которая приезжала ко мне во Флоренцию).

Жизнь текла своим чередом и мне очень нравилась. Я начал каждый год ездить хотя бы раз в год на месяц к родителям, летом к моей сестре на море на Адриатику (которой я 20 лет назад сделал вызов). Проявляя пленку, как‑то выиграл поездку «платишь за одного, едете вдвоем», я выбрал девочку‑итальянку, клиентку моего магазина, она отдала мне полцены поездки, и мы рванули на Занзибар в октябре.

С ней, что‑то мне подсказывало, не надо иметь дело «очень близко», а мы жили в одном бунгало. Поэтому я на месте нашел себе миланку Соню, чем был доволен, так как она не могла достать меня в Италии, работая на Занзибаре.

Проявив фото, решил отдать их моей попутчице, проезжая мимо ее квартиры. Там были еще несколько студенток‑психологов, и там я познакомился с Моникой.

Она была в порванных джинсах, обвернутых парео, и потертом свитере, но ее глаза светились огнем, и рот раскрывался от моих «рассказов о жизни». В первый вечер я решил уйти «побежденным», но уже на следующий вечер я заманил ее ко мне домой (жил уже давно сам и снимал довольно большую квартиру) показать мою коллекцию бабочек и живую полутораметровую игуану, которую я назвал Ноэлин в честь канадки с Венесуэлы.

Когда Моника зашла в квартиру, она удивилась, что у меня действительно висела коллекция бабочек на стене (пойманных мной). Моника прожила у меня неделю и пригласила к себе. Она снимала квартиру в центре, и там неудобно было с парковкой. Через месяц она переехала ко мне на квартиру с вещами. Она говорила, что поссорилась с родителями и уже год живет, снимая квартиру, одна. Мы запрограммировали наше первое путешествие в Мексику после 4‑х месяцев сожительства. Я ни разу не спрашивал ее о родителях и отношениях с ними, так как был уверен (и до сих пор), что больше не женюсь.

Мне было все равно, я нашел мою струю в жизни и чувствовал себя отлично, я просто довольствовался тем, что делал, и жил так, как мне нравится. Две мои бабушки умерли, оставив мне две квартиры в Киеве, которые после ремонта мне давали небольшой доход. Мне не нужна была квартира, семья, дети, беготня, работа – дом, я просто понял, что я хочу делать, и это совсем необязательно делать, как делают все. Мне было просто хорошо от мысли, что я наконец, не кривя душой, понял себя, а на мнение остальных я просто плюю, и мне не стыдно было признаться в этом. Я могу показаться слегка циничным, но просто я понял, что мне нравится в этой жизни – надо иметь немного эгоизма (в моем случае) и ни в чем себе не отказывать, уметь сказать «нет».

Перед поездкой в Мексику родители Моники вдруг захотели увидеть «этого русского», который тащит их дочь в джунгли. Её отец только спросил: «Говорит ли он по‑итальянски?» и «Работает ли он?». Мы приехали на виллу к родителям. В 4‑х км от центра города вилла имела 3 гектара парка, 2 бассейна, теннисный корт и была просто огромна. Я успокоил себя, подумав, что я видел и даже ночевал в виллах покруче, но мысль «что теперь все будут думать, что я торчу с ней из‑за денег» меня уже не покидала (лучше бы она была бедной сиротой).

Встреча прошла быстро и безболезненно, отец даже вызвался отвезти нас в аэропорт рано утром, но я сказал, что мы возьмем такси. За все четыре месяца она упорно пыталась платить за себя в ресторанах или барах, но я всегда отказывался и платил сам, благо в те времена были в карманах деньги постоянно. Мы сняли машину в Мексике и проехали весь Юкотан, Белиз и север Гватемалы. Поездка была интересной, я снимал животных, она – свои любимые пирамиды Майя, мы отдыхали и на острове Мухерес, попивая «маргариту». Моника открыла мне глаза на многое, что я игнорировал в жизни и моем совковом воспитании. Я в свою очередь тоже помог ей открыть глаза на многое и повзрослеть, расстаться с максимализмом, помириться с родителями (она моложе меня на 10 лет).

Мы начали путешествовать, она подарила мне первую «зеркалку» «Никон Д100» и всячески поддерживала мое стремление к фотографии. После поездки с ней на Мадагаскар я начал снимать людей, жанровые сценки, и понял, что мне это интересно. Так вместе мы развивались и развиваемся до сих пор, сознавая, что нас вдвоем не держат никакие бюрократические узы, только желание быть вместе. Я прекрасно понимаю, что завтра может быть все по‑другому, каждый может пойти своей дорогой. Полтора года назад умерла ее мать, а три месяца назад – ее отец. Конечно, это был сильный удар для нее. Я надеюсь, что помог ей смягчить его. Тяжело, когда внезапно ты понимаешь, что остался один и теперь надо надеяться только на себя. Я это понял, когда перепрыгнул вспаханную полосу в Югославии. Слова моего отца «ты там никому не нужен» – это истина, могу ее поправить – «мы никому не нужны», разве что очень близким людям.

Главное пожелание людям, которым сейчас тяжело, или которые становятся на зыбкую тропу иммиграции – надейся на себя и пытайся сделать себя лучше, не для других, а для себя.

Сергей

 

Душевный стриптиз

 

Я живу в Италии без малого 6 лет, переехав сюда к мужу‑итальянцу, и, в отличие от многих моих соотечественниц – не побоюсь ложной скромности – вполне четко себе представляла трудности, с которыми я столкнусь на чужбине.

Во‑первых, возраст. Хм! Не будем о грустном, но учиться заново и тем более строить карьеру с нуля поздно.

Во‑вторых, язык. Полтора года с частным преподавателем в Москве дали словарный запас и основы грамматики для общения на бытовом уровне. Что хорошо для работы только в качестве поломойки или сиделки.

В‑третьих (и ЭТО самое главное), в Москве оставалась моя любимая единственная дочка, разлука с которой меня убивала больше всего.

В‑четвертых, причитания подруг и близких: «ЧТО ты там будешь делать?!», – на что мой мудрый взрослый ребенок резонно заметил: «…а здесь ты что делаешь?»

Было страшно, но я уехала. И первое время в самом деле я просыпалась по утрам с мыслью «Где я и что вообще тут делаю». Даже плакала. Потом это прошло. Наступили будни. Через месяц после моего приезда мой муж (он полицейский) попал в страшную аварию, последствия которой мы «пожинаем» до сих пор. Но, как говорится – и в горе, и в радости…

Помощи было ждать неоткуда. Конечно, друзья, родные и близкие поддерживали меня по мере возможности, но «нянькаться» со мной, как это делал в самом начале моего пребывания в Италии мой муж, водя меня везде за руку, – этого никто, конечно, не стал. Ладно, магазины, аптеки и парикмахерская, хотя и там объясняться на пальцах, вызывая раздражение, было невмоготу. Я элементарно стеснялась.

Потом пришла здоровая злость и обида. На себя. Я нахожусь в том прекрасном возрасте, когда не принято обижаться и злиться на других, только на себя. Не можешь объясниться в парикмахерской? Чудесно – ходи лохматая. Не умеешь купить билет на электричку – оставайся ночевать в госпитале под дверью. Стесняешься продавщицы за прилавком магазина? Ходи голодная.

А еще – и самое главное – как воздух необходимо было получить вид на жительство и прописку. А госконторы по работе с иностранцами – это тебе не продавщица в магазине. Недостает бумажки – пошла вон. Не церемонятся. Срок действия моей иммиграционной визы заканчивался, и я медленно превращалась в нелегалку. А без прописки я не могла записаться в автошколу, так как мои русские водительские права в Италии недействительны, а возить мужа по госпиталям‑лабораториям и физиотерапевтистам на общественном транспорте было равносильно смерти.

Я обошлась без помощи. И когда мой муж говорил: «Я попросил того‑то пойти с тобой туда‑то и сказать то‑то и то‑то», – я отвечала: «Не надо, я уже ЭТО сделала…» И многому научилась – общаться с незнакомыми людьми, острить в разговоре, ругаться с сантехником, делать мужу уколы в живот, водить машину по узким извилистым улочкам и огрызаться на реплики «баба за рулем…», звонить по телефону в справочную без страха, что меня не поймут… Могу даже материться по‑итальянски, но не делаю этого – меня это унижает. И свой бизнес я открыла (не идти же в поломойки, хотя – если приспичит, не погнушаюсь). Пусть пока со скрипом, набиванием шишек и синяков, но он идет…

Когда я общаюсь с друзьями, оставшимися дома, мне каждый раз задают один и тот же вопрос: «Возвращаться не собираешься?» Отвечаю, что в ближайшие годы нет, а там видно будет; однозначного ответа не существует, хотя скорее нет, чем да.

Я очень люблю эту страну, не воображаемую, а настоящую Италию, с удручающими зимними счетами за отопление, с дурацкими очередями при регистрации в муниципалитете, с забастовками общественного транспорта, с предрождественским сумасшествием в магазинах, с воскресеньями, когда кроме церкви все остальное закрыто, с Альпами на горизонте, с моими чистыми круглый год туфлями, с туринскими зимними туманами, с бескрайним морем, с открытыми в 6 утра барами, где капучино с шоколадным сердечком на молочной пенке, с билетами на автостраде, с улыбающимися продавцами и непонятным мне до сих пор режимом работы магазинов.

Люблю улицу Гарибальди в рождественских огнях, собачников, с которыми встречаюсь, гуляя в моем районе, шум утреннего города за окнами, чистый подъезд и вид из моего окна. Мне нравится отношение итальянцев к истории страны, как к истории своей собственной семьи, и их привязанность к традициям. Юмор. Их непринужденность какая‑то, ну, почти «невыразимая легкость бытия».

Продавщица в магазине не будет вам рассказывать, что ей мало платят. Она будет шутить и называть вас cara mia (милочка). Полицейский, если вы заблудились и спросили дорогу, сядет в машину и двинется в нужном направлении, пока вы за ним не выедете на нужную дорогу. Почтальон поинтересуется, где лучше оставлять посылку. Парикмахер подарит приятную мелочь на Новый год, а от массажистки на день рождения вы получите письмо с приглашением на бесплатный массаж, хотя это их деньги, конкретно из их кармана.

Утром собираюсь за покупками и ищу ключи от машины, чтобы ехать в магазин. С ужасом вспоминаю, что вчера вечером оставила их в дверце машины, потому как руки были полные пакетов всяких… Бросаюсь к окну – машина на месте, на стекле белеет записка. На записке номер квартиры и фамилия человека, который «прибрал» ключи и который с улыбкой мне их возвращает… Гоню прочь мысль, чем бы обернулась моя забывчивость в Москве. По дороге за покупками заехала заправить машину. Пожаловалась, что стеклоомыватель не работает, видимо, засорился. Поскольку времени не было, сказала, что заеду через час. Через час мне все почистили и всучили какую‑то накопительную карточку, от которой я отбивалась, на что «король бензоколонки» сказал: «Тебе что, жалко? Пусть будет…»

В супермаркете проходит акция помощи неимущим – при входе молоденькие ребята‑волонтеры всем раздают фирменные пакеты, куда наряду с собственными покупками приобреталось что‑нибудь для людей, которые не могут себе этого позволить: консервы, фрукты, детское питание и прочее. Поражает, что каждый, почти каждый покупатель у кассы держал этот пакетик, наполненный чем‑нибудь!

После этого поехала за разливным вином «кьянти». Главный «наливайщик», по своей инициативе посчитав пункты в моей накопительной карточке, сообщил, что с удовольствием выдаст мне «совершенно даром» литр оливкового масла. Я не отказалась. Помог донести все до машины. На обратном пути заехала в кондитерскую. Любимых пирожных уже не было, и хозяйка, чтобы меня утешить и одновременно убедить, что я ничего не потеряла, подробно описала каждый из находящихся в холодильнике тортов‑мороженых. Наконец я выбрала, она понесла его упаковывать, приговаривая: только обязательно держать в морозилке! Глядя на торт в упакованном виде, я поняла, что мне надо бы освободить всю морозилку для этого.

– А нельзя ли подержать у вас до вечера? – спросила.

– Конечно, можно! Без проблем! Заберете перед ужином, cara mia!

От своего соседа этажом ниже я постоянно прячусь. Он задает невинный вопрос:

– Хочешь ли немного зелени с моего огорода?

– Да, – обреченно говорю я, – спасибо.

Через два часа около моей двери две огромные картонные коробки. Помимо пучка шпината размером с куст там находятся: два кочана брокколи, несчетное количество фасоли, огромный цикорий и два гигантских фенхеля. Блюда из почти экзотических овощей мне, выросшей на просторах среднерусской равнины, не под силу. Начинаю перебирать, мыть, варить в трех кастрюлях, замораживать… Сосед лукавит – он рассчитывает на мою ответную благодарность в виде русских пирожков с капустой или фаршированных блинчиков.

Возвращаясь сейчас домой, заметила «подмигивания» встречных автомобилей: одного, второго… Что это, водительская солидарность, как в России? На всякий случай сбавила скорость до 55‑ти и не зря: через 500 метров стоял полицейский с радаром. Какие мы одинаковые!

У меня иногда спрашивают итальянцы: «Чего тебе не хватает – из того, что есть у тебя на родине, и чего хотелось бы иметь?» Само собой разумеется, что родных, близких и друзей, но речь не о них; меня спрашивают о другом, материальном.

Мой список вышел таким.

Скучаю без кухонных посиделок долгими зимними вечерами с друзьями, поездок на дачу на шашлыки, походов в лес за грибами; без черного хлебушка, селедки под «шубой», квашеной капустки и соленых огурчиков; без снега на Новый год и горьковато‑смолянистого запаха вербных веточек на Пасху; не хватает театра, русского классического балета и книг; выставок в Доме Кино и музее Востока; прогулок по Измайловскому вернисажу, где бесцельно бродишь, покупая что‑нибудь милое, но абсолютно ненужное; коллективного обсуждения среди коллег новинок в дефицитной тогда еще «Бурда‑моден» и последующих связанных или сшитых собственными руками «похвастушек».

Не хватает родных парков и улиц, первого летнего дождя над Москвой и прохлады метро… Хотя это, наверное, уже из области ностальгии по прошедшей юности, и эта ностальгия не имеет ничего общего с географией.

Галина

 

Моя эмиграция

 

Как бы юбилей отметила: ровно 10 лет назад я оказалась в Италии! С тех пор прошлое, да и, наверное, настоящее делится на две части – до переезда в Италию и после.

Почему именно Италия? Не знаю, просто в то время легче было визу открыть. Ехала в никуда, от отчаяния. С мужем бывшим не ладилось, были в разводе уже год, но продолжали жить вместе: не было смелости просто хлопнуть дверью и уйти, чего‑то боялась. Чего? До сих пор не пойму. Пыталась к маме уезжать, приезжал и уговаривал обратно вернуться. Возвращалась. И так до бесконечности. Впрочем, не хочу говорить ничего хорошего и ничего плохого о моем бывшем муже, бог ему судья.

Я в то время работала кассиром в больнице. Одна женщина мне рассказала, что ездила отдыхать в Грецию и видела много наших соотечественниц, работающих кто в ресторанах, кто сиделками и т. п. Не знаю, правду она мне рассказала или нет, но мне в голову закралась «блестящая» мысль… После очередного моего отъезда к родителям решилась уехать совсем из страны. Собрала деньги, документы и пошла в турагентство. Сказала, что отдыхать поеду. Было дело в январе‑месяце, отправляют меня на десять дней в Альпы. До Альп я не доехала и осталась в Бреше.

Почему именно в Бреше? В аэропорту, пока ждала отправления, познакомилась с семейной парой: она – русская, он – итальянец. Вот она мне и подсказала, что в основном там наши собираются.

Сейчас вспоминаю все эти события и думаю про себя, как вообще я решилась на все это? Попросите меня сейчас пойти на такой шаг – не отважилась бы. С уверенностью говорю, наверное, все‑таки возраст. Как можно вот так оставить все и поехать?.. КУДА? Ну, убежав от одних проблем, вскоре получаешь другие, то бишь работу искать надо, деньги рано или поздно закончатся.

Нашла с трудом, но нашла. О поисках работы надо писать отдельную историю, чего только не предлагали. Да и насмотрелась я, товарищи, на всякие ужастики. Расскажу вкратце: работу, естественно, надо было покупать у наших же. Я, дура наивная, думала, что все‑таки земляки помогут. Куда там! Это еще тот бизнес! «Ничего страшного, что у тебя денег нет, первый месяц отработаешь – отдашь» (500 долларов, зарплата в среднем от 700 до 800 долларов доходила).

Устроилась я к одной бабке, платила она мало – 1 миллион (тогда лиры были), и эта же бабуля нашла мне подработку – по утрам на велике ездила полы в баре мыла. Ничего зарабатывала, почти 2 миллиона выходило. Вроде тут начинаю потихоньку устраиваться, узнаю от мамы, что бывший муж дочь к себе забрал. Собираю деньги, прямиком лечу в Сибирь (там живет красавец).

– Дочь, – спрашиваю, – зачем забрал?

– Ты, – говорит, – богатая, в Италии работаешь, квартиру мне побольше купишь вот и дочь заберешь.

Поверьте, любой ответ ожидала услышать, но только не такой. Вот так, живешь с человеком, а потом узнаешь, на что он способен. Ну что ж, хочешь денег – хорошо, дочь мне отдай и получишь деньги. Вот такой торг нехороший. Залезла в долги тогда по уши, потихоньку рассчиталась.

Возвращаюсь опять в Италию (таким же образом), нахожу работу и, как говорится, вперед и с песней. В 2002 году выходит амнистия для нелегалов, вот я и вошла в эту группу «счастливчиков». Естественно, от бабули я ушла.

Так как говорить по‑итальянски мало‑мальски умела, познакомилась с людьми, начала работать на фабрике, а в конце недели подрабатывала в баре. Вот там я и познакомилась с моим будущим мужем. Сказать, красавец – нет, богат – нет, но что‑то было в нем. Наверное, доверие внушал… Кстати, сегодня, 28 мая – 8 лет как мы знакомы, надо же… Первым делом перевез он меня в Верону, так как сам оттуда. Золотых гор не обещал, но сказал: «Нормальную жизнь тебе обеспечу, если ты мне поможешь». Открыли мы тогда вместе свое дело, на рынке стали торговать, мне нравилось. Склады, где закупался товар, он знал, так как вся его семья этим бизнесом занимается и по сей день. И начали потихоньку, лицензию оформили на мое имя, мне надо было пермессо (вид на жительство) продлевать, а без работы не продлевали. Пожениться тогда не могли, так как надо было ему закончить предыдущий развод.

В январе (почти после полугода нашего знакомства) отправил меня за дочерью. Привезла. Радости сколько было, а сколько вопросов Юлька (дочь так зовут) задавала, пока я ей визу оформляла, смешная такая. Прилетаем мы в Милан. Ждет он нас в аэропорту, выходим. Юлька за меня прячется, исподлобья смотрит. Он понять не может – почему она не улыбается? Как волчонок была, всех сторонилась, потихоньку оттаяла… Сейчас ей уже 16 лет. Муж мой ей заменил, в полном смысле этого слова, отца. Никак не могли ей пермессо сделать. Папаня документы не хотел подписывать да опять денег хотел. Честно, если бы была одна, без мужа, может быть, опять бы заплатила. Но в этот раз нет – я подала на него на алименты, и через год, что вы думаете? Звонит: приезжай, говорит, все подпишу, только забери иск. Вот так.

Бизнес пришлось закрыть, не получалось с торговлей. Китайцы. Этим, думаю, все сказано. Я устроилась на работу на фабрику, а муж стал заниматься грузоперевозками. Наконец‑то мы поженились. Свадьбу скромную делали, расписались в коммуне, пообедали в ресторане, все прошло хорошо. Ну, думаю, вроде налаживаться все стало.

В ноябре 2010‑го, в субботу, умирает мой муж. Инфаркт. Вот так пошел после обеда отдохнуть и больше не проснулся…

Сейчас мы с дочерью вдвоем живем – она в школу ходит, а я на работу. Так и проходят наши дни. Буду надеяться на лучшее, жизнь продолжается. И с хорошими, и с плохими периодами в жизни надо уживаться. Рассказ получился больше не об иммиграции, а обо мне.

Спросите меня жалею ли я, что я приехала в Италию, отвечу – нет. Есть и белые полосы, есть и черные полосы. Как во всем мире – не зависит от страны, где ты живешь, каждый подбирает себе окружение, какое он сам хочет.

Анна

 

 

Глава 5

Мужчина и женщина