Правила приема и выхода членов

# 44. Кандидат в члены Испо[лнительного] комитета должен быть: а) вполне солидарен с программой, принципами и уставом общества;

б) должен быть самостоятелен в убеждениях;

в) выдержанным, опытным и практичным в делах;

г) всецело преданный делу народного освобождения;

д) до своего поступления должен некоторое время пробыть агентом 2‑й степени.

# 45. а) кандидата рекомендуют 5 членов поручителей, лично его знающих;

б) Администрация сообщает о предложении всем членам, с которыми возможен обмен мнений, в продолжение 15 дней;

в) каждый отрицательный голос уравновешивается двумя положительными голосами, не считая голосов поручителей;

г) для подачи отриц[ательных] и уравновешивающих голосов не требуется личного знакомства;

д) о результате баллотировки Админ[истрация] немедленно извещает всех членов;

е) баллотировка открытая;

ж) подробности баллотировки для принимаемого должны остаться тайной.

# 46. Выход членов допускается только в 2 случаях:

а) при существенном изменении программы или устава;

б) по прошению желающего выйти на имя общего собрания, если общее собрание найдет нужным уважить прошение.

# 47. Вопрос – существенно ли изменение программы или устава – решается об[щим] собр[анием] простым большинством голосов.

# 48. Во всех случаях выхода или исключения члена Исп[олнительного] ком[итета] ввиду охранения безопасности или интересов организации определяются навсегда обязат[ельные] для выходящего условия.

 

Взаимные отношения учреждений и членов Исполнительного Комитета

# 49. Администрация по отношению к редакции органа Исп[олнительного] комитета имеет права цензуры и приостановки статей, идущих вразрез с программой или вредящих деятельности Исп[олнительного] ком[итета].

# 50. Редакция органа обязательно помещает все заявления и прокламации Исп[олнительного] комитета.

# 51. За исключением вышесказанного, ведение органа производится редакцией совершенно самостоятельно.

# 52. Редакция органа Исп[олнительного] комитета совместно с Администрацией может выбирать сотрудников с совещательным голосом.

# 53. Свои решения редакция постановляет большинством голосов.

# 54. Каждый член Исп[олнительного] комитета обязан следить за действиями Администрации и за общим ходом дела.

# 55. Каждый член обязан заботиться всеми силами о расширении денежных средств и связей общ[ества], помогая в этом Администрации и доводя о своих действиях до ее сведения.

# 56. В своих сношениях с агентами обеих степеней члены Исп[олнительного] комитета не должны фигурировать в качестве членов, их официальное звание в этих случаях должно быть – агент 3‑й степени.

 

О группах

# 57. Группы, входящие в состав тайного общ[ества] «Народн[ой] воли» с Исп[олнительным] комитетом в центре, представляют следующие типы:

1. Общереволюционные группы: а) вассальные, б) союзнические.

2. Боевые группы: а) комитетские, б) союзнические, в) временные.

# 58. При организации групп необходимо сообразоваться со следующими основными принципами:

а) группы должны принимать программу Исп[олнительного] комитета и действовать сообразно с ней;

б) нужно стремиться, чтобы: 1) группы в своей подготовительной работе до переворота следовали общему плану, намеченному Исп[олнительным] комитетом, и 2) принимали бы обязательство в момент переворота отдать свои силы в распоряжение Исп[олнительного] комитета;

в) группы должны связываться с Исп[олнительным] ком[итетом], как с общим центром;

г) каждую отдельную группу не следует допускать до такого усиления, при котором она могла бы подорвать центральное значение Исп[олнительного] комитета.

# 59. Сообразно этому, лучшим типом группы является вассальная; она состоит или из агентов 2‑й степени и членов Исп[олнительного] комитета, или принимает кружковую агентуру, т. е. обязуется исполнять распоряжения Исп[олнительного] комитета в полном своем составе или представляет в распоряжение Исп[олни тельного] комитета определенную часть своих сил.

# 60. Каждая вассальная группа должна собирать около себя группы второстепенные; желательно, чтобы эти второстепенные группы также обязывались явиться на помощь Исп[олнительному] комитету в момент переворота. При невозможности формального обязательства вассальные группы должны иметь по крайней мере возможность нравственным влиянием двинуть второстепенные группы на дело, указанное Исполнительным комитетом. Формы второстепенных групп и формы их отношений и вассальной группы могут быть какие окажутся удобными и определяются ею самою.

# 61. Отдельные вассальные группы должны иметь своим центром Исп[олнительный] комитет, а между собою могут вступать в обязательные отношения лишь с согласия Исп[олнительного] комитета […]

# 63. Число членов вассальных групп не должно превышать 15 человек.

# 64. За невозможностью составления вассальной группы допускаются группы союзнические. Союзническая группа связана с Исп[олнительным] комитетом договором, условия которого могут быть самые разнообразные, но при составлении которых следует по возможности полнее осуществлять общие принципы организации групп.

# 65. Боевые комитетские группы составляют самый желательный тип боевой группы и имеют такого рода организацию:

а. Б[оевая] к[омитетская] груп[па] не может иметь более 10 человек агентов Исп[олнительного] ком[итета], посторонних лиц и обязательно [включает] одного или нескольких членов Исп[олнительного] комитета.

Примечание. Нужно стремиться, чтобы в боевой группе было больше членов и агентов, чем посторонних.

б. Б[оевая] к[омитетская] груп[па] обязательно исполняет все террористические предприятия, указанные Исп[олнительным] комитетом, и в момент политического переворота является на требование Исп[олнительного] комитета в полном своем составе.

в. Для ведения сношений с Исп[олнительным] ком[итетом] группа избирает делегата, утвержденного Исп[олнительным] комитетом.

г. Группа самостоятельна в исполнении предприятий, указ[анных] Исп[олнительным] комитетом; она может также по собственной инициативе совершать мелкие террористические предприятия в пределах инструкции, полученной от Исп[олнительного] комитета.

д. Для вступления в боевую группу от члена требуется готовность и способность к личному самопожертвованию по постановлению общ[его] собр[ания] членов группы большинством голосов.

Примечание. Подробности внутреннего распорядка групп определяются уставом, согласным с общими началами устава, утвержденного Исп[олнительным] комитетом.

е. Отдельные товарищи Б[оевой] к[омитетской] гр[уппы] с их согласия могут быть отзываемы Исп[олнительным] ком[итетом] […]

з. Б[оевые] к[омитетские] гр[уппы] не могут вступать между собою ни в какие обязательные отношения иначе, как через Исп[олнительный] комитет.

# 66. Союзнические боевые группы составляются самостоятельно и связаны с Исп[олнительным] комитетом договором, условия которого определяются по взаимному соглашению и со стороны Исп[олнительного] комитета по возможности сообразуются с общими принципами организации групп.

# 67. Временные боев[ые] гр[уппы] составляются по отдельным террор[истическим] предпр[иятиям] из членов, агентов и частных лиц. Дело ведется группами самостоятельно, причем член и агент стараются провести принцип атаманства. Исп[олнительный] ком[итет] может только: 1) прекратить предприятие за невозможностью или несвоевременностью, в первом случае решение пост[ановляет] Администр[ация] вместе с член[ами] Исп[олнительного] ком[итета], участв[ующими] в предприятии, большинств[ом] голос[ов]; 2) отозвать от групп члена или агента; 3) прикомандировать с согласия гр[уппы] нового члена; 4) должен получать от группы полный отчет о ходе дела; 5) должен оказывать гр[уппе] всякое содействие: советом, средствами и т. д.

# 68. Группы для ведения частн[ых] предпр[иятий] формируются так: один назначает одного или нескольких членов для организации дел, они выбирают себе сотоварищей из посторонних лиц или агентов, в последнем случае с согласия Исп[олнительного] ком[итета].

# 69. Исп[олнительный] ком[итет] посредством своих членов входит в сношения с отдельными лицами, обращая их на служение собственных дел и воспитывая их в духе собственн[ых] принципов.

# 70. Лучшей формой отношений к революци[онным] групп[ам] признается полное слияние, где оно возможно, или подчинение их обязат[ельным] отнош[ениям] к Исп[олнительному] ком[итету] или его учрежд[ениям].

 

Об агентах

# 71. Где нет групп, интересам общ[ества] должны служить отдельные лица – агенты двух наименований, смотря по важности функций и степени прибл[иженности] к Исп[олнительному] ком[итету].

# 72. Агент 1‑й степени, или агент‑помощник, есть личный агент члена Исп[олнительного] ком[итета], не имеет по отношению к общ[еству] никаких обязат[ельств] и не пользуется никакими правами. Агенты 1‑й степени принимаются каждым членом самостоятельно с донесением об этом Админ[истрации] и не сообщая ему никаких свед[ений] о внутр[енних] делах общества.

# 73. Агент 2‑й степени, или агент‑исполнитель, принимается только с согласия Администрации и имеет право баллотировки в члены; взамен этого он принимает обязательства: 1) беспрекословно исполнять распоряжения Администрации; 2) пробыть на службе общ[ества] не менее года со дня принятия в агенты; 3) при выходе подчиниться условиям, поставленным Администр[ацией] для обеспечения интересов и безопасности общества.

Примечание. Для агентов 2‑й степени должен быть выработан и утвержден особый устав, с которым он должен согласиться при поступлении в агенты.

# 74. От кандидата в агенты требуются:

а) согласие с программой общ[ества] и принц[ипами] организации;

б) личная благонадежность;

в) решительность;

г) полная преданность делу […]

# 76. В случае недоверия к указанным лицам агент 2‑й степени имеет право письм[енного] подтвержд[ения] уполномочий новых лиц за печатью Исп[олнительного] ком[итета] и с опубликованием в органе или изд[ании] Исп[олнительного] ком[итета] отзыва (отзывом называется какой‑нибудь условный для этого пароль или опублик[ованный] от имени Исп[олнительного] ком[итета], дающий несомненное доказательство подлинности распоряжения Исп[олнительного] ком[итета]). До опубликования агент 2‑й степени может не исполнять приказания, но подобное недоверие может быть выражено только в очень серьезных случаях и за злоупотребление им агент немедленно исключается.

# 77. Агенту 2‑й ст[епени], кроме двух лиц, сносящихся с ним как агенты 3‑й ст[епени], никто из личного состава как Исп[олнительного] ком[итета], так и общ[ества] «Н[ародной] в[оли]» не должен быть известен. Такой же тайной для него должны быть и внутр[енние] дела общества.

 

2. М. Ф. Фроленко*

 

Из воспоминаний о Л.А. Тихомирове*

[…] В Распорядительную Комиссию попали Тихомиров, Александр Михайлов* и я. Мы с Михайловым были выбраны по общему желанию, как сказано у Морозова*. Остается один Тихомиров, которого многие считали вялым и непрактичным. […]

Его боязнь шпионов не раз давала пищу шуткам. Но это не имело никакого значения. На практические дела никто его и не думал посылать, для этого были другие люди; что он опасался шпионов, было даже хорошо. Он лучше, дольше сам сохранялся и не водил за собой так называемых хвостов (шпионов). Но дело, конечно, не в этом, и не за это его выбирали, а за то значение, за ту роль, какую он играл на первых порах как при создании новой организации, так и при ее действиях в дальнейшем. Его роль и значение, главным образом, вытекали из того, что это был человек начитанный, умный, с литературным талантом, умеющий хорошо, логически излагать и доказывать свои мысли, умеющий склонять и других на свою сторону. Его легко можно было бы назвать головой организации, но только не в смысле руководительства, а в смысле способности к теоретическим обоснованиям как практических начинаний, так и принципиальных положений. К этому необходимо только добавить, что в таких случаях Тихомирова всегда надо рисовать рядом с Александром Михайловым. В первое время они составляли настолько одно целое, что для не знающего их хорошо человека трудно было даже разобраться, где начинался один и кончался другой, так дружно и согласно они проводили свои предложения, свои начинания, так хорошо спевались заранее. Обыкновенно Александр Михайлов, как знающий хорошо положение вещей и обладающий недюжинным практическим умом, являлся с тем или другим предложением. Тихомиров, заранее обсудив это дело с А. Михайловым, выступал тогда на собраниях, при обсуждениях, теоретическим истолкователем этих предложений и своей логикой способствовал почти всегда тому, что предложение проходило. Таким образом, не участвуя в практических делах, Тихомиров тем не менее имел большое значение при обсуждениях этих дел, и тут он не был вял, напротив, всегда принимал горячее участие. Его выслушивали, с ним спорили, но чаще соглашались. И там, где надо было уметь говорить, Тихомирова посылали на переговоры и с посторонними. Так, он ездил в Киев, и к нему приезжали оттуда для переговоров. Немало ему пришлось повозиться и со Стефановичем*[189]. Словом, на Тихомирова смотрели как на большую мыслящую, литературную силу, и вот в этом‑то и надо, по‑моему, искать разгадку и того, почему выбрали Тихомирова в Комиссию, и почему потом проходили его проекты и программы предпочтительно перед проектами и программами других. Кроме того, Тихомиров, бывая чаще на людях, чаще обмениваясь с ними мыслями, лучше зная их, лучше, полнее усваивал и их мысли. Поэтому, когда являлась необходимость выразить общее мнение в виде программы, манифеста, он оказывался более точным, более полным и ярким выразителем настроения товарищей, и потому ему и отдавали предпочтение. […] За это я назвал его головой организации, и это значение Тихомиров удерживал почти до конца. […]

Но, понятно, что с появлением в Питере таких лиц, как Желябов*, Перовская*, В. Н. Фигнер*, Тихомирову пришлось делить свое значение и с ними, однако, это все‑таки не дает права умалять и его значения, и я, касаясь других, хотел только выяснить свой взгляд на него одного. Мне кажется, что для исторической оценки его личности в данный момент необходимо было выяснить его действительную роль, которую он играл в большей или меньшей степени в известное время, не касаясь того, что стало с ним после.

 

3. В. И. Иохельсон*

 

Из воспоминаний об А.И. Зунделевиче*

Тут я хочу […] остановиться на человеке, который был мне одновременно товарищем и учителем, роль которого в движении и личные достоинства которого недостаточно оценены. Я говорю об Ароне Исаковиче Зунделевиче. […]

В последний раз перед своим арестом Зунделевич приехал из‑за границы в конце сентября или начале октября 1879 г. и привез принадлежности для устройства новой типографии. […] Личные потребности Зунделевича были весьма скромны. Он никогда не заботился об удобствах для себя. С другой стороны, он не только не был ригористом и снисходительно относился к невинным слабостям других, но и сам приносил «гостинцы» и старался доставлять товарищам удовольствия, которыми сам не пользовался. Так, приехав в Петербург, он обыкновенно не устраивался в своей комнате или квартире, а ночевал там, где его заставали дела, и ел, что попадалось или оставалось от других. Он часто ночевал у меня после своего приезда из‑за границы. Тогда я познакомился с его личными взглядами на новую форму революционной деятельности.

Из воспоминаний Н. А. Морозова* мы знаем, как он понимал свои теоретические разногласия с Тихомировым. Но ни у Морозова, ни у других писавших о «Народной Воле», я не встречал упоминаний об особых взглядах, которые развивал Зунделевич на редакционных совещаниях. А между тем то, что я слышал об этом от самого Зунделевича, представляет большой интерес. Зунделевич не только был незаменим для партии в области чисто практических функций, но он был также теоретическим воодушевителем, хотя его нельзя считать ни оратором, ни писателем. Но то, что он высказывал, всегда было ясно и оригинально. Так, например, он не стеснялся говорить о попытке освободить Войнаральского*, организованной в его отсутствии из Петербурга, как о донкихотском предприятии, лишь случайно ограничившемся одной жертвой. […] Зунделевич был против вооруженного сопротивления при аресте в смысле либерального принципа защиты личности и жилища от насилий полиции. Он допускал его только тогда, когда арест и без того должен был вырвать борца из рядов революции. Он вообще не носил с собою оружия. […]

Зунделевич мне раз прочел свою программу, предложенную им при обсуждении декларации редакции Народной Воли. Я не могу передать подробностей, но общий смысл его плана сохранился у меня в памяти. Многочисленные попытки деятельности в народе и организации городских рабочих дали в результате одни жертвы. Только небольшая группа народников еще продолжала теоретически отрицать необходимость политической борьбы, хотя практически им постоянно приходилось бороться с агентами правительства. Но большинство революционеров пришло к убеждению, что прежде всего необходимо свергнуть абсолютизм. К этому выводу пришли люди различных фракций. Вот почему в образовании Народной Воли приняли участие элементы, которые раньше не уживались вместе. Тут были народники‑пропагандисты, народники‑бунтари[190], бланкисты[191], т. е. ткачевцы и др. Все желали политической свободы, но различно понимали средства к ее достижению. Большинство, однако, еще основывалось на вере в социалистические инстинкты народной массы и Народную Волю понимали как «народное желание», которому надо было дать обнаружиться устранением гнета самодержавия. Тихомиров, как я его тогда понимал, был выразителем этого направления. Я помню, как он однажды говорил в конспиративной квартире, которую я впоследствии занимал, что он пойдет революционным путем только до передачи власти народу, а потом он, подобно Цинциннату[192], будет мирно сажать капусту. Н. А. Морозов смотрел на политический террор как на современную форму революции. При этом он отрицательно относился к централистической организации террора, мешающей повсеместному росту этой формы революции. М. Н. Оловенникову[193]можно рассматривать как представительницу ткачевцев в Народной Воле. Она принадлежала раньше к кружку ткачевцев‑орловцев[194], к которому примыкала также Сергеева*, жена Тихомирова. Заговорщицкий элемент в программу Народной Воли, мне кажется, вошел под влиянием этой группы. Военный заговор понимался этой группой в смысле захвата власти для целей декретирования нового строя. Раз, я помню, М. Н. Оловенникова доказывала, что сто решительных офицеров, при условии нахождения среди них начальника дворцового караула, могли бы арестовать царскую семью и захватить в свои руки власть. Более реальными политиками, смотревшими на террор как на средство завоевания конституционных прав, необходимых для работы в народе, были южане – Желябов и Колоткевич*. Народная Воля понималась ими как «народная свобода». Зунделевич тоже смотрел на террористическую борьбу как на борьбу за политическую свободу, но он несколько иначе ее комментировал. Зунделевич тогда уже был сторонником немецкой социал‑демократии. Я бы сказал, что из русских революционеров это был первый социал‑демократ. Но он не был слепым поклонником немецкого социализма. Он вполне признавал парламентарную деятельность социал‑демократических депутатов, которую отрицали русские революционеры, в особенности бакунинского толка, но когда легальная политическая борьба невозможна, тогда необходима революционная борьба с правительством. Он, правда, допускал несколько особый от западной Европы путь развития России, но социальный строй, говорил он, нельзя изменить в 24 часа. Необходима организация и развитие народных масс, а для этого нужна свобода совести, собраний и слова, печатного и устного, и эту свободу можно добыть при помощи террористической борьбы. Зунделевич шел еще дальше. Он говорил, что если б учредительное собрание санкционировало царизм с его бесправием, то идейное меньшинство вправе было бы вести революционную борьбу против воли большинства. Он был против насилия меньшинства над большинством по рецепту Бланки* и Ткачева*, но стоял также за право меньшинства бороться с насилием большинства над совестью и словом.

 

4. Н. А. Морозов*

 

Письмо Н.А. Морозова В.Н. Фигнер* (1880 г.)

Дорогой друг.

Сейчас получил твое письмо и, по правде сказать, был очень удивлен и огорчен им. Ты упрекаешь меня в том, что мы поехали сюда, когда были нужны для дела. Но дело в том, что это не так, и у меня были все данные для противоположного заключения. Чем я мог бы быть вам полезен? Первое – литературой. Но я писал к каждому номеру «Народной Воли» целые вороха статей, и из них с грехом пополам кое‑как прошла только одна – «По поводу казней» (№ 2); все остальные были признаны Львом[195] негодными, а я никогда не позволял себе настаивать на своем, это была бы безобразная конкуренция. Так как здесь Сергей[196] и некоторые другие эти статьи очень хвалят (я уже написал кое‑что в том же духе, как в России), а ваши ругали, то я не имею данных сказать утвердительно, были ли мои статьи забракованы по их плохости или по чему другому. Уезжая, я думал, что они забракованы по их бесталантливости, теперь думаю, что единственно потому, что все они стояли на точке зрения партии и не задавались целью соединять воедино несоединимые и никуда негодные протестующие элемент[ы] общ[ества]. Одним словом, в вашу литературу я оказался не годен; Дворник[197] предлагал мне бросить писать принципиальные статьи и употребить себя на хронику и тому подобное. Но это может делать и первый попавшийся встречный. Написать, что такими арестован такой‑то, такой‑то и такой‑то, или поправить корреспонденцию – нет большой хитрости, и содержать при редакции для этого лишнего человека даже убыточно.

Разойдясь с редакционной организацией, я не думал выходить из общества, и мы с Ольгой[198] предлагали отправить нас на юг для занятий с молодежью. Дворник и Андрей[199] нам на это ответили, что мы не можем быть отправлены для этого, потому что представителями партии мы быть не можем, ибо расходимся с ней во взглядах и стали бы вредно влиять на молодежь, воспитывая ее в духе своих личных мнений. Затем, когда отношения уже были близки к разрыву, Мих[айло][200] явился и предложил решение Комитета – Ольге ехать на юг, а мне как крайнему террористу остаться и взять специальностью резание печатей (говорят, на случай моего отказа мне позволено было ехать на юг, но так как я в тот день не дал решительного ответа, то Мих[айло] и не передал мне этого, вероятно, оставляя его, по поручению товарищей, в запасе на крайний случай моего отказа). Печатей я много нарезать не мог бы, потому что от них у меня страшно болят глаза. О позволении ехать на юг я не мог и мечтать, слышав о вредном моем влиянии на молодежь. Выйти из компании и одному испробовать (?) какой‑нибудь факт – глупо, ибо, по моему мнению, нужен не факт, а система фактов. Итак, мне оставалось ехать сюда, где у меня есть друг Сергей, и вместе с ним попробовать предпринять что‑нибудь в своем духе. В Сергее я не ошибся, предпр[иятия], кот[орые] я хотел сделать для того, чтобы ворот. [возвратиться? – В. Ф. ] от Учредительного Собрания к соц. истор. 74 г., встретили сочувствие Чайковского*. Сергей и пр. оказали помощь, будет скоро даже возможность издавать журнал и перевод [перевоз. – В. Ф. ] его.

Одним словом, дело не в «усталости», как ты думаешь, а в том, что таким образом я думаю принести больше пользы делу, чем вырезывание печатей в Петербурге.

Затем, ты говоришь «товарищ», то товарищество с центр[ализмом] не уживается, я сам когда‑то увлекался идеей централизма, но, увидя грустные последствия, прямо заявил свою ошибку. Централизм – это чиновничество, а не товарищество. Если бы еще у меня были одни взгляды с центром, то как‑нибудь дело сошло бы, но раз взгляды разошлись – то ничего и не осталось, что связывало бы с компанией, ни идеи, ни товарищества – и нитка порвалась.

И представь себе, чуть только я стал свободным человеком, как мои бывшие сочинов[ники] стали мне ужасно дороги, вся прежняя горячая привязанность, которую я питал к Льву, Дворнику и другим, вернулась, и вместе с возвращением энергии исчезло все.

 

5. По страницам «Народной Воли» [201]