Глава 8 Часть 7: Дикарь и его Качества

Связь западного мужчины с Дикарём нарушалась и прерывалась на протяжении веков, и выстроила много страха. «Каждый ангел опасен», — сказал Рильке, поэтому некоторый страх уместен. Но незнание неуместно.

Вместо того чтобы искать Дикаря снаружи, мы могли бы посмотреть на следы, сохранившиеся внутри нас. Один из следов — это спонтанность, сохранённая нами с детства. Независимо от того, в скольких семейных встречах мы принимали участие или сколько собраний комитетов посетили, небольшие забавные ужимки и причудливые крики ждут нас внутри. Когда мы находимся в скучной беседе, мы можем вместо того, чтобы сказать что-то скучное, крикнуть. Мы никогда не можем предсказать, что выйдет наружу; и как только оно выйдет, мы предоставляем другим интерпретировать его, никаких извинений или объяснений. Маленькие танцы полезны в середине спора, как совершенны хайку, громко произнесённые в церкви или при покупке мебели. Грубость и сарказм могут быть дикими, но неожиданность не дикая.

Когда Дикарь сохранён внутри, мужчина также чувствует искреннее дружелюбие к дикости в природе. Конкордская женщина описала как Эмерсон, Готорн и Торо катались на коньках. Эмерсон наклонялся вперёд, словно надуваемый ветром, Готорн катился как безжизненная спокойная статуя, а Торо постоянно делал маленькие прыжки и пируэты. Джерард Мэнли Хопкинс, всегда издававший неожиданные звуки, сказал:

Каким бы был мир, однажды лишённый
Влажности и дикости? Пусть они останутся,
О, пусть они останутся, дикость и влажность;
Да здравствуют сорняки и дикая природа.

Торо сказал: «В литературе нас интересует только дикость.» Это Дикарь — тот, кто защищает Пятнистую Сову. Дикарь — мужской защитник земли.

Я думаю, что мы должны сейчас вспомнить Дикаря — и женщины должны вспомнить Дикарку и других Активаторов — потому что мужчины и женщины должны сейчас более чем когда-либо в истории защитить землю, животных, воду, воздух, горы, деревья, дикую природу. Кроме того, когда мы развиваем внутреннего Дикаря, он следит за дикими животными внутри, и предупреждает нас, когда они близки к вымиранию. Дикарь в тебе тот, кто готов покинуть деловую жизнь, и способен быть отозванным отсюда.

Сильные листья клёна
Ныряя на ветру, зовут нас отпасть
В дикость Вселенной,
Где мы будем сидеть у подножья растения,
И жить вечно, как пыль.

Мы могли бы сказать, что Дикарь представляет положительную сторону мужской сексуальности. Волосы, покрывающие всё его тело — это естественно, как у лани или мамонта. Он не был чисто выбрит из стыда, и его инстинкты не были подавлены, чтобы создать ярость, унижающую женщин. Сексуальность Дикаря не кормится на феминности или картинах феминности; она резонирует также с холмами, облаками и океаном. В естественном американце много Дикаря, и он проявляется в любви к простым вещам. Хромой Олень упоминает в своей автобиографии, что индейский опыт божественного — в чем-то вроде шкуры животного, в тумане или паре, и в обычных событиях дня. Женщина Чиппева написала это маленькое стихотворение:

Иногда я начинаю жалеть себя,
И всё время
Я несу великие ветра по небу.

Дикарь — это дверь к дикости природы, но мы можем также сказать, что Дикарь — это и есть природа. То же самое нужно сказать о Дикарке. Гермес, Аполлон, Богоматерь, возможно, находятся над природой, но Дикарь — это сама природа.

Дикарь поощряет и предоставляет доверие к тому, что ниже. Дикарь склонен доверять нижней половине нашего тела, нашим гениталиям, нашим ногам и лодыжкам, нашим недостаткам, «подошвам» наших ног, животным предкам, самой земле, сокровищам в ней, мёртвым, похороненным там, неподатливым богатствам, к которым мы падаем. «Вода предпочитает низкие места», — говорит Дао Дэ Цзин, являющаяся истинной книгой Дикаря.

Это внимание к тому, что ниже, побуждает нас следовать нашим собственным желаниям, ограниченным, как знаем, сексуальным желанием, но для бесконечного, для Женщины на Краю Мира, для Жар-Птицы, для сокровищ со дна моря желания совершенно излишни. Джеймс Хиллман хвалит этот абзац Уильяма Джеймса, как великие слова о желании:

Главное отличие человека от скота заключено в избытке его субъективных склонностей. Его превосходство над ними заключается просто и исключительно в количестве, фантастичности и ненужном характере его желаний, физических, нравственных, эстетических и интеллектуальных. Если бы вся его жизнь не была поиском лишнего, он никогда бы не стал столь непреклонен в необходимом. И зная это, он должен извлечь урок, что своим желаниям нужно доверять, что даже когда их удовлетворение кажется наименее удачным, беспокойство ими представляемое, по-прежнему является лучшим руководством его жизни, и приведёт его к вопросам, находящимся полностью вне его нынешних возможностей расчёта. Сократите его экстравагантность, успокойте его, и вы его уничтожите.

Из «Воля к вере»

Нам нужно построить не тело на параллельных стержнях, а активированное, эмоциональное тело, достаточно крепкое, чтобы содержать наши собственные лишние желания. Дикарь может прийти к полноценной жизни внутри, только когда мужчина прошёл через серьёзную дисциплину, вызванную взятием первой раны, работой на кухне и пепельной работой, созданием сада, принесением цветов Священной Женщине, проживанием воина на красном, белом и чёрном конях, обучением созданию искусства и получением второго сердца.

Дикарь не приходит к полноценной жизни через то, чтобы быть «естественным», идти с потоком, курить травку, ничего не читать и в целом «быть ок». Экстаз подводит итоги жизни в пределах высокого напряжения золотых даров. Экстаз приходит после размышления, после наложенной на нас дисциплины, после горя.

Я мог бы до истоков проследить
Свои поступки, мысли, заблужденья;
Без криводушья и предубежденья
Изведать все,– чтоб все себе простить!
И жалкого раскаянья взамен
Такая радость в сердце поселится,
Что можно петь, плясать и веселиться;
Блаженна жизнь,– и мир благословен.

Из «Диалог Я и Души» У.Б. Йейтса

Затем Дикарь через свои дисциплины готовит эмоциональное тело, что может пережить горе, экстаз и дух. Он готовит материю. София спустилась с верхних Аэонов на эту планету, говорится в истории, и попала в материю. В результате мы можем найти Софию в каждом куске коры, в каждом камне или пере. Дикарь — друг Софии. «Каждый спокойный и разумный — безумный», — говорит Руми.

Наконец, энергия Дикаря — это энергия, ощущающая рану. Его лицо, что мы видим на средневековых резных фигурках, и его тело, что мы видим в небольшой базальтовой статуе с 4000 г. до н.э., содержит горе, знает горе, разделяет горе с природой. Жёсткий выживатель в нас выжил до совершеннолетия. Но Дикарь ведёт к возвращению, которое мы, в конце концов, должны сделать, будучи взрослыми, к месту жестокого обращения в детстве и отказу от него. Дикарь — это лучший проводник на путях боли, чем наш внутренний ребёнок, именно потому, что он не ребёнок. Поскольку он не ребёнок, он знает истории, и может привести нас к личным страданиям и провести сквозь них.

Качества Дикаря, в том числе любовь к спонтанности, связь с дикой природой, почитание скорби и любовь к риску, пугает многих людей. Некоторые мужчины, как только они получают первые импульсы к рискованности и признают свою связь с тем, кого мы зовём Дикарём, пугаются и прекращают всякую дикость, и рекомендуют робость и коллективное поведение другим. Некоторые из этих мужчин становятся директорами школ, некоторые социологами, некоторые бизнесменами, протестантскими служителями, терапевтами; некоторые становятся поэтами и художниками.

Но если мужчина не спускался на кухню, он не узнал пепла. Некоторые мужчины открыты пеплу и они разнообразны как Ричард Прайор, Джон Кассаветис, Джеймс Болдуин, Решад Филд, Ч. Эверет Кооп, Вуди Аллен, недавний Джимми Картер, Сесар Чавес и так далее. Всем желателен путь, предполагающий интенсивность, осознание раны, бдительность к импульсу, возможность падения.

Русские сейчас берут в свои руки пепел некомпетентной промышленности, колхозного земледелия, лжи, сталинской паранойи, военного мачизма, ГУЛАГов, ленинского безумия и так далее. Мы должны уважать это; возможно, потому что они держат прах, у них есть идеи.

Печально, что Соединённые Штаты по-прежнему отказываются подобрать пепел, созданный за последние четыре десятилетия. Наша сельскохозяйственная политика — это пепел, наши школы — это пепел, обращение с чёрными — это пепел, торговый дефицит — это пепел, экологическая политика — это пепел, бедность женщин и детей — это пепел.

Когда падение начинается в человеке или в нации, мы испытываем спуск, соответствующий выпадению из респектабельности и послушания в тёмное брюхо кита, «Фунты лиха в Париже и Лондоне», погружение на дно, чувствуя, как вес автомобиля падает на тебя.

Блейк и Йейтс для почитателей поэзии — мастера пути Дикаря. Блейк берёт своего воображаемого бога Оре, живущего в пламени, как его образ; Йейтс воспринимает Кухулена, как образ Дикаря, а двух великих женщин, Эмер и Безумную Джейн, как образы Дикарки.

Кухулин и Безумная Джейн не хотят обычной жизни; они предпочитают возможность напряжённости, хотя это влечёт за собой риск неудачи или безумия, предпочитая его «ровной жизни, обещанной доброму слуге». Безумная Джейн и Кухулин — идущие на риск, те, кто предпочёл бы пойти в ад, если бы он был оживлённым, чем жить в комфорте на небесах.

Цель не в том, чтобы быть Дикарём, но быть в контакте с Дикарём. Ни один здравомыслящий мужчина в Греции не сказал бы «Я хочу быть Зевсом», но в американской культуре, и в прошлом, и в настоящем, мы видим людей — желающих быть Дикарём — писатели, такие умные как Керуак, не видят различий между бытием и бытием в контакте с. Попытка быть Дикарём заканчивается ранней смертью, и сумбуром для всех.