Архитектура в представлениях Платона

Немецкий ученый Бернард Швейцер (1892-1966) в середине XX века в монографии «Platon und die bildende Kunst der Griechen» (1953) собрал и типологизировал тексты Платона, посвященные описанию архитектуры. С философской точки зрения Платон понимал архитектуру как форму и процесс общественного бытия. В текстах Платона идеальные представ­ления и материальная обстановка нашли удивительный синтез. Эти пред­ставления есть видение архитектуры неким внутренним зрением, что сов­падает - как идея с вещью - с чувственным зрением и чувственным миро-познанием. Эта мысль находит яркое выражение у А. Ф. Лосева: «Когда Платон строит свою космологию, он рассматривает материальные стихии вместе с присущим им оформлением как «строевые материалы» для кос­моса (Tim. 69 а), который, очевидно, мыслится здесь им в виде огромного произведения архитектурного искусства» [10]. Более того, А. Ф. Лосев на­ходит и другие идеи Платона, в которых отражается видение архитектуры: «Свое Благо, среди прочих символических интерпретаций, Платон тоже склонен представлять в виде огромного архитектурного произведения (Phileb. 64 с, в «преддверии обители Блага») перед окончательным выво­дом об уме и удовольствии. Законодательство тоже сравнивается с зодче­ством: «Если же, по небрежности, при этом переступить границы прекрас­ного, все рушится так же, как если бы зодчие тайно удалили средние осно­вы своего здания; а так как одно поддерживает другое, то, при ниспровер­жении древних основ, обрушивается и все позднейшее прекрасное соору­жение» (Legg. VII 793 с)» [10].

Надо отметить, что отношение Платона к искусству характерно для ан­тичной философии, где зачастую слабо различается эстетическое, художе­ственное, моральное и утилитарное. В античном мире термином «искусст­во» обозначали всю широкую сферу искусной практической и теоретиче­ской деятельности людей, которая требовала определенных практических навыков, обучения, умения и т. п. В разряд искусства попадали и типичные ремесла (плотницкое дело, гончарное производство, кораблестроение, тка­чество и т. п.), и многие науки (арифметика, астрология, диалектика), и собственно искусство (поэзия, драматургия, музыка, живопись, архитек­тура). «Поэтому уже на стадии теоретической эстетики Платон постулиру­ет тождество искусства, природы и науки», - пишет А. Ф. Лосев. Любое художественное произведение Платон считает необходимым только с ути­литарной точки зрения. И в искусстве, и в природе его интересует четкая теоретическая структура, или метод конструирования, то есть то, что в других случаях он понимает как науку, в которой он тоже по преимуще­ству видит только нечто художественное [10].

Согласно философии Платона, никто из художников не создает идею (эйдос), а только «видимость вещей», которые сами по себе являются от­ражением идеи, а потому живописец или скульптор - подражатель подражателей, творец призраков. Отсюда вытекает мысль, что изобразительное искусство имеет дело с низменным, легко воспроизводимым.

Архитектуру Платон рассматривает как строительное искусство, которое «пользуется точными инструментами и представляет собою прямое приме­нение чистой арифметики». «Следовательно, - делает вывод А. Ф. Лосев, -в архитектуре Платон ценит, прежде всего, точность измерений» [10].

И тем не менее, интерес Платона к архитектуре был огромен. Об этом свидетельствует хотя бы подробное описание архитектурных сооружений в его Атлантиде. «Прежде всего, кольца воды, огибавшие древний матерь-город, снабдили они мостами и открыли путь от царского дворца и ко дворцу. Дворец же царский в этой обители бога и предков соорудили они тотчас же, с самого начала, а затем каждый, принимая его один от другого и украшая уже украшенное, всегда превосходил в этом по возможности своего предшественника, - пока не отделали они этого жилища так, что величием и красотою работы поражал он зрение. Начиная от моря, вплоть до крайнего внешнего кольца, прокопали они канал в три плетра ширины и сто футов глубины, длиною же в пятьдесят стадий и таким образом от­крыли доступ к тому кольцу из моря, как будто в гавань, а устье расшири­ли настолько, что в него могли входить самые большие корабли. Да и зем­ляные валы, которые разделяли кольца моря, разняли они по направлению мостов настолько, чтобы переплывать из одного в другое на одной трире­ме, и эти проходы покрыли сверху, так чтобы плавание совершалось снизу, ибо прокопы земляных колец имели достаточную высоту поверх моря. Са­мое большое из колец, в которое пропущено было море, имело три стадии в ширину; следующее за ним земляное равнялось ему. Во второй паре ко­лец водяное было двух стадий в ширину, а сухое опять равной ширины с предыдущим водяным. Одной стадии в ширину было кольцо, окружав­шее самый серединный остров. Остров же, на котором стоял царский дво­рец, имел в поперечнике пять стадий. И этот остров кругом, и кольца, и мост, в один метр ширины, с той и с другой стороны обнесли они камен-ною стеною и везде при мостах, на проходах к морю воздвигли башни и ворота. Камень вырубали они кругом и под островом, расположенным в середине, и под кольцами, с внешней и внутренней их стороны: один был белый, другой - черный, третий - красный; а вырубая камень, вместе с тем, созидали морские арсеналы - двойные внутри пещеры, накрытые сверху самой скалою. Из строений одни соорудили они простые, а другие пестрые, перемешивая для забавы камни и давая им выказать их естест­венную красоту. И стену около крайнего внешнего кольца обделали они по всей окружности медью, пользуясь ею как бы мастикою, внутреннюю вы­плавили серебристым оловом, а стену кругом самого Акрополя покрыли орихалком, издававшим огненный блеск. Царское же жилье внутри Акро­поля было устроено так. В середине там был оставлен недоступным свя­щенный храм Клито и Посейдона, с золотою кругом оградою, - тот самый,

в котором некогда зачали они и родили поколение десяти царевичей. Туда из всех десяти уделов приносились ежегодно каждому из них приличные по времени жертвы. Храм самого Посейдона имел одну стадию в длину, три плетра в ширину и пропорциональную тому на вид высоту; внешность же его представляла собою что-то варварское. Все это здание снаружи по­крыли они серебром, кроме оконечностей; оконечности же золотом. Внут­ри представлялся зрению потолок слоновой кости, расцвеченный золотом, серебром и орихалком; все же прочее - стены, колонны и пол - одели они кругом одним орихалком» [10].