КонецформыначалоформыТоталитаризм сегодня: три головы одного чудовища

Приступая к анализу третьего измерения идеологических систем, в котором фиксируются предпочитаемые способы организации общественной жизни, мы обращаемся к самой острой для России проблеме – борьбе и взаимодействию таких идеологических течений, как демократизм, авторитаризм, тоталитаризм. Не вдаваясь в подробный анализ этих идеологий, обозначим лишь некоторые их признаки, выделявшиеся журналистами–участниками дискуссий и деловых игр.
В социальном плане демократия – это гласность, свободы, приоритет прав личности. Для демократа альфой и омегой общественного процесса является индивид, личность, а государственная власть существует для того, чтобы способствовать развитию личности. В политической области демократия – это власть народа, организуемая народом и, самое главное, для народа. Особенностью так понимаемой демократии является создание необыкновенно тонких, работоспособных и эффективных механизмов учета при принятии политических решений мнений и интересов всех групп населения. В духовной жизни демократия опирается на критический тип мышления, терпимость к инакомыслию, плюрализм мнений. В нравственном измерении современная демократия выдвигает такие ценности, как гуманизм, уважение человеческого достоинства, трудолюбие и усердие, сострадание и солидарность, просвещенный патриотизм, который не приемлет национальной и социальной вражды. Другими словами, демократия представляет собой ответственное и квалифицированное народовластие на основе либерально–нравственных ценностей, черпающих свои силы как из достижений прогресса, так и из народных традиций.
Разумеется, то, что происходит в последние годы в России, имеет, по мнению демократически ориентированных журналистов, к подлинной демократии очень косвенное отношение. Собственно говоря, в России нет никакой демократии, а есть лишь ее едва наметившиеся ростки.
"Опыт жизнеспособной демократии показывает, что требуется целый комплекс условий, необходимых для ее рождения. Во–первых, это рынок, конкуренция, охватывающие не только экономическую, но и политическую, культурную, социальную области; во–вторых, это прочная традиция участия активной части общества в делах государства; в–третьих, это высокий уровень культуры – интеллектуальной, экономической, правовой, бытовой; в–четвертых, это приобретенный опыт компромиссов, внутренняя потребность человека решать любую проблему не противостоянием на измор, а в поиске единения, конструктивного подхода, уважительного диалога; в–пятых, это отрезвляющее влияние опыта пережитых национальных катастроф".41
Вряд ли стоит доказывать, что, за исключением последнего, все остальное у нас появится не скоро.
Что касается авторитарной идеологии, то, по мнению ее сторонников, личность, общество и государство равновеликие единицы общественного процесса и в определенных условиях и определенных пределах власть имеет право не только пренебрегать интересами и мнениями значительных групп населения, но даже во имя неких высших целей подавлять их, а личность должна в этих условиях и пределах государству подчиняться. Авторитарный режим может существовать как в форме диктатуры (одного человека или группы лиц), так и в форме внешне респектабельной президентской республики. В политическом плане авторитаризм рассматривается как некая промежуточная ступень между демократией и тоталитаризмом.
Одно время в прессе много писали о социальной философии авторитаризма, на которую опиралась чилийская хунта. "Цель государства – всеобщее благо, которое правительственная хунта определила как совокупность социальных условий, позволяющих всем чилийцам и каждому в отдельности полностью реализовать себя как личность. Это определение, отражающее опреденную концепцию, существенно отличается от того, как трактуют понятие общего блага либеральный индивидуализм и тоталитарный коллективизм. Так, либеральный индивидуализм понимает общее благо как простую сумму индивидуальных благ, которые каждый стремится получить, почти польностью игнорируя интересы других. Коллективистскую концепцию отличает другая крайность: в ней общее благо рассматривается как коллективное или государственное целое, в котором полностью растворяется индивидуальное благо каждого отдельного человека".42
Обратившись к рассмотрению взглядов сторонников тоталитарной идеологии, следует указать на то, что сутью, сердцевиной этой идеологии является стремление создать такую систему общественных отношений, которая обеспечивала бы – ради тех или иных целей – неограниченный контроль одного человека или группы людей над всей жизнью общества в целом и над жизнью каждого человека в отдельности. (В то время как авторитарная идеология допускает существование каких–то секторов жизнедеятельности индивида, куда государство вмешиваться не должно.)
Осуществленный историками и политологами анализ трех основных вариантов тоталитарной идеологии: советского коммунизма, итальянского фашизма и немецкого нацизма выявил общие родовые признаки, исторические связи и изрядное политическое сходство. Все они были ответом на травмы индустриального века, на появление первого поколения промышленных рабочих – миллионов лишенных корней людей, ответом на беззакония эпохи раннего капитализма и на недавно возникшее острое чувство классовой ненависти, порожденное этими обстоятельствами. Первая мировая война привела к крушению существующих ценностей и политического порядка в царской России и императорской Германии. Она породила резкие социальные трения и в недавно вставшей на путь индустриализации Италии. Все это стимулировало подъем движений, которые преподносили проповедь социальной ненависти в обертке концепции социальной справедливости и провозглашали организованное государственное насилие в качестве инструмента общественного освобождения.43
По всей видимости, большой интерес к тоталитаристским представления у части россиян тоже связан с аналогичными причинами.
Анализ показал, что при всех различиях в высказываниях и духовных предтечах, сторонники тоталитарных идеологий в той или иной степени согласны с несколькими обязательными постулатами.
Первый постулат – все сторонники тоталитарных идеологий считают существующий порядок вещей, а равно и реально существующих людей "неправильными" и требуют их переделки по определенному проекту. Этот проект может быть заимствован из идеализированного далекого прошлого и тогды мы имеем дело с реакционной тоталитарной утопией, он может быть придуман на основании представлений о правильном будущем – и тогда мы имеем дело с прогрессистской тоталитарной утопией.44
Второй постулат заключается в утверждении, что основы такой идеологии не должны быть предметом критики и рационального анализа. Не может быть предметом критики и главный носитель тоталитарной идеологии – вождь движения, он же верховный жрец, он же высшая инстанция по всем вопросам, а следовательно, если не бог во плоти, то сын бога или по крайней мере вполне божественная личность.
Третий постулат выражает уверенность приверженцев такой идеологии в том, что она является воплощением и истины, и блага, а всякое иное мнение, всякое инакомыслие рассматривается ими как зло (умышленное или неумышленное), подлежащее подавлению и устранению. Это означает, что необходим мощный "воспитательный" карательный аппарат, управляемый из единого центра. Поэтому сторонники тоталитарной идеологии всегда стоят за сильное (в их понимании) государство, в котором гипертрофирована роль идеологии и политики и принижена роль права. В условиях общественной нестабильности идея мощного государства не просто привлекает некоторых российских интеллектуалов (журналистов в том числе), но становится объектом иступленного поклонения.
Четвертый постулат – вера в историческую оправданность насилия. Отсюда – высокая агрессивность, опирающаяся на принципиальную аморальность и полное презрение к человеку. Уместно напомнить слова С. Алексиевич о том, что "сознание "гомо советикуса" – сугубо милитаристское, а вся наша история – военная. Мы – дети военного времени, военного социализма, военной психологии. Мы привыкли не просто к смерти, но к смерти миллионов соотечественников: в революцию, в гражданской и Великой Отечественной войнах."45
Идея насилия, соединяясь с идеей великого государства, порождает идеологический гибрид, именуемый имперской идеологией. Другими словами, тоталитарной идеологии всегда присуще представление об особой роли своего государства в международном "раскладе" сил.
Разумеется, здесь перечислены не все признаки тоталитарной идеологии. Так, бросается в глаза чуть ли не патологическая ненависть носителей тоталитарной идеологии к гуманитарной культуре и воплощающей ее интеллигенции. Можно отметить и другие особенности этой идеологии. Думается, продолжение исследований в этом направлении позволит создать глубокую и всеохватывающую концепцию причин возникновения, структуры и особенностей функционирования тоталитарной идеологии.
На данном этапе развития России тоталитарная идеология уже не является государственной и потеряла многих своих приверженцев. Вместе с тем, говоря о кризисе классово–тоталитарной идеологии, следует все же помнить о том, что у нее во–первых есть еще немало сторонников, а во–вторых, в настоящее время тоталитарная идеология, крепко сидящая в головах многих наших сограждан, лихорадочно опробует различные варианты самоспасения. Один из вариантов – крутой вираж к различным вариантам национализма.
Национальная идея выражается в широкой гамме идеологических построений. Здесь встречается и относительно безобидный патриотизм, связанный с любовью к своему родному краю, своей земле, ее рекам, горам и городам; и неистовый шовинизм, когда собственный народ и собственное государство рассматриваются как богоизбранные, лучшие в мире и потому имеющие право определять судьбу всех других; и фашизм, сознательно ориентирующийся на уничтожение или закабаление всех других народов.
А. Синявский несколько лет назад писал о русском фашизме, как растущей идейной тенденции, которая все смелее дает о себе знать, может быть и впрямь знаменуя наше "светлое" будущее, "К настоящему моменту, несколько мне известно, имеется три в основном разновидности этой боевой идеологии, создающие попутно многообразные по оттенкам и альянсам варианты, более или менее последовательные в рациональном своем экстремизме.
1) Официальный, коммунистический фашизм, для которого марксизм лишь удобная форма, оболочка, позволяющая играть "интернациональную" (всемирную) роль: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"... На "пролетариев" – плевать! Но положение Великой империи, контакты с другими странами и компартиями, ключевые позиции в Азии и Африке – все это требует более гибкой и широкой фразеологии, нежели голый пафос национального кулака. Откровенный фашизм как идея не настолько универсален, чтобы удержать в руках эти международные, скользкие награды и завоевания. Да и сила привычки, традиция, консерватизм ума, языка...
2) Наивный или откровенный фашизм "без эпитетов". Для него и Маркс, и Христос, либералы и коммунисты, средние века и современная Америка суть очередные диверсии международного еврейства, с которым надо бороться на строго национальной основе. Если нужна религия, то были же и у нас раньше свои, исконные боги – Перун, Ярила, Велес, покуда хитрецы евреи не подсунули две бомбы замедленного действия, специально для этого ими сочиненные, сперва – христианство, а потом, когда христианство разоблачили, – марксизм. Мало шансов на успех – за узостью платформы, но может соединиться с более жизненными и широкими программами – с первой и с третьей.
3) Православный фашизм. Поскольку русскую нацию трудно обосновать и вывести по чисто расовому признаку (понамешано здесь и татарской, и финской крови, и где они, увы, арийские черты?!), выдвигается религиозный фундамент: "кто не православный – тот не русский", "православизация мира", "третий Рим", "всемирная теократия" и т.д. Эта идеология способна и противостоять коммунизму.
Должен признаться, на мой субъективный взгляд и вкус, этот "православный фашизм" наиболее опасен и само сочетание – православия с тоталитарной властью под христианскими занаменами (или подмена государства церковью, теократией) – сулит надругательство, какое на Руси нам и не снилось. Заранее можно представить: победи эти идеи, и мы получим еще одно кровавое и пародийное Царство Божие на земле, каким уже был для нас марксов "социал–коммунизм". Только страшнее, кощунственнее, оттого, что на сей раз это сделать обещают именем Христовым (запятнав), собирая под слепые хоругви толпы изголодавшихся по вере и по крови подвижников, церковь обратив (церковь!) в новый тюремный застенок...".46
Ныне в России различными тиражами издается несколько десятков экстремистских газет, которые сплошь и рядом публикуют материалы, в той или иной мере носящие шовинистический, профашистский и даже более или менее откровенный фашистско–нацистский характер. Издают эти газеты организации и партии профашистского или нацистско–фашистского толка. Из тактических соображений это, как правило, весьма тщательно камуфлируется торжественными заявлениями о патриотизме, необходимости прекратить геноцид русского народа, практикуемый с октября 1917 г. большевиками–сионистами и их преемниками сионистами–демократами, возродить Великую Россию и т.д. и т.п.
Национал–патриотическая пресса не устает повторять, что в бедах, постигших Россию в ХХ веке,виноваты евреи и что сейчас, при "оккупационном режиме" Ельцина, руководство Россией захвачено евреями и "ублюдками", – так называет лиц с примесью еврейской крови газета "Московский трактир" (N 1,1991). Наиболее часто прямые нацистско–фашистские мотивы, клише и установки звучат, пожалуй, в газете "Эра России", образованной в 1994 г. Народной национальной партией (ННП)". Приведем несколько характерных примеров пропаганды фашистских идеологий на страницах "Эры России". В N 8 за 1994 г. В.Ванюшкина предпринимает попытку реабилитировать и даже превознести фашизм как иной, в отличие от коммунизма и демократии, правильный, благородный, животворный путь развития.
Отметив, что итальянский фашизм, германский национал–социализм, испанский франкизм, румынский гвардизм, бельгийский рексизм, движение Салазара в Португалии и т.д. "имели различия, и иной раз довольно существенные", автор подчеркивает, что всех их характеризует "внутреннее единство и инаковость по отношению к демо–коммунизму". Поэтому она оперирует общим термином "фашизм".
Апологет фашизма возмущена тем, что многие средства массовой информации в России и в других странах критически разоблачительно пишут о любом фашистском движении. В.Ванюшкина утверждает, что, "объективно оценить конкретную действительность фашизма сегодня абсолютно не возможно". Принципиальным отличием фашизма от "демо–коммунизма" автор объявляет "его антиматериалистическую и антиатеистическую направленность".
Понимая в известной степени шаткость своих суждений по теме "Фашизм и христианство", защитник фашистского тоталитаризма пишет: "...Достаточно сложно назвать фашиста просто религиозным человеком, по крайней мере с точки зрения современного понимания религиозности". А дальше – обычное для фашистских теоретиков мистическо–романтическое словоблудие: "Во–первых, для фашиста Бог – это прежде всего тайна и могущество, а не моральный или нравственный закон. Во–вторых, фашист не просто верит в Бога, а можно сказать, что для него существование Бога абсолютно очевидно, простейшим подтверждением чего является сам факт существования мiра (старая орфография здесь используется для того, чтобы отличить мiр как космос, сакральный закон и порядок, от того, что называют современным миром).
"Современный мир лишен Бога...", – пишет автор, – а для фашиста, который сохраняет Бога в себе, он всегда и везде, здесь и теперь". В.Ванюшкина не отрицает, что обвинение фашизма в антигуманизме соответствует действительности, однако считает это в высшей степени положительным явлением. Ибо, по ее словам, постулат гуманизма: "человек – высшая ценность" является отрицанием Бога. "Антигуманизм фашизма, – с восторгом вещает автор, – имеет прямое отношение именно к его антиматериалистической направленности. Фашизм настаивает на приоритете трансцендентных, то есть превышающих человека ценностей, ценностей высшего божественного порядка".
Далее дается определение фашизма, призванное полностью закамуфлировать его подлинную сущность, опасность для человека и человечества. "Если попытаться определить фашизм с точки зрения философии, – глубокомысленно пишет она, – то, пожалуй, можно назвать его имманентным трансцентализмом. Иначе говоря, для фашизма человек ценнен именно тем, что ему неким парадоксальным образом внутренне и изначально (т.е. имманентно) присуща связь с тем, что превосходит его, в частности с Богом".
Цели фашизма В.Ванюшкина также излагает в присущем ей крайне витиеватом, нарочито усложненном, скрывающем суть проблемы стиле. "Не раб Божий, а Божий ратник, фашист вступает в борьбу с хаосом и его чудовищным порождением – гигантским Големом, существом, лишенным души, обретшим жизнь благодаря черной магии материализма – с современным миром".
Вдумчивый читатель поймет, что означают все эти заклинания и аллегории, поэтому автор лукаво заявляет, что фашист стремится не уничтожить хаос (т.е. демократов, коммунистов, социалистов, всех других противников фашизма), "но сотворить из хаоса мiр, вернуть ему тайну и радость, вернуть ему Бога...". Оказывается, это – "основная задача фашистского движения, таков иной путь".
В заключение русская нацистка благоговейно цитирует человека, который, по ее словам, известен "в первую очередь как величайший практик": "Задача... заключается не в том, чтобы со всех сторон взвесить степень ее (т.е. теории или программы) выполнимости в каждый данный момент, а в том, чтобы с возможно большей ясностью показать ее суть..." И чуть ниже, – "... можно сказать, что боги покровительствуют им (т.е. тем, кто определяет программные задачи) как раз в тех случаях, когда они требуют именно невозможного".(A.Hitler "Mein Kampf", изд. ИТФ "Т–ОКО", 1992, с. 175–177.)
Если многим русским урапатриотам больше импонирует гитлеровская концепция абсолютного приоритета нации, то В.Ванюшкина, будучи поклонником также и Гитлера, является ярым сторонником фашистской доктрины, ставящей в основу всего тоталитарное государство, которое, по Муссолини, и создает нацию.
Апологетика войны и смерти и поношение гуманизма занимает очень большое место на страницах "Эры России". Так, например, деятель ННП – А.Елисеев в "антигуманистическом микроэссе" "Воля к смерти", в духе нацистской мистики призывает молодых консервативных революционеров быть готовыми и даже активно стремиться к смерти – как своей, так и нынешнего "человечества", ибо оно, по его словам, "бесконечно далекое от настоящего человеческого, вернее сверхчеловеческого идеала, полностью исчерпало свой жизненный лимит.
"Наиболее перспективной и все более усиливающей свои позиции в современном обществе, – заявляет в N 8 "Эры России" А.Лобков, – является идея национал–социализма... Движение по своей сути универсально и способно решить большинство вопросов, так остро встающих перед современным человеческим обществом".
"Русский национальный социализм сегодня, – продолжает он, – подается под разным соусом такими организациями, как Русское Национальное Единство, Русский Национальный Союз, партия Национальный фронт. Из соображений политической конъюнктуры все эти организации дружно открещиваются от германского национал–социализма (хотя в своем кругу являются горячимипоклонниками последнего). Что я могу сказать о людях, которые боятся смело и до конца раскрыть свои политические убеждения? – они обречены на провал".
Затем автор призывает русских нацистов открыто и даже демонстративно объявить своим символом свастику, тем более, что ее не Гитлер придумал. "Свастика, – поет он ей осанну, – древнейший и сильнейший магический знак, являющийся символом того самого божественного порядка и единственно верного способа обустройства человеческого общества, которое мы ныне обозначаем скромным сочетанием "национальный социализм".
В N 4 за 1994 г. "Эры России" А.Елисеев заявляет, что–де "ориентация на сильную единоличную власть составляет одно из важнейших качеств русского менталитета", что "настоящего Вождя ждут как Спасителя, выражающего Небесный Архетип". Затем приводятся характерные исторические примеры.
"Сталин и Муссолини, Наполеон и Гитлер, – пишет автор, – все они появлялись в критические, переломные моменты, ставившие перед Нацией извечную задачу: "Быть или не быть?" Нации всегда предпочитали "быть" и аккумулировали волевую энергетику в фигуре Вождя–Спасителя, бравшего значительную часть полномочий". В настоящее, судьбоносное время для страны русский народ ищет Вождя, говорится в статье, и он будет противником как "национал–демократизма", так и "национал–авторитаризма", не говоря уже о монархизме.
"Вождь, – продолжает А.Елисеев, – должен быть носителем сверхчеловеческих качеств, позволяющих ему находиться над нацией, в то же время выражая ее идеальные представления и защищая ее специфические интересы". Тут же лукаво говорится, что речь, мол, не идет о диктатуре, ибо разрешается "национальная оппозиция", противостоящая "националистическому режиму в рамках национализма".
Русский Вождь должен быть "духовным Отцом Нации", его роль "должна быть подобна роли имама Хомейни,.. радикально отрицающей инфернальные ценности мондиализма". Более того, миссия этого Вождя – спасти "от влияния темных сил не только свою Нацию, но и все другие нации Земли". Институт Вождя, сказано в заключение, будет вершиной традиционного сословного общественно–государственного порядка.
В статье "Апология экстремизма" А.Елисеев пишет, что "...старое патриотическое движение представляет собой чрезвычайно непоследовательную структурную реальность, сочетающую, с одной стороны, стремление к революционным переменам, а с другой – боязнь революционного расширения концептуальной сферы", а это ведет к стагнации. "Отсутствие действенной и позитивной программы, разработанной с учетом данных политологии, философии и т.д., – продолжает автор, – привело к тому, что база нынешнего патриотического движения, сложившаяся в основном в 1991–1992 годах..., оказалась неспособной к расширенному воспроизводству". Однако старые патриотические "вожди", сетует А.Елисеев, – "упорно отказываются и от освоения западного опыта, и от изучения общественных наук, чрезмерно сужая возможность идейно–политического маневра, адекватного современным социальным флуктуациям. Это приводит к тому, что они "неизменно остаются у разбитого корыта, отвлекая энергию национального движения и объективно способствуя тому же ельцинскому режиму".
Чтобы преодолеть, по его мнению, создавшийся тупик, автор предлагает выявить подлинную сущность национализма. Он заявляет, что, только сделав ставку на экстремизм, "настоящие русские националисты" смогут "вникнуть в природу самого национализма". "Истинно–русский национализм", в то же время демагогически говорится в статье, – не имеет ничего общего с вульгарным этноцентризмом с его формулой "Россия для русских" и с противопоставлением русских другим народам.
Русская нация, – провозглашает А.Елисеев, – выбирает бунт, осмысленный и беспощадный" ("Эра России", 1994, N 5).
А.Елисеев дает туманно–романтическое и весьма невразумительное определение национализма: "сущность национализма заключается не в политическом, окончательно погрязшем в пучине обыденности"; "...она связана с Небом, хранящим древние тайны Абсолюта и выражается в проекции Божественной реальности на нашу повседневность".
Автор ратует за русский национальный социализм, "доктрина которого берет свое начало как в "правой" идеологии славянофилов, так и в "левой" идеологии социалистов–народников (эсеры, энесы). Этот базирующийся на теоцентризме и интегризме социализм выступает за "национально–органическое, некапиталистическое развитие России, отрицающее и космополитический капитализм и интернациональный марксизм".
По своим идейно–политическим взглядам к ННП и "Эре России" весьма близок печатный орган образованного в 1994 г. неонацистского Русского национального союза (РНС) "Штурмовик". В N 1 за 1995 г. "Штурмовика" первый заместитель председателя РНС и учредитель этой газеты К.Касимовский заявляет, что именно их группировка станет русским национальным движением, "имеющим потенциал Революции". Основной огонь критики Касимовского направлен против просвещенных патриотов. "Политическая импотенция носителей либерального патриотизма очевидна,– говорит автор,– они сами боятся своих собственных взглядов, постоянно оправдываясь перед оппонентами. Они уныло бредут по пути национал–реформаторства, пытаясь своими жалкими парламентскими усилиями оттянуть гибель Нации".
Русский национальный союз готовит Национальную революцию, призванную претворить в жизнь национальный социализм.
О том, как "единственное в стране" "Православное национал–социалистическое движение" Русский национальный союз понимает православие и патриотизм достаточно откровенно говорит в "Штурмовике" (1995, N 2) все тот же К.Касимовский: "Мы выбрали путь Воина. И этот выбор далеко не случаен. Он обоснован нашими убеждениями, корни которых в Русском Православии, рьяном Национализме, стремлении к социальной справедливости, другими словами – Православно–самодержавном Национал–социализме. Мы ненавидим Новый Мировой Порядок и идеологическую химеру либеральной демократии, обрекающую нацию на скотское существование и противоречащую Духу Православия и России".
"Мы убеждены, – продолжает национал–социалистский идеолог, – что приняв на себя честь стать Воином Национальной Революции, необходимо сделать очередной титанический шаг – четко обозначить для себя цель, к которой необходимо стремиться, и препятствия, уничтожить которые необходимо для успешного достижения Цели". По мнению автора, подавляющее большинство современной "оппозиции" не в состоянии понять, что необходимо определить Цель и препятствия в совокупности, а не только Цель или только препятствия, ибо во–втором случае будет лишь вред".
Обрушивается К.Касимовский и на православных священников, которые, по его словам, путают "нашу воинственную Веру с блеянием иудеохристианства". "Наш Христос сказал, – пишет он: "Я пришел принести в мир не мир, но меч", – и это полностью противоречит полутолстовским взглядам на Христа "официальной церкви".
Излагая свое понимание сущности христианства, неонацистский фюрер подчеркивает, что в национальные интересы "входят понятия о Расовой чистоте, неприятие смешанных браков, провозглашение принципа социальной справедливости и утверждение идеологии Национал–социализма, задачей которого должна стать защита Русской Нации от чужеродных влияний..." "...Сейчас нам некогда говорить о методах спасения. Поэтому мы встали на путь Национальной Революции, которая не будет ждать самоисцеления, а возьмет скальпель и вырежет пораженные участки, чтобы из того, что уцелеет, смогла возродиться Россия во всем своем величии".
Примеры, подобные приведенным выше, можно множить и множить без конца. И вряд ли стоит воспринимать всерьез наивные попытки закамуфлировать фашистские идеи понятием "национализм", которое некоторые "застенчивые" фашисты используют для обозначения своих взглядов. В условиях, когда государство объединяет не один, а два или несколько этносов, национальная идея мгновенно преващается в реакционную практику подавления одного этноса другим. Осознав себя политическим субъектом, национальная элита семимильными шагами уводит свое и без того политически малограмотное народное "тело" от здравого смысла в тупик изоляционизма, нетерпимости и насилия.
Взметнувшаяся во многих частях бывшего Советского Союза националистическая волна больно ударила по реальным интересам тех народов, которые вроде бы должны были подняться на ее гребне. Возникшее острое противостояние коренных и некоренных (хотя кто в нашем евразийском котле коренной, кто – нет, понять очень сложно) пагубно отозвалось на экономике, затруднило движение к демократии, поставило под вопрос международный престиж новорожденных государств.
Почему же национальная идея стала знаменем многих журналистов? Размышляя над этой проблемой, следует иметь в виду, что националистическая идеология обычно возникает в многонациональных государствах, находящихся в сложной социально–политической и экономической ситуации. Нынешняя ситуация в России является именно такой: экономический хаос, обнищание населения, резкое ослабление властных структур, разгул стихийной приватизации, социальные и межнациональные конфликты, отсутствие сплачивающих общество идеалов, несформированность политических партий, способных отразить интересы социальных слоев, несформированность самых этих слоев, нарастание политической апатии масс...
Выход из этой ситуации, по мнению демократически ориентированных аналитиков не может быть скорым и потребует сплоченных усилий всего общества. Генеральный путь выхода из затяжного кризиса – это укрепление государственных правовых основ: конституционной базы в первую очередь; подлинно демократической базы правовой государственности, т.е. формирование гражданского общества; политических партий и движений, способных выражать интересы различных слоев населения на конституционной основе; обеспечение правовых механизмов и всех иных компонентов перехода к рыночной экономике под контролем государства. Активная социальная политика: укрепление и расширение социальных амортизаторов, способных облегчить вхождение в рыночную экономику социально незащищенным слоям общества и неконкурентоспособным его гражданам. Обретение, наконец, социальной философии, общенационального идеала, основа которого – гражданское согласие. Во имя продвижения российского общества по пути общецивилизованного прогресса и сохранения его самобытной культуры как неотъемлемой составляющей мировой цивилизации.
Однако в условиях сильнейшего экономического кризиса, сопровождающегося резким понижением жизненного уровня народа, подобного рода эволюционные и в общем–то не очень радостные идеи, говорящие и индивиду, и массам, что в данный момент ничего хорошего никому "не светит", не могут быть положительно восприняты сколько–нибудь значительными слоями населения. Поиск иных, более быстрых и эффективных идей стимулирует реанимацию тлеющих в коллективном бессознательном других вариантов решения социальных проблем, связанных с крайним национализмом и безудержным антидемократизмом. Тем более, что всегда найдется, кому разыграть эту карту. В мощной националистической волне смешались разные течения: реальный процесс национального возрождения (нередко приобретающий гипертрофированный характер), стремление коррумпированных партийных боссов удержать ускользающую власть, экономические интересы теневиков и нуворишей, неуемные аппетиты и амбиции политиков, желание национальных элит поднять свой статус и престиж.
Национализм как идеология опирается, как правило, на иррациональные, мифологические по своей структуре идеи и аргументы. Так, например, одной из несущих опор любого национализма является понятие "исторического права". Извлеченное из глубин традиционалистского мифологизирования и чрезвычайно удобное своей многозначительной неопределенностью, оно позволяет манипулировать собой с ловкостью, заставляющей вспомнить об искусстве былых виртуозов классового подхода. Аморальность и правовая несостоятельность идеи исторического права ясна и понятна любому рационально мыслящему человеку. Однако рационализм у сторонников националистических идеологий не в чести. Достаточно взглянуть попристальнее на аппеляцию к "исторической укорененности" российского государства как основанию его легитимности в "исторически–естественных" – то есть союзно–советских или близких к ним – границах. Очевидно, для большей легитимности отсчет начала этого государства ведется не от Московского и даже не от Владимиро–Суздальского княжества, а прямиком от Киевской Руси. И не важно, что на этом пути также приходится закрывать глаза на уйму неувязок (если отталкиваться от Древней Руси, то какие права могут быть, например, на Кавказ, Поволжье, Сибирь). Важно одно: что под обыкновенное имперское "держать и не пущать" подводится таким способом некая теория. Этой цели служат и все прочие умопостроения из того же ряда – о духовной особости русского этноса (не "существительного" наряду с другими народами, а "прилагательного" к ним!), об исторической миссии русских в деле "собирания земель" (как будто речь идет о грибах и ягодах, а не о живых людях, которых по ходу этого "собирания" приходилось порой вырезать целыми аулами) и о многом другом, чем так богата нынешняя державно–почвенническая мифология.
Рациональное мышление совершенно беспомощно перед разгулом темного коллективного бессознательного, направленного на защиту "наших" от "чужих". Тем более, что всегда найдутся интеллектуалы, берущиеся за решение задачи рационализации националистических мифологем и иногда довольно успешно ее решающие. Так, академик Российской академии наук Г.В.Осипов предложил в своем докладе на президиуме РАН следующие тезисы:
1. Поскольку хаос и национальная катастрофа требуют сплочения народов на основе некоей общенациональной идеи, то "ею может стать русская национальная идея".
2. Для идеи необходима социальная база. Социальная база сформулированной идеи – "Союз труда и капитала".
3. Поскольку демократия – опасный миф, то "Союз труда и капитала" должен прийти к власти, опираясь на армию, которая примкнет к этому союзу, ибо только он в сложившихся условиях может вывести армию из кризиса и поставить ее на службу государству.
4. Завершающий тезис программы – воззвание к утверждению российского великодержавия: "Перед обществом возникла дилемма поистине исторического значения: или Россия как крупнейшая из республик выступит в качестве объединительного ядра, вокруг которого сплотится большинство республик прежнего Союза ССР, и образует единое экономическое, политическое, демократическое пространство; или же распад страны станет полностью необратимым".47
Русская национальная идея как символ идентичности родилась не вчера и по сути своей необычайно многообразна и объемна. В самом общем виде эта идея сводится к тому, что Россия своеобразна и самобытна, что ее национальной традиции более свойственен общиный коллективизм (вариант: православная соборность), чем европейский индивидуализм, и что Россия – это прежде всего и главным образом государство, причем государство великое, то есть все та же империя. Отсюда делается вывод, что самобытность следует ценить и беречь, коллективизм и соборность по мере возможности сохранять и возрождать, а государству, причем сильному, а то и самовластному, не дать погибнуть. Эта идея существует в нескольких модификациях, позволяющих сплачивать вокруг нее самые разные группы населения.
Так что можно констатировать, что российский фашизм – это не бритоголовая шпана, не пэтэушники в кожане со свастикой. Это прежде всего интеллектуалы–теоретики: идеологи, журналисты и исполнители–профессионалы: армейские офицеры, спец