Наполненная бегствами. Да как же иначе быть, ведь все время продолжается война. Но кроме бегств там есть и кедровые леса

 

В стол находок города Ипатьевска явилась миловидная киргизка.

— Я ищу мужа, — сказала она.

— Его имя и приметы, — бесстрастно спросил чиновник.

— Он белокур…

Ее прервали.

— Разве он не исполняет декрета об обязательном бритье?

— Простите, он был белокур.

— Такая примета отпадает сама собой. Дальше. Его имя?

— Он… Ахмет Доктаев, — выпалила она залпом.

Стоявший у соседнего окошечка горбатый китаец и человек с остатками рыжей огненной растительности на голове переглянулись. Взгляд этот не был взглядом догадки, скорее всего — взаимной симпатии, тяготения по охоте. Так охотники на тигров… Впрочем, извините, ни один из нас не видал охотников на тигров.

— Так. Ахмет Доктаев. Дальше.

— Он любит гребенки…

— Странно.

— Да, он коллекционер гребенок… и очень любит женщин. Он изменял мне, по крайней мере…

— Простите, гражданка, мы не уполномочены вмешиваться в вашу семейную жизнь. Дальше.

— От губ до конца подбородка идет шрам.

— А, вот это примета…

Китаец взволнованно отошел и проговорил про себя:

— Кюрре…

А рыжий человек, в котором нам необходимо узнать водолива Евгения Сарнова, перебил его шепот своим:

— Словохотов. Любит женщин, шрам и белокур… Словохотов.

Чиновник сказал киргизке:

— Зайдите завтра и все сведения получите.

Китаец думал: «Напрасно я тогда упустил киргизку из вида. Он, по-видимому, вернулся в аул».

Водолив, почесывая рыжую голову: «Следы заметает, дескать, пропал, а сам в ауле кумыс пьет».

И результат таковых размышлений:

Жаркий день осени. Рельсы словно растапливаются от проносящихся по ним поездов, наполненных солдатами. Стальные ласточки самолетов оберегают небо от набегов.

По пыльной заброшенной тропинке едет верхом заплаканная женщина. Позади ее, верстах в двух, с двумя ищейками крадутся китаец и водолив. Огорченные соперничеством погони, они почти не разговаривают друг с другом. Ищейки забегают вперед, кувыркаются, сгоняют сусликов и бесцельно лают в степь. Наконец белые пятна аула блеснули далеко на склоне горы. Всадники пришпоривают лошадей. Наконец-то Пашка Словохотов будет в руках водолива. Наконец-то бог Рек будет в руках Син-Бинь-У. Но внезапно из-за холма выскакивают три автомобиля. Маузер сверкнул на усталом солнце.

— Ни с места!

И нескладно скроенное лицо немецкого колониста нависло угрюмо над маузером. Их тесно окружили. Ищейки же продолжали бежать вперед с короткими взлаиваниями. Скоро они скрылись из вида.

— Ваши мандаты! — проговорил китаец.

— Мы за вами давно следим. Вы все около наших селений бродите. Табуны выслеживаете по ночам, и лошади такие же.

— Лошадей мы только что купили. Граждане, пропустите, мы выслеживаем важного преступника.

Из автомобилей раздался крик:

— Не слушай, Гольц, конокрадов! Они наговорят…

— Бей их, Гольц!

И уверенный немецкий кулак опустился на голову китайца. Син-Бинь-У кубарем скатился с лошади. Вслед за ним упал водолив.

— Убью! — закричал он.

Били немцы основательно, так же, как строят свои скирды. Водолив со слезами завопил:

— Пощадите!

Немцы, как известно, от сытой жизни приобрели некоторую сентиментальность. Здесь же она помогла им перевести дух. Они вытерли опрятными платками кулаки от нечистой крови конокрадов.

— Одну лошадь мы у вас возьмем, а другая очень заметная. Еще по ней и нас возьмут за конокрадов. Мы вас к хвосту привяжем и пустим, пускай она придет к своему хозяину с подарком.

Их связали рядом за ноги и притянули к хвосту. Большой белый конь лягнул и поскакал по тропе.

— Хорошо бежит, — сказали колонисты, глядя ему вслед.

— Да, бежит недурно, — еще раз оглядываясь с автомобилей, заключили они.

Мы забыли прибавить, что на всех встретившихся и сражавшихся были противогазовые одежды, несколько затруднявшие движения. Они затрудняли драку немцам, они задержали несколько смерть двум путешественникам, привязанным к хвосту белой лошади. Оправившись от встряски по щебню тропинки, водолив приподнял голову и проговорил:

— Син-Бинь-У, потеснитесь.

Китаец упал на свой противогаз и катился, словно на салазках.

— Вы тоже имей!.. Свой лежи!..

И водолив не замедлил последовать его совету.

— Только бы не вздумала она по камушкам поскакать, — сказал он, задумчиво глядя в хвост лошади. — Вы не думаете, Син-Бинь-У, о хорошей узде на это животное?

— Э, — меланхолически протянул китаец, стукаясь носом в пыль, — все равно помирать… узда без узда.

— А все-таки я предпочел бы управлять своей смертью. Ой!

— Не пугай, Сао, лошадь… понесет…

— У меня шип в нос попал.

— Терпила!

Только что водолив хотел вывести заключение, что Христос был не еврей, а судя по терпению его — китаец, длинный женский визг послышался впереди их.

Лошадь шарахнулась в сторону. Это подле своей тележки кричала молочница, испугавшись странных всадников. Повернувшись, белый конь мотнул их, как котенок мотает привязанную к его хвосту бумажку, и ударил о колесо тележки. В этом-то и заключалось счастье путешественников.

Водолив схватился сначала за колесо, а затем перевалился внутрь тележки, без зависти втянув туда и китайца.

Молочница с воплями сопровождала скачку своей тележки, а водолив бормотал:

— Кабы да хвост подлиннее и запах бы от него послабже, да можно было во время скачки распить бидончик молочка…

Конь шел медленнее, он, по-видимому, проголодался и скоро свернул в сторону. Он, лениво лягаясь, жевал сухую траву, а путешественники никак не могли придумать, как бы им освободить свои руки, туго стянутые выше кистей.

Вдруг конь захрапел. Острая морда волка показалась из-за холма. Конь понес, и тысячи самых мелких, как песок, и крупных, как баржа, ругательств густым слоем наполнили пустыню. За первым волком появились еще.

«Видно, газы не так-то уж легко убивали хищников», — так бы мог подумать водолив, если бы мозг его имел время думать.

Мозг его, слабо прикрытый тонкой покрышкой, тщетно бился о бидоны, пытаясь вопреки воле своего хозяина выскочить. Вдруг пальцы водолива нащупали в жилетном кармане что-то четырехугольное. Это был нож бритвы «жиллет», употребляемый им для очинки ногтей и карандашей. Он с трудом вытащил его и перерезал свои путы, освобожденный хвост лошади водопадом взметнулся кверху. Тележка остановилась, а волки кинулись на лошадь.

— Теперь осмотрим пространство, — проговорил водолив, подымая на ноги китайца.

— Делево ползла, — указал китаец на волков. — Нас кушай, когда конь скушай.

И они залезли на дерево.

 

ГЛАВА 35

О НЕОЖИДАННОЙ ВСТРЕЧЕ

 

Водолив и китаец ползли по вершинам деревьев. Волки, быстро проголодавшиеся, с воем мчались внизу. Через просветы листьев можно было разглядеть только их желтые блестящие клыки, похожие на окурки папирос.

Со стороны Ипатьевска слышались глухие взрывы.

— Должно быть, погиб Ипатьевск, — нехотя проговорил водолив, подгибая под себя сук, дабы перепрыгнуть на другой.

Китаец ответил с такой же тоской:

— Та-а…

И дальнейший путь они продолжали молча.

Вдруг сучья на соседнем дереве затрещали, и дерево словно обрушилось.

— Выше подымайся, — закричал водолив, взглянув вниз. — Газы. Снаряд.

И они быстро вскарабкались вверх.

Вой волков обрывался на полноте.

Листья деревьев внизу свертывались и опадали на землю. Трава разлагалась на глазах.

Тишина, как в дупле, охватила весь горный лес.

Может быть, вторая случайная газовая бомба могла окончить их жизнь так же спокойно, как она окончила волчью. И они продолжали путь по-прежнему.

Изредка они видели в небе голубые самолеты, но затем и этот мир отошел в сторону, и только одна листва шелестела у них среди пальцев, да смола окрасила в черно-коричневый цвет их ладони. Они быстро научились управлять своими телами. Ветви словно плелись под ними. Спали они, свивая гнезда среди дубов, а питались желудями. Но вот стали попадаться просеки. Затем пошел кедровый лес. Запах мощных великанов кружил им головы. Им казалось, что трудно победить такие махины.

А внизу заманчиво блестели желтые песочные тропинки, по которым изредка пробегала лисица или шарашился неумело медведь. Однажды водолив подстрелил из револьвера козулю, и они слезли вниз.

— А далеко мы умахали, должно быть, Син-Бинь-У?

— Та-а…

— Здесь, поди, ни войны, ни людей…

— Та-а…

— Здесь мы с тобой Робинзонами заживем. Наберем сейчас на всю зиму кедровых орехов, груздей насолим и начнем варить самогон.

— Та-а…

— Если разбить тут палаточку на манер лесных подвижников и отдохнуть годика два…

Вдали мягко шелестел песок. «Это, наверное, волна лесного озера лениво билась в берег», — так подумал водолив.

Но из-за поворота на просеку выскочил автомобиль, и человек с маузером в руке крикнул им:

— Велосипедиста со шрамом на подбородке не видали?

Китаец подпрыгнул к нему.

— Как ты сказал?.. А…

Водолив ошеломленно глядел на пустое сиденье машины: там лежала связка летучих мышей, издали похожая на связки винных ягод.

— Едят? — спросил он с опаской. — Уже едят.

Человек с маузером нехотя ответил:

— Это так… случайно, подвернулись, с нашей фабрики. Вы не беспокойтесь, они теперь спят. Так не видали такого?

— Кюрре? — спросил китаец.

— Словохотов? — воскликнул водолив.

Комиссар Лапушкин ответил, указывая на автомобиль подъезжавших монахинь:

— А по-моему, просто дезертир от них. Однако как похитившего казенный самолет имею полное право арестовать и доставить по принадлежности.

Китаец и водолив влезли в автомобиль монахинь, и поездка продолжалась дальше.

Не будем описывать их дальнейших похождений в этой поездке, но скажем кратко: о велосипедисте со шрамом на подбородке не было слышно.

Если люди едят хлеб, даже белке стыдно питаться орехами.

Тем паче представителю великой китайской республики.

А чтоб есть хлеб, надо его зарабатывать. Это вам подтвердит и кодекс законов о труде, если вы мне не верите.

Китаец Син-Бинь-У, памятуя декрет об обязательном бритье, открыл парикмахерскую в кедровом лесу, в плантациях, где собирали орехи, необходимые для приготовления поглотителей газов.

Еще опыт войны 1914–1918 годов показал, что лучшей защитой от газов оказались маски с угольными респираторами, предложенные Н. Д. Зелинским. В таких масках вдыхаемый воздух проходит через несколько слоев угля.

Уголь этот приготовляется особым способом для придания ему большей «активности».

Опыт показал, что лучшим углем являются продукты обугливания крепких пород и обугленная скорлупа кокосового ореха. К концу войны североамериканское правительство принимало ряд мер для получения драгоценного кокосового сырья. Было организовано даже общество, занимающееся пропагандой широкого потребления кокосовых орехов.

Немцы пользовались для своих респираторов простым древесным углем обычных пород, но их маски часто поэтому оказывались неудовлетворительными. Не имея своих кокосовых плантаций, СССР произвел опыты использования безграничных запасов сибирского кедрового ореха, скорлупа которого, как оказалось, дает весьма ценный уголь.

Одновременно с этим добывалось кедровое масло высокого качества. Вот чем объясняется то оживление, которое так поразило наших друзей в глухой тайге, в новом центре кедрового промысла.

В поселок рабочих, собирающих кедровые орехи, однажды въехал велосипедист. Он весь был в болотной глине, облепленный мухами и страшно истощавший.

Дежурному милиционеру не было дела до его истощения, он обратил внимание на его густую белокурую растительность.

— Пожалуйте бриться, — указал он рукой на парикмахерскую.

Оборванец вяло бросил велосипед. Он сел в кресло, и парикмахер, который теперь не употреблял вопросов — «побрить? постричь?», налил кипятку в чашечку. Оборванец вздрогнул, увидав в зеркале лицо — парикмахера. Но было поздно. Бритва уже коснулась его намыленной шеи.

В это время дверь отворилась, и вошел приятель парикмахера, водолив Сарнов. В руке у него блестел револьвер. Лениво поздоровавшись, он спросил:

— Не знаешь ли мастера хорошего по ружейной части, что-то очень машинка моя отдает?

— Сейчас, — ответил китаец, — побрею.

— Ну, брей, а я посижу пока, подожду…

 

ГЛАВА 36