В этой главе Пашка становится учеником профессора Монда, а мы не знаем, чем все это кончится

 

— К Сусаннке разве пойти, — сказал Словохотов просыпаясь, — она баба жалостливая.

Несмотря на поздний час, Лондон не спал. Перед редакциями газет стояли толпы людей и смотрели на электрические карты распространения революции. Словохотов остановился. Полземли было веселого красного цвета. В воздухе кричало радио.

— Индусское восстание. Подробности в 10-часовом выпуске. Гуманные глушительные газы. Упорство фанатиков. Протест Франции. Газы достигли Калькутты. Франция желает сама посылать газы на своих граждан. Протестуйте против Франции. Подробности в 11-часовом выпуске. Протест отменяется. Франция присоединилась к Англии. Муссоны Индии отравлены. Индусы ползут в тростники. Чрезвычайно интересно. Следите за кинохроникой завтра в Пикадилли. Хлопчатая бумага вздорожала. Митинги протеста в Манчестере. Фабриканты требуют во имя гуманности сохранения населения Индии. Индусские фанатики упорствуют в своем желании умереть. Новое повышение цен на хлопчатую бумагу. Граждане, запасайтесь материей — Оксфорд-стрит, 27. Война за цивилизацию потребует противогазов. Противогазы делаются из угля. Лучший уголь из скорлупы кокосовых орехов. Лучшие орехи в магазине Пикквика и компания. Кушайте наши орехи во имя родины и цивилизации. Кокосовые орехи. Покупайте кокосовые орехи, — кричали разносчики среди публики. — Кокосовые орехи с телеграммами. Каждый орех обернут в последнюю телеграмму.

Словохотов купил кокос и начал с трудом разбирать крупные буквы экстренного сообщения, в которое был завернут орех:

«Новый успех иприта. Упорствующие фанатики засыпаны бомбами с аэропланов. Каждая бомба весом 120 пуд. с успехом насытила газом около 14 000 метров. Иприт, распыленный взрывами, висит в воздухе. Индусы принуждены оплакивать свои преступления. Толпы людей, чувствуя нестерпимую жажду, ползут к рекам, но реки тоже отравлены. Кожа бунтовщиков краснеет и покрывается пятнами. Они кричали сперва, но сейчас уже хрипнут и задыхаются. Иприт осаждается на землю и течет ручьями. Вожаки мятежа, по слухам, уже покончили самоубийством. К сожалению, Гималаи задерживают проход газов в Афганистан и СССР. Нам еще придется потратиться. Будет война. На войне нужны противогазы. Кушайте патриотические кокосы, штука 1 пенс, две дюжины — шиллинг, портрет короля, в виде приложения, бесплатно».

— Звери! — вскричал Пашка.

— Не беспокойтесь, сэр Тарзан, — ответил ему сосед, узнав его, — звери Индии не пострадают. Лошади, правда, очень чувствительны к иприту, но обезьяны, например, выдерживают очень большие дозы его, смертельные для человека, без вреда для себя.

— Долой Ватикан! — закричала в это время толпа.

— Долой папистов! Да здравствует свобода советов!

Туча листков появлялась из тьмы неба и падала на толпу. Люди ловили листки. Послышался смех, шутки. Но вдруг площадь завыла.

На листках было написано, что Римский Папа требует, чтобы индусы, когда-то просвещенные апостолом Фомой, были окрещены путем обрызгивания их водой с аэропланов. Во избежание переполнения ада американский бог Рек присоединяется к заявлению.

— Долой Папу!

— Да здравствует Рек! Долой дождик!

— Покупайте кокосовые орехи.

На площади становилось все оживленнее. Конторщики Лондона бесновались.

«К Сусанне пойти или прямо в воду броситься? — думал Словохотов. — Проипритили душу, сволочь!»

Через 20 минут Пашка постучал в двери особняка профессора Монда. Дверь открыл негр в костюме светло-песочного цвета. Лицо у негра было взволнованным.

— Доложите обо мне барышне, — сказал Пашка.

Негр смотрел на него, как будто ничего не понимал.

— Барышня дома или спит? Скажи, что Тарзан пришел, — продолжал Словохотов.

— Не спит, господин, — ответил негр, — это очень тяжело не спать. О, они это скоро узнают. Индия сдалась, господин. Индия сдалась. У нее нет химиков. Я не имею больше надежд ни на что доброе, господин матрос.

— Да, возни будет много, — ответил Пашка, — мы не сдадимся. Только почему матрос? А ты откуда знаешь?

— Я смотрел на твои руки. Я думал, что ты мне поможешь. Но у меня нет надежд.

— Добрая Надежда — это мыс в Африке, и мыс никуда не уйдет; добрая надежда — это страна, откуда я приехал, а она большая. Мы их всех перекокосим.

— У тебя слишком широкие клеши, матрос.

— Пристал ты с клешами, клеши дело рабочее, удобнее брюки заворачивать. Ну, гони барышню.

— Тарзан, — вскричала Сусанна, — Тарзан, ты пришел в грозный час. Я уже ела кокосовые орехи для защиты родины и примеряла костюм сестры милосердия. Тарзан, ты будешь защищать свою родину?

— Непременно, — ответил Пашка и обнял Сусанну.

Поцелуй их был очень длинный.

— Что вы делаете здесь, сэр? — произнес седой красивый старик, входя в комнату.

— Папа, — вскричала Сусанна.

— Профессор Монд, — сказал Пашка, — вот моя карточка.

 

Тарзан  

 

— Я пришел к вам проситься в ученики по химии, и ваша дочь целовала меня за патриотический подвиг.

— Сэр Тарзан, — сказал Монд, пожимая руку Пашки, — я к вашим услугам.

— Эй, негр, вина. Выпьем за химию.

…………………………………

— Выпьем за газы еще по кружке хереса, старый химик, — говорил Пашка утром Монду, — выпьем, мой углеводородистый.

— Херес, — ответил Монд, — очень сложная формула… я хотел бы чего-нибудь попроще… сельтерской, например…

— Скис, — сказал Словохотов, — эй, негр, ты спишь?

— Я никогда не сплю, товарищ, — ответил Хольтен. — Вы знаете новости? Индия сдалась, но главные силы мятежников в вагоне с хлористой известью на полу для нейтрализации действия иприта бежали в Гималаи и скрываются там. Говорят, русские дадут им оружие.

— Дай мне чего-нибудь простого, Хольтен, — попросил Пашка, — например, H₂O — на голову, я хочу заняться химией.

— Прекрасно, товарищ, только отдайте Рокамболя мне на руки; он уже полысел от пьянства.

 

ГЛАВА 15

Мы расскажем в этой главе о привычках солдат и об успехах Пашки. Здесь же действие продвинется дальше, и мы увидим — мир не умнеет от времени. МЕЖДУ РЕВОЛЮЦИЯМИ ВРЕМЯ ПРОХОДИТ ИНОГДА ДАРОМ, как каникулы

 

Словохотов дома был человек порядочный. Правда, на Биржу труда записался он садовником, специалистом по черным тюльпанам, чтобы получать пособие и никогда не получать место, но это он сделал только из-за увлечения Рокамболем.

В Лондоне же наш приятель совсем испортился. Не только он, но и его медведь были нарасхват. Они уже не ездили вместе, а заменяли друг друга и встречались только глубокой ночью. Словохотов замечал, что шерстью Рокамболя почему-то покрыта вся мебель в гостинице, но объяснял это летним временем.

Итак, мы видим снова наших друзей.

Словохотов сидит перед камином в глубоком кресле, на плечах его тигровая шкура, но он гол, и только лаковые ботинки блестят на его ногах.

В открытом чемодане рядом с ним лежит корреспонденция.

На диване стонет Рокамболь — его рвет с перепою в посуду, подставленную почтительным лакеем.

— Письмо от леди Оутон, — процедил Словохотов, — объяснение в любви; письмо леди Форстер — объяснение в любви; письмо от леди Брюмфильд — объяснение в любви; письмо от леди Лессолс… — дальше он не стал читать и продолжал сортировать письма прямо по цвету и запаху.

Но вот одно, Сусанны. В нем только: «За что вы меня позабыли?» За что?

— Не хватает!

Всего в день он получил 617 писем; из них 20 воззваний, 4 предложения от кинематографических контор и остальные — любовные.

А между тем поясница Пашки и так уже болела и, кроме того, имел ли он право так безгранично улучшать кровь гнилой аристократии Англии?

Но вдруг в стеклянный ящик для писем влетела газета.

— Экстренное прибавление, и толстое, вероятно, про меня, — сказал Словохотов и нехотя потянулся: он любил толстые газеты.

Ах, дорогой читатель, дорогой читатель, и никогда-то мы не познакомимся. Где ты? Кто ты? Что думаешь, когда читаешь, как прожил войну и революцию? Заметил ли ты, как спит солдат на войне? Я тебе скажу как, а ты проверь на знакомых.

Солдат спит, закрыв голову шинелью, и эта привычка остается у него на много лет. Солдат может и ноги оставить незакрытыми, а голову покроет непременно.

Почему это — я не знаю. Может быть, он привык спасаться от сора казармы и сырости окопа, или ему нужна духота, чтобы легче заснуть… на войне иногда трудно заснуть… не знаю, но я всегда отличу по способу спать окопного солдата.

Словохотов встал, чтобы взять газету и покрыть ею свое лицо.

Газеты в Англии большие, толстые, тяжелые. И поэтому в номере скоро стало тихо.

Спал, всхлипывая, Рокамболь, и перед огнем камина в лаковых башмаках на могучих ногах и с лицом, покрытым газетой, спал разметавшийся Пашка. У ног его лежали — в лице своих писем — покорные женщины Англии.

Четверть часа в номере было тихо.

Словохотову снилось, что он опять командир на миноноске, гонится он за белым крейсером, а миноноска не идет, сопят двигатели, как Рокамболи, а пару настоящего нет.

— Наддай пару! — И Пашка сам бежит к кочегару, толкает его в твердое, как ручка кресла, лицо и лопатой кидает уголь в топку, ровным слоем.

В топке пламя, в топке ад. Лицо горит. Пожар.

Пылающая на лице его газета разбудила наконец Пашку. Он вскочил и затоптал горящую бумагу. Только брови его обгорели.

Сном, оказывается, было то, что он снова командир красного миноносца.

А то, что он Тарзан, — не сон.

И экстренное прибавление не сон.

Посмотри вниз на обугленный растоптанный комок, один угол не сгорел.

Что такое?

 

 

— Рокамболь! — закричал Словохотов. — Братишка, революция в Китае. Желтые — сегодня красные. Полмира. Пой марсельезу, медвежий сын! — И Словохотов включился в городскую сеть радиогазеты.

Комната наполнилась криками манифестантов. На стеноэкране мелькали карты, воззвания, сцены. Действительно, в приморских частях Китая вспыхнуло восстание. Работа на иностранных концессиях была приостановлена. Англичане и французы высланы из страны; в Москву были отправлены делегации и телеграммы о присоединении к Мировому Союзу Советских Республик, со столицей в средней Азии.

Восставшие были плохо вооружены, но их страшная численность и близость к России делали положение грозным.

В Индии население все вышло на улицы. Арсеналы были захвачены. Мусульмане братались на улицах с язычниками, касты были объявлены уничтоженными, что было давно подготовлено глубоким социальным изменением внутри страны.

В три часа было получено извещение:

«СССР принял предложение Китая о Союзе. Восстали Индокитай и остров Ява».

Восстание охватило, казалось, весь мир. Но ультиматум России с приказом разоружиться, заплатить все убытки за неисполнение договоров со времени Ивана Грозного, передать Новую Землю Норвегии, заложить Баку, разрушить Ипатьевск, принять английский гарнизон в Москву и извиниться перед газетой, которая была оскорблена очередной статьей «Известий», — этот ультиматум лежал готовым уже полгода.

Словохотов метался. Он выбегал на улицу в центр. Там его качали и кричали: «Ведь вы тоже враг русских».

Тогда он уходил в рабочие кварталы.

Здесь было тихо. Негритянские полки безмолвно шли черным потоком между невысокими зданиями.

На тротуарах никого. И только в тюрьмах горели окна, как свет на рождественской елке, и тяжелая цепь бронированных автомобилей лилась в открытые ворота. Восточный Лондон молчал. В парках центрального района ревели митинги.

Почитатели Река уже получили телеграмму:

«Война божественна. Мученические венцы заказаны и мною благословлены».

Передавали известия, что Африка верна голосу Благоразумия и богу Реку. В ней происходят чудеса и раздача спиртных напитков.

Доллар на мировой бирже не упал. Но червонец полез вверх, и это очень непатриотично.

Между отдельными митингами под открытым небом рычали огромные, как киты, танки.

Крики «Да здравствует!» сливались с ревом этих чудовищ.

«Мир спятил с ума», — думал Пашка и шел все дальше и дальше через город.

А за ним шел спокойный среди бури человек, в костюме, казавшемся серым. Когда дуговые фонари при проходе освещали его, то костюм оказывался светло-песочным, но лицо не светлело.

Это был негр — негр, который не спит. Солнце уже вставало. Роса сохла на истерзанной танковыми колесами траве Гайд-парка. Красные, исполосованные синими полосами национальные знамена Англии уже были свернуты их флагоносцами. Митинги умолкли.

С невидимыми черными знаменами сходились безработные спать на превращенную танками в зеленый рубчатый войлок траву парка. Они были молчаливее и мрачнее обычного. Словохотов подошел к своей гостинице.

Высокий человек преградил ему дорогу.

— Гражданин Рек-Тарзан-Словохотов, вы арестованы, — сказал он по-русски.

— Это ты, приятель, с «Бунтующего Нила»! — вскричал Пашка, узнав Сарнова.

 

ГЛАВА 16