Марта 1904 года, 22:35 по местному времени

Острова Эллиота

Полевой лагерь учебной бригады морской пехоты

Подполковник Новиков Александр Владимирович

 

После отбоя в лагере наступила долгожданная тишина. Переминался с ноги на ногу часовой с винтовкой, в белой пехотной форме под традиционным грибком. В штабной палатке кто-то перебирал струны гитары.

Бьется в тесной печурке огонь,

На поленьях смола как слеза,

И поет мне в землянке гармонь,

Про улыбку твою и глаза…

 

Ну, кто бы это мог быть, кроме Кости Жукова – у него, кажется, там осталась девушка, и теперь до нее дальше, чем до какой-нибудь Альфы Центавра. На местных корейских красавиц он не смотрит, а все сохнет по своей Лидочке. Эх, Костик, Костик! В палатку не захожу, стою у входа, курю, смотрю на звезды. Они такие же, как и у нас в две тысячи семнадцатом. Что для них сто лет? Тьфу, ерунда! А в палатке Костя немного поперебирал струны и продолжил.

 

Про тебя мне шептали кусты

В белоснежных полях под Москвой.

Я хочу, чтобы слышала ты,

Как тоскует мой голос живой.

 

Ты сейчас далеко-далеко.

Между нами снега и снега.

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти – четыре шага.

 

На звуки Костиных музыкальных экспериментов к штабу подошли несколько темных фигур. В свете фонаря блеснули звездочки на погонах

– Господин подполковник, разрешите обратиться?

– Разрешаю! – я последний раз затянулся и отбросил в сторону почти докуренную сигарету.

– Мичман Витгефт Владимир Вильгельмович, – ответила мне одна из неясных теней, – скажите, господин подполковник, а что это была за песня? Первый раз слышу, но дивно хороша.

– Это… – я замялся, пытаясь подобрать слова, но потом махнул рукой, – а, впрочем, прошу посетить наше импровизированное офицерское собрание. Теперь вы почти одни из нас, так что добро пожаловать!

Я распахнул полог палатки, пропуская офицеров внутрь. Кроме Кости, внутри был, конечно, Слон собственной персоной, ну кто бы мог подумать! В углу, скрестив руки на груди, стоял полковник Агапеев. Видно, у него тоже где то там далеко, осталась любимая женщина, ибо его взгляд витал не здесь и не сейчас. Со стола были убраны все бумаги. Несмотря на свой образ рубахи-парня, капитан Рагуленко в служебных делах аккуратист, и сейчас эти документы наверняка покоятся в чреве походного сейфа. А вместо них на столе наблюдается початая едва на четверть бутылка настоящей местной «Смирновской», а не нашей подделки из XXI века, а также тарелки с разнообразной снедью, посмотрев на которые, можно написать поваренную книгу на тему «Холодные закуски корейской кухни».

– Костя, у нас гости! – Слон упруго соскочил со стола, на краешке которого сидел, когда слушал пение лейтенанта Жукова. – Товарищ подполковник, за время моего дежурства происшествий нет, больных и самовольно отсутствующих не имеется. Докладывает капитан Рагуленко.

– Вольно! – я потянул носом. – Пил?

– Да, ну, товарищ подполковник, только пару шотов, – Слон пожал плечами, – только чтобы компанию поддержать.

– Вижу! – я обернулся к вошедшим в палатку офицерам. – Ну, что же, господа, давайте знакомиться. По-настоящему, самый суровый первый отбор вы прошли, так что теперь нам и в бой идти вместе, и помирать, не дай Бог, рядом. Итак, господа, сейчас мы вне службы, так что – ваш покорный слуга, подполковник Новиков Александр Владимирович. Вот этот юноша с гитарой – лейтенант Жуков Константин Петрович, герой захвата Элиотов, истребитель самураев. Вот этот господин, все не могущий забыть свои американские привычки – капитан Рагуленко Сергей Александрович; тот, кто сведет с ним приятельские отношения, сможет обращаться вне службы к нему по простому – Слон. Полковника Агепеева Александра Петровича вы все уже знаете. А теперь, господа офицеры, попрошу представиться.

– Исполняющий обязанности командира первого батальона, капитан Деникин Антон Иванович.

– Исполняющий обязанности командира третьей роты, лейтенант Зельгейм Лев Николаевич.

– Исполняющий обязанности командира третьего батальона, капитан по Адмиралтейству Петресов Алексей Федорович.

– Исполняющий обязанности командира второй роты, поручик Карбышев Дмитрий Михайлович.

– Исполняющий обязанности командира девятой роты, лейтенант Быков Иван Николаевич.

– Исполняющий обязанности командира одиннадцатой роты, лейтенант Лавров Михаил Иванович.

– Исполняющий обязанности командира четвертого батальона, лейтенант Колчак Александр Васильевич.

– Исполняющий обязанности командира шестнадцатой роты, мичман Витгефт Владимир Вильгельмович.

– Ну что же, господа офицеры, вот и познакомились! Еще раз поздравляю с успешным зачислением в учебный состав, а сейчас… – я выразительно посмотрел на Слона, – Сергей Александрович, исполни, будь добр, нашу, специальную.

Слон пожал плечами.

– Как пожелаете Александр Владимирович…

Затем он взял у Кости гитару. Провел пальцами по струнам, чуть подкрутил колки, потом поднял голову.

– Господа офицеры, посвящается всем, кто сражается за Родину, то есть нам с вами! – потом ударил по струнам и господа офицеры замерли.

Здесь птицы не поют,

Деревья не растут,

И только мы, к плечу плечо

Врастаем в землю тут.

Горит и кружится планета,

Над нашей Родиною дым,

И значит, нам нужна одна победа,

Одна на всех – мы за ценой не постоим.

Одна на всех – мы за ценой не постоим.

 

На припеве голос старшего лейтенанта взлетел вверх, и я почувствовал, как у меня у самого по телу побежали мурашки.

 

Нас ждет огонь смертельный,

И все ж бессилен он.

Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный,

Десятый наш десантный батальон.

Десятый наш десантный батальон.

Лишь только бой угас,

Звучит другой приказ,

И почтальон сойдет с ума,

Разыскивая нас.

Когда-нибудь мы вспомним это,

И не поверится самим.

А нынче нам нужна одна победа,

Одна на всех – мы за ценой не постоим.

Одна на всех – мы за ценой не постоим.

 

Стих последний аккорд – и в наступившей тишине, Слон отложил гитару в сторону. После некоторой паузы, заполненной гробовой тишиной, офицеры разразились бурными аплодисментами.

Я подмигнул Слону.

– Господа офицеры, как командир бригады предлагаю сделать эту песню, написанную будто про нас, нашим официальным бригадным гимном.

От входа в палатку раздалось деликатное покашливание. Я поднял глаза и увидел стоящего на пороге отца Спиридона.

– И кто же автор сей замечательной песни? – батюшка бесшумными шагами вошел внутрь. – О нет, в ней нет ничего предосудительного, даже наоборот. Но просто любопытно.

Я пожал плечами.

– Ну и что с того, что автора еще нет среди живущих? Это делает ее хуже?

– Совсем нет, но… – смутился отец Спиридон.

– Отче, не продолжить ли нам дискуссию у меня в палатке? – я показал на выход. – По-моему, так будет лучше.

Отец Спиридон кивнул.

– Думаю, Александр Владимирович, вы правы. Господа, попрошу нас извинить, но мы с господином подполковником уединимся для более содержательной беседы. Я понимаю ваши чувства от зачисления в штат, но не забывайте, что сей день посвящен страданиям Господа нашего Иисуса Христа на кресте…

Произнеся эти слова, батюшка широко перекрестился и вышел из штабной палатки. Козырнув на прощание офицерам, я последовал за ним.

 

* * *