Якорная стоянка японского флота на островах Элиот

Борт крейсера «Баян»

– Андрей Августович, – наместник Алексеев смотрел в сторону «Трибуца», стоящего на якоре в пяти кабельтовых от «Баяна», и нервно комкал в руках пару перчаток, – вы поверите, что это смогло утопить целую эскадру? И не получило в ответ ни царапины? А ведь и утопило, и не получило, медицинский факт-с! Вы помните, с каким ужасом тот японский матрос кричал про крик морского дракона?

Флаг капитан штаба наместника, капитан 1-го ранга Эбергард молча кивнул.

– То-то же, Андрей Августович! И эта просьба при визите ограничиться минимумом сопровождающих… «по причине наличия большого количества секретов особой важности»… хотя там был Макаров с капитаном 1-го ранга Рейценштейном, полковником Агапеевым и со своим флаг офицером Дукельским. И если этого выскочку там не съели, значит – дай-то Бог – и меня не съедят. – Алексеев перекрестился.

– Ваше Сиятельство, – с жестким немецким акцентом проговорил Эбергард, – а может, вам вообще не ехать на этот корабль? Может, мы с лейтенантом фон Боком…

– Э, нет, немец, перец, колбаса, чего захотел! Я гнался за ним как сумасшедший от самого Артура, а ты говоришь «не ехать». Война, так несчастливо начавшаяся для России, вдруг в одночасье оборачивается блистательной победой. Что я должен отписать Государю? Что не знаю ни тех, кто эту победу российскому флагу добыл, ни того, откуда они взялись? Макаров-то свою телеграмму в Петербург уже отправил, еще днем. Нет, несомненно, это судьба, божий перст, так сказать. Так что ехать придется, не иначе. И ты, Андрей Августович, со мной собирайся, может, чего своим острым немецким глазом и приметишь. Вот Роберт Николаевич сообразил катер на воду спустить да на буксир взять, когда мы еще из-за мин остановились. И все, готово, пожалте на борт – ждать, пока пары разведут, не надо. И не надо так нервничать, Андрей Августович, Макаров с компанией вернулись с этого корабля целыми и невредимыми. И разве не достаточная гарантия Андреевский флаг? И еще – с нами пойдет дежурный адъютант, лейтенант фон Бок, уж он-то точно не испугается странного…

– Если будет способен держаться на ногах, – усмехнулся Эбергард. – Он слышал краем уха ваш разговор с Юрасовским и сделал из него свои выводы. Теперь в поисках храбрости уничтожает запасы «Смирновской» в буфете «Баяна». Видел я его там полчаса назад. Думаю, что он уже дошел до последней кондиции.

– Тогда, наверное, вы правы, – вздохнул Наместник, – лучше пойдемте туда вдвоем.

Катер мягко коснулся нижней площадки трапа. Трап – это первое что показалось Адмиралу Алексееву странным, причем два раза. Во-первых, он, как ни напрягал память не мог вспомнить такого «Адмирала Трибуца», а во-вторых, эта надпись была с грубой орфографической ошибкой – отсутствовали твердые знаки на концах слов… адмирал Алексеев вспомнил разговоры об изменении орфографии и удалении из нее «лишних букв». Но по сравнению с тем, что было дальше, эти несчастные буквы оказались сущей мелочью. Когда Наместник поднялся на палубу, его поразил яркий свет, ударивший в глаза. Даже со стороны было видно, что корабль освещен невообразимо ярко, но вот вблизи казалось, что ночь превратилась в день. Таких светильников, дающих яркий, ровный, почти дневной, свет, адмирал Алексеев не видел никогда. И кроме того, его встречали… Вдоль борта было выстроено около десятка то ли солдат, то ли матросов самого устрашающего вида. Офицер в такой же земноводной форме скомандовал:

– Равняйсь! Смирно! Равнение на середину!

Одна звезда на погоне с двумя просветами – такого звания не было в русской армии и на флоте, Наместник Алексеев это помнил точно. «Да ведь им, – подумал он, – убить кого – словно чихнуть, сразу видно, головорезы, как есть головорезы, только связок скальпов на поясе не хватает для общей картины. Но вот мундиры… мундиры сидят на них как влитые, явно носят их не один год, значит, это и не ряженые…»

Притом несообразностей уставного характера и на рядовых, и на унтере, и на стоящих чуть в стороне двух офицерах в явно морской форме, было столько, что на ум приходила мысль не о нарушении Устава, а о каком-то другом Уставе, к примеру, сербском или болгарском, близкородственном русскому, но другом. Алексеев вспомнил про Черногорию, объявившую войну Японии. Да нет же, ерунда; если исходить из того, сколько мог стоить только один корабль с новейшим оружием такой мощи, а тут их два, да еще два вспомогательных, которые тоже не просты, да еще два сверхистребителя, да еще та огромная «акула, которая скромно притаилась в тени большого «купца» под доброфлотовским флагом, таким образом выходило, что вся эта эскадра в деньгах может оказаться и подороже самой Черногории с Сербией в придачу. Загадка, однако. Паузу прервал морской офицер с погонами капитана 2-го ранга.

– Здравия желаю, ваше высокопревосходительство, командующий сводной корабельной группой, командир Большого Противолодочного Корабля «Адмирал Трибуц», капитан первого ранга Карпенко Сергей Сергеевич, – слова «ваше высокопревосходительство», как показалось Алексееву, он произнес несколько небрежно. – Корабль находится в боевом походе, так что не обессудьте за аскетизм церемонии…

На этом фоне диссонанс погон и произнесенного звания прошел почти незаметно. Наместник только отметил, что такие погоны здесь у капитана 1-го ранга… Встреться ему эти люди в другом месте и при других обстоятельствах, ох и насиделись бы они в холодной за свой маскарад. Но данное место и данные обстоятельства говорили за то, что никакой это не маскарад, а самая настоящая реальность. Покойный адмирал Того мог бы засвидетельствовать это лично.

И Наместник сломался; нервное напряжение полутора месяцев несчастливой войны, когда он ежечасно и ежеминутно ждал сообщения – об очередной неудаче армии или флота или об очередной подлости из Петербурга. Потом суматошный, нервный сегодняшний день, наполненный смесью эйфории от нежданной блистательной победы и ожидания встречи с чем-то несбыточным и волшебным, которое нарастало с каждой минутой. И вот он достиг того, к чему стремился – и не знает, что ему говорить, ибо не понимает тут почти ничего.

– Господа, – неожиданно тихим голосом сказал Наместник, – может, кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?

– Объяснить? – переспросил тот, что назвал себя капитаном 1-го ранга Карпенко, – Хорошо, можно и объяснить, ваше высокопревосходительство. Только сначала позвольте представить вам моих товарищей по общему делу…

Наместник устало кивнул.

– Представляйте, господин Карпенко, но объяснения потом должны быть исчерпывающими.

Вперед шагнул высокий седоволосый офицер, затянутый в такой же, как и у Карпенко, мундир, причем Наместник нутром чувствовал, что мундир носили и его отец, и дед, и прадед… порода, одним словом.

– Ваше высокопревосходительство, – отдал тот честь, – дозвольте представиться – капитан 1-го ранга, командир эсминца «Быстрый» Иванов Михаил Васильевич.

Офицер, командующий караулом, козырнул Наместнику.

– Ваше высокопревосходительство, дозвольте представиться – командир роты морской пехоты, майор Новиков Александр Владимирович. В данный момент бойцы моей роты заканчивают ликвидацию остатков гарнизона японской маневровой базы на островах Элиот. – Майор кивком головы изобразил поклон. – Честь имею!

Из тени позади Карпенко вперед шагнул рослый мужчина в штатском.

– Ваше высокопревосходительство, руководитель всего этого проекта Одинцов Павел Павлович.

Алексееву этот человек, массивный как скала, чем-то неуловимо напомнил покойного Государя Александра Третьего – наверное, царь-Миротворец тоже выглядел бы так, если бы брил бороду.

Выдержав паузу, Одинцов произнес:

– Ваше высокопревосходительство и вы, господин капитан первого ранга, как старший по должности с принимающей стороны, прошу проследовать в корабельную кают-компанию, где вам будут даны исчерпывающие объяснения.

* * *