Марта 1904 года 09:00 по местному времени

Острова Элиот, остров Да-Чан-Шан Дао

Павел Павлович Одинцов

 

Прямо сцена из исторического боевика. Вытоптанный пыльный плац перед флагштоком – только позавчера ночью ребята майора (а теперь подполковника) Новикова сорвали отсюда японское «солнце с лучами». Теперь на этом плацу коробками выстроены команды «Трибуца», «Новика», «Аскольда», «Баяна». Точнее от местных выстроены «лучшие из лучших», которые заслужили эту честь. Ведь крейсер первого класса это 700-800 человек команды, второго – пятьсот. У нас на «Трибуце» при таком же водоизмещении всего двести восемьдесят пять человек, включая тридцать офицеров и шестнадцать мичманов, а на «Быстром» двести девяносто шесть при двадцати пяти офицерах и сорока восьми мичманах. А на следующем поколении кораблей при возросшей боевой мощи команда должна уменьшиться до сотни человек. Что же, автоматизация рулит. Напротив строя установлена трибуна – да-да обычная фанерная переносная трибунка, как неотъемлемый атрибут корабельного хозяйства. Но в лабазах наших замвоспитов не только эта трибунка… Каждый уважающий себя политработник еще с советских времен стремится иметь микрофон, усилитель, флеш-плеер, колонки… короче, можно открывать дискотеку. А так как здесь верх сервиса – это танцы под гарнизонный оркестр, то на этой установке можно было бы заколотить немалые деньги, или немалую популярность в народе. Но, не для того это, не для того… Вот два офицера с «Трибуца» и два с «Быстрого», при полной парадной форме, подносят к флагштоку свернутый флаг. Это капитаны 3-го ранга Бондарь и Шурыгин, два Андрея, командиры боевых частей два и три с «Трибуца», а так же капитан-лейтенант Гаранян и капитан 3-го ранга Шульц – соответственно, с «Быстрого». Вот в полной тишине полотнище зацеплено, кап-три Шурыгин берется за фал. Именно он рассчитал и выпустил по японской эскадре смертоносный веер из гидрореактивных торпед «Шквал-М». И в этом момент над замершим плацем, над головами моряков из прошлого и будущего, поплыли разрывающие душу звуки «Прощанья славянки». Внутри все защипало, захотелось вытянуться в нитку, и чтоб душа развернулась широко-широко. Так это мы люди привычные, а местные вообще на грани транса. Вон у Степана Осиповича слеза по щеке побежала. Над плацем разнесся зычный голос капитана 1-го ранга Вирена:

– Шапки долой!

И все, в том числе и наши современники, обнажили головы. На какое-то время этот плац как бы превратился в храм под открытым небом. Да, это сильное оружие, не слабее ракет и торпед. Только ракеты и торпеды бьют по врагам, а музыка по своим, чтоб стали друзьями. Стихли последние аккорды, белое полотнище с косым синим крестом развевается на фоне бледно-голубого весеннего неба.

– Павел Павлович, – шепотом спрашивает Макаров, утирая непрошенную слезу, – что это было?

– «Прощанье славянки», – так же шепотом отвечаю я, – сильнейшая вещь на все времена. Один молодой офицер, перед уходом на фронт, написал эту мелодию за одну ночь. Он не написал ни одной музыкальной строчки ни до ни после. Только «Прощанье славянки». Вы верующий человек, делайте выводы сами.

Макаров замолчал, задумавшись. После «Прощанья славянки» «Боже царя храни» откровенно не впечатлял…

– Скажите, – тихонько спросил меня Наместник Алексеев, – а эта музыка – это гимн России в ваше время?

– Нет, ваше Высокопревосходительство, это гимн тех, кто идет сражаться за Россию и понимает, что может вернуться «на щите».

– Понятно, – кивнул Наместник, тогда тем более… – что «тем более», я так и не узнал, потому что Наместник поднялся на трибуну.

– Господа, сегодня мы собрались здесь, чтобы поднять наш военно-морской флаг над этим маленьким кусочком земли, в знак того, что мы отсюда никуда не уйдем. А также для того чтобы вручить награды тем, кто в трудный для Отечества час пришел ему на помощь и нанес врагу сокрушительное поражение…

А дальше была приятная, но нудная процедура вручения крестов, анненских темляков, новых погон… Оказывается, по приказу Наместника «Страшный» ночью на полном двадцати пяти узловом ходу обернулся до Артура и доставил все необходимое, а также двадцать пять тысяч рублей золотом, как аванс в счет премиальных за захваченные призы. Ибо стоимость контрабандных грузов на всех шести пароходах перевалила за астрономическую сумму в полтора миллиона золотых рублей. И это не считая самих судов, которые тоже подлежали конфискации и продаже с аукциона. Краем глаза замечаю, что среди фанз [48] начинают собираться кучки Дашиных подопечных. Теперь они умыты, одеты в новенькие робы японских матросов, кое-как пригнанные по фигурам, и вообще стали похожи на людей, а не на персонажей фильмов ужасов. Стоят и смотрят, очевидно, понимая, что на их глазах творится что-то важное. А уже после конца церемонии случилось нечто. Когда все уже расходились, к Новикову подошла кореянка средних лет и с поклоном протянула цветок. Скромный полевой цветок – один из тех, что во множестве распустился среди холмов с приходом весны. А Новиков почему-то перекрестил ее и вставил цветок в нагрудный карман кителя. Вот так, значит – может, у нас что-то из этого получится.

И тут я понял, что, скорее всего, мир уже не будет прежним; будет он лучше или хуже, но теперь это наш мир, и мы за него отвечаем.

 

 

Часть 7

УТРО НОВОГО МИРА

 

Марта 1904 года

Обстановка в мире

 

Не успел рассеяться дым сражения, а телеграф уже разносил шокирующую новость по миру. Быстрее всех по проводам бежала срочная телеграмма вице-адмирала Макарова. Вслед за ней торопились сообщения дипломатов, шпионов, корреспондентов. Так же быстро новость облетела все военно-морские базы Российской Империи. На рассвете яростным грохотом холостых залпов салютовали этому известию Севастополь, Кронштадт, Свеаборг и Гельсингфорс. На бесчисленных железнодорожных станциях Российской Империи паровозные гудки приветствовали известия из-под Порт-Артура. Стреляли в воздух в казачьих станицах и горских аулах. Когда произошло сражение, в Европе была еще глубокая ночь. Сенсация поднимала с постели главных редакторов крупнейших газет мира. Грохот взрывающихся японских броненосцев из-под Артура за считанные часы докатился до Москвы, Санкт-Петербурга, Берлина, Вены, Стамбула, Парижа, Лондона, а по трансатлантическому кабелю и до Нью-Йорка.

В Москву телеграмма пришла на рассвете, и город проснулся от праздничного перезвона сорока сороков. Мальчишки-газетчики наперебой кричали «Блистательная Победа Русского Оружия», «Адмирал Макаров утопил весь японский флот», «Сокрушительный удар по Японии», «Победа Порт-Артурской эскадры»… И даже хмурое мартовское небо на мгновение блеснуло майской голубизной. Ликовали Севастополь, Одесса, Киев, Санкт-Петербург и Кронштадт…. Над кораблями Российского императорского флота гремели холостые залпы и волнами прокатывалось громовое матросское «Ура».

 

 

* * *

 

Марта 1904 года, 06:15

Царское село, резиденция Е. И. В. Николая II

 

В шесть часов утра в Царском Селе еще стояла тишина, волны людского ликования пока бушевали где-то вдалеке. Только со стороны Кронштадта ветер доносил глухое, чуть слышное, ворчание далеких залпов. Императора Всероссийского новость застала в гимнастическом зале, где он с исступлением терзал тело упражнениями. Лакей внес конверт на серебряном подносе.

– Срочная телеграмма от вице-адмирала Макарова, Ваше Императорское Величество.

У Николая потемнело в глазах. Война, которую ему обещали как маленькую и победоносную, уже обернулась множеством мелких, но досадных поражений, сопровождавшихся потерями в кораблях и жертвами среди личного состава. Николай уже давно не ждал хороших новостей с этой войны.

«Наверное, это очередное поражение или просто несчастье», – подумал он. Отложив в сторону тяжелые гантели, Император с замиранием сердца разорвал конверт. Отпечатанные буквы прыгали в глазах, не желая складываться в слова. Наконец, немного отдышавшись и успокоившись, Император Всероссийский сумел прочесть:

 

СЕГО ДНЯ, МАРТА ЧЕТЫРНАДЦАТОГО ЧИСЛА ОДНА ТЫСЯЧА ДЕВЯТЬСОТ ЧЕТВЕРТОГО ГОДА ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА, НАШИМ ФЛОТОМ БЫЛА ОДЕРЖАНА БЛИСТАТЕЛЬНАЯ ПОБЕДА НАД ЭСКАДРОЙ ВИЦЕ-АДМИРАЛА Х.ТОГО. ЯПОНСКИЙ ФЛОТ ПОНЕС ЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ ПОТЕРИ В КОРАБЛЯХ. ПОТОПЛЕНЫ ЧЕТЫРЕ ЭСКАДРЕННЫХ БРОНЕНОСЦА, ДВА БРОНЕНОСНЫХ И ЧЕТЫРЕ БРОНЕПАЛУБНЫХ КРЕЙСЕРА. ПОЛУЧИВ ТЯЖЕЛЕЙШИЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ, СПУСТИЛИ СВОИ БОЕВЫЕ ФЛАГИ ДВА ЯПОНСКИХ ЭСКАДРЕННЫХ БРОНЕНОСЦА. НАШ ФЛОТ ПОТЕРЬ В КОРАБЛЯХ НЕ ИМЕЕТ, ЛЮДСКИЕ ПОТЕРИ НЕЗНАЧИТЕЛЬНЫ.

ТАКЖЕ НАСТОЯЩИМ ДОНОШУ, ЧТО КОРАБЛИ С ТАКТИЧЕСКИМИ НОМЕРАМИ «564», «715» И «080», ПОСТРОЕННЫЕ НА ЧАСТНЫЕ СРЕДСТВА В СЕВЕРО-АМЕРИКАНСКИХ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТАХ, И ТАНКЕР СОПРОВОЖДЕНИЯ ПРИБЫЛИ НА ВНЕШНИЙ РЕЙД ПОРТ-АРТУРА СОВЕРШИВ ПО ПУТИ ИЗ САН-ФРАНЦИСКО КРЕЙСЕРСКУЮ ОПЕРАЦИЮ. В ХОДЕ КРЕЙСЕРСТВА БЫЛИ УНИЧТОЖЕНЫ ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЙ КРЕЙСЕР, КАНОНЕРКА И БРОНЕПАЛУБНЫЙ КРЕЙСЕР, А ТАКЖЕ ДВА ЯПОНСКИХ ПАРОХОДА С ГРУЗАМИ, НЕ ПРЕДСТАВЛЯЮЩИМИ ЦЕННОСТИ ДЛЯ НАШЕГО ФЛОТА. ШЕСТЬ СУДОВ ПОД АМЕРИКАНСКИМ, БРИТАНСКИМ, ГЕРМАНСКИМ И ИТАЛЬЯНСКИМ ФЛАГАМИ ДОСТАВЛЕНЫ В ПОРТ-АРТУР. ПО НЕПОДТВЕРЖДЕННЫМ ДАННЫМ, ПРИ ПРОРЫВЕ БЛИЖНЕГО БЛОКАДНОГО ДОЗОРА УНИЧТОЖЕНО ВОСЕМЬ ЯПОНСКИХ МИНОНОСЦЕВ. ОЗНАЧЕННЫЕ ВЫШЕ КОРАБЛИ АМЕРИКАНСКОЙ ПОСТРОЙКИ, ПРИНЯВШИЕ ТАКЖЕ САМОЕ ДЕЯТЕЛЬНОЕ УЧАСТИЕ В УНИЧТОЖЕНИИ ЭСКАДРЫ ТОГО, ЗАЧИСЛЕНЫ В СПИСКИ КРЕЙСЕРОВ ВСПОМОГАТЕЛЬНОГО ФЛОТА.

КОМАНДУЮЩИЙ ТИХООКЕАНСКИМ ФЛОТОМ ВИЦЕ-АДМИРАЛ С. О. МАКАРОВ.

 

Император прочел телеграмму и, глубоко выдохнув, мысленно возблагодарил Всевышнего за чудо. Потому что иначе как чудом такую победу назвать было нельзя. Японский флот потерял двенадцать отборных вымпелов, а русский ни одного. Забыв про отложенные гантели, Самодержец Всероссийский прошел в свой кабинет.

«Однако, странно, – думал он, – что нет подобной телеграммы от Наместника Дальнего Востока адмирала Алексеева. Во-первых, надо запросить, что ему лично известно про эту победу Макарова над японской эскадрой. Во-вторых, вызвать сюда Сандро и поручить ему выяснить по своим каналам, что это за построенные каким-то толстосумом в САСШ корабли без названий, а только лишь под номерами? Наверняка по результатам испытаний намеревался запродать их казне. В-третьих… – император задумался, – а в-третьих, несомненно, прослеживается связь между этими самыми кораблями и разгромом японской эскадры…. Только вот почему Макаров не написал об этом прямо и не указал типы кораблей! Наверное, опасается шпионажа. Если так, то надо послать в Порт-Артур какое-нибудь доверенное лицо выяснить все достоверно…»

Император Всероссийский подошел к высокому окну. В парке, нагло рассевшись на голых ветвях деревьев, черные вороны оглашали окрестности своим траурным карканьем. Знают, подлые, что сейчас ему не до них. Мысль вернулась к проблеме, кого бы послать в Порт-Артур, да так, что если это действительно окажется важным, не предал бы и не разболтал. Только двум людям в своем окружении он мог доверять безоговорочно – Сандро, троюродному дяде, ровеснику, другу детства и мужу сестры Ксении, а также любимому младшему брату Мишкину…

Решено! Николай взял два листа плотной веленевой бумаги с императорским гербом и собственноручно написал две записки. На звон серебряного колокольчика вошел давешний лакей. Император протянул ему два конверта.

– Великому Князю Александру Михайловичу и Нашему брату Михаилу. Срочно и лично в руки.

 

* * *

 

14 марта 1904 года, 08:00

Царское село, резиденция Е. И. В. Николая II

 

Его Всероссийское Императорское Величество Николай Второй, по домашнему Ники, вышел к завтраку, сжимая в руке пачку газет и ворох телеграмм, будучи в прекраснейшем расположении духа.

Александра Федоровна с немым вопросом привстала со стула навстречу мужу, без удержу болтающие царские дочери притихли. Как бы отвечая на невысказанный вопрос, Император бросил на стол «Санкт-Петербургские Ведомости» кричащим заголовком вверх: