Но еще до Геделя, сформулировавшего свою теорему в

1931 году, основатель феноменологии немецкий философ Э. Гуссерль выразил те же идеи в понятиях тематического и нетематического содержания нашего сознания (и культуры в целом). Нетематическое — это то, что в данный момент не находится в актуальном поле сознания, а составляет его по- тенциальное содержание, то есть тот «фон» или «горизонт», который можно «тематизировать» слой за слоем, но никогда нельзя актуализировать до конца»53.

Всякая культурная система, а тем более такая нестрогая, как гуманитарная, содержит массу нетематизированного,

«потенциального» содержания, которое нельзя заранее при- брать к рукам, наперед исчислив его практическую примени- мость и социальную полезность.

Все эти аргументы прекрасно годились бы для критики бюрократического социалистического планирования эконо- мики или партийного подхода к науке и искусству. Но, как оказалось, они сохраняют свой критический эвристический потенциал и применительно к попыткам тотализовать ры- ночный подход к культуре, обязывающий ее давать полный отчет о своей пользе и окупаемости. Дело в том, что как раз то в культуре, что относится к неформализуемому и внеути- литарному, неизменно оказывается в конечном счете наибо- лее ценным и перспективным. Это не означает, что необхо- димо предоставить культурному творчеству декоративный и факультативный статус. Это означает только, что от культу- ры нельзя требовать выполнения тех или иных немедленных обязательств, сколь бы разумными и обоснованными они ни казались.

Речь не идет о теории искусства для искусства и подоб- ных же теорий применительно к науке или образованию. Культурное творчество имеет свои нормы, но они выходят за рамки какого бы то ни было социального заказа. Поддин-

Искушение глобализмом 275

Ность творчества меряется не социальным заказом, а более высокими законодательствами вкуса, морали и служения

«высшей идее». Дело, таким образом, не в том, чтобы вывес- ти творческий труд из подчинения нормам, а в том, чтобы сохранить имманентный характер самих норм — возмож- ность творцов быть ориентированными изнутри, а не извне.

Проблема цивилизации, подвергающейся натиску боль- ших педантов пользы — вчера коммунистических, а сегодня рыночно-капиталистических, состоит в том, чтобы защитить одновременно и внутренний мир личности, и внешний мир культуры, позволив этим мирам развиваться, не оглядываясь поминутно на функциональные критерии и не примиряясь заранее только к ним. Если суждения, конвертируемые в ре- цептурные технологические схемы и практики, назвать пре- скриптивными (предписательными), а суждения, пребываю- щие в сфере «платоновских» идей, охватывающих класси- ческую триаду «истины, добра и красоты», обозначить как дискриптивные, то мы обнаружим, что культура может нор- мально жить и творить лишь при соблюдении известных пропорций между этими двумя типами суждений.

При нарушении исторически подвижного баланса между ними в пользу дискриптивного культуре угрожает вырожде- ние в игру, стилизаторство и декаденство. Но и превышаю- щий меру реванш инструментального, прескриптивного в ущерб автономии «платоновского» начала грозит цивилиза- ции либо переводом на казарменное положение «беспрекос- ловных исполнителей», либо — на положение рыночных ме- нял, не знающих подлинную цену тому, что они меняют.

Сегодня заново встает — причем в небывало обострен- ной форме — вопрос о взаимоотношениях внутренней про- изводственной среды (в широком смысле слова) и внешней социокультурной среды — той самой, где генерируются боль- шие идеи культуры и науки и формируются общие ожидания и притязания современного общества. Иными словами — о проблемах интеграции производственной и социокультур- ной подсистем общества. Здесь дают о себе знать острейшие противоречия, выступающие в субъективной и объективной формах.

А. С. Панарин

В субъективном плане речь идет о том, что чем более уда- ленными от сферы прикладной (рыночной) пользы оказыва- ются определенные формы культурного творчества, тем большее раздражение они вызывают у предпринимательской среды, недоумевающей по поводу того, зачем они «вообще существуют». В чем-то это напоминает описанную Ч. Сноу вражду двух культур — технической и гуманитарной. Но в данном случае имеется в виду противостояние между культу- рой общих (фундаментальных) идей, к какой бы сфере они ни относились, и коммерческо-утилитарной культурой, ко- торой дано понимать и принимать только то, что приносит немедленные дивиденды.

В объективном плане речь идет о том, что чем более об- щий и перспективный в фундаментальном отношении ха- рактер имеют те или иные творческие идеи, тем меньше у них шансов на претворение в практику, на технологическое конвертирование в системе, привыкшей работать только в горизонте близлежащего. Конечно, можно отмахнуться от этого противоречия и заявить, что если культура общих идей не может засвидетельствовать свою прикладную рыночную пользу, то тем хуже для нее — она обречена на маргинализа- цию и вымирание. Именно такой вердикт ей, кажется, уже вынесен нынешними миссионерами рынка и организатора- ми «реформ».

Но это означает вынести приговор и такой специфичес- кой характеристике модерна, как интенсивный путь разви- тия. Экстенсивное развитие, по сути дела, означает беско- нечное тиражирование уже найденных и апробированных образцов. В общем плане это и есть та увековеченная совре- менность, о которой так пекутся пропагандисты «конца ис- тория».