Падение совета министров в Иркутске. Переход власти к Политическому Центру

Адмирал от власти не отрекся, а 4 января 1919г., находясь в Нижнеудинске, отдал по телеграфу приказ, коим назначил главнокомандующим всеми вооруженными силами на Дальнем Востоке атамана Семенова. Это назначение при отсутствии прямого отречения как бы свидетельствовало, что Колчак не покидал надежду вернуться к власти, если ему удастся благополучно проехать на восток.

Насколько мне известно, подлинный приказ от 4-го января нигде не сохранился, и в войсках Каппеля, когда они пришли в Читу, даже возникало сомнение — не являлся ли этот приказ апокрифом. Приказ этот, несомненно, существовал, но так как он мог быть получен в Иркутске или накануне или в день падения совета министров (5 января), то практического значения для правительства он иметь, очевидно, не мог бы. Между тем, Гинс, бывший управляющий делами совета, жалуется на то, что назначение Пешкова поставило в затруднение совет и ускорило его падение. Приходится поэтому допустить, что был еще какой-то другой приказ о назначении Семенова, до нас ей дошедший. Он был, по-видимому, отдан 23 или 24 декабря, потому что 23 декабря Колчак получил в пути телеграмму от военного министра Ханжина такого содержания: «Иркутский гарнизон не в состоянии выделить достаточного отряда в Черемхово для восстановления порядка. Необходима немедленная присылка войск из Забайкалья. Временное подчинение Иркутского округа атаману Семенову необходимо». Вероятно, как ответ на эту телеграмму, Семенов и получил назначение, которое совершенно неожиданно ускорило развязку, вместо того, чтобы упрочить положение в Иркутске колчаковского правительства.

Дело в том, что в донесениях Колчаку еще в Омск, Семенов неизменно сообщал, что располагает хорошо организованными, прочными войсковыми частями. Эти донесения и внушили Колчаку веру, что при надобности можно будет опереться на войска Семенова. Та же вера руководила и Ханжиным, когда он просил подчинить временно Иркутский округ Семенову. В действительности, все донесения Семенова оказались сплошной ложью, и когда от него потребовали в Иркутске подкрепление, то он мог выслать лишь триста человек под командой некого Скипетрова, генерала семеновского производства.

События в Иркутске развивались в следующем порядке. 24 декабря произошло восстание в казармах 53 полка в Глазковском предместье у вокзала, отдаленном от города р. Ангарой, через которую мост, случайно или умышленно, оказался разорванным. По этой причине парализовать восстание оказалось невозможным, поэтому начальник гарнизона, генерал Сычев, решил привести взбунтовавшийся полк к покорности бомбардировкой казарм. 26 декабря он уведомил о своем намерении генерала Жанена. В ответ на это извещение, генерал Жанен сообщил, что он не допустит обстрела и в свою очередь откроет огонь по Иркутску. Иными словами, ген. Жанен становился на сторону повстанцев против генерала Колчака, а подчиненные Жанену чехи захватили в свои руки все перевозочные средства через Ангару и таким образом лишили Сычева всякой возможности подавить восстание 53 полка.

27 декабря Сычев получил телеграмму из сел. Лиственичного от командира семеновского дивизиона броневых поездов Арченова, что он идет в Иркутск, но союзники препятствуют движению. Эти бронепоезда так и не дошли до Иркутска. Другой отряд семеновцев в числе 112 человек добрался до Иркутска на автомобилях, но по своей малочисленности помощи оказать не мог, успев лишь вызвать озлобление бессудной расправой с захваченными им заложниками.

31 декабря и 1 января 1919 г. в Иркутске происходили бои между восставшими и гарнизоном, остававшимся верным правительству, усиленным семеновцами, о которых выше упомянуто. Победы не сказывалось ни на одной стороне. В городе оказалось сразу два правительства: совет министров правительства адмирала и Политический Центр, создавшийся из земцев и социал-революционеров, который опирался на восставшие воинские части. В сущности говоря, обе стороны были одинаково бессильны и в равной мере не имели никакого основания считать себя правительствами, ибо никаких подчиненных им органов управления не имели и власти своей даже в городе ни на кого распространять не могли. Разница была лишь в том, что совет министров, большая часть которых уже отъехала на восток, держась по инерции, никакой активности не выявлял, а Политический центр энергично агитировал в населении. Население держалось пассивно, выжидая, чья возьмет.

Вновь вмешался генерал Жанен и предложил свои посреднические услуги между враждующими сторонами. 3-4 января тянулись безрезультатные переговоры в вагоне Жанена. Гордиев узел был разрублен самым неожиданным образом. 5-го января на улицах Иркутска были расклеены объявления о «падении ненавистной власти Колчака и о принятии власти Политическим центром». Совет министров, т.е. правительство адмирала Колчака, никем не свергнутый и не отрекшийся от власти, вдруг прекратил существование, уподобив свое положение Вампуке, где один выходит из-за кулис и объявляет толпе: «Я вас завоевал». Толпа отвечает: «Он нас завоевал». Оставшиеся еще в Иркутске последние министры так стремительно уехали на восток, что даже не предупредили о самоупразднении и отъезде своих помощников, чем поставили их в критическое положение.

Так автоматически прекратилась власть диктатора адмирала Колчака. Его непрестанные колебания и нерешительность принесли свои неизбежные плоды. Проезжай он безостановочно из Омска в Иркутск, события шли бы, несомненно, иным путем, так как в крайнем случае, не чувствую себя в безопасности в Иркутске, он мог бы вместе со своими министрами переехать в Читу. Антибольшевистская власть продолжала бы существовать. С другой стороны, и совет министров, получив от Колчака извещение, что он решил остаться при армии, должен был действовать энергично и предложить адмиралу или немедленно прибыть в Иркутск или отказаться от власти, и совету выбрать на его место другого, местного, а не фантазировать насчет передачи власти Деникину, который при всем желании не мог бы сделать ничего, чтобы потушить немедленно пылавший Сибирский пожар.

Тут попутно возникает вопрос, чем кончилось бы дело, если бы генерал Жанен и чехи не вмешались 28 декабря в пользу восставшего 53 полка и не держали бы сторон Политического центра вообще. Ответить на этот вопрос сколько-нибудь определенно, разумеется, нельзя, так как все зависело от многочисленных «если». Раз восстание было бы подавлено, и совет министров обнаружил бы достаточную энергию, чтобы противостоять новым неизбежным попыткам к свержению правительства, то продержаться нужно было только в течение месяца — до 8-го февраля, дня подхода к Иркутску войск Каппеля. Положение было бы спасено. Но по ходу событий мы уже знаем, что ни совет министров в целом составе, ни кто-либо из его отдельных членов не несли в себе нужной энергии и даже простого провидения грядущих событий. При таких условиях и при недоброжелательном нейтралитете союзников, в любую минуту можно было поскользнуться на апельсиновой корке.

Что касается до «союзников», которых у нас не редко обвиняют в вероломстве и эгоизме, то тут как будто кроется недоразумение. Забывают, что в действительности забывают, что никаких «союзников» у нас не было со дня подписания Брест-Литовского мира. Союз возобновился на короткое время в Сибири, когда чехи были двинуты из Владивостока на Урал, и он вновь кончился 11 ноября 1918 года в день подписания перемирия. Начиная с этого дня, у Колчака не было союзников, но еще находились «сочувствующие», главным образом полковник Некс. Название же «представители союзников» употреблялось по старой памяти и отнюдь не соответствовало действительности. Чехи, коих было большинство, думали только о том, чтобы поскорее выбраться из Сибири домой. Для этого надо было быть уверенными в непрерывности движения по железнодорожной магистрали. Они ее и захватили в свои руки и повели себя, как в завоеванной стране, пользуясь нашей слабостью и невозможностью силой противостоять их разнузданности. Горе побежденным! Так же точно не сочувствием восставшим и Политическому Центру следует объяснять угрозу ген. Жанена бомбардировать Иркутск, если бы ген. Сычев открыл огонь по Глазковскому предместью, а паническим страхом, что может при обстреле пострадать вокзал и задержать продвижение «союзников» на восток. Ведь их продвижение ничем не отличалось от панического бегства.

Глава XIX