Возникновение независимых правительств на Востоке России

 

B 1917 году в августе месяце, когда и без того призрачная власть Керенского сошла совсем на нет, Сибирь решила сделаться автономной, по примеру Украины, и выбрала свою собственную думу, получившую на сокращенном телеграфном языке неблагозвучно имя Сибобалдума. Движение велось социалистами-революционерами, и только из своей среды они производили выборы. До созыва думы были выбраны 14 министров с неким Дербером во главе. Цензовые элементы ни в думу, ни в министерство допущены не были. Приход большевиков к власти не дал возможности организовать Сибирское правительство, министры бежали во Владивосток, откуда переехали в Харбин и поселились на вокзале в вагонах. Без территории, без денежных средств и без подданных, они все же продолжали считать себя Сибирским правительством. Во время революции возможны всякие курьезы и открывается широкий простор для жаждущих приобрести хоть не на долго высокое звание.

У большевиков в Сибири в это время вне городов тоже не было никакой власти, так что население управлялось само собою при помощи выборных комитетов. Члены комитета выбирались в каждом селении и являлись одновременно властью законодательной, исполнительной, распорядительной и судебной. Судьи были анонимны во избежание мести, так как за нарушение установленных правил виновные из населения приговаривались всегда к одной и той же мере наказания — к розгам.

Этим способом поддерживался в деревнях порядок и возможность общежития.

Формирование народной армии. Как известно уже, в мае месяце в Пензе произошло восстание чехов против большевиков. Это выступление чехов дало толчок к формированию на Волге целого ряда мелких офицерских отрядов, к которым начали примыкать студенты и гимназисты, а в некоторых местах и рабочие. Так было на Иващенсковых артиллерийских заводах в 40 верстах от Самары.

Это выступление рабочих принесло огромную пользу белым отрядам. Вывезенными с заводов материалами и порохом снабжались в течение целого полугода русские отряды и чехи.

Начавшись с горсти людей, упомянутые отряды уже к августу насчитывали в своем составе около 8 000 бойцов, к которым были присоединены 22 000 мобилизованных по распоряжению организовавшегося на Волге правительства из бывших членов учредительного собрания. Правительство это приняло наименование Комитета членов Учредительного собрания (в сокращении Комуч) и объявило себя носителем верховной власти всей России. Подчинившиеся ему добровольные формирования составили вместе с мобилизованными Народную армию. Она то и составила зародыш будущей Сибирской армии, доведенной численно до 800 000 человек. 7 августа народная армия, совместно с чехами, взяла Казань, а с нею вместе и находившийся там золотой запас в 657 миллионов золотых рублей. Это был, конечно, колоссальный успех как для армии, так и для престижа власти Комуча, но развить этот успех было нечем, так как для новых формирований негде было взять командный состав.

 

Несколько слов об Академии Генерального Штаба

Здесь уместно будет с большим осуждением вспомнить нашу Академию Генерального Штаба (Николаевская Императорская военная академия). Ее личный состав обучающих и обучающихся, библиотека и имущество были в начале 1918 года вывезены для разгрузки Петрограда в Екатеринбург, где Академия и открыла свои действия. Когда к Екатеринбургу стали приближаться чехи, то обучающиеся офицеры польского происхождения предложили начальнику академии генералу Андогскому выйти на встречу чехам и присоединиться к ним, что они считали осуществимым в виду малочисленности и малой бдительности большевистского гарнизона в Екатеринбурге. Начальник академии это предложение отклонил. Тогда польские офицеры под руководством полковника Румша среди бела дня отправили подводу с оружием за город, a затем, под видом пикника, на извозчиках с семьями отправились туда же. Оставили семьи на волю Господа и пошли походным порядком навстречу чехам, находившимся уже в 40–60 верстах от Екатеринбурга, и соединились с ними. Польские офицеры не задумались для дела рискнуть и своими головами и головами своих жен и детей, которых покинули на произвол судьбы. Эта доблесть у русских чинов академии не обнаружилась. Академия получила от Троцкого приказ ехать немедленно в Казань. Имущество и большая часть семей были оставлены в Екатеринбург, а личный состав профессоров и обучающихся погрузили, по выражению одного польского офицера, как телят, в вагоны и повезли в Казань для дальнейшего следования в Москву. Но при спешной эвакуации Казани вывести дальше академию не удалось, и она вроде как попала в плен к чехам и к народной армии. Имея в виду, что в составе академии было четыре профессора, занимавших на войне должности командира полка, и около двухсот молодых офицеров обучающихся, все тоже из бывших на войне, было бы совершенно естественным, чтобы академия приступила к формированию, например, своей собственной дивизии на усиление народной армии и чехов. В людском материале в Казани недостатка не было. Дивизия получилась бы отборная, с исключительным командным составом. Вместо этого, по предложению начальника академии, было принято решение вернуться в Екатеринбург (к семьям, как говорил мне впоследствии один из профессоров) и приступить там к научным занятиям по ускоренной подготовке штабных офицеров. Малодушное взяло верх. Впоследствии, по распоряжению адмирала Колчака, над начальником академии генералом Андогским было наряжено следствие, но, судя по тому, что суду он не был предан, вероятно, состава преступления обнаружено не было.

 

Нарождение новых правительств. С момента первого выступления чехов большевиков начали свергать на всем протяжении от Волги до Байкала, причем везде офицерские формирования действовали совместно с чехами, с которыми создалось единение, выгодное для обеих сторон. Без русской помощи чехи не могли бы пробиться на восток, коль скоро попутные города и станции оставались бы в руках большевиков. Без помощи чехов русским трудно было бы свергнуть большевиков. Отсюда родился неписанный русско-чешский союз в Сибири.

7 июня 1918 года произошел переворот в Омске, и с этого момента, как грибы после дождя, начинают возникать разные самостоятельные правительства. В августе их оказалось девятнадцать, из коих наиболее видными были целых шесть: Комуч — в Самаре, Сибирское — в Омске, Уральское — в Екатеринбург, Амурское — в Благовещенске, Генерала Хорвата — в Харбине, под названием Делового Кабинета Дальнего Востока, Второе Сибирское правительство Дербера, о котором я уже упоминал, тоже в Харбине. Сверх того независимые атаманы: Семенов — в Чите и Калмыков — в Хабаровске, войсковые правительства Уральского и Оренбургского казачьих войск; самостоятельные Башкирия, Татария и Туркестан. Чем не Смутное время XVII века. Войсковой силы, кроме казаков и Комуча, никто не имел; денег, сверх захваченных в местных казначействах, ни у кого не было, кроме генерала Хорвата; аппарат управления отсутствовал у всех, но министров было сколько угодно. Правительство Дербера было вообще мифом.

Эта неразбериха по части правительств и подведомственным им территориям продолжалось бы, вероятно, долго, если бы они не стали перехватывать друг у друга идущие по железной дороге в частные адреса товары. Тогда, чтобы положить конец этим черезполосицам, решили сговорить между собою и создать единое правительство.

 

 

Глава IV

Образование Директории

 

По инициативе Самарского, Екатеринбургского и Сибирского правительств были устроены два совещания: 23 августа — в Челябинске и 23 сентября — в Уфе. После бесконечных дебатов о приоритете, наконец, согласились на учреждение единой власти в лице пятичленной Директории, и местом ее пребывания выбран Омск, как отстоящий далеко от фронта. Директорами были избраны Авксентьев, Астов, находившийся в это время при Добровольческой армии, Вологодский, Чайковский, бывший в ту пору в Парике, и генерал Болдырев, он же Верховный Главнокомандующий. На случай убыли или отсутствия были избраны заместители: Авксентьеву — Аргунов, Астрову — Виноградов, Вологодскому — Сапожников, Чайковскому — Зензинов и генералу Болдыреву — генерал И.В. Алексеев, возглавитель Добровольческой армии.

Нельзя не подивиться составу Директории, избранному для управления государством в минуту тягчайших испытаний. Как на подбор, директорами были выбраны лица, имена которых ничего не говорили не только России, но даже и Сибири, и которые решительно ничем себя не проявили ни на государственном, ни на общественном поприще, за исключением Астрова, да отчасти, Авксентьева, ставшего известным после того, как он входил в состав министерства Керенского. Избрание Астрова и Чайковского было простым лицемерием, так как ясно, что прибыть в Сибирь они могли не раньше, как через несколько месяцев. Назначение же генерала Алексеева заместителем Болдырева было явной бестактностью со стороны самого Болдырева: по их взаимному удельному весу естественно было избрать Алексеева директором, а Болдырева его временным заместителем; как Верховный Главнокомандующий, генерал Алексеев мог свободно оставаться при Добровольческой армии, если бы не захотел ехать в Сибирь, и оттуда объединять военные действия, что для Болдырева из Сибири было неосуществимо.

Если бы Директория не избиралась исключительно по признаку партийности, то несомненно в состав ее должен был бы войти генерал Хорват, как знаток Дальнего Востока, и как человек пользовавшийся там большой популярностью.

Избранная Директория была признана Уфимским совещанием, как «единственный носитель верховной власти на всем пространстве государства Российского» до созыва Учредительного собрания.

Представители англичан в Сибири: Ольстен и Нокс, французов — Пишон и Буржуа, и чехов — Павлу приветствовали создание Директории, которая, кстати сказать, избиралась под сильным давлением чехов, грозивших уйти с фронта, если соглашение не состоится.

Кроме Астрова, к тому же отказавшегося от избрания, Вологодского, Болдырева и Алексеева, все директора и заместители были социалисты и получили от партии особые инструкции, который обязаны были исполнять, хотя бы они шли в разрез с государственными интересами. На этом-то Директория вскоре и споткнулась.

Деникин отказался признать Директорию всероссийскою властью, «как ответственную и направляемую учредительным собранием первого созыва, возникшим в дни народного помешательства и не пользующегося ни малейшим авторитетом». Генерал Алексеев прислал Директории «искренние поздравление», но на избрание его заместителем Болдырева никак не реагировал.

Хорош или плох был выбор Директории и самое ее установление, важно то, что на этот раз в России наряду с большевистской властью появилась другая анти-большевистская, стремившаяся к свержению первой, и при том не самочинная, не рожденная путем военного насилия, а все же кем-то выбранная, не встретившая протеста со стороны населения. Особенно ценным для новой власти являлось признание ее за таковую Уральскими, Оренбургскими и Забайкальскими казаками, заподозривать которых в легкомысленности или неискренности оснований не было. Это подводило под Директорию своего рода фундамент, которого никогда не имела Добровольческая армия в ее претензиях на всероссийскую власть. Несомненно, генерал Деникин был неправ, отказавшись признать Директорию, как неправ он был впоследствии в промедлении власти адмирала Колчака. Чистота знамен и лозунгов добровольцев не могла пострадать от подчинения Директории, хотя бы она и была «ответственна и направляема» учредительным собранием, чего в действительности и не сказалось, ибо дело заключалось не в «средствах», а в «цели». Если Директория ставила себе целью свержение большевиков, то во всем, жаждущим того же, надо было идти вместе с нею, доколе она от поставленной цели не уклонялась. Какой толк вышел из того, что когда-то граф Шамбор не пожелал уступить в вопросе о трехцветном знамени. Если он считал, что его воцарение нужно Франции, а не ему лично, то он обязан был уступить и отказаться от белых лилий. Наша общая цель была — свергнуть большевиков и потом уже разбираться в вопросах управления, поэтому не следовало ни отворачиваться от Скоропадского, ни заниматься местничеством с Красновым, ни открещиваться от Директории или впоследствии медлить с признанием власти адмирала Колчака. Положение Деникина оказалось бы не из уютных, если бы Директория была признана, как всероссийская власть, иностранными правительствами. С его стороны было бы дальновиднее и государственнее самому ходатайствовать перед союзниками о признании в первом случае Директории, во втором Колчака, как верховной власти. Ведь такое признание придавало бы устойчивость ему самому, как агенту этой власти, и выводило бы Добровольческую армию из положения партизанства.

 

 

Глава V

Первые шаги Директории

 

Как только состоялось избрание и Директория собралась в Омске, она объявила себя всероссийским правительством и оповестила об этом все русские посольства и иностранные правительства, уверенная, что последние ее немедленно признают. Хотя признания и не последовало, но все же союзники отнеслись к Директории сочувственно, аккредитовали при ней своих «высоких комиссаров» и обещали поддержку в борьбе с большевиками, сделав лишь оговорку, что делают это в целях скорейшего продвижения чехов в Европу.

Несомненно, такая оговорка была лишь формальностью, и скрытая цель союзников заключалась в их желании восстановить русский фронт против Германии при помощи Директории. Ведь никто тогда не думал, что через два месяца Германия капитулирует и Россия потеряет для союзников всякий интерес, кроме выжимания из нее процентов по долгам.

Окончивши организационный период, Директория назначила новых министров, в числе коих военным министром был сделан адмирал Колчак, случайно оказавшийся в Омске проездом на юг России. Работа в министерствам не клеилась, чему не надо удивляться, так как у власти стали люди, даже и близко к какому-либо управлению не подходившие. В Омских министерствах министерского было не больше, чем в любой уездной управе. Управлению приходилось учиться с азов. Возможно, что постепенно дело наладилось бы, если бы не партийные инструкции, связывавшие директоров. Адмирал Колчак открыто заявлял, что с социалистами работать невозможно; торгово-промышленные круги директории из-за ее социалистического состава не доверяли; офицеры волновались, так как Чернов уже приступил к разоружению и русских, и чешских войск, объявил офицеров реакционерами, протестовал против погон и чинопочитания. За два месяца своего существования Директория ни в ком не нашла ни доверия, ни сочувствия; она отцветала, не успев расцвести. В Омске зрело брожение в казачьих и офицерских кругах. Нужен был только толчок для взрыва. Он, к сожалению, скоро нашелся, и взрыв произошел. Я потому говорю «к сожалению», что выгоднее было бы дать Директории умереть естественной смертью, тогда не было бы последовавшей за переворотом смуты.

 

 

Глава VI