Последние дни власти адмирала Колчака

И вот на такую-то армию рассчитывал несчастный адмирал, переставший совершенно разбираться в обстановке. Тогда мы, видевшие его ежедневно на докладах, лишь странностями его характера объясняли себе предъявлявшийся им неосуществимые требования или его необычные желания, например, оставаться в Ново-Николаевске. Теперь приходит в голову, что едва ли в то время он был вполне нормален и, возможно, что под влиянием сплошных неудач в нем произошел какой-то внутренний сдвиг, мешавший ему спокойно расценивать обстановку. Одна предвзятая идея сменялась другою: вслед за нежеланием покидать Омск, он так же упорно не хотел ехать в Иркутск, не признаваясь, однако, что собственно отталкивает его от этого города, где уже находились его министры. Вернее всего, что он думал, что если не оторвется от армии, то не утратит и свою власть. При этом в его голове совершенно не укладывалось, что никак нельзя сочетать параллельного движения — его по ж.д. и армии санным путем; ему все хотелось соединить несоединимое. Впрочем, у Колчака были свои основания опасаться Иркутска, только он их тогда скрыл от нас, его ближайших помощников. Как это выяснилось впоследствии, у него в это время были телеграфные переговоры с советом министров, в которых впервые прозвучало слово «отречение» от власти, т.е. юридическое оформление того, что фактически уже свершилось, ибо в руках Колчака в это время не было ни армии, ни какого-либо аппарата управления — благодаря своему упорству, он оказывался в своем поезде как бы между небом и землей. Но даже и для отречения и для передачи власти кому-то или чему-то, естественно было быть в том же Иркутске. В крайнем случае, можно было отречься по телеграфу, пересесть на сани и отправиться к одному из штабов трех армий, чтобы соединить свою судьбу с армией, не претендуя более на возглавление. Колчак и на это не решался и продолжал колебаться, как и прежде рассчитывая на какой-либо чудесный поворот событий.

Не подлежит сомнению, что на колебания адмирала оказывала влияние боязнь за судьбу золота, которое невозможно было перегрузить на сани, но и ехать с ним дальше по железной дороге, при враждебности чехов и населения, было небезопасно. Проезжай в свое время Колчак сразу же в Иркутск одновременно с министрами, и золото было бы сохранено, и сам адмирал уцелел бы, да и весь ход событий мог бы быть иной.

Кстати, о золоте. Генерал Жанен еще в Омске предлагал адмиралу взять золото под свою охрану и гарантию и вывезти его на восток. Адмирал на это предложение отвечал: «Я лучше передам его большевикам, чем вам. Союзникам я не верю». Этот без надобности слишком грубый ответ был по существу, может быть, и правилен, так как персональная и одноличная гарантия Жанена не могла почитаться достаточной. Возможно, что при том ходе событий, какой они приняли в Сибири, золото поступило бы в подвалы банков союзников и пошло бы в счет русских долгов. Но ничто не мешало Колчаку потребовать совместной гарантии союзных правительств, что золото не будет ни при каких обстоятельствах ими реквизировано. Во всяком случае, странно, что Колчак предпочитал, в крайнем случае, передачу золота большевикам. Когда оно действительно к ним попало, то именно через золото они могли укрепить свою власть и раскинуть коммунистические сети на весь мир. Это не трудно было и тогда предвидеть, и надо было принять действительные меры, чтобы золотой запас не перешел в руки большевиков. Да только Колчак не обладала ни каплей дара предвидения и, благодаря своей импульсивности, действовал вопреки самому простому расчету.

Когда, наконец, адмирал решился покинуть станцию Ново-Николаевск, где так много было потеряно напрасно времени, и тронулся со своими поездами в путь, то доехал только до станции Тайга и здесь вновь остановился. Тут к нему прибыл навстречу новый председатель совета министров Пепеляев и предъявил сразу три ультиматума: об отречении, о созыве Земского Собора и о смещении генерала Сахарова. За словесными требованиями Пепеляева-министра стояла реальная сила его брата — генерала Пепеляева, командующего первой армией, части которой находились на самой станции. Положение Верховного правителя сделалось по истине трагическим. Но братья Пепеляевы быстро отказались от требования отречения, Земский Собор отпадал сам собою за невозможностью его собрать и оставался вопрос о Сахарове. Адмирал по телеграфу предложил Дитерихсу вновь вступить в главнокомандование и тот согласился, но поставил условие, чтобы Колчак передал всероссийскую власть Деникину. Условие для адмирала было явно неприемлемым, как ненужной и предложенная мера в виде рокировки с Деникиным. Сделать передачу власти Деникину ощутимой было невозможно, и положение его ни на йоту не изменилось бы от получения телеграммы Колчака, что он слагает с себя и возлагает на Деникина звание Верховного правителя. Дело было не в названии, а в средствах, но ни армией, ни золотом подкрепить Деникина Колчак уже не мог, как не мог и Деникин поспеть в Сибирь для спасения положения. Вопрос сводился к одному лишь празднословию.

Братья Пепеляевы ускорили ход событий: Пепеляев-генерал окружил своим батальоном штабной поезд и арестовал Сахарова. Колчак отчислил Сахарова от должности, но на самый факт его ареста никак не реагировал[7].

Как бы ни относиться к генералу Сахарову, но самочинный арест его Пепеляевым, да еще и в присутствии самого Верховного Правителя, был явлением отрицательным, свидетельствовавшим о развале армии даже на ее верхах и о полном падении авторитета адмирала. Как бы для вящего доказательства, что с ним больше не считались, тот же батальон первой армии, который арестовывал Сахарова, не выпустил поезд Верховного Правителя со станции Тайга, а еще хуже то, что Колчак при этом пассаже не решился самолично сделать какое-либо распоряжение, а прислал ко мне своего правителя канцелярии уладить это дело, так как мне были подчинены и министр путей сообщения и заведующий воинскими перевозками. Пришлось идти к Пепеляеву-генералу за объяснениями. Он объяснил случившееся «недоразумением» и распорядился пропустить поезд Верховного. Однако, при нормальных условиях военной жизни, таких слишком показательных недоразумений не случается. Оба этих случая показывают, как быстро испаряется власть ненаследственная или не опирающаяся на силу и на авторитет, завоеванный на полях сражений.

Колчак уехал и на следующей станции отдал приказ о назначении главнокомандующим генерала Каппеля, бывшего до того командирующим третьей армией, человека и офицера во всех отношениях выдающегося. Но что мог он сделать, когда всякое командование обратилось в фикцию. Адмирал с тремя поездами отправился в Иркутск, но успел свободно доехать только до Нижнеудинска, где в это время власть находилась уже в руках совдепа. На станции адмирала встретила враждебно настроенная толпа, которая, однако, при наличии у него многочисленного и надежного конвоя, никакой опасности не представляла, и задержать его поезда не могла, задержка в движении могла быть только со стороны, но и это препятствие не было непреодолимым, ибо чехи открыто против Колчака не выступали. Тем не менее, от Нижнеудинска адмирал уже не поехал дальше, как Верховный Правитель, а перешел как бы на положение пленника чехов. Как это случилось, я расскажу во главе 20-й.

На станции Нижнеудинск он получил два телеграфных предложения: одно от совета министров об отречении в пользу Деникина, другое от союзных представителей — поступить под охрану чехов.

Предложение совета министров об отречении и передаче власти Деникину, как ранее аналогичное предложение генерала Дитерихса, отправлялось от совершенно неправильного соображения, что когда Колчак получал в Омск телеграмму о признании его Деникиным, он, объявляя об этом в приказе, назначил Деникина своим заместителем на случай своей убыли. Колчак в данном случае поступил применительно (и вовсе не продуманно) ко всему военно-полевому уставу, требующему, чтобы в предвидении боя, каждый начальник указывал своего заместителя. Это делается той целью, чтобы в ответственной боевой обстановке не было перерыва в управлении в случае смерти, ранения или внезапной болезни начальника. Но одно дело бой, другое управление государством. У Колчака не было наследственных прав распоряжаться своей властью по своему усмотрению, к тому же омская конституция, т.е. Постановление о временном устройстве государственной власти в России, гласила, что «в случае отказа от звания Правителя, осуществление его власти переходит к совету министров». Таким образом, генерал Колчак был дважды неправ: он не в праве был назначать Деникина своим постоянным преемником, а назначать его временным заместителем, применительно к уставу полевой службы, не имело смысла, так как фактически Деникин не мог заменить временно адмирала в Омске.

В одинаковой мере и совет министров поступил неправильно, предложив Колчаку отречься в пользу Деникина. Он мог предложить ему отречься, но заместителя должен был выбрать сам и, конечно, не Деникина, а на месте такого, который мог бы немедленно вступить в должность для спасения тонущего корабля. Выбрать по тогдашним условиям можно было только одного из двух: Дитерихса или Семенова. Тогда могло бы и не случиться последующей катастрофы и власти и адмирала Колчака.

Глава XVIII