Летальная помощь: плохая гигиена превращала госпиталь Флоренс Найтингейл в фабрику смерти

 

«Леди с лампой» поднимала боевой дух в госпитале, но усовершенствованный ею уход за ранеными, по иронии судьбы, свел многих из них в могилу. Найтингейл до конца жизни раскаивалась в своих ошибках.

 

Флоренс Найтингейл прибыла заведовать военным госпиталем в предместье Константинополя (Стамбул) 4 сентября 1854 года. Найтингейл в свои 34 твердо знала, чего хочет. Ее ждали 4 мили коек, стоявших впритык друг к другу на дощатом полу — таком прогнившем, что его невозможно было отмыть. Стены бараков покрывал слой грязи. Повсюду стояла вонь из выгребных ям и засоренных сточных канав. Работа Найтингейл в этом аду стала легендой и превратила уход за больными в уважаемую профессию для благородных девиц.

Она отправилась на войну вслед за десятками тысяч британских солдат (23 тыс. из них погибнут, в том числе 18 тыс. от болезней. Всего же в Крымской войне погибло 156 тыс. союзников и 153 тыс. русских). К этому времени война шла уже около года. Русские армии вступили в пределы Османской империи, а русский флот 18 (30) ноября 1853 года уничтожил турецкую эскадру в Синопе. Англия и Франция опасались, что русские скоро достигнут черноморских проливов, и, введя в Черное море свой огромный флот, 2-6 (14-18) сентября 1854 года высадили близ Евпатории (Крым) экспедиционную армию. Кампания оказалась дорогостоящей и кровопролитной. 8 (20) сентября (с. 230) 1854 года союзники (55 тысяч) сразились при Альме с 35 тыс. русских. 13 (25) сентября 1854 года началась героическая 349-дневная оборона Севастополя — до 27 августа (8 сентября) 1855 года. 13 (25) октября произошел бой под Балаклавой, 24 октября (5 ноября) — кровавое Инкерманское сражение, 4 (16) августа 1855 года — сражение на речке Черная. Раненые и больные интервенты — французы, англичане, турки, а позже и итальянцы из Сардинского королевства — доставлялись под Стамбул из Крыма через все Черное море. Этот путь занимал до двух недель. Некоторые раненые уже перенесли тяжелые ампутации, многие были в бреду. Однако и госпиталь не приносил им долгожданного облегчения.

Ситуация резко противоречила словам, услышанным Найтингейл от главы Военно-медицинского управления в Лондоне: «Мы ни в чем не нуждаемся». В госпитале стояли только парусиновые койки. Не хватало носилок, шин, бинтов, простыней, посуды. Не было ни смены одежды для раненых, лежавших в истрепанном обмундировании, ни нормальной кухни, ни настоящей прачечной, ни горячей воды, не говоря уж о ванных. Даже циничных военврачей и их понюхавших пороха пациентов угнетала такая концентрация смертей и увечий.

 

Борьба за выживание

Все это Найтингейл намеревалась изменить. С помощью пожертвований, собранных ею самой и присланных читателями «Таймс», она реорганизовала и ускорила медицинское снабжение. Приобрела свежую одежду, мыло, полотенца, столовые приборы. С помощью своей команды из 38 медсестер она переоборудовала кухню и прачечную, впервые обеспечила пациентов свежим бельем и регулярным полноценным питанием.

Она добилась этого вопреки консерватизму, равнодушию и «шовинизму по половому признаку» врачей-мужчин и инерции политического истеблишмента, Благодаря своей силе воли Найтингейл действительно творила чудеса, Свет ее знаменитой лампы нес утешение не только больным и умирающим, но и потерявшим близких семьям, которым она писала длинные, прочувствованные письма. Она помогала преодолеть страх тем, кому грозила ампутация, а калекам возвращала надежду и веру в собственные силы.

 

Мертвый сезон

Однако утешение и избавление от страха не заменяют лечение, а на этом поле Найтингейл явно проигрывала. Несмотря на все усилия ее самой и других медсестер, раненые умирали как мухи. Зимой 1854/55 года смертность в ее госпитале была вдвое выше, чем в полевых лазаретах на фронте в Крыму.

Та зима унесла половину ее пациентов — 5000 человек, т.е. примерно по 50 в сутки. Хуже того, многие умирали не от ран, сепсиса и холеры, с которыми поступали в госпиталь из Крыма, а от инфекций, подхваченных в палатах. Это были жертвы не войны, а антисанитарных условий.

Причина трагедии очевидна. Чем приличнее становился госпиталь под руководством Найтингейл, тем больше раненых в нем находилось. Однако канализация оставалась убогой, часто засорялась и продолжала распространять заразу среди все

возрастающего числа людей. Специалисты единодушны: несмотря на самопожертвование и неутомимость Найтингейл, в вопросах, касающихся медицины и гигиены, она была не профессионалом, а всего лишь любителем. (с. 231)

 

Разгромный счет   Флоренс Найтингейл до конца жизни помнила о колоссальной смертности раненых в своем госпитале от брюшного тифа, холеры и дизентерии. В 1858 она опубликовала данные о потерях, пришедшихся на «предупреждаемые или излечимые» болезни: цифры шокировали публику. Найтингейл спорила с теми, кто считал внутрибольничные инфекции неизбежными. В своих работах по уходу за больными (справа вверху) она описывала меры профилактики, прежде всего строгое соблюдение гигиенических правил.

 

Флоренс осваивала профессию медсестры самоучкой. Она происходила из богатой семьи, и родители ожидали, что дочь пойдет тем же путем — балы, светские приемы, брак с состоятельным человеком. Однако Флоренс уже в детстве любила чинить сломанных кукол и накладывать лубки травмированным животным. Когда девушке было 25, мать категорически запретила ей работать медсестрой в больнице Солсбери. Родители Найтингейл не отличались чрезмерным снобизмом. Просто в середине XIX века уход за больными не считался занятием для приличной женщины, не говоря уже о дочери джентльмена. «Сестрички» в ту эпоху славились скорее пьянством и распущенностью, чем умением давать лекарства и перевязывать раны.

Однако Флоренс настояла на своем. В 1853 году без всякой специальной подготовки она стала старшей медсестрой инвалидного дома на Харли-стрит в Лондоне. В том же году началась Крымская война, и, использовав свои связи с военным министром, сэром Сидни Хербертом, Найтингейл добилась назначения в район боевых действий. Спустя два года она вернулась домой знаменитостью, героиней и новаторшей, доказавшей, что медсестры могут принести существенную пользу армии.

В течение года после этого триумфального признания ее заслуг Найтингейл было не узнать. Она жаловалась (с. 232) на здоровье и неделями не выходила из дому. Причины ее болезни остались загадкой. В госпитале она была неутомима, хотя до того частенько хворала. Похоже, что-то хроническое так и осталось до конца жизни, хотя важнейший ее этап только начинался.

Доктора настаивали, что для выздоровления необходим длительный покой, однако Найтингейл попросила статистика Уильяма Фарра научить ее обрабатывать данные. Она засела за кропотливый анализ собранных ею материалов по смертности в госпитале.

К 1857 году, использовав для сравнения результаты работы полевых лазаретов, Найтингейл пришла к выводу, что и персоналу приходилось бороться не только с уже присутствовавшими у пациентов патологиями, но и с болезнями, «возникающими внутри больничного здания»— так она назвала их в письме главе Комиссии по военным поставкам Джону Макнилу. Смертность в ее госпитале от дизентерии и других желудочно-кишечных заболеваний оказалась на 25% выше, чем в прифронтовых лазаретах.

Возможно, именно осознание собственной вины за гибель тех, кого она ехала спасать, и вызвало потрясение, которое надолго подорвало здоровье Найтингейл.

 

Война с микробами

Главной заслугой Флоренс Найтингейл стал обобщенный (ее все же заставили убрать из текста наиболее неприглядные детали) доклад о причинах смертности в армии, за который Найтингейл избрали в Королевское статистическое общество.

Теперь, определив главную цель, она направила всю свою энергию на ее достижение. Когда французский химик Луи Пастер выяснил, что инфекции разносятся микробами, Найтингейл стала ярой пропагандисткой антисептических средств.

Отныне ее боевой клич —«Санитария!» Несмотря на активное противодействие военного министерства, она настояла на создании Королевской комиссии по здравоохранению в армии. Окончательные выводы этой комиссии основывались главным образом на собственных исследованиях Найтингейл. Она направляла работу санитарной комиссии, которая путем улучшения санитарно-гигиенических условий в армейских госпиталях спасла жизни многих британцев, ведших колониальные войны в разных частях света.

В своих работах по уходу за больными Найтингейл изложила принципы, до сих пор действующие в больницах всего мира. Среди них, например, закрепление за каждой медсестрой определенного контингента больных, которым она оказывает помощь, пользуясь централизованно хранящимися и распределяемыми средствами. Несмотря на слабое здоровье, Найтингейл лично добивалась как улучшения больничной гигиены, так и подготовки младшего медперсонала. В конце 1870-х она писала: «Всегда должна быть хлорная известь [хлорка], чтобы сестры мыли руки, особенно после ухода за подозрительными больными». Даже в старости она искала и пропагандировала санитарно-гигиенические новшества, например паровую стерилизацию хирургических инструментов и смену тампонов при обработке ран.

В 1890-х годах Найтингейл критиковала медиков за попытки оправдывать вездесущими микробами недостаточное внимание к гигиене. Английский биограф Литтон Стрейчи (в книге «Выдающиеся викторианцы») объяснял ее гневные выступления неверием в микробиологическую теорию. На самом же деле она писала:

 

«Не дай Бог, Санитарная конференция придет к выводу, что брюшной тиф, дифтерия и т. д. и т.п.— прямые следствия бациллы Б или бациллы Д, а не дурной канализации, грязных выгребных ям и гнилой воды».

 

Очевидно, Найтингейл допускала патогенность микробов, но ее больше интересовали эмпирические способы защиты от инфекций. Она сознавала, что их профилактика — сложнейшая комплексная задача, с которой власти предпочитают не связываться. Сама она не могла сидеть сложа руки: в ее память навсегда врезался сеющий смерть госпиталь с его вонью, грязью и нечистотами. (с. 233)