Глава 2. 7  очень активная оборона

 

24 мая 1941 г. в кабинете Сталина состоялось многочасо­вое совещание, участниками которого, кроме самого Стали­на, были:

— заместитель главы правительства и нарком иностран­ных дел Молотов;

— нарком обороны Тимошенко;

— начальник Генерального штаба Жуков и его первый за­меститель, начальник Оперативного управления Ватутин;

— начальник Главного управления ВВС Красной Армии Жигарев;

— командующие войсками пяти западных приграничных округов (Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Ки­евского и Одесского), члены Военных советов (комиссары) и командующие ВВС этих пяти округов.

Откуда мы это знаем? В начале «перестройки», в 1990 году, журнал «Известия ЦК КПСС» имел неосторожность опуб­ликовать многостраничный «Журнал записи лиц, принятых тов. Сталиным», в котором изо дня вдень, из года в год запи­сывали всех, кто входил и выходил из кабинета вождя. Благо­даря этому «Журналу записи лиц» и стал известен сам факт проведения Совещания 24 мая 1941 года, равно как и то, что других столь же представительных собраний высшего воен­но-политического руководства СССР не было — ни за не­сколько месяцев до 24 мая, ни после этой даты вплоть до начала войны. Вот, собственно, и весь доступный на сегодняшний день «массив информации».

Ни советская, ни российская официальная историогра­фия не проронила ни слова о предмете обсуждения и приня­тых 24 мая решениях. Ничего не сообщили в своих мемуарах и немногие дожившие до смерти Сталина участники того Совещания. Рассекреченные уже в начале XXI века Особые Папки протоколов заседаний Политбюро ЦК ВКП(б) за май 1941 г. (РГАСПИ, ф. 17, оп. 162, д. 34—35) также не содержат даже малейших упоминаний об этом Совещании. И лишь маршал Василевский в своей статье, пролежавшей в архив­ной тиши без малого 27 лет, вспоминает: «За несколько недель до нападения на нас фашистской Германии, точной даты, к со­жалению, назвать не могу, вся документация по окружными оперативным планам была передана Генштабом командованию и штабам соответствующих военных округов» [162].

К сожалению, «вся документация» по оперативным пла­нам не рассекречена и по сей день. Хронологически послед­ним из известных документов советского военного планирования являются «Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил Советского Союза на слу­чай войны с Германией и ее союзниками», составленные не ранее 15 мая 1941 г. (ЦАМО, ф.16, оп. 2951, д. 237, л.1 —15). Опубликованный 15 лет назад (в 1—2-м номерах «Военно-исторического журнала» за 1992 год), этот документ сразу же оказался в центре ожесточенной дискуссии. Возможно, это было связано с тем, что, не успевшие еще отвыкнуть от тра­диционных мифов советской пропаганды читатели были шокированы фразой: «Считаю необходимым ни в коем слу­чае не давать инициативы действий Германскому Командо­ванию, упредить противника и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск» [121].

Трудно понять, что тут могло столь сильно «скандализи­ровать публику» — стремление опередить противника и «ни в коем случае не давать ему инициативы действий» является лишь элементарным требованием здравого смысла. Если в майских «Соображениях» и был некоторый элемент новиз­ны, то он был выражен во фразе, предшествующей предло­жению «упредить противника». А именно: «Германия имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар». Во всех других известных вариантах плана стратегического развертывания Красной Армии подобной по содержанию фразы нет. Это дает основание предполо­жить, что к середине мая 1941 г. советское военное руково­дство уже отчетливо осознавало, что подготовка Германии к нападению на СССР идет полным ходом. Именно поэтому ставится задача упредить противника, а для этого незамедли­тельно провести ряд мероприятий, «без которых невозмож­но нанесение внезапного удара по противнику как с воздуха, так и на земле» [121].

В том же, что касается собственно оперативных планов, планируемой группировки войск, направлений ударов, сро­ков и рубежей, майские «Соображения» полностью (в ряде случаев — дословно) повторяют все предыдущие, начиная с сентября 1940 г., известные варианты плана стратегического развертывания Красной Армии:

«а) главный удар силами Юго-Западного фронта нанести в направлении Краков, Катовице, отрезая Германию от ее южных союзников;

б) вспомогательный удар левым крылом Западного фронта нанести в направлении Седлец, Демблин, с целью сковывания Варшавской группировки и содействия Юго-Западному фронту в разгроме Люблинской группировки противника;

в) вести активную оборону против Финляндии (подчеркну­то мной. — М.С.), Восточной Пруссии, Венгрии и Румынии и быть готовыми к нанесению удара против Румынии при благо­приятной обстановке» [121].

13 июня 1941 г. заместитель начальника Генштаба Крас­ной Армии генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин составил справ­ку «О развертывании Вооруженных Сил СССР на случай войны на Западе» (ЦАМО, ф. 1.6А, оп. 2951, д.236, л. 65-69) [121]. «Справка» от 13 июня (а это последний из известных предвоенных документов такого рода) не содержит ни единого упоминания о задачах и планах действий войск. Только цифры, номера армий, станции выгрузки войск, потребное количество вагонов и эшелонов. Однако сравнивая «Справ­ку» июня 1941 г. с майскими «Соображениями по плану стратегического развертывания» и — самое главное — с фак­тическим положением войск Красной Армии по состоянию на 22 июня 1941 г., нельзя не убедиться в том, что реальное сосредоточение войск происходило в прямом соответствии с майскими «соображениями». Именно фактическая передис­локация войск, реальное создание ударных группировок, построение которых соответствовало предвоенным планам (в частности — майским «Соображениям по плану стратеги­ческого развертывания»), является самым важным и неоп­ровержимым доказательством того, что планы эти вовсе не были предметом «кабинетных изысканий», а последовательно и твердо претворялись в жизнь.

Объем проделанной работы оказался настолько велик, что, несмотря на многолетнюю «зачистку информационного поля», некоторые документы и факты стали известны. Например, в рассекреченных недавно документах Комитета Обороны при СНК СССР обнаруживается совершенно сек­ретный «Перечень вопросов, подлежащих рассмотрению на заседаниях Комитета обороны», составленный 12 апреля 1941 г. Предполагается, в частности, рассмотрение таких во­просов:

«п. 14.0 денежном довольствии личного состава Красной Армии, Военно-морского флота и войск НКВД на военное время...

п. 16. О создании комиссии по предоставлению отсрочек от призыва по мобилизации и во время войны и о порядке предос­тавления отсрочек» [169].

10 мая 1941 г. в Комитете Обороны был утвержден «Пере­чень вопросов, подлежащих рассмотрению на совещании» (кого с кем — не указано). Пункт 14 повестки дня звучит так: «О дополнительных сметах-расходов на период мобилизации и первый месяц войны» [170].12 мая 1941 г. подготовлен «Пере­чень вопросов в ЦК ВКП(б)». Пункт 7: «О работе ГВФ (Граж­данский Воздушный флот) в военное время » [171].

Особого внимания заслуживает следующий документ. 4 июня 1941 г. нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов направляет за­местителю Председателя СНК (т.е. заместителю Сталина) Н.А. Вознесенскому докладную записку № 1146. Гриф сек­ретности документа: «совершенно секретно, особой важно­сти». И это действительно документ особой важности для историка — в нем впервые рядом со словосочетанием «воен­ное время» появляются абсолютно конкретные даты:

«Представляю при этом ведомость потребности наркома­та ВМФ по минно-торпедному вооружению на военное время с 1.07.41 по 1.01.43. Прошу Ваших указаний об увеличении выде­ленных количеств минно-торпедного вооружения, учитывая, что потребность в них на 2-е полугодие 1941 г. составляет 50% от общей потребности на период до 1.01.43г.» [172].

Как видим, нарком ВМФ планирует воевать не менее по­лутора лет. Причем оперативный план этой большой океан­ской войны в общих чертах уже составлен — в противном случае Н.Г. Кузнецов не мог бы планировать конкретное распределение расхода минно-торпедного вооружения по каждому полугодию...

 

Теперь от планов Великого Похода вернемся к советско-финляндскому противостоянию. В рамках общего плана стратегического развертывания Красной Армии для войны с Германией финская граница неизменно оставалась второ­степенным участком активной обороны. Состав группировки и возможные действия противника оценивались следующим образом:

«Соображения» от 18 сентября 1940 г.

«...В отношении финской армии предполагается следующее ее развертывание:

1. на фронте от Финского залива до Савонлинна до 6 пех.дивизий, поддержанных 3—4 дивизиями немцев;

2. для прикрытия направлений на Куопио, Иоэнсу — до 3 пех. дивизий;

3. для прикрытия Улеаборского направления (т.е. направле­ния Суомуссалми — Оулу) — до 2 пех. дивизий;

4. в районе Меркярви (западнее Салла) — до 2 пех. дивизий;

5. в районе Петсамо — до 2 пех. дивизий. Окончательного развертывания финской армии по указан­ному варианту можно ожидать на 20—25-е сутки.

Вероятность сосредоточения значительных сил финской армии на Выборгско-Ленинградском направлении, поддержан­ных здесь немецкими дивизиями, предопределяет возможность активных действий противника на этом направлении.

В дальнейшем на этом театре не исключена возможность вспомогательных ударов противника на Петрозаводском и Кандалакшском направлениях»

« Уточненный» план 11 марта 1941 г.

«... В отношении финской армии наиболее вероятен следую­щий план ее развертывания:

1. На фронт от Финского залива до Савонлинна — не менее 6 пехотных дивизий, поддержанных 5—6 дивизиями немцев.

2. Для прикрытия направлений на Куопио, Йоэнсу — до 3 пе­хотных дивизий.

3. Для прикрытия Улеаборгского направления — до 2 пехот­ных дивизий.

4. В районе Мяркярви — до 2—3 пехотных дивизий.

5. В районе Петсамо — до1 — 2 пехотных дивизий. Окончательного развертывания финской армии надо ожи­дать на 20—25-е сутки.

Вероятность сосредоточения значительных сил финской армии на Выборгско-Ленинградском направлении, поддержан­ных здесь немецкими дивизиями, предопределяет возможность активных действий противника на этом направлении».

В майских (1941 г.) «Соображениях» о предполагаемой группировке противника на финском направлении сказана лишь одна фраза: «Вероятные союзники Германии могут вы­ставить против СССР: Финляндия — до 20 пехотных дивизий».

Таким образом, общая оценка ситуации на северном фланге общего фронта оставалась в целом неизменной.

Единственное, что можно отметить — это некоторое уве­личение ожидаемой численности финской армии (от 15 до 20 пехотных дивизий) и группировки немецких войск в юж­ной Финляндии (от 3—4 до 5—6 дивизий). Активные насту­пательные действия противника (финнов и немцев) ожида­лись главным образом на Карельском перешейке («на Вы­боргско-Ленинградском направлении»). К северу от Ладож­ского озера всего лишь «не исключалась возможность» нане­сения противником «вспомогательных ударов», а в марте 1941 г. даже и эта оговорка исчезла. Майские «Соображения» вообще не содержат каких-либо упоминаний о возможном наступлении противника в районе финской границы.

Сравнивая эти предположения с известным ныне реаль­ным положением дел, можно отметить, что если в оценке численности войск противника командование Красной Ар­мии не ошиблось (финская армия была развернута в составе 16 пехотных дивизий, двух егерских и одной «бронекавалерийской» бригады), то представления об оперативных планах противника были совершенно фантастические. Ни од­ной немецкой дивизии в южной Финляндии («на фронте от Финского залив a до Савонлинна») не было вовсе, главный удар виюле 1941 г. финны нанесли в Приладожской Карелии (т.е. «на Петрозаводском направлении»), а почти все немецкие ди­визии (4 из 5) были сосредоточены в Заполярье, т.е. там, где их появление не ожидалось ни в одном из вариантов предвоен­ных планов командования РККА. Подчеркнем это важное замечание тремя жирными чертами, оно нам еще пригодит­ся в дальнейшем.

Боевые действия советских войск на финском фронте представлялись авторам планов стратегического разверты­вания Красной Армии следующим образом:

«Соображения» от 18 сентября 1940 г.

«...Учитывая приведенное ранее соотношение сил, наши дей­ствия на северо-западе должны свестись в основном к актив­ной обороне наших границ.

Для действий на северо-западе предназначено иметь Север­ный фронт в составе трех армий и отдельного стрелкового корпуса в Эстонской ССР. Всего для действий в составе Север­ного фронта назначается:

13 стрелковых дивизий;

2 отд. стрелковые бригады;

3 танковые бригады;

20 полков авиации, а всего 970 танков и 1050 самолетов».

«Соображения» мая 1941 г.

«... Северный фронт (ЛВО) — 3 армии, в составе 15 стрел­ковых, 4 танковых и 2 моторизованных дивизий, а всего 21 ди­визия, 18 полков авиации и Северного военно-морского флота, с основными задачами — обороны г. Ленинграда, порта Мур­манск, Кировской жел. дороги и совместно с Балтийским воен­но-морским флотом обеспечить за нами полное господство в водах Финского залива.

С этой же целью предусматривается передача Северному фронту из ПрибОВО — обороны северного и северо-западного побережья Эстонской ССР».

Таким образом, на финском направлении предполага­лось примерное равенство сил сторон (по числу стрелковых дивизий у противника возможно даже некоторое превосходство, но Красная Армия будет иметь значительное превос­ходство в авиации и танках). С учетом наличия полосы дол­говременных укреплений на Выборгском, Кексгольмском и Сортавальском направлениях этого считалось вполне доста­точно для решения задач активной обороны. Для наступления же и разгрома финской армии по планам от 18 сентября и 25 ноября 1940 г. (см. главу 2.4.) планировалось привлечь несравненно большие силы (46 стрелковых дивизий, не менее 9 танковых и моторизованных бригад, один мехкорпус, т. е. две танковые и одна моторизованная дивизии, 78 полков авиации с общим количеством самолетов в 3900 единиц). Развернуть такие силы предстояло за счет войск четырех во­енных округов (Ленинградского, Архангельского, Уральско­го, Орловского), да еще и с привлечением некоторых частей и соединений из Московского, Приволжского, Харьковско­го и Северо-Кавказского округов.

Общий вывод можно сформулировать следующим обра­зом: Финляндия представлялась советскому командованию очень серьезным противником, для разгрома которого тре­бовалось создать группировку войск настолько крупную, что одновременное наступление против вермахта на юго-западе (в Польше и Румынии) и против финской армии на севере было невозможно. Другими словами, вторжение и оккупа­ция Финляндии (в соответствии с оперативными планами осени 1940 г. или аналогичными) были возможны или до, или после успешного выполнения главной задачи: разгрома не­мецких войск в юго-восточной Европе.

В этой связи стоит отметить один казусный момент. Пуб­ликаторы «Уточненного плана стратегического развертыва­ния» от 11 марта 1941 г. допустили досадную оплошность, и в таблицу, показывающую состав группировки войск Красной Армии «для ведения операции на западе и на Финском фронте», закралась опечатка. В графе «количество»стрелковых диви­зий написано:

— 158 на западе;

— 133 на Финском фронте;

— 171 всего [120].

Казалось бы, даже второкласснику должно быть c перво­го взгляда понятно, что вместо числа 133 должно стоять чис­ло 13. Человеку же, знакомому с некоторыми азами военного дела и историей советско-финских войн, должно быть понятно и известно, что 291-й стрелковой дивизии в Красной Армии просто не было, что развернуть 133 дивизии на фин­ском ТВД технически невозможно, что даже планы реши­тельного разгрома финской армии и оккупации всей страны предполагали привлечение втрое меньших сил, а в планах «активной обороны» постоянно присутствовало число в 13— 15 стрелковых дивизий. Наконец, совершенно ирреальным для войн середины XX века является создание ударной груп­пировки в составе 133 стрелковых и всего лишь одной (!) тан­ковой дивизий (а именно такая структура и вырисовывается из злополучной таблицы). Тем не менее, автор огромного числа книги статей, посвященных истории советско-фин­ских войн, питерский профессор товарищ В. Н. Барышников сделал из досадной технической опечатки очередное науч­ное открытие (цитируется с точным сохранением стилисти­ки, т.е. косноязычия, оригинала):

«... Не раскрывая в плане определения конкретных задач по этим направлениям, однако, указывалось количество войск, предполагаемое для ведения боевых действий. Причем, по мне­нию советского командования на «Финском фронте» следовало развернуть значительное количество войск — 135 стрелковых дивизий. Это число чуть ли не втрое превышало то, которое было определено для проведения боевых операций против Фин­ляндии осенью 1940 года, что показывает, насколько серьезно оценивались те сведения, которые были получены о начале со­средоточения (в марте 1941 года(???). — М.С.) немецких войск на финской территории.

С другой стороны, безусловно, такая численность дивизий, планируемых развернуть в приграничной с Финляндией зоне, указывала на то, что в Москве в случае начала войны отнюдь не предполагали осуществлять здесь сугубо оборонительные бое­вые операции. Более того, эти силы, очевидно, рассчитываюсь использовать к тому же вовсе не против только лишь финской армии, которая, по советским оценкам, могла «выставить против Советского Союза до 18 пехотных дивизий...» [155].

На базе Ленинградского военного округа развертывался Северный фронт со штабом в Парголово (северный приго­род Ленинграда). В состав Северного фронта (С.ф.) включались три армии: 23-я, 7-я и 14-я. Все эти армии к моменту со­ставления плана прикрытия уже существовали (14-я армия была развернута в районе Мурманска еще перед «зимней войной»). Кроме частей и соединений, входивших в состав трех армий, в непосредственном подчинении командования С.ф. находился 1-й мехкорпус (без 1-й танковой дивизии, о которой пойдет речь далее) и три стрелковые дивизии (70-я сд, 177-я сд, 191-я сд). На полуострове Ханко по-прежнему оставалась 8-я особая стрелковая бригада.

Почти все (за исключением 237-й сд, которая прибыла в район ст. Лоймола в начале 20-х чисел июня) соединения будущего Северного фронта уже находились в составе Ленинградского округа. Межокружная передислокация сил в Ленинградский ВО не планировалась, что еще раз подтвер­ждает версию о том, что в рамках общего плана стратегиче­ского развертывания Красной Армии, который начал пре­творяться в жизнь в мае 1941 г., Северному фронту отводи­лась скромная роль участка обороны. Почти все стрелковые дивизии (за исключением 115-й и 71-й карело-финской) участвовали в «зимней войне», соответственно с театром военных действий и предполагаемым противником были знакомы.

Огромный по протяженности «финский фронт» можно условно разделить на четыре участка (см. карту № 6 и 7). На Карельском перешейке и в Приладожской Карелии (т.е. от побережья Финского залива в районе Виролахти до Иломантси в Карелии) еще можно было говорить о наличии сплош­ной «линии фронта». В северной Карелии (от Реболы до Салла) и на Кольском полуострове (Кандалакша — Мур­манск) было лишь несколько ведущих к Мурманской желез­ной дороге «дорожных направлений», между которыми на сотни километров простирались непроходимые леса, болота и тундра. Стоит отметить, что и эти «направления» представляли собой отнюдь не автостраду, а фунтовую дорогу, в лучшем случае со щебеночным покрытием (асфальтированная дорога на участке Кандалакша — Алакуртти появилась лишь в 1997 г.). Летом же 1941 года таких направлений было ровно пять:

— Петсамо — Мурманск;

— Салла — Алакуртти — Кандалакша;

— Куусамо — Кестеньга — Лоухи;

— Суомуссалми — Ухта — Кемь;

— Кухмо — Реболы — Кочкома.

Три первых направления прикрывала 14-я армия (штаб в г. Мурманск). В составе армии был развертываемый в районе Салла — Алакуртти 42-й стрелковый корпус (122-я сд, 104-я сд) и две дивизии на Мурманском направлении (14-я сд и 52-я сд). Направление Кестеньга—Лоухи прикрывал всего один (242-й) стрелковый полк из состава 104-й сд.

Ребольское и Ухтинское направления были включены в участок прикрытия 7-й армии, развернутой в Приладожской Карелии (штаб в г. Суоярви). Фактически на два эти направления была выделена всего одна (54-я) стрелковая ди­визия. В Приладожской Карелии, в полосе от Куолисмаа до Лахденпохья, развертывались две стрелковые дивизии: 71-я сд и 168-я сд. В резерв армии выделялась 237-я сд, которая в середине июня перевозилась по железной дороге на ст. Лоймола.

На Карельском перешейке развертывалась самая мощная в округе 23-я армия: 19-й стрелковый корпус (142-я и 115-я сд), 50-й стрелковый корпус (43-я и 123-я сд), 10-й мехкорпус (21-я тд, 24-я тд, 198-я мд), 4 тяжелых артполка РГК.

Теперь сведем информацию о составе войск, которые предполагалось развернуть на финском ТВД по различным планам командования Красной Армии (фактически — «Соображения по развертыванию на случай войны с Финлянди­ей» от 18 сентября 1940 г., докладная записка «Об основах стратегического развертывания» от 18 сентября 1940 г.), в следующую таблицу:

Примечание:

— моторизованные дивизий из состава мехкорпусов учтены как стрелковые;

— две танковые бригады засчитываются как одна танко­вая дивизия;

— в таблицу не включены 65-й СК в Эстонии и 8-я осбр на полуострове Ханко.

 

Как видим, реальная группировка войск значительно меньше тех сил, которыми по плану от 18 сентября 1940 г. предполагалось «разгромить основные силы финской ар­мии» и занять Хельсинки «на 35-й день операции». С другой стороны, состав сил, выделенных для «активной обороны» советско-финляндской границы, несколько увеличился от сентября 1940 г. к маю 1941 г. Однако самой удивительной особенностью плана прикрытия мая 1941 г. следует считать появление в Заполярье (на направлении Салла — Алакуртти) танковой дивизии (1-й тд из состава 1-го МК). На этом мо­менте следует остановиться подробнее.

Командир 1-го МК (из состава которого была изъята 1-я тд) о задачах, поставленных перед дивизией, не знал ничего. В отчете штаба 1-го МК «О боевых действиях в период с 22.6 по 24.7» (подписан командиром корпуса генерал-майором Чернавским в августе 1941 г.) сказано дословно следующее: «17 июня по личному распоряжению начальника штаба ЛенВО генерал-майора Никишева 1 тд была взята из состава корпуса и направлена для выполнения специальной задачи, куда и убыла, погрузившись на ст. Березка (в р-не Пскова). Всякая связь с нею потеряна с момента убытия ее из состава корпуса» [175].

Отчет о боевых действиях командира 1-й танковой диви­зии, участника войны в Испании и Финляндии, Героя Со­ветского Союза генерал-майора В.И. Баранова выдержан в гораздо более энергичных выражениях. Свое недоумение (если не сказать, возмущение) решением отправить танко­вую дивизию в Алакуртти В.И. Баранов формулирует на гра­ни того, что вообще позволительно при обсуждении прика­зов вышестоящего командования: «Что касается использования танковой дивизии в районе Алакуртти, Кайрала, Сама — является совершенно нецелесообразным и мало эффективным в силу отсутствия возможности маневра даже для танковых подразделений (имеется в виду, что местность не позволяла маневрировать не только частями, т.е. танковыми полками, но и даже малочисленными подразделениями. — М.С.). Данный район характерен озерно-болотистой местно­стью, большим количеством каменистых скал и большими массивами каменных валунов. Нецелесообразность использования танковой дивизии на Кандалакшском направлении тем более очевидна, что совместно действующий 42-й СК с начала бое­вых действий вел в основном бои оборонительного характера, а следовательно возможности танковой дивизии не были исполь­зованы (подчеркнуто мной. — М.С.), и основные ее силы не бы­ли применены... Использование танковой дивизии на данном на­правлении и подобных ему является нецелесообразным, особенно при наличии легких танков и броневиков» [176].

С этим трудно не согласиться. Такое использование тан­ков прямо противоречило требованиям Полевого Устава Красной Армии (ПУ-39), который гласил: «Применение тан­ков должно быть массированным. (п.37) Большая маневрен­ность, огневая и ударная мощь танков должны быть полно­стью использованы для активных действий... Основными зада­чами танков в обороне являются: разгром противника, ворвавшегося в оборонительную полосу, и в первую очередь его танков, уничтожение противника, обходящего фланг (фланги) оборо­ны, (п. 391)». Правда, в тех случаях, когда противник имел подавляющее превосходство в силах, а обеспечить «манев­ренность» становилось уже невозможным из-за отсутствия горючего, танки зарывали в землю и использовали «отдель­ными машинами из засад». Но в Заполярье зарыть танк в землю не удастся (вечная мерзлота, и грунт лопатой не копа­ется), да и крайне нелепо выглядит идея перевезти танко­вую дивизию за тысячу километров только для того, чтобы зарыть ее в землю...

На «противотанковой местности» заполярного Севера легкий быстроходный танк БТ неизбежно терял свое главное качество — подвижность. А других особых достоинств за этой боевой машиной с противопульным бронированием и малокалиберной 45-мм пушкой никогда и не числилось. Для «боев оборонительного характера» гораздо проще и эффективнее было бы в тех же самых эшелонах (а для перевозки громоздкого «хозяйства» танковой дивизии от Пскова к Алакуртти потребовалось более 25 эшелонов) перебросить в За­полярье несколько стрелковых дивизии или тяжелых артил­лерийских полков РГК, вооруженных тяжелыми гаубицами калибра 152 мм, а еще лучше — калибра 203 мм. По весу со­вокупного залпа один артполк РГК в два-три раза превосхо­дил дивизию легких танков, а от фугасных снарядов весом в 43—100 кг и гранитные валуны не укроют.

Наконец, совершенно непонятной и неоправданной представляется такая обеспокоенность советского командо­вания прикрытием направления Салла—Алакуртти, которая привела к решению «разукомплектовать» 1-й МК — главный резерв командования округа — и отправить одну из двух тан­ковых дивизий 1-го мехкорпуса в Заполярье. Как было уже выше отмечено, на направлении Меркъярви — Салла ожи­далось наличие двух, самое большее — трех, финских пехот­ных дивизий. Появление там немецких частей весной 1941 г. вообще не предполагалось. С другой стороны, на Карельском перешейке, на фронте 23-й армии, ожидалось наличие «не менее 6 пехотных дивизий, поддержанных 5—6 дивизиями немцев». Вот именно там, на Выборгско-Ленинградском на­правлении, где ожидались активные наступательные дейст­вия численно превосходящего противника, и мог быть ис­пользован находящийся в резерве фронта танковый (меха­низированный) корпус.

И тем не менее, разумное, вполне логичное объяснение причин появления 1-й танковой в районе Алакуртти лежит, что называется, «на поверхности». Просто на поверхность земли — или географической карты — надо посмотреть не слева направо, от Салла к Алакуртти, а справа налево, от Салла к Рованиеми. Для удобства «заочного осмотра» можно воспользоваться «Военным путеводителем по Финляндии», подготовленным наркоматом обороны СССР еще в 1937 г. По интересующему нас вопросу можно прочитать следую­щее: «Маршрут №15. Алакуртти — Куолаярви — Кемиярви — Рованиеми...

Участок №2 (участок № 1 был уже захвачен в хо­де «зимней войны», и нас он сейчас не интересует). Куолаяр­ви — Кемиярви (99 км). На протяжении всего участка шосси­рованная, оканавленная дорога, шириной в среднем 4,5—5м; по­лотно покрыто мелким дробленым камнем и песком, хорошо наезжена, содержится в исправном состоянии. Дорога обору­дована бензоколонками. На участке значительное количество мостов. Мосты исправны...

Участок №3. Кемиярви — Викаярви — Рованиеми (99 км). Дорога на всем участке шоссированная, оканавленная, ши­риной 4,5—5 м. Полотно дороги — гравий с песком, состояние хорошее. Дорога оборудована бензоколонками, имеется автосо­общение... Выводы. Дорога пригодна для движения всех родов войск» [178].

Итак, от границы до Рованиеми (административного центра северной Финляндии) — 200 км по улучшенной фун­товой дороге с гравийным покрытием. Для «яростного похо­да» на Рованиеми танковая дивизия, вооруженная быстро­ходными танками БТ, могла считаться лучшим из имеющихся инструментов войны. Не будем загромождать текст разбором тактико-технических характеристик танков БТ (об этом написаны десятки книг и сотни статей), а сразу же при­ведем несколько реальных примеров маршей, выполненных «бэтэшками» в боевой обстановке.

Первым эпизодом боевого применения танков БТ была война в Испании. На базе 50 танков БТ-5 был сформирован танковый полк республиканской армии, который в октябре 1937-го вышел в район боевых действий на р. Эбро, совершив за двое с половиной суток марш в 630 км. Вероятно, самым тяжелым испытанием ходовых возможностей танков БТ стал Халхин-Гол. В конце мая 1939 г. две танковые бригады (6-я и 11-я) выполнили 800-километровый марш по раскаленной монгольской степи (температура воздуха в те дни достигала 40 градусов) в район будущих боевых действий. Вот как опи­сывает эти события Герой Советского Союза К.Н. Абра­мов — командир танкового батальона 11-й бригады: «На сбо­ры по тревоге нам отводилось полтора часа. Батальон был го­тов к движению через 55 минут... Колонна двигалась по едва заметной степной дороге, протоптанной верблюжьими кара­ванами. Местами дорога пропадала — ее замело песком. Для преодоления песчаных и заболоченных участков приходилось пе­реводить танки с колесного хода на гусеничный. Эту работу хорошо подготовленные экипажи выполняли за 30 минут...»

Через три дня марша «броневой ударный батальон» в пол­ном составе, не потеряв на маршруте ни одного танка, вы­шел в намеченный район. Больше времени (6 дней) потратила на 800-километровый марш 6-я танковая бригада.

Через шесть лет после боев на Халхин- Голе, в августе 1945 г., танки БТ-7 в составе 6-й гвардейской ТА приняли участие в так называемой Маньчжурской стратегической операции. Танковые бригады прошли тогда 820 км через горный хребет Большой Хинган со средним темпом марша 180 км в день. Старые «бэтэшки» (самые свежие из которых были выпуше­ны пять лет назад) выдержали и такое испытание. И что по­кажется совсем уже невероятным — после тяжелейшего форсированного марша, после боев с отдельными группами японских войск, более 80% танков (по состоянию на 30 сен­тября 1945 г.) были исправны! [179, 180, 181].

Можно было бы сказать, что 200 км от границы до Рованиеми танки БТ вполне могли пройти за один световой день, но в Заполярье с конца мая до середины июля солнце не ухо­дит за горизонт, и «световой день» продолжается 24 часа в су­тки. Разумеется, марш и наступление — разные виды боевой работы, и танковый прорыв на 200 км в глубину не может быть легкой прогулкой. Была ли способна танковая дивизия, вооруженная «безнадежно устаревшими» (как тысячу и один раз повторили нам советские пропагандисты) легкими тан­ками, решить такую задачу? И этот вопрос лучше всего рассмотреть на конкретном примере. Из множества возможных выберем историю 8-й танковой дивизии вермахта, действия которой (как будет показано ниже) имели самое прямое от­ношение к судьбе 1-го мехкорпуса, да и всего Ленинградско­го округа (Северного фронта) в целом.

Утром 22 июня 1941 г. 56-й танковый корпус вермахта под командованием Манштейна начал наступление из района Мемеля (Клайпеда) на Даугавпилс. В составе корпуса была 8-я танковая, 3-я моторизованная и 290-я пехотная дивизии. Включение пехотной дивизии (с артиллерией на конной тяге и солдатами на своих двух ногах) в состав танкового корпуса несомненно свидетельствует о том, что и Гитлеру «история отпустила мало времени» для подготовки к войне. 290-я пе­хотная сразу же отстала от моторизованных частей, и в даль­нейшем корпус Манштейна наступал в составе двух диви­зий. К концу первого дня войны 8-я танковая дивизия захва­тила мост через реку Дубиса в районе городка Арегала (80 км от границы). 24 июня в районе Укмерге 56-й танковый кор­пус вырвался на шоссе Каунас — Даугавпилс. Утром 26 июня 8-я танковая дивизия захватила два моста (автомобильный и железнодорожный) через Даугаву и с боем заняла Даугав­пилс. На следующий день 3-я моторизованная дивизия так­же дошла до Даугавы и форсировала ее выше по течению. Как пишет в своих известных мемуарах Манштейн, «мы это сделали за 4 дня и 5 часов, считая с момента начала наступле­ния; мы преодолели сопротивление противника, пройдя 300 км (по прямой) в непрерывном рейде» [182].

56-й танковый корпус прошел 300 км за четыре дня не по безлюдной лесотундре, а «сквозь строй» из двух десятков стрелковых и танковых дивизий Прибалтийского военного округа (Северо-Западного фронта). К моменту выхода не­мецкого танкового корпуса к Даугавпилсу к рубежу Даугавы с востока уже подходили и войска Второго Стратегического эшелона Красной Армии (21-й мехкорпус, 41-й стрелковый и 5-й воздушно-десантный корпуса). Советское же командо­вание, планируя в мае 1941 г. действия 1-й танковой диви­зии, могло рассчитывать на то, что никаких войск противни­ка в радиусе нескольких сот километров от Рованиеми не окажется. И это, как показали события, было совершенно верным предположением: непосредственно у границы, в полосе Меркъярви — Кусамо, фактически находились две пе­хотные дивизии (169-я немецкая и 6-я финская) и «дивизи­онная группа» (бригада в составе двух мотопехотных полков) СС «Норд», а далее в западу вплоть до берега Ботнического залива войск не было вовсе. Ближайшую финскую дивизию (3-я пехотная в районе севернее Суомуссалми) от линии воз­можного прорыва советских танков отделяло 200 км лесного бездорожья.

Любое упоминание о мехкорпусах Ленинградского воен­ного округа (1-й МК и 10-й МК) сопровождалось в совет­ской историографии строгим напоминанием о том, что они были вооружены «безнадежно устаревшими» легкими тан­ками. И это чистейшая правда. Танков так называемых «но­вых типов» (Т-34 и KB) в округе почти не было (хотя танки KB делали на Кировском заводе в Ленинграде). Весной 1941 г. десятки железнодорожных эшелонов везли новые танки на направление будущего главного удара — в Киевский и Западный военные округа. Однако же воевать предстояло не с соседними округами, а с противником. Поэтому стоит сравнить состав вооружения 1-й танковой дивизии Красной Ар­мии с вооружением танковых дивизий вермахта, например, со все той же 8-й тд из состава танкового корпуса Манштейна [183, 184].

Итак, основу танкового парка 8-й танковой дивизии вер­махта составляли трофейные чешские ганки «Pz-38 (t)». Это легкий танк с противопульным бронированием, корпусом, собранным на заклепках (при попадания снаряда головки заклепок отрывались и смертельно калечили экипаж), мало­калиберной 37-мм пушкой и маломощным (125 л.с.) мото­ром. Основу танкового парка 1-й танковой дивизии состав­ляли танки БТ (БТ-7—176, БТ-5—54), превосходившие «че­ха» по вооружению (45-мм пушка), по мощности (двигатель 400 л.с), по скорости в два раза. Рация на танке тоже была. Документы не подтверждают широко распространенные слухи о том, что советские танковые командиры вели свои части в бой, размахивая разноцветными флажками. В 1-й танковой дивизии из 31 танка «Т-28» оборудованы радио­станцией все 31, из 176 «БТ-7» с радиостанцией было 89 ма­шин [183]. Для справки: танковая коротковолновая радио­станция 71-ТК обеспечивала дальность связи телефоном на ходу — на 15 км, телефоном на стоянках — до 30 км, в теле­графном режиме