Франкфурт-на-Майне, суббота, ночь

Малгожата,

та музыка, под которую я пишу тебе, прекрасно подходит к тишине за окном, к звездному небу над Франкфуртом и к тому, что я прочел в твоем последнем письме.

Итальянская модель хрипловатым голосом поет по-французски тихие баллады. Если бы я не знал, кто она, я мог бы подумать, что так петь может только внучка Джо Кокера. Та же самая унаследованная от деда хрипотца, только в другой октаве. По-честному, я не понимаю, о чем она поет, но допускаю, что песни о любви. Время от времени я разглядываю обложку диска, который лежит на стопке других перед моим компьютером. С нее смотрит прикрытая лишь то­неньким шифоном платья, открывающего плечи и глубокое декольте, прижавшаяся в мечтательном на­строении к гитаре меланхоличная брюнетка, лежащая на полу. Такая женщина может петь только о любви. Более того — обязана петь. Потому что она безоши­бочно ассоциируется с любовью. Я помню свое вос­хищение музыкой этого диска почти пять лет тому назад, в 2003 году. Вскоре я выложил свои впечат­ления на своем сайте. А еще я помню фрагмент ин­тервью, которое исполнительница дала одной из га­зет после выхода этого диска (Quelqu ' un т'а dit, 2002). «Я хотела, чтобы эти песни были слегка обнаженны­ми...» — сказала она итальянскому журналисту. Таки­ми же, как она, слегка обнаженная на этой чувствен­ной черно-белой фотографии с обложки. Помню, что мало кто, особенно в Польше, да и в Германии тоже, знал, как ее зовут. Разве что кто-нибудь из тех, что связаны с миром моды. Сегодня ее знает почти каж­дый: Карла Бруни. Тогда, в 2003 году, я и не предпо­лагал, что восхищаюсь будущей первой леди Фран­ции 2008 года.

Карла Бруни обаятельна, независима и, возмож­но, случайно получила главную роль в сериале, кото­рый ежедневно смотрит не только вся Франция, но и вся Европа и тот кусочек Америки, который знает, где находится Европа, в частности Франция. Сериал носит политико-эротический характер, а сценарий осно­ван на реальных фактах с элементами придуманных фабул, которыми пестрят все издания, в особеннос­ти глянцевые, питающиеся сплетнями и скандалами. Николя Саркози и Карла Бруни, президент и звезда поп-музыки, идеально соединили то, что всегда при­влекало французов: политику и секс. Когда Саркози, которого во Франции зовут просто Сарко, появился на фотографии, попавшей во все печатные издания Франции, где он держит руку на левом бедре Карлы, одетой в облегающие джинсы, из которых выглядыва­ют черные трусики, то вся Франция вздохнула: поло­вина от восхищения, а другая половина, католичес­кая, — от смущения. Так или иначе, но эти вздохи наложились один на другой и стали слышны всем. Их услышали даже в Берлине, где тоже есть политики и у политиков есть женщины, которые тоже носят тру­сики, но показать их, трусики, публично — вещь аб­солютно недопустимая, немыслимая. Честно говоря, даже после двух бутылок вина не могу себе предста­вить нашего лидера, госпожу канцлера Ангелу Меркель, в подобных джинсах, позволяющих увидеть что-то там из ее белья. Да и не хочу себе такого представ­лять.

Но во Франции дело обстоит иначе, и там демон­стрируют другие сериалы. Тот, что показывают над Сеной, мог бы называться «Было плохо, стало еще хуже». Саркози и Бруни чем дальше, тем больше движутся в неправильном направлении, а многие да­же считают это направление неверным в принципе. Сарко, которого выбрали более восьми месяцев назад огромным большинством голосов, обещал своим из­бирателям лучшее будущее, уход от стагнации про­шлого. Все больше французов постепенно приходят к пониманию, что, возможно, этот уход относился глав­ным образом, а то и исключительно, к личной жизни господина президента. И потихоньку начинают тоско­вать по «скучной эпохе» правления Жака Ширака, который занимался Францией, ничуть не концентри­руясь на своей персоне. Саркози словно король, и Франция — это он сам (был во Франции такой ко­роль, который понимал вещи аналогичным образом). В своем первом новогоднем послании к французскому народу Саркози, как подсчитали дотошные жур­налисты, 48 раз употребил местоимение «я», тогда как Ширак за все время своего президентства не употребил его ни разу. Для Пятой республики во Фран­ции наступили новые времена. Николя Саркози от­слеживает это время по совершенно новым часам «Патек-Филипп», модель 3940G, из белого золота, за 45 680 евро. Часы он нашел под новогодней елкой. Этот «символ минут счастья» он получил от мадам Бруни в качестве подарка на обручение. Президент в свою очередь отблагодарил свою музу не одним, а сра­зу двумя кольцами. Первое — Cupidon за 18500 евро, а второе — Coeur romantique за 19600 евро, как сооб­щила французская «Gala». Драгоценные красные кам­ни, белое золото и бриллианты. Оба продемонстриро­вали миру свои подарки во время романтического путешествия в Египет, о котором минута за минутой, как о высадке человека на Луну, сообщали француз­ская пресса и телевидение. Роман певицы и президен­та стал не только любимым народом ситкомом, но и делом всей нации. Настолько существенным, что по возвращении из Египта французский президент перед толпой корреспондентов со всего мира заявил в Елисейском дворце, что «Карла и он — это серьезно». Эрик Клэптон, Мик Джаггер и Дональд Трамп, а так­же многочисленные менее известные мужчины, с которыми Карлу Бруни ассоциируют постоянно и не­двусмысленно, должны были просто опешить. Равно как и Наоми Кэмпбелл, Клаудиа Шиффер и Линда Евангелиста, которые вместе с Карлой демонстриро­вали белье на самых разных показах по всему миру, но ни одной из них не удавалось устроить частный показ для президента, причем такой большой страны. А если и удавалось, то во всяком случае не в брачную ночь.

Конечно, такое не всем понравится. Руками разво­дят не только епископы и оппозиция, но и так назы­ваемые мыслители. Известный французский философ Мишель Онфрэ предостерегает, что «Саркози совер­шает насилие над властью». Философствует он (по-моему, довольно грубо) и на тему самой Бруни. В ин­тервью для немецкого «Der Spiegel» (январь 2008 го­да) он заявляет, что Бруни (и на это ты сама обратила внимание в своем письме) женский эквивалент дон­жуана. Правда, пресса три месяца романа Бруни и Саркози урезала до трех недель (я сам слышал, как Бруни сказала «три месяца»), но это для филосо­фа Онфрэ не играет никакой роли. Его больше пе­чалит, что госпожа президентша завуалированно пре­возносит полигамию[36]. Причем политическую. Онфрэ досадно не только из-за множества мужчин у Бруни, в большей степени его беспокоит тот факт, что сре­ди них были и политики-коммунисты, и крайне пра­вые, и бедняки, и руководители крупных корпораций, не говоря уже о декадентах и наркоманах из мира поп-культуры. Бруни шла в постель с мужчинами, не обращая внимания на их политическую ориентацию, толщину кошельков или так называемые хорошие ма­неры. А это, согласно моралисту Онфрэ, понижает престиж не только Саркози, но и Франции.

Какая чепуха! Читая эти излияния, я еще боль­ше полюбил Карлу Бруни и искренне желаю ей мно­го счастливых мгновений на новом жизненном пути. Даже если он (этот путь) продлится лишь три месяца…

Bien cordialement,

ЯЛ, Франкфурт-на-Майне

Париж, вечер

Януш!

Когда я в последнее время куда-нибудь выбираюсь и думаю, что у меня будет время на чтение, я беру с собой книгу Дорис Лессинг. Здесь, в Париже, я читаю написанный ею тридцать лет назад роман «Лето перед закатом». Мне не хотелось бы показаться экзальтиро­ванной, но ее «Пятый ребенок» настолько повлиял на мое мировоззрение, что всплывает в моей памяти вся­кий раз, когда я думаю о смысле жизни или планиро­вания событий. Ты порой не чувствуешь себя избран­ным, не считаешь, что тебе удается то, что не смогли другие, не думаешь, что можешь диктовать условия любви? Прочитай Лессинг.

Какой же она знаток женской души! Она уме­ет вытащить на белый свет все подавленные нами страхи, задавать вопросы, которые каждая из нас уже когда-то ставила перед собой. Поразительно то, что сама Лессинг всегда открещивается от феминистских взглядов. Она не верит в это движение (по ее мне­нию, оно полно противоречий и до сих пор не от­вечает потребностям женщин), зато верит в житей­скую мудрость, подкрепленную опытом самих жен­щин. Я именно так понимаю феминизм. При случае она не щадит Сартра с Симоной де Бовуар. Ее она считает одной из главных обманщиц или, если угодно, комедианток эмансипации.

В очень интересном интервью Магдалене Мечницкой из «Дженника» она говорит: «Жизнь, которую они якобы вели, была одной большой ложью! А эта тео­рия, что можно спать с другими, какой-то нонсенс... Симона де Бовуар была классической мазохисткой, не знаю, как ее иначе назвать. У него были другие жен­щины, а она старела. Чудесно устроено, не правда ли?» Почему я верю Лессинг? Во-первых, потому, что я, как ты знаешь, в этих вопросах традиционалист. Если лю­бишь, то спишь. Не любишь — уходишь и спишь с кем-то другим. Лучше всего с тем, кого любишь. Во-вторых, Лессинг скоро исполнится девяносто, и она в этом деле собаку съела. Она-то знает, о чем говорит и пишет. Мать, жена, разведенная женщина, вдова, и, не­смотря на это, она все еще молода душой. Современ­ная, независимая и исключительно смелая. Потому что нужно иметь смелость, чтобы не скрывать и не делать проблемы из того, что ее школьное образование закон­чилось, когда ей было тринадцать лет. Наверняка ей не так просто было публично признаться в том, что она не любила свою мать из-за ее беспредельной опе­ки. «Думаю, у нее были психические проблемы, свя­занные с менопаузой, — говорит Лессинг. — Это еще один недуг, от которого в то время не было лекарств. Я была с ней ласковой, но она отчаянно нуждалась в любви, а я не могла ей этого дать. Я ее не любила. Я держалась от нее подальше, потому что она не дава­ла мне свободы. Так бывает, когда умная женщина не работает». Можно ли поставить более точный диагноз? Заметь, то, что для каждой феминистки звучит как настоящий манифест, для Лессинг всего лишь проза жизни. Не нужно быть кем-то особенным или одарен­ным, чтобы научиться тому, что знают другие. Ты не избранный и, только когда это поймешь, сможешь от­ветить на вопрос: почему у меня такая, а не другая жизнь.

М.

P. S. Интересно, что в семидесятых к Лессинг в Лон­дон приехал представитель Нобелевского комитета, чтобы сказать ей, что она никогда не станет лауреатом этой премии, потому что ее поддерживают феминистки. Наверное, он тогда еще не слышал о Елинек. Да, Лессинг, со своим юношеским восприятием мира, непод­ражаема. На моей книжной полке она стоит рядом с Оутс[37] и Этвуд[38]. Слегка спихивает набок Кундеру[39] и прижимается к Кутзее[40].