Профессия журналиста: психологические риски и стрессогенные факторы профессии

Журналист в экстремальной ситуации (по книге: Пронина Е.Е. Психологические особенности творческой работы репортера. М., Импульс, 2001). Эмпатия и сопричастность, идентификация с участниками событий, эмоциональное заражение, неопределенность, растерянность, физическое истощение как факторы стресса. Тревога, фрустрация, стресс. Физиологические и биохимические механизмы стресса. Признаки стрессового напряжения в повседневной жизни (по Шефферу). Закономерности возникновения и развития негативных состояний.

Объективные причины внутриличностных проблем: корпоративная зависимость, физическая и правовая незащищенность журналиста (страх мести, страх лишиться работы, необходимость подчиняться власти редактора, собственника издания), отсутствие в обществе ясных представлений о национальных интересах, дезинтеграция, дезориентация и деморализация общества

К сожалению, даже при таких трагических обстоятельствах как захват заложников в театральном центре на Дубровке журналисты не спешат менять свои методы и понимание «профессионального долга», продолжая наивно-беззастенчиво зарабатывать свои «звездочки на борта». После возмущенных заявлений в Думе и в ожидании готовящегося указа Президента в 2003 была принята «Антитеррористическая хартия», которая должна была стать для СМИ «меньшим злом». Она, в частности, предписывала "помнить, что спасение раненых и пострадавших, а также освобождение заложников имеют приоритет перед правом информирования общественности", "воздерживаться от неподобающей сенсационности и натурализма при показе жестокости и насилия", "проявлять должное уважение к страданиям жертв терроризма и чувствам их близких, дабы не усугублять их бестактным освещением событий", а также "избегать прямых контактов с террористами" и ни при каких обстоятельствах "не брать на себя роль посредников". Большая часть перечисленных в Хартии правил и норм была нарушена уже во время освещения следующего крупного теракта – в Беслане.

Собственно, этот феномен – отставание уровня сознания журналистов от уровня сознания аудитории был зафиксирован в ходе сравнительного исследования установок аудитории и журналистов по вопросам освещения кризисных ситуаций. Как ни противоестественно и парадоксально такое рассогласование, оно с неизбежностью возникает в условиях доминирования корпоративных интересов в деятельности журналистов, что в свою очередь обусловлено отсутствием действенной обратной связи между общественностью и СМИ.

Эта ситуация тем более опасна, что информационные технологии, разрабатываемые сегодня террористами, носят запланировано «вирусный» характер: их отличает продуманная режиссура, рассчитанная на внешний эффект и широкий резонанс, - именно то, что так привлекает продавцов и ретрансляторов информационной продукции.

Медиави́рус (англ. media virus) — термин, введённый американским специалистом в области средств массовой информации Дугласом Рашкоффом для обозначения медиасобытий, вызывающих прямо или косвенно изменения в жизни общества. (Рашкоф Д. Медиавирус. Как поп-культура тайно воздействует на ваше сознание. М., Ультра. Культура, 2003) Понятию медиавируса предшествовало понятие «мема», разработанное Ричардом Докинcом в 1976 году в книге «Эгоистичный ген» (Докинс Р. Эгоистичный ген. М., Мир, 1993.), где мемы рассматриваются как репликаторы (англ. replicators), то есть объекты, которые подобно генам копируют самих себя. Ламсден и Вильсон в эти же годы предложили концепцию культургена, которая тоже построена на аналогии между механизмами передачи генетической и культурной информации.

Благодаря добровольному содействию СМИ, медиавирусы быстро распространяются, заражая все новые каналы, теле- и радиостанции, интернет-сайты, форумы, достигая, наконец, критической для общественного сознания концентрации. Суть вирусных технологий состоит в том, чтобы, провоцируя дискуссии и сомнения, создавая фобии, называя черное белым, смешивая понятия, стирая различие между «верхом и низом», оправдывая насилие «благородными» целями, выдавая информационный террор за свободу слова и т.д., вызвать хаос, дезориентировать аудиторию, создать экзистенциальный (ценностный) вакуум. Атакуя наиболее важные культурно детерминированные понятия и ценности (справедливость, свобода, патриотизм, национальные интересы, права человека и др.), составляющие основу идентичности и самоопределения общества, вирусы затемняют и искажают их значение, постепенно блокируя этим жизненно важные функции социальной системы. Подобно биологическим вирусам, вирусы информационные стремятся захватить контроль над системой, подавив аутентичные механизмы регуляции социума собственной генетической программой. Перефразируя Д. Рашкоффа, можно сказать: это самая настоящая битва за управление обществом, которую ведут генетическая программа самого общества и вирусный код-захватчик.

Симтомами вирусного заражения становятся: страх, извращение основополагающих представлений о добре и зле, нарушение инстинкта самосохранения, включение механизмов саморазрушения в виде:

1. оправдания, очеловечивания, героизации или демонизации агрессора,

2. самобичевания, нагнетания чувства национальной вины,

3. «двойных посланиий» (термин психоанализа, характеризующий сообщения с внутренне противоречивым провоцирующе-табуирующим посылом),

4. поиска виновных среди пострадавших,

5. снятия вины с убийц,

6. возбуждения сострадания к противоположной стороне,

7. распространения панических настроений, чувства беспомощности, растерянности,

8. подмены фактов домыслами и слухами, огульные обвинения,

9. замалчивания реальных фактов,

10. дискредитации спасателей, силовых структур, проводящих операции по ликвидации бандформирований, освобождению заложников,

11. демонстрации априорного тотального недоверия власти и т.д.

Это, так сказать микроуровень, когда симптомы проявляются в конкретных публикациях, выступлениях, мнениях людей. Однако существуют симптомы, свидетельствующие о системном поражении тех или иных изданий, организаций, социальных институтов. Одним из таких симптомов является целенаправленное блокирование обратной связи СМИ с обществом или её фальсификация, что превращает средства массовой информации в средства манипуляции и пропаганды.

В этом смысле весьма показательными оказались результаты мониторинга интерактивных программ радиостанций FM-диапазона в дни теракта в театральном центре на Дубровке 23-28 октября 2002 года. Мониторинг проводился аспиранткой факультета журналистики МГУ Мариной Онищенко. Результаты были представлены в публикации: Онищенко М. Буря в эфире. // Парламентская газета. 20.12. 2002.Так, например, радиостанция «Эхо Москвы» заменила интерактивные передачи приглашением экспертов (при этом мнение, высказанное экспертами, оказалось на редкость единодушным и практически полностью совпало с мнением «Эха»), количество телефонных звонков было сведено до минимума, предпочтение отдавалось пейджерным сообщениям, которые, как известно, целиком в распоряжении журналиста.

Что касается остальных информационно-развлекательных радиостанций, то большинство из них просто замолчали, оставив вместо себя лишь музыку и короткие телетайпные сводки новостей. Другие продолжали веселиться и делать вид, что ничего не происходит. Из 20 радиостанций остались лишь две – «радио Максимум» и «Серебряный дождь», рискнувшие сохранить интерактивный формат. На них обрушился весь шквал телефонных звонков. «Радио Максимум» выдерживало натиск один день. Радиостанция «Серебряный дождь» осталась. И, по приблизительным подсчетам, провела 15 часов в прямом эфире, принимая телефонные звонки радиослушателей.

Степень реальной интерактивности каналов коммуникации является важным показателем целостности их аутентичного генетического кода (позволяющего СМИ оставаться информационным кровотоком общества) и основным «профилактическим» средством против вирусного заражения. Ошибка и даже ложь журналиста не так страшна, если последнее слово принадлежит аудитории.