Историки об Елизавете Петровне: Елизавета попала между двумя встречными культурными течениями, воспитывалась среди новых европейских веяний и преданий...
История развития хранилищ для нефти: Первые склады нефти появились в XVII веке. Они представляли собой землянные ямы-амбара глубиной 4…5 м...
Топ:
Выпускная квалификационная работа: Основная часть ВКР, как правило, состоит из двух-трех глав, каждая из которых, в свою очередь...
Процедура выполнения команд. Рабочий цикл процессора: Функционирование процессора в основном состоит из повторяющихся рабочих циклов, каждый из которых соответствует...
Организация стока поверхностных вод: Наибольшее количество влаги на земном шаре испаряется с поверхности морей и океанов...
Интересное:
Финансовый рынок и его значение в управлении денежными потоками на современном этапе: любому предприятию для расширения производства и увеличения прибыли нужны...
Подходы к решению темы фильма: Существует три основных типа исторического фильма, имеющих между собой много общего...
Влияние предпринимательской среды на эффективное функционирование предприятия: Предпринимательская среда – это совокупность внешних и внутренних факторов, оказывающих влияние на функционирование фирмы...
Дисциплины:
2017-06-25 | 398 |
5.00
из
|
Заказать работу |
Содержание книги
Поиск на нашем сайте
|
|
Традиционно принято считать, что сознание людей, их представления, ценности — это достаточно устойчивые, консервативные образования, которые лишь в очень незначительной степени отражают изменения в окружающем их мире. Известный японский социолог Фукутакэ Тадаси отмечает, что в отличие от материальной культуры, которая изменяется в наш век стремительно, духовная жизнь не подвержена столь радикальным переменам: «Хотя сознание и социальный характер людей испытывают на себе влияние изменений в социальной среде, основные структуры сознания в значительной мере остаются неизменными» (цит. по: [293, с. 6]).
Хотя подобный вывод разделяется (и разделялся в прошлом) многими учеными, однако, именно современная эпоха стала временем опровержения этой позиции — временем трансформации, а в иных отношениях, и ломки сложившейся системы ценностей как в сознании людей, так и в отражающей его социальной практике. Исследования Д. Белла, Р. Инглхарта, К. Лоренца, В. Франкла, Р. Фланэгэна и др. дают достаточно значимые основания для вывода такого рода, как применительно к отдельным социумам, культурам, субкультурам, так и для
2. Трансформации ценностного сознания 173
обобщений более широкого характера, выраженных, к примеру, в таких характеристиках, как постмодернистская, постматериалистическая эпоха и т. п.)
Трактовки происходящих изменений в ценностных системах, однако, не тождественны у разных исследователей — и связано это не только с различием «углов зрения» (теоретических оснований анализа, методологических принципов), но и с противоречивостью, многовектор-ностью происходящих социальных процессов. Более того, признание самого по себе факта такой трансформации еще не свидетельствует о едином понимании характера рассматриваемых изменений, поскольку их интерпретация всегда сопряжена с определенным пониманием не только того, к каким новым ориентациям движется общество, но и того, от каких ценностей отказывается та или иная социальная общность. «В западной культуре, — отмечает, например, японский исследователь Икэ, — где долгое время подчеркивался индивидуализм, молодежь, возможно, ищет чувства принадлежности, единения, в то время, как в японской культуре, акцентировавшей всегда групповую общность, молодежь стремится к индивидуализации, выделению из общего» [419, с. 123].
|
К аналогичному выводу приходит при анализе трансформаций сознания и Р. Инглхарт. «Ранговый порядок социальных потребностей, который рассматривается А. Маслоу как универсальный, в действительности, очевидно, отражает западную перспективу. Для западных постматериалистов, которые выросли в обществах, где индивид был свободен с незапамятных времен от клещей коммунальных связей, потребность в корнях является главной заботой. Для японских же, например, постматериалистов, самореализация требует более широкого поля индивидуальной свободы от групповых ограничений, чем это всегда позволяло традиционное общество» [380, с. 460].
«Разночтения», содержащиеся в представленных позициях, фокусирование внимания на разных аспектах, основаниях, перспективах процесса, так или иначе затрагивающего ценностные ориентации людей, имеют, тем не менее, «общий знаменатель» — признание самого факта такой трансформации, модернизации сознания, происходящей как на отдельных этажах общества (в пределах той или иной субкультуры), так и в рамках социокультурных систем в целом.
В то же время, отмеченные выше сложности сведения этих процессов к такому «единому знаменателю» делает достаточно непростой задачу выделения тех тенденций, которые, будучи типичными для современной эпохи (но в разной степени представленными в отдельных социумах и субкультурах), являются существенными с точки зрения интересующей нас проблемы ценностного осмысления телесности
|
174 Глава 5. Динамика общественного развития и аксиология тела
человека. Осознанно прибегая к некоторому «усреднению» и, стало быть, упрощению, мы выделим, прежде всего, те тенденции в развитии европейского менталитета и лежащие в их основе социальные процессы, которые, возможно, более других обусловили своего рода ренессанс «человека телесного».
Одной из таких тенденций, которая задала своего рода новую «систему координат» для осмысления и формирования отношения к человеческой телесности, было широкое распространение антирационалистических идей.
Рациональность длительное время рассматривалась как одно из фундаментальных оснований европейского менталитета и даже более широко — европейской культуры. Однако безусловность критериев этой парадигмы для различных форм жизнедеятельности человека, самого его существования неоднократно, как видно из предшествующего анализа, подвергалась сомнению в процессе развития самой же европейской мысли — с различных позиций, на основе различных систем аргументов. Волны отвержения рационалистических ориентации, претендовавшие на статус «девятого вала» борьбы со сложившейся системой ценностей, прокатились и по последним трем десятилетиям. Немаловажную роль здесь сыграли контр-культурные движения в Западной Европе, которые стали своего рода детонаторами распространения и в известном смысле возрождения иррационалистичес-ких направлений мысли, лакунами противостояния длительное время господствовавшему гиперрационализму. И сколь бы малозаметными ни оказались по своим результатам глобальные задумки по части революционной переделки всей социальной системы, вряд ли можно утверждать, что атаки на традиционную систему ценностей прошли бесследно для нее.
Отказ от безусловности и приоритетности принципов рационализма был непосредственно связан с отказом от той модели человека, в которой традиционно гипертрофированное разумное начало противостояло вне-сущностной и потому несущественной плоти, т. е. человек-разум как субъект и человек-тело как пассивный объект были принципиально разделены. Понятно, что отказ от этого принципа неизбежно предопределял обращение взоров к тому началу, которое занимало подчиненную позицию, было подавлено самими основаниями рационализма, требовало «освобождения» из его пут. Само по себе это уже стало толчком для превращения «телесной рефлексии», по крайней мере, в непериферийную область деятельности мышления, а нередко — и в особо акцентированную и подчеркнуто значимую.
|
Атака на рационализм вызревала и в то же время стимулировалась значительным усилением влияния (в том числе, и в непрофессиональ-
2. Трансформации ценностного сознания
ной среде — например, среди участников тех же молодежных движений) таких теоретических направлений, школ, концепций, в которых «человек телесный» занимает заметное, а иногда и приоритетное место как предмет исследования. Среди них, как уже отмечалось в разд. 3, гл. 1, следует, прежде всего, выделить неофрейдизм, феноменологию, понимающую психологию, «философию жизни», философскую антропологию. Несмотря на существенно различные основания и принципы этих теорий, очевидна их интенция на исследование того, что, используя определение В. Дильтея, можно было бы обозначить термином «сама жизнь».
В то же время, анализ современного состояния гуманитарного познания приводит ряд исследователей к выводу о том, что его во многом определяет «ложная дихотомия между фундаментальным объективизмом и нигилистическим релятивизмом», но — что весьма существенно для нас — «обе эти крайности направляют наше внимание к телу» [349, с. 132]. «Существует вполне ощутимая тенденция и желание рассматривать физическую реальность тела как последний критерий того, что справедливо, а что — нет; что человечно, а что бесчеловечно; что прогрессивно, а что может быть названо регрессом... Вера в то, что тело может дать нам фундаментальную истину объясняет рост интереса к нему в ходе культурной модернизации» [там же, с. 132-133].
Одним из доминирующих мотивов этой модернизации все более отчетливо становится поворот в сторону «основ», обращение к исходной точке в бытии человека, его природе. Все более острой, — отмечает Т. Роззак, — на фоне усиления личностного начала, становится озабоченность биологическими основаниями жизни; все более глубоким становится осознание того, что природа имеет права на свое, природное достоинство [436]. Это достоинство акцентируется многими исследователями не только в связи с необходимостью повышения интереса и внимания ко всему природному, но и одновременно, как декларация и обоснование необходимости понижения ценности всего социального, рукотворного на аксиологической шкале бытия.
|
В этом смысле телесность в силу своей естественности по происхождению, «натуральности», «природности», т. е. приближенности к истокам, в отличие от множества социальных артефактов, засоряющих пространство бытия человека, приобретает все большую ценность и значимость. Особо это подчеркивается применительно к таким областям деятельности, как искусство, спорт, досуг, где тело является подлинно «натуральным продуктом в структуре культурного потребления» [338, с. 78].
Достаточно широкая распространенность подобной позиции свидетельствует о том, что, действительно, некоторые незыблемые, казалось бы, прежде, ценностные ориентации претерпевают существенные
176 Глава 5. Динамика общественного развития и аксиология тела
модификации в современном мире. В частности, на протяжении длительного времени традиционным, как отмечалось, было придание более высокого ценностного «ранга» тому, что создано человеком, что произведено в культурном, искусственном контексте, по сравнению с тем, что дано изначально, «природно», не «окультурено» [422]. Противоположность рассмотренной выше позиции этому традиционному подходу свидетельствует не просто о некоторой подвижке в структуре ценностных ориентации, но о некоторых достаточно принципиальных переменах в них.
Д. Белл [301], анализируя процесс трансформации ценностей, выделяет три типа ценностных систем, характерных для истории западной культуры. Традиционная культура, сложившаяся как господствующая к середине XIX века, отличалась культом рассудочности и функционализма, прагматизмом, ориентацией личности на самоограничение, самодисциплину. В начале XX века наступила эпоха другого «модернистского» типа культуры, где традиционным ценностям культуры был противопоставлен субъективизм индивидуального «я», спонтанный эмоциональный порыв личности, ее стремление выйти за рамки институциональных и рационально обоснованных форм жизни и деятельности.
Наконец, для современного общества становится все более характерным тип сознания, который принято обозначать, как «постмодернистский». Это сознание, — отмечает Д. Белл, — не является антимодернистским; оно весьма близко в своих фундаментальных принципах сознанию модернистскому, но более «примитивно» и экстремально. По мнению Д. Белла, в основе постмодернистского сознания лежит убеждение в том, что «только импульс и удовольствие реальны и только на них опирается жизнь»; что «разум — враг, а желание тела — истина», что «объективное сознание обманывает, и только эмоция имеет смысл» [там же, с. 211-215, 232].
|
Признание телесности как отправной точки и ориентира в самых разных формах жизнедеятельности облекается в массовом сознании в предписания и установки такого рода, как «слушайте свое тело, и оно расскажет вам о бесконечном мире — ведь оно частичка единой цепи мироздания»; «научитесь понимать свое тело — и оно станет вашим посредником в общении с Миром»; «Тело подобно тем устам младенца, что глаголят истину; разум, сознание, слово — могут обмануть, тело — никогда»; «высшая ценность для человека — это свобода: общество стремится все больше ограничить ее, возврат к естественному, природному — возможность обретения свободы от оков социума» и т. д.
Антирационализм как основание для реабилитации телесности, обращения к естественным основаниям человеческого существования проник в самые разные сферы социальной жизни. К примеру, фактор
2. Трансформации ценностного сознания
естественного начала бытия человека признается все более значимым в организации и управлении общественными процессами. Если в течении длительного периода «устройство общества все менее и менее ориентировалось на телесного человека, на принятие во внимание его особенностей при разработке социальных норм, правил, ритмов, то новая управленческая система должна, прежде всего, дать возможность реализации "нарциссической энергии" каждого индивидуума...» [298, р. 15].
Антирациональность начинает рассматриваться как альтернатива бюрократической рациональности. Поиски подлинного «Я» представляются личности возможным лишь тогда, когда она сумеет преодолеть свою зависимость — и внешнюю, и внутреннюю — от любых рационально организованных форм коллективного действия. Свобода, уверенность, индивидуальность начинают ассоциироваться в сознании личности с такими действиями, которые воплощают ее внутренние стихийные и спонтанные эмоциональные импульсы, освобожденные от рациональности в любых ее формах. «В ходе последних нескольких десятилетий, — отмечает американский социолог Р. Тернер, — произошел существенный сдвиг, проявившийся в переносе акцента с институциональности на импульс» [456, с. 997]. Достаточно ярко эта тенденция проявила себя в молодежных движениях 70-80-х гг., когда идея противостояния конформизму, нивелировке личности, ее самоотчуждению в современном обществе приобрела форму реабилитации и даже романтизации спонтанных, стихийных эмоциональных импульсов и аффектов, «голоса тела», которые были провозглашены символами подлинного «я» [там же, с. 998].
Однако стремясь найти средство для преодоления «внешней ориентированности» в опоре на свободное проявление телесных, эмоциональных импульсов, нетрудно соскользнуть в «силовое поле» другой, быть может, еще более жесткой зависимости — от самих этих «естественных», спонтанных сигналов. Как справедливо отмечает Г. Хендин, превращая свою жизнь в форму реагирования на стихию импульсов, человек может в итоге еще более остро ощущать свою беспомощность и слабость перед стихией социальных процессов, а ведь именно эти ощущения по сути были причиной его бегства в мир внутренних переживаний и желаний [372, с. 16].
Идеи так называемой «сексуальной революции», развивавшиеся коволюционно с контр-культурным движениями, в значительной степени опирались именно на такого рода концепции «свободы импульсов», поскольку сексуальная сфера рассматривалась многими из сторонников этих движений как одна из наиболее подходящих для реализации этих установок. Именно в этой сфере многие молодые люди, — отмечает тот же исследователь, — рассчитывают реализовать свободу внутренних
178 Глава 5. Динамика общественного развития и аксиология тела
импульсов, обрести богатство эмоций, которые бы компенсировали отсутствие социально значимых целей. Но одновременная боязнь оказаться слишком глубоко эмоционально затронутым, попасть в новую зависимость, приводит к тому, что «они стремятся открыть тело для чувственных воздействий, но без интимности и эмоциональной привязанности» [там же, с. 9].
Отмеченные особенности возвращения на «социальную авансцену» человека телесного заставляют вспомнить китайскую мудрость — «не перегнешь — не выпрямишь». Достаточно типичная для смены ценностных парадигм ситуация, в данном конкретном контексте антирационалистических движений нашла свое выражение в своего рода смене «идола»: на месте человека рационализированного на пьедестале массового сознания все более стали просматриваться контуры «человека соматизированного». По сути, при сохранении той же принципиальной основы — противопоставлении натурального, природного, телесного в человеке всему социальному, рациональному в нем, что было характерно для рационалистической ориентации, произошла лишь смена «знаков»: «плюс» стали называть «минусом», и наоборот. Точка отсчета осталась та же — дихотомия, а не целостность; но маятник качнулся в другую сторону. Одним из проявлений этого процесса стала «деинти-мизация телесных функций, превращение человека в гедонистическое анонимное тело, "сому"...» [79, с. 221].
Гиперболизация телесно-природного начала в человеке подкреплялась адептами этого подхода заимствованиями из Ф. Ницше, создавшего истинный гимн человеческой телесности. «Мы хорошо сделаем, писал он, — если займемся изучением нашего организма в его совершенной безнравственности. Телесные функции принципиально в миллион раз важнее, чем все красивые состояния и вершины сознания» [182].
«Соматизация человека», включая и такие ее эффекты, как «сексуальная революция», нудистские движения и т.п., безусловно, с одной стороны, привлекала внимание к телесно-физической природе человека, заставляла задуматься о ее роли в жизни индивида и общества, но в то же время — в своих крайних проявлениях — этот процесс не мог не вызвать массовую негативную реакцию на «новые ценности», не спровоцировать новый виток пуританских настроений в отношении человеческого тела.
Однако безусловно и то, что будучи в определенной степени реакцией на уничижительное, ханжеское отношение к одной из ипостасей человеческого бытия — его телесности, этот процесс обозначил возможность и одновременно — необходимость (в том числе, и двигаясь «от противного») — придания этому феномену, способам и формам
3. Телесность в субкультурном измерении 179
проявления и утверждения телесности иного, собственно человеческого статуса и характера, «встраивания» их в парадигмы и ценности культуры.
Для определенной части цивилизованного мира, уже одолевшей контр-культурные бунты и сексуальные революции, в значительной мере отошедшей от натуралистических увлечений авангарда и т. п., процесс «соматизации» уже утратил свою эпатажность для одних и ореол притягательности для других. «Броуновское движение» поиска наиболее адекватных форм реабилитации телесного начала без его абсолютизации и противопоставления разумному, духовному началу откристаллизовалось в достаточно широком спектре феноменов: от признан-ности социальной значимости и престижности хорошего физического имиджа до широкого распространения концепции «мудрости тела», ориентирующей на познание собственного тела, умение понимать его и управлять им.
Становление аксиологии тела в современной системе ценностей достаточно тесно было связано и с развитием и утверждением ценностей экологического мышления. Наряду с провозглашением принципа «охраны тела», как одного из направлений защиты биологических основ жизнедеятельности человека, принятие этих ценностей стимулировало распространение нового, в сравнении с традициями западного мышления, подхода к пониманию самого смысла человеческой телесности, отношения к ней как представителю, фрагменту глобальной природной системы, имеющей свои достоинства и права.
Особым направлением в развитии ценностного отношения к телу стала концепция «экологической эстетики». Характеризуя ее особенности, Т. Джессоп подчеркивает, что в ней сливаются традиционные эстетические ценности искусства и ценности физического окружения, физического бытия, т. е. это своеобразное «единство чувственной и идеочувственной красоты» [382, с. 531]. Одной из центральных категорий этой концепции стала категория «натуральной красоты», акцентирующая возврат к естественности, натуральности эстетических критериев, необходимость воспитания чувства красоты применительно, прежде всего, к природным (средовым и собственно человеческим, телесным) основаниям существования цивилизации.
|
|
Общие условия выбора системы дренажа: Система дренажа выбирается в зависимости от характера защищаемого...
Особенности сооружения опор в сложных условиях: Сооружение ВЛ в районах с суровыми климатическими и тяжелыми геологическими условиями...
Своеобразие русской архитектуры: Основной материал – дерево – быстрота постройки, но недолговечность и необходимость деления...
Кормораздатчик мобильный электрифицированный: схема и процесс работы устройства...
© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!